Метафорическое сравнение 15 страница

Нельзя согласиться и с тем, что оппозиции, представленные

Артефакт

(soup 'суп', cardboard 'картон', tar 'деготь', froth 'пена', medicine 'лекарство', poison'яд', beer 'пиво', broth 'бульон')

Твердое Жидкое

(cardboard) (soup, tar, froth, medicine, poison, beer, broth)

Съедобное Несъедобное

(soup, froth, medicine, poison, beer, broth) (tar)

Целое Часть

(soup, medicine, poison, beer, broth) (froth)

Оценка "+" Оценка "±" Оценка "−"

(medicine) (soup, beer, broth) (poison)

Горячее Холодное

(soup, broth) (beer)

Текучее Густое

(broth) (soup)

Рис. 2

на рис. 1 (Одушевленные/Неодушевленные и т. п.), необходимым образом предшествуют оппозициям, представленным на рис. 2. Возможны случаи, когда желательно сгруппировать в один класс знаки, относящиеся к той или иной общей категории (безотносительно к тому, в какие оппозиции по другим основаниям входят соответствующие знаки), к такой, как Густое (fog 'туман', snow 'снег', soup 'суп', tree 'дерево', trouble 'беда') или Холодное (snow 'снег', beer 'пиво', dog's noses 'собачьи носы', (some) hearts '(некоторые) сердца', (some) remarks '(некоторые) замечания', или любой другой. Может случиться, что оппозиции более низкого уровня иерархии окажутся более важными, чем оппозиции более высокого уровня. Представляется, что наилучшим способом иллюстрации отношений между оппозициями и между знаками, противопоставляемыми ими, может служить следующий.

Пусть А, В, С, D — категории двух бинарных оппозиций А/В и C/D и а, b, с и d — знаки, входящие в качестве членов в А, В, С, D соответственно, пусть А/В и С/D пересекаются таким образом, что а и b попадают в разные категории по оппозиции C/D, а с и d — в разные категории по оппозиции А/В. Таким образом, относительно А/В a и с попадают в одну и ту же категорию, а относительно C/D — в разные. В этом случае мы можем сделать одно из двух следующих заключений:

(1) оппозиции А/В и C/D взаимно пересекаются так, что задают четыре дискретные категории AC, AD, ВС, BD;

(2) а и с совместимы по оппозиции C/D и несовместимы по А/В, то есть одновременно и совместимы, и несовместимы.

В языке возможны оба варианта. Значительная часть языковых знаков (которую люди неискушенные называют буквальным использованием языка) ведет себя в соответствии со схемой (1). Однако задаваемая (1) концептуальная система взаимоисключающих категорий оказывается столь жесткой, что в нее не вкладывается наш повседневный языковой опыт; как только мы отвлекаемся от нее, нам невольно приходится — по многим практическим причинам — устанавливать такие связи между категориями, которые схемой (1) не предусмотрены. В этом случае мы вынуждены обращаться к схеме (2), а эта схема, как было показано выше, регулирует процесс такой связи знака с атрибутом, которая создает суперструктуру, соответствующую «истинной» метафоре.

Для того, чтобы показать, что приведенные выше рассуждения не носят чисто умозрительный характер, а непосредственно связаны с языковой реальностью, обратимся к рис. 3.

Рис. 3

Подставим на место А/В и C/D оппозиции Состоит в браке/ Не состоит в браке и Мужчина/Женщина, а на место а, Ъ, с, d знаки husband, spinster, bachelor и wife. Это задает следующие четыре взаимоисключающие категории: Состоит в браке — Мужчина, Состоит в браке — Женщина, Не состоит в браке — Мужчина, Не состоит в браке — Женщина. Тем самым получена

схема (1), однако слово bachelor, как уже отмечалось, является знаком маркированным — и маркированным именно относительно категории Не состоит в браке. Схема (2) позволяет пересечь границы между С и D, в результате чего получается осмысленная комбинация этого знака с членом множества D, — girl 'девушка', а именно bachelor girl. Здесь следует отметить два момента. Во-первых, три остальные комбинации (с немаркированными знаками) — *spinster boy, *unmarried wife, *husband girl — недопустимы. Во-вторых, поскольку bachelor girl может оказаться непрочным словосочетанием, то в этом случае соответствующий языковой процесс не дойдет до своего естественного предела, который состоял бы в том, что слово bachelor стало бы обозначать лицо, не состоящее в браке, независимо от его пола.

Тот факт, что структура дерева не может отражать обе схемы (и потому не может служить моделью семантики языка, включающей присвоение атрибутов знакам и метафору), очевиден из рассмотрения примеров типа take no notice of her — she's poison 'не обращайте на нее внимания, она — яд'. Слову poison соответствует следующая последовательность категорий: Конкретное, Неодушевленное, Артефакт, Жидкость, Съедобное, Целое, Оценка « — », Тайное и, быть может, некоторые другие. Однако для нашего предложения первые шесть маркеров нерелевантны — ведь мы не предполагаем, что женщина, о которой идет речь, является жидкой, съедобной и т. п.; релевантны же только последние два маркера. В структуре же дерева каждый узел зависит от узла, находящегося непосредственно выше него. Тем самым, если бы мы пожелали проиллюстрировать наш пример с помощью дерева, то потребовалось бы дерево, изображенное на рис. 4, абсурдность (равно как и случайный характер) которого не вызывает сомнений.

Все явления

Оценка "+" Оценка "±" Оценка "−"

Явное Тайное

Конкретное Абстрактное Конкретное Абстрактное

Одушевленное Неодушевленное Одушевленное Неодушевленное

Рис. 4

Более адекватной моделью семантической системы была бы некоторая многомерная сеть, представленная в терминах двумерного пространства, в которой категории не имеют фиксированного порядка в иерархии, аналогом могла бы служить сеть различительных признаков Якобсона — Халле, см., например, работу [9, р. 328] — хотя, очевидным образом, соответствующая семантическая система содержала бы значительно больше членов.

К настоящему моменту читателю, должно быть, уже ясно, что присвоение атрибутов, рассмотренное выше в разделе IV, в большинстве случаев (если не во всех) производится в единицах бинарных оппозиций концептуальной сети. Поэтому если выбор маркированных знаков может производиться достаточно произвольно, то выбор атрибутов, связанных с ними, произвольным не является, так как количество оппозиций каждого языка, по-видимому, конечно и, возможно, не столь уж велико (сравнительно с количеством слов этого языка) и, быть может, не увеличивается со временем. Знаки, маркированные посредством этих атрибутов, или членов оппозиций, могут тем самым представлять те полные категории, к которым они принадлежат (под «полной» категорией понимается класс всех знаков, входящих в некоторую категорию в рамках некоторой оппозиции; полную категорию мы противопоставляем «эксклюзивной», понимая под последней то или иное подмножество знаков, образованное пересечением двух или более оппозиций), и потому способны комбинироваться с другими знаками (маркированными или немаркированными) или замещать их; эти взаимодействующие пары знаков должны входить в одну и ту же полную категорию, даже если они принадлежат к разным эксклюзивным категориям. Очевидно, что в такой системе нет однозначных соответствий: одна полная категория может быть представлена несколькими знаками, так же как один знак может представлять более одной полной категории (хотя этот случай, быть может, и не столь распространен, как предыдущий). В любом случае, однако, на использование таких знаков накладываются некоторые, пока не вполне ясные ограничения⁵.

В пользу такой системы свидетельствует то, что слово iron может сочетаться со словами will или discipline, тогда как слово steel — не может, или что слова rat 'крыса' или monkey 'обезьяна' могут замещать названия людей (с определенными свойствами), тогда как слова racoon 'енот' или lemur 'лемур' — не могут. Иначе говоря, именно таким образом компенсируется чрезмерная жесткость модели взаимоисключающих категорий, и благодаря этому мы получаем возможность устанавливать между разными категориями связи, которые по тем или иным причинам кажутся нам столь же необходимыми, как и разграничение категорий. Дело в том, что с точки зрения возможности использования метафор тексты весьма неоднородны. Маркированные знаки встречаются реже всего (а возможно, не встречаются вовсе) в специальных научных текстах, нацеленных на эксплицитное описание

узкого фрагмента человеческого опыта, и чаще всего — в лирической поэзии, призванной в минимальном объеме синкретично выразить все те разнообразные аспекты человеческого опыта, которые автор связывает со своей темой.

VIII

Автора можно упрекнуть в том, что до сей поры мало говорилось об «истинной» метафоре, если понимать под последней нечто оригинальное, почти уникальное. Однако оригинальные образования такого рода уместнее всего рассматривать как расширение описанной выше системы присвоения атрибутов. Продвинутая теория метафоры, развившаяся из такой системы, должна проводить четкое разграничение между четырьмя категориями, которые неформально можно описать следующим образом:

(1) «буквальные» выражения (iron bar 'железный брусок', black cat 'черная кошка' и т. п.);

(2) «постоянное» присвоение атрибутов (iron discipline, yellow rat и т. п.);

(3) разовое присвоение (green thought 'зеленая мысль', steel couch 'стальное ложе' и т. п.);

(4) «бессмысленные» выражения (stee-mine, procrastination drinks quadruplicity 'промедление пьет учетверенность' и т. д.).

Конечно, большинство людей относит к метафоре только случай (3), и на ранней стадии своего развития теория вынуждена исходить из предположения, что (4) — это просто потенциальные (3). Имеются, однако, веские аргументы в пользу того, что это предположение неверно; не имея возможности обсуждать этот вопрос подробно, мы можем все же предложить способ его опровержения «от противного». Пусть все члены полной категории могут представлять эту категорию; это допущение, естественно, распространяется на каждое из двух или более слов, входящих в то или иное словосочетание. Тогда, поскольку полные категории пересекаются, любой член одной категории должен оказаться и членом других, и тем самым (если не вводить в существующую систему некоторого способа одноразового присвоения) у нас не будет никаких средств для того, чтобы узнать, какая категория представлена тем или иным знаком (или знаками). А это приведет нас на такой уровень распространения неоднозначности, который исключает коммуникацию, хотя (как показано в [2, р. 52 — 69]) он и допустим в некоторых поэтических произведениях.

Способ развития системы «разового» присвоения (3) из «постоянного» присвоения может быть проиллюстрирован с помощью сравнения практически уникального словосочетания green thought (Marvell, The Garden, 1. 48) и общепринятого словосочетания green fingers 'удачно выращивающий растения'). Green можно считать маркированным знаком для категорий Fertile 'плодородный' и Young 'молодой', способным сочетаться (в частности)

с эксклюзивной категорией Human — Physical — Part 'часть тела человека' или, скорее, с теми ее членами, которые принимают соответствующие значения в релевантной оппозиции (релевантных оппозициях). Тем самым finger 'палец' и thumb 'большой палец', воспринимаемые нами как нечто связанное с плодородием (поскольку мы используем пальцы при посадке, поливании растений и т. п.), могут комбинироваться с green, давая словосочетания green finger или green thumb, тогда как ears 'уши' или elbows 'локти', нейтральные с точки зрения оппозиции плодородный/неплодородный, при комбинировании с green дают аномальные словосочетания *green ears, *green elbows.

В пределах системы (2), однако, соответствующая привилегия слова green не охватывает абстрактные эксклюзивные категории, эти привилегии реализуются только в системе (3). Тем самым словосочетания green ideas 'зеленые идеи' и green thought 'зеленая мысль', избранные соответственно Хомским и Зиффом (последний, по всей видимости, не знал его истории, см. [28, р. 395]) как примеры семантических аномалий, можно считать имеющими право на существование; второе из них было употреблено в стихах Марвелла, а первое позднее в стихах ДеллаХаймса (см. [26, р. 59, сн. 3]). По-видимому, для некоторых типов метафор характерно следующее: при использовании знака, который уже был маркирован ранее (такого, как green), соответствующий атрибут может быть заменен атрибутом, производимым от первого; так, словосочетание green thought связано скорее с категорией Natural 'природный', нежели с Fertile 'плодородный', ср. контекст этого словосочетания: Annihilating all that's MADE To a green thought in a green shade. Сходным образом в других выражениях Immature 'незрелый', вытекающий из Young 'молодой', может заменять последний, как это происходит в выражениях greenhorn 'новичок', green head on grey shoulders букв, 'зеленая голова на серых плечах' и т. п.

Конечно, метафора может создаваться и некоторыми другими способами, один из которых иллюстрирует шекспировское steel couch («Отелло»). В этом словосочетании, хотя ни один из его знаков не маркирован, слово steel принадлежит к той же семантической сети («названия металлов»), что и маркированный знак для Hard 'тяжелый', а слово couch имеет сильную когнитивную связь с маркированным (для елизаветинской поры) знаком для Soft 'мягкий', ср. down 'пух'. Замена маркированных знаков родственными им немаркированными знаками, возможно, тоже требует подтверждения контекстом, например, в данном случае имеет место появление другого знака, относящегося к классу Hard (war 'война'), в той же строке и двух знаков, относящихся к классу Soft (bed 'кровать' и down), в следующей.

Таким образом, в обоих случаях система (2) подвергается лишь незначительному расширению, которое состоит либо в увеличении сферы действия маркированного знака, либо в за-

мене его на тот или иной связанный с ним немаркированный знак. Как представляется, другие процессы формирования метафоры будут скорее расширять, нежели изменять предложенную модель присвоения атрибутов.

До сих пор мы рассматривали только синхронный компонент теории метафоры. Однако такая теория не может ограничиваться лишь синхронией, поскольку, будь это так, она не смогла бы объяснять ни историю присвоения атрибутов (то есть того, как превратились в те «буквальные» бесчисленные языковые выражения, которые при своем возникновении воспринимались как метафоры), ни того (и это, возможно, более важно), каким образом другие бесчисленные языковые выражения, которые, быть может, еще и не возникли, могут в будущем пройти тот же путь. Хотя при нынешнем состоянии наших знаний такое предложение и может показаться неоправданно оптимистичным, теория должна хотя бы в некоторой степени обладать предсказательной силой в том случае, если будет подтверждено, что будущие процессы метафоризации можно моделировать по аналогии с прошлыми — в конце концов, не без привлечения предсказаний.

Возможны некоторые указания на то, как действует этот процесс. Например, приписывание атрибутов, как кажется, наименее вероятно среди знаков — гипонимов других знаков. На важность явления гипонимии в семантике указал Лайонз [17]; важность этого понятия связана, в частности, с тем, что если некоторые знаки, маркированные как Оценка « — » и Динамика (то есть 'активно опасные'), например, hurt 'вредить' или wound 'ранить', могут с помощью системы (2) сочетаться с Абстрактными категориями (to wound/hurt someone's pride/feelings/reputation, ср. русск. 'ранить чью-то гордость/*повредить чьей-то гордости, ранить чьи-то чувства/*повредить чьим-то чувствам, *ранить чью-то репутацию/повредить чьей-либо репутации'), то гипонимы соответствующих знаков, такие, как scratch 'царапать', cut 'резать', slash 'хлестать, рубить саблей', не обладают такой способностью (ср. *to scratch/stab/cut/slash someone's pride/feelings/ reputation). На то, что это правило не универсально, указывают такие исключения, как a slashing attack 'сеча' (при отсутствии выражения *а hurting attack); тем не менее, оно имеет достаточно общий характер, что можно показать на примере гипонимов, относящихся к другим семантическим полям — таким, как поле цветообозначений. В этом случае, как и в рассмотренном выше, обозначения основных цветов обычно относятся к маркированным знакам (ср. red agitator 'красный агитатор', yellow rat, green finger и т. п.), в отличие от своих гипонимов (ср. *vermilion revolutionary 'алый революционер', *cerise mouse 'светло-вишневая мышь', *ultramarine hands 'ультрамариновые руки' или любое подобное словосочетание).

Ясно, что это явление как-то связано с частотой употребления знаков. Родовые термины обычно встречаются чаще своих

гипонимов, и, в общем виде, чем реже встречается знак, тем менее вероятно, что он обладает атрибутами.

Можно отметить также, что рассматриваемый процесс встречается чаще среди одних категорий и реже среди других. Как представляется, наибольшее распространение имеет комбинация таких категорий, как Абстрактное и Одушевленное (time passes 'время проходит', prosperity grows 'благосостояние растет', hopes wither 'надежды чахнут' и т. п.), Животное и Человек (людей можно называть крысами, львами, медведями, обезьянами и т. п.), Человек и Артефакт (chairshave legs 'у стульев есть ножки', needles have eyes 'у игл есть ушко (букв, глаза)', clocks have faces and hands 'у часов есть циферблаты (букв, лица) и стрелки (букв. руки)'.

И наконец, следует помнить, что все привилегии, которые распространяются на маркированные знаки, подчинены чисто синтаксическим ограничениям, сходным с теми, которым подчинены немаркированные знаки. Рассмотрим, например, глагол to face 'обращаться лицом'; можно сказать the car faced the bus 'машина была обращена к автобусу', the bus faced the car 'автобус был обращен к машине', the car faced the house 'машина была обращена к дому', the house faced the see 'дом выходит к морю', но не *the sea faced the house букв, 'море было обращено к дому', быть может, это объясняется тем, что прямое дополнение глагола face может относиться к классу Подвижное, только если к тому же классу относится его подлежащее, а его подлежащее не может принадлежать к классу Естественное, если объект принадлежит к классу Артефакт.

IX

Совершенно очевидно, что настоящая статься по необходимости не затрагивает одни аспекты метафоры и недостаточно детально описывает другие. Частично это объясняется тем, что лингвисты очень долго пренебрегали исследованием метафоры. Надеюсь, что мне удалось показать хотя бы то, что любая теория естественного языка, не рассматривающая метафору, не способна объяснять, как функционируют языки, и наметить такой взгляд на язык, в соответствии с которым может быть разработана адекватная лингвистическая теория метафоры.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Перевод Гамильтона Файфа (London. 1927): «Метафора есть применение чуждого термина — либо перенесенного с рода на вид...». Тербейн [25] пользуется переводом Ингрэма Байуотера (Oxford, 1909), начинающегося со слов «Метафора состоит в придании вещи имени, принадлежащего некоторой другой...» (курсив мой). Интересно отметить, как преуспел Байуотер в попытке, хотя и бессознательной, снять неясность определения,

вводя в него контрабандой ряд незаконных допущений, касающихся природы языка, широко задуманных, но ни в малейшей степени не опирающихся на текст оригинала. Сопоставление с последующим изложением показывает все превосходство перевода Файфа в отношении точности.

² Лишь очень мало полезных сведений (или полное их отсутствие) содержится в большей части литературы по данному вопросу, включая работы Карнапа, Юинга, Шехтера, Гуссерля и т. д.

³ Это определение таково: «комбинация понятий, которые не могут быть объединены в мышлении» [8, р. 142]. Однако все понятия — абстрактные сущности, а «буквально» объединить можно только конкретные сущности, и потому «объединение понятий» — это метафора. В то же время все метафоры немыслимы, следовательно, определение «немыслимого суждения» немыслимо само по себе!

⁴ Теория подъязыков может оказаться столь же существенной предпосылкой разработки теории метафоры, что и полностью разработанная структурная семантика. Эта теория столь сложна, что мы даже и не будем пытаться рассмотреть ее здесь (это тема отдельной работы); скажем только, что она должна трактовать язык не как гомогенный организм, а как систему взаимосвязанных подъязыков, каждый из которых имеет собственную социальную функцию. Средства, с помощью которых такая теория может быть встроена в порождающую грамматику, предложены в работе [7].

⁵ Среди этих ограничений можно назвать синтаксические (см. последний абзац раздела VIII). Другие ограничения гораздо менее понятны. Сравним iron will и аналогичные вышеприведенные примеры с такими выражениями, как *iron hardship букв, 'железная твердость', *iron devotion букв, 'железная преданность', *iron danger букв, 'железная опасность' и т. п.; или рассмотрим два слова, относящиеся к категории Оценка « — »: black 'черный' и ugly 'безобразный'. Выражения black day 'черный день', black deed 'черное дело' black situation 'черная ситуация' и black sheep 'выродок (букв, черная овца)' вполне допустимы, тогда как выражение ?ugly day 'безобразный день', по меньшей мере, сомнительно, a *ugly sheep 'безобразная овца' либо следует понимать буквально, либо оно бессмысленно. Ответ на вопрос о том, почему возможно фигуральное выражение black sheep и невозможно ugly sheep, состоит, быть может, в том, что немаркированный знак ugly может комбинироваться с (некоторыми) названиями животных, тогда как в выражении black sheep, которое обычно трактуется как идиома, маркированными следует считать оба знака. Конечно же, языковые правила, регулирующие совместную встречаемость знаков, гораздо более сложны, чем то весьма поверхностное объяснение, которое мы смогли здесь предложить.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Bazell С.Е. Linguistic Form. Istambul, 1953.

[2] Вickertоn D. Meaning in Poetry, unpublished P.D.E.S.L. Dissertation. University of Leeds, 1967.

[3] Вickertоn D. The Linguistic Validity of Verb-Nominalising Transformations. — "Lingua", 21, 1969.

[4] В1air H. Lectures on Rhetoric and Belles Lettres. London, 1783.

[5] Bolinger D. The Atomization of Meaning. — "Language", 41, 1965, №4, p. 555-573.

[6] Chomsky N. Aspects of the Theory of Syntax. M.I.T. Press, Cambridge (Mass.), 1965 (русск. перевод: Xомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., Изд-во МГУ, 1972).

[7] Dе Camp D. Towards a Generative Analysis of a Post-Greole Speech Continuum. Paper read at Conference on the Pidginization and Creolization of Languages. U.W.I., Jamaica, 1968.

[8] Drange T. Type Crossings. — In: "Janua Linguarum", Series Minor, 44. Mouton, The Hague, 1966.

[9] Halle M. On the Bases of Phonology. — In: "The Structure of Language", ed. by J. A. Fodor and J.J. Katz. Prentice-Hall, Englewood-Cliffs, N. J., 1964, p. 324-333.

[10] Hesse M. Review of Turbayne 1962. — "Foundations of Language", 2, 1966, № 3, p. 282-284.

[11] Katz J. J., Fodor J. A. The Structure of a Semantic Theory. — "Language", 39, 1964, p. 170 — 210.

[12] Katz J. J., Postal P. An Intergated Theory of Linguistic Descriptions. M.I.T. Press, Cambridge (Mass.). 1964.

[13] Lakoff G. Instrumental Adverbs and the Concept of Deep Structure. — "Foundations of Language", 4, 1968. № 1, p. 4 — 29.

[14] Levi-Strauss C. The Savage Mind. London, 1965.

[15] Levin S. Linguistic Structures in Poetry. — In: "Janua Linguarum", Series Minor, 23. Mouton, The Hague, 1962.

[16] Levin S. Poetry and Grammaticalness. — In: "Proceedings of the 9th International Congress of Linguists, 1962". Mouton, The Hague, 1964.

[17] Lyons J. Structural Semantics: An Analysis of Part of the Vocabulary of Plato. — In: "Publications of the Philological Society", 20. Blackswell. Oxford, 1964.

[18] McIntosh A. Patterns and Ranges. — In: "Patterns of Language", ed. by A. McIntosh and M.A.K. Halliday. Longmans. London, 1966, p. 183 — 199.

[19] Mооij J.J.A. Review of Wheelwright 1962. — "Foundations of Language", 3, 1967, №1, p. 108-111.

[20] Revesz G. The Origin and Prehistory of Language. London, 1956.

[21] Richards I. A. Principles of Literary Criticism. Routledge and Regan Paul. London, 1924.

[22] Richards I. A. Practical Criticism. Routledge and Kegan Paul, London, 1929.

[23] Stern G. Meaning and Change of Meaning. Gothenburg, 1931.

[24] Thоrne J. P. Stylistics and Generative Grammar. — "Journal of Linguistics", 1, .1965, № 1, p. 49 — 59.

[25] Turbayne M. С The Myth of Metaphor. New Haven, 1962.

[26] Voegelin F. G. Casual anq Non-Casual Utterances within Unified Structure. — In: "Style in Language", ed. by T. A. Sebeok. M.I.T. Press. Cambridge (Mass.), I960.

[27] Wheelwright P.. Metaphor and Reality. Bloomington (IndOi 1962.

[28] Ziff P. On Understanding "Understanding Utterah6es". — In: SL, 1964, p. 390-399.

ДЖОН Р. СЕРЛЬ

МЕТАФОРА

ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ

Услышав слова: «Салли — ледышка» или «Сэм — свинья», вы скорее всего сочтете, что говорящий не имел в виду буквально это, а выражался метафорически. Более того, вам не составит большого труда понять, что он хотел этим сказать. Если же он скажет: «Салли — простое число между 17 и 23» или «Билл — дверь сарая», то вы все еще подумаете, что это говорится метафорически, но понять, что именно имел в виду говорящий, будет гораздо труднее. Существование такого рода высказываний, которым говорящий приписывает метафорическое значение, отличное от буквального значения соответствующего предложения, ставит перед всякой теорией языка и коммуникации ряд вопросов. Что такое метафора и чем она отличается как от буквальных высказываний, так и от остальных фигур? Почему мы употребляем метафорические высказывания, вместо того чтобы точно и буквально сказать то, что мы имеем в виду? Как функционируют метафорические высказывания, другими словами, как говорящим удается с их помощью сообщить нечто слушающим, при том что они говорят не то, что на самом деле имеют в виду? И почему некоторые метафоры удачны, а другие — нет?