НЕОКОРПОРАТИЗМ

Явление корпоратизма не новое, оно имеет давнюю историческую основу. Многие авторы полагают, что его история уходит в глубины феодального общества. В XIII в. в Европе (германские земли, Нидерланды, Швеция) была распространена система политического управления, получившая название Стандестаат. От феодальной сис­темы Стандестаат отличался более ярко выраженным наследственным влиянием, был узаконен, официально и территориально утвержден и базировался на взаимном сотрудничестве короля и разных сословий в управлении территорией. Это сотрудничество привело к «дуализму» власти, которая осуществлялась двумя относительно автономными центрами, что было не характерно для унитарного государства. Для средневековых городов это означало большую свободу, уменьшение феодальных ограничений на торговлю и другие экономические свя­зи с внешним миром. Стандестаат, следовательно, сыг­рал положительную роль в развитии капитализма и в последующем формировании «нации-государства».

«Нация-государство» образовалось в XIX в. на осно­ве двух стержневых идей: первая — централизованная власть, вторая — легитимная власть. В отличие от «дуализма» Стандсстаата конституционному государству присущ унитарный орган власти, результатом чего стало введение единой денежной системы, единого законода­тельства, государственной образовательной системы на едином «национальном языке». Возросшая монополия на средства проявления власти была поддержана распространившимися капиталистическими формами про­изводства. «Нация-государство», в свою очередь, спо­собствовало развитию этих форм.

Либерально-конституционное государство — живой социальный организм — благодаря кардинальным об­щественным переменам наполняется новым, все более сложным содержанием. Сегодня к глобальным свойст­вам демократического государства (во всяком случае довольно значительного числа из них) относят не толь­ко правовой, социальный, но и корпоративный харак­тер. Последний и характеризует государство в несколько иной плоскости, но в смысле глубины изменений в нем весьма показателен. Каждая из этих характеристик озна­чает исторически последовательное наступление качественно новых отношений между обществом и государст­вом, поиск и выявление новых ступеней свободы человека и эффективной деятельности государства.

Новое качество государства (и общества), интере­сующее нас, — корпоратизм, точнее — либеральный корпоратизм, или неокорпоратизм, суть которого не столько в общем, что имеет он с корпоратизмом про­шлого (качества Стандестаата), сколько в специфиче­ском содержании и выполняемой им ныне роли.

Концепция неокорпоратизма — важнейшая компо­нента «социологии демократии», возникшей в середине XX в. как интеграция американского бихевиоризма и европейского дискурса предпочтительности теории го­сударства, то есть на стыке «микро-» и «макроанализа» власти. Определяющими здесь были работы И. Шумпетера и Р. Даля, а также последующая оценка их Роджером Кингом как своеобразной конвергенции американ­ской и европейской школ [См.: King R. The State of Modern Society.— New Jercey, 1986.— P.I 15 — 139].

«Социология демократии» подвергла критике клас­сическую теорию демократии. Акцент здесь сделан на том, что демократия участия не адекватна современно­му обществу, для которого решающим является не расширение народного участия во властных структурах, а контроль над властью. Извечный вопрос «кто правит» уступил место другому: «кто контролирует правителей». Демократия в современной интерпретации выступает как способ контроля над властью. И хотя его эффектив­ность невысока, общество платит эту цену во имя со­хранения свободы человека.

В чем же суть феномена неокорпоратизма и какова его роль? Некоторые утверждают, что в нем нет ничего такого, что не может быть понято внутри плюралисти­ческой парадигмы (деятельность групп интересов). Однако присоединимся к точке зрения не этих, а других иссле­дователей, утверждающих, что корпоратизм сегодня — это не простое представительство интересов групп в структуре власти, а нечто более глубокое, что в целом характеризует взаимодействие общества и государства, когда последнее все явственнее обнаруживает тенден­цию к концентрации и централизации власти.

Содержание неокорпоратизма состоит в формирова­нии двустороннего процесса во взаимоотношениях об­щества и государства. С одной стороны, идет проникновение общества в государство, когда представляемые во властные структуры корпоративные интересы приобре­тают свойства, подобные общественным; с другой сто­роны, происходит проникновение государства в общество, при котором используются сами представители заинтересованных групп. Здесь, таким образом, имеет место определенное размывание границ между государ­ством и обществом. Группы интересов, не находясь в официальных рамках демократического правления, как бы получают публичный статус. При этом инициатива исходит не только от общества, но и от государства, которое также проводит определенную политику через корпоративную систему. В этом, в частности, состоит отличие корпоратизма от политического плюрализма, означающего однонаправленное представительство ин­тересов групп в государственных структурах.

Современные западные политологи, например, Шмиттер и др., даже делят корпоратизм на два подтипа: со­циальный и государственный. Государственный корпо­ратизм — как навязанный «сверху», как общественная политика, в которой территориальные или функцио­нальные группы тесно взаимодействуют с центральной бюрократией. «Представительство» здесь замещено дис­циплинарной ролью, а государство использует «корпо­рации» в своих интересах. В социальном корпоратизме посредничество интересов полностью зависит от дея­тельности автономных «корпораций». Одновременно это посредничество подкреплено законодательством госу­дарства (им дана «ограниченная представительская мо­нополия» — Р. Кинг), а также выполняет двойственную функцию: представительства и дисциплины. Корпора­тизм, следовательно, — это современный «двуликий Янус». «Лицо Януса» представлено, с одной стороны, государственными структурами, а с другой — «корпорациями», которые, в свою очередь, не только выражают и продвигают интересы своих членов, но и добиваются уступок с их стороны путем соглашений с государством и другими группами в «национальных интересах».

Сущность неокорпоратизма в наибольшей степени проявляется в создании в западных обществах тройст­венного союза: государства, бизнеса и труда. Данный трипартизм довольно сложен, противоречив и весом по социальным последствиям. Каждый из трех его субъек­тов преследует свои специфические цели, так что он как бы открыт для недовольства со всех сторон: бизнес усматривает в этом ограничение частного предпринима­тельства; труд — обеспокоен возможностью снижения зарплаты в результате регулирования; государство — опасается ограничения стремлений к концентрации власти. Однако то, что теряют они каждый в отдельно­сти, все вместе — находят, и этой находкой становится сохранение существующей социально-экономической и политической системы.

Реальное осуществление корпоратизма на общена­циональном и макроэкономическом уровнях имело оп­ределенные позитивные последствия: рост управляемо­сти населения, падение забастовочной активности, большую сбалансированность бюджета, снижение уров­ня инфляции, сокращение безработицы, уменьшение нестабильности в рядах политических элит. Следова­тельно, страны, дальше других продвинувшиеся по пу­ти корпоратизма, стали более управляемыми. Исходя из этого, многие западные политологи считают, что кор­поратизм для современного общества — это не просто ситуация, а ось развития. Некоторые исследователи (Пол, Уинкер и др.) полагают даже, что появилась но­вая экономическая система, отличная от капитализма и социализма, когда частная собственность сочетается с государственным контролем. Другие, положительно оценивая явление корпоратизма, считают, что трипар-тизм на национальном уровне должен быть дополнен местным уровнем.

Научная рефлексия самых последних изменений го­сударства, тем не менее не однозначна среди полито­логов и политиков. У корпоратизма как явления поли­тической жизни, равно как концепта политической теории, довольно странная судьба. Учитывая положи­тельные свойства корпоратизма, ему пели осанну как новому и многообещающему пути достижения гармонии между противоборствующими классами. Корпоратизм осуждали как антидемократическую доктрину, направ­ленную на подавление требований самостоятельных ас­социаций и движений. Критика эта вполне обоснована, ибо некоторые черты неокорпоратизма недемократич­ны. При нем имеет место: подмена индивидов как ос­новных участников политической жизни организация­ми; рост влияния профессиональных представителей специализированных интересов в ущерб гражданам, обладающих общими интересами; предоставление от­дельным ассоциациям привилегированного (иногда экс­клюзивного) доступа к процессу принятия решений.

Неокорпоратизм, кроме того, имеет объективные трудности своего развития. Ему заметно мешает интер­национализация капитала, формирование транснацио­нальных компаний. Это сочетается с повышением мо­бильности капитала, и при обострении борьбы бизнеса и труда производства могут переноситься в другие страны. В таких случаях рабочие отдельных предприятий идут на уступки, часто противоречащие корпоративным интересам на уровне региона или даже на национальном уровне.

Однако, несмотря на объективные трудности и не­однозначность оценок, практика неокорпоратизма до­вольно широко распространена. Это относится прежде всего к таким сравнительно небольшим европейским странам, как Австрия, Финляндия, Норвегия, Швеция, а также в известной мере к таким, как Австралия, Бельгия, Дания, ФРГ, Португалия, Италия. Как нетрудно заметить, корпоратизм имеет место там, где сильны социал-демократические партии.

Научная рефлексия изменений современного госу­дарства находится и в русле марксистского, точнее, постмарксистского анализа. Последний наиболее зримо и емко представлен известной франкфуртской школой (Милибанд, Н. Пулантзас, Ю.Хабермас и др.). Субъек­ты этого постмарксистского направления исходят из того, что природу и характер власти определяет не спо­соб производства, а сложные отношения между множе­ством социальных групп. Государство здесь — организа­ция общественно-политических блоков. Экономическое влияние рассматривается как производное от политиче­ских и идеологических факторов, никак не зависящих от производительных сил. Государство, призванное обеспечить согласие между доминирующими силами, использует для этого два способа: силу и гегемонию.

Милибанд в книге «Государство в капиталистиче­ском обществе» (1969) определяет государство в совре­менном западном обществе либо как отдельную форму групп по интересам среди множества таких групп, либо как нейтрального арбитра в скоплении и противоборст­ве социальных интересов. Он делает различие между «правительством» и «государством». Причем правитель­ство, по его мнению, —- это только часть государства, и отнюдь не самая влиятельная. Милибанд формулирует идею «секретного государства». В его представлении го­сударство — это огромная бюрократическая система, включающая сферу обслуживания, крупнейшие банки, корпорации, национализированные производства, во­енные, судебные, региональные и местные органы вла­сти, а также (!) представительные органы — палаты парламента. Милибанд говорит о формальном, иллюзорном разделении государственной власти и граждан­ского общества.

Другие авторы этой школы отклоняют интерпрета­цию государства Милибандом, полагая, что власть име­ет более сложную структуру. Пулантзас, например, счи­тает, что государство отражает интересы более сильных социальных групп и может попеременно уступать то ка­питалу, то объединенному труду. Процесс, обеспечи­вающий действие государства в интересах капитала, — это классовая борьба, а не логика накопления капитала. Однако государственные учреждения используют свое влияние на общество, чтобы убедить классы, будто они свободны, а государство является нейтральной силой. Пулантзас утверждает, что нормальное государство су­ществует тогда, когда гегемония капиталистов поддер­живается обществом. Если нет, — то может быть два ис­ключения: 1) фашистский режим, 2) военная диктатура. Концепция Пулантзаса позволяет объяснить любое вмешательство государства: если оно защищает интере­сы трудящихся, оно автономно, если интересы капитала — относительно автономно.

Идею усиления вмешательства государства отстаи­вают также Оффе и Хабермас. Они полагают, что это объективно обусловлено экономическими кризисами и социальными конфликтами.Авторы полагают, что связь государства с экономикой вообще сильнее и многооб­разнее, чем это принято считать на Западе. Они утвержда­ют, что частная экономика не является саморегулирую­щейся, что развитое государство выступает средством управления капитализмом. Вместе с тем, полагают авторы, само государство зависит от успешного развития экономики. Исходя из этого, много внимания уделяется учреждениям государства, взаимодействующим с капи­талом. Отмечается необходимость новых учреждений, дабы контролировать развитие капиталистической эко­номики. Государственные структуры должны быть «структурно-избирательными» по отношению к группам давления. Джессоп, характеризуя эти воззрения Оффе и Хабермаса, говорит, что они, исходя из идеи опреде­ления государства не только способом производства, но и живым обществом, считали, что «основная цель клас­совой борьбы — реорганизация государственного аппа­рата в целях получения этого доступа» (трудящихся к управлению — Н. С.).

Сопоставимо ли что-нибудь из этого «ноу-хау» про­цесса изменения западных демократий с условиями постсоветской Украины? Ответ может быть только от­рицательным. Во-первых, неокорпоратизм — противо­речивое явление западной демократии, представляющей систему политической, социальной, экономической и ин­дустриальной демократии, способных «переварить» но­вые отношения, не утратив своих базисных качеств. В Украине же пока решается задача становления политической демократии. Во-вторых, в то время как в за­падных странах демократия участия все больше уступает место демократии контроля, у нас еще не решены оп­тимальные вопросы демократии участия. В-третьих, в Украине имеются полученные в наследство от Совет­ского Союза элементы своеобразного корпоратизма, который скорее можно охарактеризовать как плано­вость, присущую не демократическому, а традицион­ному обществу. При таком режиме политические партии играют подчиненную роль, доминируют же кланово-корпоратистские структуры. Такой корпоратизм в Ук­раине должен быть преодолен, и только впоследствии на основе демократизации управления и общественной жизни корпоратизм может родиться в своем новом, прогрессивном качестве.