Метафорическое сравнение 16 страница

Здесь я хотел бы заняться этими последними вопросами, а именно теми, которые связаны с проблемой функционирования метафоры, — как в силу их непосредственной значимости, так и потому, что возможность ответить на остальные вопросы без решения этой фундаментальной проблемы представляется мне сомнительной. Однако прежде чем пытаться найти ответ, необходимо более точно сформулировать вопрос.

Проблема функционирования метафоры является частным случаем более общей проблемы — а именно, объяснения того, как расходятся значение говорящего и значение предложения

John R. Searlе. Metaphor. — Глава IV из книги: Searlе J. R. Expression and Meaning. Cambridge University Press, Cambridge — London — New York, 1979, p. 76 — 116.

© by Cambridge University Press, 1979

или слова. Другими словами, это частный случай проблемы, как оказывается возможным говорить одно, имея в виду нечто другое; как удается сообщить нечто в тех случаях, когда и говорящий, и слушающий знают, что значения употребленных говорящим слов не соответствуют в точности и буквально тому, что он имел в виду. Другие случаи разрыва между значением высказывания говорящего и буквальным значением предложения — это ирония и косвенные речевые акты. В каждом из этих случаев значение говорящего не идентично значению предложения, но тем не менее каким-то образом, в каких-то отношениях зависит от него.

Необходимо с самого начала подчеркнуть, что проблема метафоры затрагивает отношения между значением слова и предложения, с одной стороны, и значением высказывания или значением говорящего, с другой. Многие авторы пытаются обнаружить метафорические элементы метафорического высказывания в произнесенном предложении или выражении. Они считают, что значение предложения бывает двух типов — буквальное и метафорическое. Однако предложения и слова имеют только те значения, которые они имеют. Собственно, говоря о метафорическом значении слова, выражения или предложения, мы говорим о том, для выражения какого значения их можно было бы употребить, когда оно расходится с тем, что данное слово, выражение или предложение значат на самом деле. Тем самым мы говорим о возможных намерениях говорящего. Даже когда мы выясняем, каким образом бессмысленное предложение, вроде «Зеленые идеи яростно спят» Хомского, могло бы получить метафорическую интерпретацию, мы на самом деле рассуждаем о том, при каких условиях говорящий мог бы произнести это предложение в каком-либо метафорическом смысле, хотя буквально оно и бессмысленно. Чтобы иметь возможность без лишних слов отличать то, что имеет в виду говорящий, произнося слова, выражения, предложения, от того, что эти слова, выражения и предложения значат сами по себе, я буду первое называть значением высказывания говорящего, а второе значением слова или предложения. Метафорическое значение — это всегда значение высказывания говорящего.

Для сообщения говорящим чего-либо при помощи метафорических высказываний, иронических высказываний и косвенных речевых актов необходимы некие принципы, в соответствии с которыми он может иметь в виду нечто большее или отличное от того, что говорит; эти принципы должны быть известны слушающему, который за счет этого знания понимает, что же говорящий имеет в виду. Соотношение между значением предложения и значением метафорического высказывания имеет регулярный, а не случайный или произвольный характер. Наша задача при создании теории метафоры — попытаться сформулировать те прин-

ципы, которые соотносят буквальное значение предложения с метафорическим значением высказывания. Поскольку знания, которые позволяют нам использовать и понимать метафорические высказывания, выходят за пределы наших знаний о буквальных значениях слов и предложений, искомые принципы не входят (или по крайней мере не полностью входят) в традиционно понимаемую теорию семантической компетенции. С точки зрения слушающего, задача теории метафоры — объяснить, как он понимает значение высказывания говорящего, при том что он получил только предложение с его значением и значениями входящих в него слов. С точки зрения говорящего, задача в том, чтобы объяснить, каким образом он может иметь в виду нечто отличное от значения того предложения (со значениями входящих в него слов), которое произносит. В свете этих рассуждений наш исходный вопрос — как функционируют метафоры — может быть переформулирован так: каковы те принципы, которые позволяют говорящим производить, а слушающим понимать метафорические высказывания? И как мы должны эти принципы сформулировать, чтобы эксплицировать отличия метафорических высказываний от остальных типов высказываний, в которых значение говорящего не совпадает с буквальным значением?

Поскольку одна из составляющих нашей задачи — это объяснение отличия метафорических высказываний от буквальных, то для начала мы должны охарактеризовать буквальные высказывания. Большинство (если не все) из известных мне авторов полагают, что нам известно, как функционируют буквальные высказывания. При описании метафоры они не считают нужным останавливаться на этой проблеме и расплачиваются за это тем, что в подобных описаниях метафорические высказывания зачастую не отграничиваются от буквальных.

На самом деле строго описать буквальную предикацию — исключительно сложная, запутанная и тонкая проблема. Я далек от того, чтобы попытаться дать более или менее полный список принципов буквального высказывания; я всего лишь пройдусь по тем их свойствам, которые необходимы для сравнения буквальных и метафорических высказываний. Для простоты я также по большей части ограничусь для обоих типов высказываний самыми примитивными случаями и предложениями, используемыми в речевом акте утверждения.

Предположим, говорящий делает буквальное высказывание, произнося предложение типа:

(1) Салли высокого роста.

(2) Кошка находится на коврике.

(3) Здесь становится жарко.

Заметим, что в каждом из этих случаев буквальное значение предложения хотя бы отчасти определяет и набор условий ис-

тинности, а поскольку и этих предложениях присутствуют только ассертивные индикаторы иллокутивной силы (см. [9]), то буквальное и серьезное произнесение одного из них связывает говорящего, обязательством принять существование набора условий истинности, задаваемого значением произнесенного предложения (наряду с другими факторами, определяющими условия истинности). Заметим далее, что в каждом из приведенных примеров предложение задает фиксированный набор условий истинности только относительно конкретного контекста. Причина этого в том, что все примеры содержат какой-либо индексальный признак, например, настоящее время, или указательное наречие «здесь», или вхождение контекстно-зависимых определенных дескрипций «кошка» и «коврик».

В приведенных примерах контекстно-зависимые элементы предложения эксплицитно присутствуют в его семантической структуре: индексальные выражения видны невооруженным глазом. Однако эти предложения, как и большинство других предложений, задают набор условий истинности только на фоне предварительных представлений, не входящих эксплицитно в их семантическую структуру. Наиболее очевидно это для (1) и (3), поскольку они содержат относительные выражения «высокий» и «жарко». Старомодные грамматики называли такие выражения «атрибутивными»; эти выражения задают определенный набор условий истинности только в присутствии фактических представлений о тех реальных сущностях, к которым говорящий производит референцию в других частях предложения. Более того, эти представления не присутствуют эксплицитно в семантической структуре предложения. Так, женщину правильно назвать «высокой» даже если она ниже жирафа, которого правильно назвать «низким».

Применение буквального значения предложения зависит от определенных фактических представлений, находящихся в фоне и не входящих в буквальное значение, что наиболее очевидно для предложений, которые содержат атрибутивные выражения; однако это явление имеет весьма общий характер. Предложение (2) задает конкретный набор условий истинности только при определенных представлениях о кошках, ковриках и отношении «находиться на»; при этом эти представления не входят в семантическое содержание предложения. Предположим, к примеру, что кошка с ковриком расположены относительно друг друга в стандартной конфигурации «кошка-на-коврике», но и кошка, и коврик находятся где-то в открытом космосе вне гравитационного поля, лишь относительно которого нечто можно назвать расположенным «на» чем-то другом или «над» ним. Находится ли кошка все еще на коврике? В данном контексте наше предложение при отсутствии дополнительных предположений не задает конкретного набора условий истинности. Или предположим, что все кошки стали внезапно легче воздуха, и наша кошка взлетела

с приклеившимся к ней ковриком. Верно ли, что кошка находится на коврике?

Мы совершенно точно знаем условия истинности для предложения Муха находится на потолке — но не для предложения Кошка находится на потолке. Эта разница связана не со значением, а с тем, как фактическая фоновая информация позволяет нам применять значения предложений. В общем случае можно сказать, что в большинстве случаев предложение задает набор условий истинности только относительно набора предположений, не входящих в семантическое содержание этого предложения. Тем самым даже в буквальных высказываниях, где значение говорящего совпадает со значением предложения, вклад говорящего в высказывание больше, чем просто семантическое содержание предложения: это семантическое содержание задает набор условий истинности только относительно набора предположений говорящего, и чтобы коммуникация была успешной, эти предположения должны разделяться слушающим. (Дальнейшее обсуждение этого вопроса см. в [11]; а также гл. 5 этой книги*.).

Отметим, наконец, что всякое описание буквального высказывания должно базироваться на понятии сходства. Дело в том, что буквальное значение любого общего терма, задавая набор условий истинности, задает также и критерий сходства объектов. Если общий терм применим к множеству объектов, то эти объекты сходны в том свойстве, которое задается данным общим термом. Все высокие женщины похожи тем, что они высоки, все жаркие комнаты — тем, что они жаркие, все квадратные объекты — тем, что квадратные.

Подведем итог нашему краткому обсуждению буквальных высказываний. Они обладают тремя свойствами, которые необходимо учитывать при последующем описании метафорического высказывания. Во-первых, в буквальном высказывании говорящий имеет в виду то, что он говорит; другими словами, буквальное значение предложения совпадает со значением высказывания говорящего. Во-вторых, в общем случае буквальное значение предложения задает набор условий истинности только относительно набора фоновых предположений, которые не входят в семантическое содержание предложения. В-третьих, без понятия сходства не обойтись ни в каком описании буквальной предикации.

Обратившись к случаям расхождения значения высказывания и значения предложения, мы обнаруживаем здесь определенное разнообразие. Так, (3) может быть произнесено не только для сообщения кому-либо, что в комнате становится жарко (буквальное высказывание); это может быть также и просьба открыть окно (косвенный речевой акт), и жалоба на холод (ироническое высказывание), и замечание о растущей злобности происходящего спора (метафорическое высказывание). В нашем описании

* См. отсылочную сноску на с. 307. — Прим. перев.

метафорического высказывания нам надо будет отграничить его не только от буквального высказывания, но и от других указанных типов высказываний, выражающих нечто отличное от буквального высказывания или нечто большее, чем буквальное высказывание.

Поскольку в метафорических высказываниях то, что говорящий имеет в виду, отличается от того, что он говорит (в одном из смыслов этого слова), наши примеры метафор обычно будут включать два предложения: первое, произнесенное метафорически, и второе, которое буквально выражает то, что говорящий имеет в виду при метафорическом произнесении первого.

Так, (3) — метафора (МЕТ):

(3) Здесь становится жарко

соответствует (3) — парафразе (ПАР):

(3) Происходящий спор становится более злобным.

То же и в следующих парах:

(4) (МЕТ) Салли — ледышка.

(4) (ПАР) Салли — исключительно бесчувственна и неотзывчива.

(5) (МЕТ) Я взобрался на верхушку скользкого столба (Дизраэли).

(5) (ПАР) Преодолев огромные трудности, я стал премьер-министром.

(6) (МЕТ) Ричард — горилла.

(6) (ПАР) Ричард — свиреп, злобен и склонен к насилию.

Заметим, что в каждом из этих случаев мы ощущаем, что парафраза в чем-то неадекватна, что что-то утеряно. Одна из наших задач — объяснить это чувство неудовлетворенности, возникающее при перефразировании даже неудачных метафор. Тем не менее в каком-то смысле парафразы служат приближением того, что имел в виду говорящий, поскольку в каждом из приведенных случаев метафорическое утверждение говорящего истинно тогда и только тогда, когда истинно соответствующее утверждение, использующее ПАР-предложение. Когда мы переходим к более изощренным примерам, наше ощущение неадекватности парафразы становится более острым. Как перефразировать (7):

(7) (МЕТ)Му Life had stood — a Loaded Gun -

In Corners — till a Day

The Owner passed — identified —

And carried Me away — (Эмили Дикинсон)?

[букв. 'Моя жизнь стояла — заряженное ружье —

в углах — до того дня, когда

владелец прошел — узнал —

и унес меня с собой'.]

Очевидно, по сравнению с этим (7) (ПАР) теряет немало:

(7) (ПАР) Моя жизнь обладала нереализованным, но без труда реализуемым потенциалом (заряженное ружье), протекая в заурядной обстановке (углы), до тех пор (день), когда мой, судьбой предопределенный возлюбленный (владелец)

пришел (прошел), увидел мой потенциал (узнал), и взял (унес) меня с собой.

Однако даже и в этом случае парафраза (или что-то близкое к ней) должна содержать изрядную долю значения высказывания говорящего, поскольку условия истинности здесь также совпадают.

Иногда мы чувствуем, что совершенно точно знаем значение метафоры, и при этом не смогли бы построить соответствующую буквальную парафразу в силу отсутствия буквальных выражений, имеющих нужное значение. Рассмотрим (8):

(8) (МЕТ) Корабль вспахивал гладь моря.

Даже в этом простейшем случае мы вряд ли сумеем построить перефразирующее предложение, хотя метафорическое высказывание совершенно прозрачно. Конечно же, метафоры часто используются как раз для того, чтобы заполнить такого рода семантические провалы. В других случаях может существовать бесконечно много парафраз. Например, когда Ромео говорит:

(9) (МЕТ) Джульетта — солнце,

он может иметь в виду целый ряд смыслов. Однако, жалуясь на неадекватность парафраз, не будем забывать, что перефразирование — отношение симметричное. Сказать, что парафраза — это слабая парафраза метафоры, значит сказать также, что метафора — это слабая парафраза своей парафразы. Далее, не будем извиняться за то, что многие наши примеры представляют избитые или мертвые метафоры. Мертвые метафоры особенно интересны нам, поскольку, используя оксюморон, можно сказать, что мертвые метафоры — это те, которые выжили. Они умерли от постоянного употребления, но именно оно и свидетельствует о том, что они удовлетворяют некую семантическую потребность.

Ограничившись простейшими примерами структуры «субъект-предикат», можно сказать, что в общем случае метафорическое высказывание — это когда говорящий произносит предложение вида «S есть Р», имея в виду метафорически, что S есть R. Тем самым, анализируя метафорическую предикацию, необходимо разграничивать три набора элементов. Во-первых, субъектное выражение "S" и объект или объекты, для референции к которым оно употреблено. Во-вторых, произнесенное предикатное выражение "Р" с его буквальным значением, соответствующими условиями истинности, а также денотатом, если он есть. В-третьих, значение высказывания говорящего «S есть R» и условия истинности, задаваемые этим значением. В простейшем виде проблема метафоры состоит в том, чтобы охарактеризовать отношения между тремя наборами S, Р и R¹, а также описать другую информацию и принципы, используемые говорящими и слушающими; в конечном итоге необходимо объяснить, как становится возможным, произнося «S есть Р», иметь в виду «S есть R», и как это значение может быть передано от говорящего к слушающему. Очевидно, что это еще далеко не все, что хотелось бы понять про

метафорические высказывания; говорящий достигает большего, чем простое утверждение «S есть R», и специфическую эффективность метафоры необходимо объяснить в терминах того, как именно он достигает этого большего и почему он вообще выбирает такой кружной способ сделать утверждение «S есть R». Но сейчас мы начинаем с самого начала. Как минимум, теория метафоры должна объяснять, как это возможно — произнести «S есть Р», при этом имея в виду и сообщая, что S есть R.

Теперь мы можем, в применении к такого рода простым примерам, сформулировать одно из различий между буквальными и метафорическими высказываниями. В случае буквального высказывания значение говорящего и значение предложения совпадают; тем самым утверждение об объекте-референте будет истинно тогда и только тогда, когда оно удовлетворяет условиям истинности, задаваемым значением общего терма в применении к общим для говорящего и слушающего фоновым представлениям. Чтобы понять такое высказывание, слушающему не требуется никаких дополнительных знаний, помимо знания правил языка, осведомленности об условиях произнесения высказывания и владения общими фоновыми представлениями. Напротив, в случае метафорического высказывания слушающему требуется нечто большее, чем знание языка, осведомленность об условиях произнесения высказывания и владение общими с говорящим фоновыми представлениями. Он должен располагать какими-то дополнительными принципами, или дополнительной фактической информацией, или какой-то комбинацией того и другого, которая позволила бы ему распознать, что, говоря «S есть Р», говорящий имеет в виду «S есть R». Каков же этот дополнительный компонент?

Я полагаю, что в самом общем виде ответ на этот вопрос выглядит весьма несложно; однако мне потребуется большая часть оставшегося для этой темы места, чтобы разработать его мало-мальски детально. Основной принцип функционирования всех метафор заключается в их способности, пользуясь своими специфическими средствами, вызывать в сознании — при произнесении выражения с буквальным значением и соответствующими условиями истинности — другое значение с соответствующим набором условий истинности. По-настоящему трудная проблема в теории метафоры — это полно и строго перечислить те принципы, в соответствии с которыми произнесение выражения может метафорически вызывать в сознании набор условий истинности, отличный от задаваемого буквальным значением этого выражения, а также точно эти принципы сформулировать, причем не пользуясь метафорическими выражениями типа «вызывать в сознании».

НЕКОТОРЫЕ РАСПРОСТРАНЕННЫЕ ОШИБКИ ОТНОСИТЕЛЬНО МЕТАФОРЫ

Прежде чем сделать попытку набросать теорию метафоры, в этом и следующем разделах я бы хотел оглянуться назад и рассмотреть Некоторые из существующих теорий. Теории метафоры от Аристотеля до наших дней можно условно разделить на два типа². Теории сравнения утверждают, что метафорические высказывания связаны со сравнением или сходством двух или более объектов (напр., Аристотель [6]), а теории семантического взаимодействия — что метафора связана с вербальной оппозицией [2] или взаимодействием [3] двух семантических смыслов — а именно, метафорически употребленного выражения и окружающего буквального контекста. Я считаю, что обе эти теории, если воспринимать их буквально, в различных отношениях неадекватны; тем не менее обе пытаются выразить нечто истинное, и мы должны попытаться извлечь из них эту истину. Но сначала я хотел бы продемонстрировать некоторые из заключенных в них общих ошибок, а также и другие распространенные ошибки в рассуждениях о метафоре. Моя цель здесь — отнюдь не полемика; скорее я пытаюсь расчистить почву для построения теории метафоры. Можно сказать, что врожденный порок теорий сравнения — их неспособность разделить два утверждения: что сравнительное выражение является частью значения, а тем самым и условий истинности метафорического выражения, с одной стороны, и что сравнительное выражение составляет правило вывода, или шаг в процессе понимания, на основе которого говорящие производят метафору, а слушающие понимают ее — с другой (ниже я более подробно остановлюсь на этом). Теории семантического взаимодействия появились как реакция на недостатки теорий сравнения, и помимо этих недостатков едва ли располагают убедительными независимыми аргументами. Их врожденным пороком является неспособность разграничить значение предложения или слова, которое никогда не может быть метафорическим, и значение говорящего или высказывания, которое уже может быть метафорическим. Эти теории обычно пытаются обнаружить метафорическое значение в предложении или в некотором наборе ассоциаций, связанных с предложением. Так или иначе, имеется по крайней мере с полдюжины распространенных ошибок, которые, по-моему, следует отметить. Часто говорят, что в метафорическом высказывании хотя бы одно выражение меняет свое значение. Я хочу сказать, что, напротив, в метафоре изменения значения, строго говоря, не происходит никогда. С точки зрения диахронии, метафоры, безусловно, инициируют семантические сдвиги, но в той степени, в какой действительно происходит изменение значения, то есть слово или выражение перестает значить то, что значило раньше — ровно в такой степени данное выражение или оборот перестает быть

метафорическим. Нам всем известны процессы, когда выражение становится мертвой метафорой и в конце концов превращается в идиому или приобретает новое значение, отличное от исходного. Но в настоящих метафорических высказываниях именно сохранение выражениями своих значений, и только оно, делает высказывание метафорическим. Те, кто утверждает обратное, по всей видимости, путают значение предложения с значением говорящего. Безусловно, метафорическое высказывание значит нечто отличное от значения соответствующих слов и предложений — но не потому, что изменились значения лексических элементов, а потому, что говорящий имеет в виду нечто отличное от их значений; потому, что значение говорящего не совпадает со значением слова или предложения. В этом месте необходима полная ясность, поскольку главная проблема метафоры — объяснить, каким образом значение говорящего и значение предложения расходятся, оставаясь в то же время связанными друг с другом. Такое объяснение становится невозможным, если считать, что в метафорическом высказывании изменяются сами значения слов и предложений.

Самый простой способ продемонстрировать ошибочность сравнительной теории в ее примитивном варианте — это показать, что в производстве и понимании метафорических высказываний не обязательно участвуют два сравниваемых объекта. Когда я метафорически говорю:

(4) (МЕТ) Салли — ледышка,

я вовсе не обязательно произвожу квантификацию по ледышкам. Из моего высказывания буквально не вытекает (10):

(10) ( x) (я — ледышка),

где х таков, что я сравниваю Салли с х. Это становится еще более очевидным, если в качестве метафоры мы используем выражение с пустым экстенсионалом. Если я говорю:

(11) Салли — дракон,

из этого не следует буквально:

(12) ( х) (х — дракон).

Другой способ показать то же самое — отметить, что отрицательное высказывание столь же метафорично, как и положительное. Если я говорю:

(13) Салли — не ледышка,

то, я полагаю, я не провоцирую абсурдный вопрос: с какой именно ледышкой ты сравниваешь Салли, чтобы сказать, что она не похожа на эту ледышку? В своем примитивнейшем варианте теория сравнения попросту совершенно запуталась в типах референции метафорически употребленных выражений.

Сторонники теории сравнения могут сказать, что это возражение не слишком серьезно; но оно позволяет увидеть гораздо более фундаментальный недостаток этой теории. Теории сравнения, если они вообще говорят об этом что-либо вразумительное, обычно рассматривают сравнительное выражение как часть зна-

чения, а тем самым как компонент условий истинности метафорического выражения. К примеру, Миллер в работе [7] рассматривает метафорические выражения как выражения сходства; для теоретиков этого направления значение метафорического выражения и в самом деле задается явным утверждением сходства. Тем самым, с их точки зрения, я даже задачу поставил неправильно. Я считаю, что объяснить (простую субъектно-предикатную) метафору — значит объяснить, как говорящий и слушающий переходят от буквального значения предложения «S есть Р» к метафорическому значению высказывания «S есть R». Они же полагают, что вовсе не это является значением высказывания; оно, скорее, должно выражаться эксплицитным утверждением сходства, типа «S похоже на Р в отношении R», или, если следовать Миллеру, метафорическое выражение «S есть Р» должно толковаться как «Существует некое свойство F и некое свойство G такие, что S, обладающее свойством F, похоже на Р, обладающее свойством G». Ниже я еще остановлюсь на этом тезисе и его точной формулировке; здесь же я хочу лишь сказать, что, хотя сходство часто играет важную роль в понимании метафоры, метафорическое утверждение вовсе не обязательно служит для утверждения сходства. Простейший аргумент в пользу того, что метафорические утверждения вовсе не всегда утверждают сходство, приведен выше: существуют истинные метафорические утверждения, для которых не существует объекта, обозначаемого термом Р; из этого следует, что истинное метафорическое высказывание не может иметь ложную презумпцию существования объекта сравнения. Даже когда объект сравнения существует, метафорическое утверждение вовсе не обязательно утверждает сходство. Я постараюсь покарать, что сходство имеет отношение к производству и пониманию метафоры, а не к ее значению.

Второй простой аргумент за то, что метафорические утверждения не обязательно являются утверждениями сходства, таков. Метафорическое утверждение часто может оставаться истинным, даже если то утверждение сходства, на котором основан вывод метафорического значения, оказывается ложным. Так, предположим, я говорю:

(6) (МЕТ) Ричард — горилла,

имея в виду

(6) (ПАР) Ричард свиреп, злобен, склонен к насилию, и т. д.

Предположим далее, что вывод, приводящий слушающего к (6) (ПАР), основан на убеждении (14):

(14) Гориллы свирепы, злобны, склонны к насилию, и т. д.

Тогда (6) (МЕТ) и (14), если опираться на теорию сравнения, позволяют произвести законный вывод, приводящий к (15):

(15) Ричард и гориллы похожи в нескольких отношениях, а именно: они свирепы, злобны, склонны к насилию, и т. д. (15), в свою очередь, будет частью того вывода, который позволил слушающему заключить, что, произнося (6) (МЕТ), я подразумевал

(6) (ПАР). Однако предположим, — а Кажется, так оно и есть, — этологические исследования показали, что гориллы на самом деле вовсе не злобны, а наоборот, это застенчивые, чувствительные существа, подверженные приступам сентиментальности. Это определенно делает (15) ложным, поскольку (15) — в той же мере утверждение о гориллах, что и о Ричарде. Однако значит ли это, что, произнося (6) (МЕТ), я сказал нечто ложное? Очевидно, нет, поскольку я имел в виду (6) (ПАР), а (6) (ПАР) — это утверждение о Ричарде. Оно может оставаться истинным безотносительно к реальным фактам о гориллах; хотя, конечно, наш выбор выражений для метафорической передачи определенного семантического содержания зависит от наших представлений о реальных фактах.

Попросту говоря, Ричард — горилла — это исключительно и только про Ричарда; буквально это не говорит нам ничего о гориллах. Слово горилла служит здесь для передачи определенного семантического содержания, отличного от его собственного значения — в соответствии с принципами, которые мне еще предстоит сформулировать. Напротив, (15) говорит буквально и о Ричарде, и о гориллах; (15) истинно тогда и только тогда, когда и Ричард, и гориллы обладают теми свойствами, о которых там идет речь. Безусловно, нет ничего невероятного в предположении, что слушающий использует нечто вроде (15) как один из шагов процедуры, приводящий его от (6) (МЕТ) к (6) (ПАР), — но из этого предположения о его процедурах понимания вовсе не следует, что (15) должно входить в значение высказывания говорящего для (6) (МЕТ). И в самом деле, то, что (15) как раз не входит в значение высказывания, демонстрируется тем фактом, что метафорическое выражение может быть истинным, даже если оказывается, что гориллы не обладают теми свойствами, для сообщения о которых было метафорически употреблено слово горилла. Я вовсе не утверждаю, что метафорическое утверждение никогда не может быть по смыслу эквивалентно утверждению сходства; так это или нет, зависит от намерений говорящего. Я лишь утверждаю, что смысловая эквивалентность с выражением сходства не является необходимым свойством метафоры и уж во всяком случае не составляет цели произнесения метафорического выражения. При этом мой аргумент здесь — самый простой: во Многих случаях метафорическое выражение и соответствующее выражение сходства не могут быть эквивалентны по смыслу, поскольку они имеют разные наборы условий истинности. Разница между точкой зрения, которую я критикую, и той, которую я поддерживаю, состоит в следующем. В соответствии с первой, (6) (МЕТ) значит, что Ричард и гориллы похожи в определенных отношениях; согласно второй, сходство выступает как стратегия понимания, а не как компонент значения: (6) (МЕТ) говорит, что Ричард обладает определенными свойствами (а чтобы эти свойства «вычислить»,