Историческая необходимость и свобода личности. Необходимость и свобода

В истории общественной мысли свобода традиционно рассматривалась в ее соотношении с необходимостью. Сама же необходимость воспринималась, как правило, в виде судьбы, рока, предопределения, повелевающих поступками человека и отрицающих свободу его воли. Противопоставление понятий «свобода» и «необходимость» как философских антиномий, отрицание или подмена одного из них другим свыше двух тысячелетий были камнем преткновения для мыслителей, так и не находивших удовлетворительного решения проблемы.

О приоритетном значении, какое имела эта проблема для философии, прекрасно сказал Г.В. Плеханов: «Старый, но вечно новый вопрос о свободе и необходимости возникал перед идеалистами XIX века, как возникал он перед метафизиками предшествовавшего столетия, как возникал он решительно перед всеми философами, задававшимися вопросами об отношении бытия к мышлению. Он, как сфинкс, говорил каждому из таких мыслителей: «разгадай меня, или я пожру твою систему!»

Философское решение проблемы свободы и необходимости, их соотношения в деятельности и поведении личности имеет огромное практическое значение для оценки всех поступков людей. Обойти эту проблему не могут ни мораль, ни право, ибо без признания свободы личности не может идти речь о ее нравственной и юридической ответственности за свои поступки. Если люди не обладают свободой, а действуют только по необходимости, то вопрос об их ответственности за свое поведение теряет смысл, а «воздаяние по заслугам» превращается либо в произвол, либо в лотерею.

Решение антиномии «свобода или необходимость» в истории философии зависело от того, к какому из направлений тяготели те или иные философы — к эссенциализму или экзистенциализму, то есть от того, что для них было первичным, исходным — сущность (эссенция) или существование (экзистенция). Для тех, кто придерживался первого направления, свобода была всего лишь эманацией, конкретным воплощением необходимости со случайными отклонениями от нее; придерживавшиеся же второго направления рассматривали свободу как первичную реальность человеческой жизни, тогда как необходимость интерпретировали как абстрактное понятие. Диалектическая постановка проблемы свободы и необходимости в домарксистской философии была наиболее ярко выражена Спинозой и Гегелем, а ее решение оказалось возможным лишь на основе материалистического понимания истории, которое одновременно указало на реальный, практический путь воплощения в жизнь социального идеала свободы и всестороннего развития личности.

Марксистская концепция свободы покоится на диалектическом понимании природы социального детерминизма. Она противостоит как субъективно-идеалистическим представлениям о свободе воли человека, отрицающим причинную обусловленность его поступков, так и механистическому сведению детерминизма к предопределенности, к фатализму. Все помыслы и поступки людей, разумеется, так или иначе причинно обусловлены. Но при этом нельзя не 'учитывать, что, во-первых, их деятельность направляется не только внешними обстоятельствами, но и внутренними побуждениями, а во-вторых, человек в состоянии мысленно реагировать на одни и те же воздействия неоднозначно. Одинаковые причины влекут за собой со стороны человека отнюдь не идентичные следствия, ибо своеобразно преломляются во внутреннем мире разных людей.

В своей повседневной практической деятельности люди сталкиваются с конкретно-историческим воплощением исторической необходимости в виде реально существующих естественных условий жизни, социальных и экономических отношений, наличных материально-технических средств и т.п. Люди не вольны в выборе объективных условий своей деятельности; более того, сами эти условия во многом определяют круг их интересов, их стремления, чаяния и т.д. Однако люди, несомненно, обладают значительной свободой в определении целей своей деятельности, поскольку в каждый данный исторический момент существует не одна, но несколько вполне реальных возможностей развития. Даже тогда, когда нет разумной альтернативы, .люди в состоянии отдалить наступление нежелательных для них явлений либо ускорить приближение желательных. Наконец, люди более или менее свободны в выборе средств для достижения поставленных перед собой целей. Свобода, следовательно, не абсолютна и претворяется в жизнь как осуществление возможности путем выбора определенной цели и плана действий. Она тем больше, чем лучше люди сознают свои реальные возможности, чем больше средств находится в их распоряжении для достижения поставленных целей, чем в большей мере они могут воспользоваться благоприятными для них тенденциями общественного развития и противодействовать неблагоприятным.

В реальной действительности историческая необходимость и свобода личности взаимосвязаны, диалектически взаимодействуют. При этом свобода личности не только вьывляет историческую необходимость, но и присутствует и накапливается в ней в виде непрерывной цепи свободы выбора, которая осуществлялась людьми в прошлом и привела общество к его данному состоянию. Исторический детерминизм, следовательно, не отрицает свободы личности, свободы выбора в общественной деятельности людей, но предполагает ее и включает в себя как свой результат.

Отвергая антиномию свободы и необходимости, марксистская философия исходит из определения свободы как процесса «познания необходимости», то есть ее понимания и учета в деятельности. В соответствии с этим определением свобода личности, коллектива, класса и общества в целом заключается «не в воображаемой независимости» от объективных законов природы и общества, а в способности разумно выбирать свою линию поведения среди реальных возможностей или, по выражению Ф. Энгельса, «принимать решения со знанием дела». Эта относительная исторически, но вместе с тем вполне реальная практически свобода личности выбирать и определять свою линию поведения возлагает на нее моральную и социальную ответственность; которая возрастает пропорционально ее свободе.

Свобода выбора зангшает такое же центральное место в общественном прогрессе, какое занимает естественный отбор в биологической эволюции, а именно; оба они выполняют роль основного движущего фактора в поступательном развитии, только в первом случае — общества, во втором — живой природы.

Вместе с тем в механизме их действия имеется важное, принципиальное различие: в процессе естественного отбора биологический индивид является объектом действия законов эволюции, выживания наиболее приспособленных, к окружающей среде организмов, тогда как свобода выбора предполагает, что социальный индивид, личность выступает субъектом общественного процесса, воспринимающим достижения материальной и духовной культуры человечества. В ходе естественного отбора биологические преимущества индивидов передаются лишь их непосредственным потомкам. Благодаря же свободе выбора достижения отдельных индивидов в самых различных сферах деятельности — накопление знаний, изобретение, практический опыт, нравственные и духовные ценности — потенциально могут восприниматься всеми людьми, имеющими к ним доступ. Это обстоятельство лежит в основе колоссального ускорения темпов общественного прогресса в сопоставлении с темпами биологической эволюции. По мере возрастания свободы личности и облегчения для нее доступа к достижениям материальной и духовной культуры человечества происходит ускорение поступательного развития в истории. Вот почему свобода выбора в самом широком социальном диапазоне — от свободы выбора народами социальных систем до свободы выбора отдельной личностью профессиональной и иной деятельности, позволяющей ей раскрыть свои способности и призвание,— является могучей движущей силой истории.

Конечно, каждый выбор, коль скоро он осуществляется сознательно, связан для личности с предпочтением одной из альтернативных возможностей и отказом от другой. И для того чтобы он не становился ограничителем последующей деятельности личности, она .должна руководствоваться важным правилом: каждый раз, делая свободный выбор, следует стремиться к тому, чтобы перспектива последующих выборов не сужалась, а расширялась, позволяя человеку выявлять свои профессиональные, нравственные и интеллектуальные потенции.³

Участие в формировании и развитии экономических отношений и процессов такого фактора, как научно-технический прогресс, а также влияние человеческого фактора на экономическое развитие приводит к необходимости рассмотрения в курсе философии как учения о наиболее общих, законах развития природы, общества и человека такой темы, как человек в информационно-техническом мире.

Человек в эпоху научно-технической революции

Нельзя не отметить, что человечество в эпоху НТР весьма преуспело в создании многообразных средств, подавляющих, калечащих, деформирующих биологические основы человеческого существа, — это я нервно-психические стрессы, и химические препараты, загрязняющие атмосферу, воду, почву, и многое другое. Не случайно в наши дни одной из глобальных проблем стала, проблема сохранения человека как биологического вида. Это заставляет во многом переосмысливать проблему соотношения биологического и социального в человеке.

Как биологический вид, человек чрезвычайно пластичен. Всякий другой вид способен выжить лишь в пределах достаточно узкой «экологической ниши», то есть совокупности различных условий и факторов окружающей среды. Человек в этом смысле несравненно более универсален, его биологическая организация позволяет адаптироваться к весьма широкому диапазону внешних условий. Однако и его возможности далеко не безграничны — существуют такие пороговые значения внешних условий, за пределами которых биологическая организация человеческого существа претерпевает необратимые, разрушающие ее изменения.

Следует также учитывать, что во взаимодействии биологического и социального биологическое — продукт длительной эволюции — является началом консервативным.

В условиях современной высокоразвитой технической цивилизации по целому ряду параметров возможности адаптации человеческого организма близки к исчерпанию. При этом имеются в виду не только физические, но и психологические факторы,, связанные с загрязнением среды обитания человека, увеличением нервно-психических нагрузок в процессе труда и общения между людьми, что приводит к стрессовым состояниям и порождает так называемые «болезни цивилизации» (сердечно-сосудистые заболевания, психические расстройства, нарушения иммунной системы и многие другие). Никогда ранее среда обитания человека не была так насыщена ионизирующими излучениями и загрязнена химическими веществами, вредными даю самого его существования и крайне опасными для его будущего, поскольку активизировался мутационный процесс, возросло 'его отрицательное воздействие на наследственность человека. Особую сложность нынешней ситуации придает то, что пагубное воздействие многих из названных факторов непосредственно не ощущается людьми и вызывает последствия, которые будут сказываться лишь в более или менее отдаленном будущем. Это затрудняет мобилизацию сил и ресурсов человечества для борьбы с такого рода последствиями.¹

Заключение о возможности использования в качестве инструментария при исследовании экономических отношений и процессов таких, понятий, как «количество», «качество», «мера», представляющих собой не что иное, как категории логики, приводит к необходимости изучения основ логики как науки о мышлении в понятиях, основные свойства которых выражаются в логических аксиомах.

О приемах методах мышления

Нормы исторически сложившейся культуры находят свое отражение в выкованных многовековой работой разума приемах и методах мышления. В настоящее время они стали универсальными орудиями теоретического познания., оформившись в четкие рациональные приемы, в систему принципов и методов, которые в своей совокупности могут дать представление о содержательном богатстве структуры и способов современного человеческого мышления.

Движение от чувственно-конкретного через абстрактное к конкретному в мышлении включает в себя прежде всего приемы, как анализ и синтез.

Анализ — это разложение различных предметов на составляющие их части или стороны, осуществляемое как в практической, так и в теоретической деятельности с целью познания некоторого сложного целого.

Однако анализ не должен являться самоцелью, поскольку невозможно познать суть предмета, только разлагая его на составные элементы и рассматривая части как таковые. Так, по словам Гегеля, химик, подвергая разнообразным операциям кусок мяса, говорит:

«Я нашел, что этот кусок состоит из кислорода, углерода, водорода и т.д». Но в том-то все и дело, что эти вещества уже не суть мясо. В каждой области знания есть как бы свой предел членения объекта, за которым мы переходим в иной мир свойств и закономерностей. Когда путем анализа частности достаточно изучены, наступает следующая стадия познания — синтез, то есть практическое или мысленное объединение в единое целое расчлененных и рассмотренных анализом элементов. Анализ фиксирует в основном то специфическое, что отличает части друг от друга. Синтез же вскрывает то существенно общее, что связывает части в единое целое. Анализ, предусматривающий осуществление синтеза, своим центральным ядром имеет выделение существенного. Тогда и целое выглядит не так, как при «первом знакомстве» с ним, а значительно глубже, содержательнее.

Надо сказать, что ни сам по себе анализ, ни синтез, как таковой, не являются самостоятельнъми магистральными линиями научного исследования и способов мышления. Поэтому неверны тезисы «Сначала анализ, а потом синтез» или «Сначала синтез, а потом анализ». Суть дела заключается в верном понимании аналитического и синтетического аспектов мышления как с самого начала и до конца взаимно предполагающих внутренние противоположности ищущей мысли. Иное дело, что в истории познания мы нередко встречаемся с периодами превалирования то аналитического, то синтетического подходов, что связано с уровнем проникновения в исследуемую область явлений. Невозможно сразу охватить предмет во всей полноте его свойств. Мысль человеческая, как луч прожектора, в каждый данный момент выхватывает и освещает какую-то часть действительности, а все остальное для нее как бы тонет во мгле. В каждый момент времени мы осознаем что-нибудь одно. Но это «одно» имеет множество свойств, связей. И мы можем познавать его только в преемственном порядке — концентрируя внимание на одних свойствах и связях, отвлекаясь от других.

Абстрагирование -— это мысленное выделение какого-либо предмета в отвлечении от его связей с другими предметами, какого-либо свойства предмета в отвлечении от других его свойств, какого-либо отношения предмета в отвлечении от самого предмета.

Абстрагирование есть метод мысленного упрощения, при котором рассматривается одна из сторон исследуемого процесса. На многокрасочную картину объекта познания ученый смотрит сквозь одноцветное стекло, что дает возможность увидеть его лишь в одном, однако важном в каком-то отношении аспекте. При таком подходе наблюдаемая картина, теряя в богатстве оттенков, выигрывает в ясности, так сказать, в выпуклости рассматриваемой стороны. Абстракция имеет, однако, свой предел: отвлечение от содержания никогда не может быть абсолютным. Вопрос о том, что в объективной действительности выделяется абстрагирующей работой мышления и от чего мышление отвлекается, в каждом конкретном случае решается в зависимости прежде всего от природы изучаемого и тех задач, которые ставятся перед исследователем.

В качестве результата процесса абстрагирования выступают различные понятия о предметах («растение», «животное», «человек»), мысли об отдельных свойствах предметов и отношениях между ними, рассматриваемых как особые «абстрактные предметы» («белизна», «объем», «длина», «теплоемкость»).

Важным приемом научного познания мира является идеализация как специфический вид' абстрагирования. Абстрактные объекты не существуют и неосуществимы в действительности, но для них имеются прообразы в реальном мире. Чистая математика оперирует с числами, векторами и другими математическими объектами, являющимися результатом абстрагирования и идеализации. Геометрия, например, имеет дело с точными окружностями, но ни один чувственный объект не является точно круглым. Это абстракция. Их не найти в природе. Но они и образы реального: они рождены обобщением опыта. Идеализация — это процесс образования понятий, реальные прототипы которых могут быть указаны лишь с той или иной степенью приближения. В результате идеализации образуется такая теоретическая модель, в которой характеристики и стороны познаваемого объекта не только отвлечены от фактического эмпирического многообразия, но и путем мысленного конструирования выступают в более резко и полно выраженном виде, чем в самой действительности.

Примерами понятий, являющихся результатом идеализации, могут служить такие •понятия, как «точка» (объект, который не имеет ни длины, ни высоты, ни ширины), «прямая линия», «окружность» и др. Введение в процесс исследования идеализированных объектов дает возможность осуществлять построение абстрактных схем реальных процессов, нужных для более глубокого проникновения в закономерности их протекания. Мы не смогли бы справиться с обилием впечатлений, наплывающих на нас ежечасно, ежеминутно, ежесекундно, если бы непрерывно не объединяли их, не обобщали и не фиксировали средствами языка. Для того чтобы выявить общее, необходимо отвлечься, от того, что его заслоняет, вуалирует, а иногда и искажает. Научное обобщение — это не просто выделение и синтезирование сходных признаков, но проникновение в сущность вещи: усмотрение единого в многообразном, общего в единичном, закономерного в случайном. Примерами обобщения может служить мысленный переход от понятия «ель» к понятию «хвойное растение», от суждения «механическая энергия превращается в тепловую» к суждению «всякая форма энергии превращается в иную форму энергии».

Мысленный переход от более общего к менее общему есть процесс ограничения. Без обобщения нет теории. Теория же создается для того, чтобы применять ее на практике к решению конкретных задач. Например, для измерения предметов, создания технических сооружений всегда необходим переход от более общего к менее общему и единичному, то есть всегда необходим процесс ограничения. Понятие «конкретное» употребляется в двух смыслах. Во-первых, как непосредственно данное, чувственно воспринимаемое и представляемое целое. Во-вторых, в теоретическом мышлении конкретное выступает уже как система научных определений, выявляющих существенные связи и отношения вещей, событий, единство в многообразном. Если первоначально конкретное дано субъекту в виде чувственно-наглядного образа целого предмета, «витающего в представлении», мысленно еще нерасчлененного и непонятого в его закономерных связях и опосредствованиях, то на уровне теоретического мышления конкретное выступает как внутренне дифференцированное целое, понятое в его противоречиях. Если чувственно-конкретное является бедным отражением явлений, то конкретное в мышлении — это более богатое, сущностное познание. Конкретное противоположно абстрактному как одному из моментов процесса познания и осмысливается в соотношении с ним.

Под абстракцией чаще всего понимают нечто «мысленное», «понятийное» в противоположность чувственно-наглядному. Абстрактное мыслится и как нечто одностороннее, бедное, неполное, отвлеченное от связи целого — свойство, отношение, форма и т.п. И в этом смысле абстрактным может быть не только понятие, но и самый наглядный образ, например какая-либо схема, чертеж, стилизация, символ. Знание абстрактно и в том смысле, что оно отражает как бы очищенный, рафинированный и уже тем самым обедненный фрагмент действительности. Феномен абстракции противоречив: он односторонен, оторван от трепещущего жизнью явления, но он только и есть необходимая ступень к познанию конкретного, полного жизни факта.

Абстракции — это своего рода «сколки» целостных объектов. И наше мышление работает с такого рода «сколками». От отдельных абстракций мысль постоянно возвращается к восстановлению конкретности, но уже на новой, более высокой основе. Это уже конкретность понятий, категорий, теорий, отражающих единство в многообразном.

В этом состоит суть метода восхождения от абстрактного к конкретному. Процесс абстрагирования в этом свете выступает как своего рода реализация принципа «отойти, чтобы вернее попасть». Диалектика познания действительности состоит в том, чтобы, «отлетая» от этой чувственно данной действительности на «крыльях» абстракции, с высоты конкретного теоретического мышления лучше «обозреть» сущность исследуемого объекта. Такова история и логика научного познания.

Этот метод, согласно К.Марксу, есть способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его путем связывания понятий в целостную научную теорию, которая воспроизводит объективную расчлененность объекта и единство его существенных свойств и отношений. В «Капитале» Маркс блестяще применил именно этот метод. Начав с анализа простого экономического явления, отраженного в понятии товара, он, последовательно переходя к анализу все более сложных и содержательных явлений — деньги, капитал, прибавочная стоимость, заработная плата и др.,— как бы взошел на вершину построения целостной картины современного ему капиталистического общества, выразив ее в стройной системе понятий, очистив логику от многочисленных эмпирических переплетений действительности. Это конкретное есть конкретное уже на новом уровне, обогащенном силой абстрагирующей мысли. Принцип конкретности, взятый в его ' неразрывной связи с абстрактным, требует подходить к фактам природной и общественной жизни не с общими формулами и схемами, а с точным учетом всех реальных условий, в которых находится объект познания, выделением его главных, существенных свойств, связей, тенденций, определяющих другие его стороны.

Историческое — прежде всего процесс. Историческое становления объекта, а также метод воспроизведения его в познании именно таким образом, каким он реально формировался во времени — со всеми перипетиями, зигзагами, попятными движениями, в конкретных и случайных формах его проявления. Примером могут служить трудя по всемирной истории или истории отдельных сфер культуры, скажем, истории философии, искусства и т.п. Иначе говоря, исторический метод предполагает освещение истории объекта так, как это было на самом деле с учетом и общего, и индивидуального, во всяком случае, типично индивидуального.

Логический же метод воспроизводит исторический процесс лишь в его общем виде. Он нацелен на выявление логики движения объекта, его общей, как бы выпрямленной линии развития. Логическое является обобщенным отражением исторического, оно воспроизводит действительность в ее закономерном развитии, объясняет необходимость этого развития. Это — историческое, освобожденное от принципов хронологии, от своей случайной и неповторимой формы. Логический метод охватывается понятием «закономерность развития объекта», то есть, применяя его, мы неизбежно отвлекаемся от случайностей, индивидуальных «красок» того или иного события. Так, марксизм, обобщая конкретное многообразие и многоплановость исторической жизни народов в различные эпохи, выдвинул идею общественно-экономических формаций, выражающую основные • этапы исторического развития человечества, логику его движения, то есть закономерного во всемирной истории. Однако это лишь общая схема, в действительности же история двигалась куда более сложными путями. Реальный процесс познания, стремящийся за случайным увидеть закономерное, опирается на оба эти метода в их единстве.

Под аналогией понимают такое объективное отношение между предметами, которое дает возможность полученную при исследовании одного предмета информацию переносить на другой предмет, сходный с первым по определенной совокупности признаков. В природе самого понимания фактов лежит аналогия, связывающая нити неизвестного с известным. Новое, может быть осмыслено, понято только через образы и понятия старого, известного. Первые самолеты были созданы по аналогии с тем, как ведут себя в полете птицы, воздушные змеи и планеры.

Аналогия — правдоподобное, вероятное умозаключение о сходстве двух предметов по какому-либо признаку. При этом заключение окажется тем более правдоподобным, эвристичньм и доказательным, чем больше сходных признаков у сравниваемых предметов и чем'' эти признаки существеннее. Применение аналогии может вести и к ошибочным выводам, что и породило афоризм: «Принцип аналогии — это такой прием познания, который хромает на обе ноги». Так, И.Кант, сравнивая Землю и Луну, усмотрел ряд признаков, общих для этих небесных тел, и на этой основе предположил, что Луна обитаема.

Аналогия с тем, что является относительно простым, помогает познать более сложное. Так, по аналогии с искусственным отбором пород домашних животных Ч.Дарвин открыл закон естественного отбора в биологии. Аналогия с течением жидкости в трубке сыграла важную роль в появлении теории электрического тока. Наблюдение за действием мозга послужило важным эвристическим приемом изобретения логических машин и т.д. Наиболее развитой областью, где часто используют аналогию как метод, является так называемая теория подобия, которая широко применяется при моделировании. Моделирование — практическое или теоретическое оперирование объектом, когда изучаемый предмет замещается каким-либо естественным или искусственным аналогом, посредством исследования которого мы проникаем в предмет познания. Моделирование имеет своим объективным основанием принцип отражения, подобие, аналогию и относительную самостоятельность формы.

Построение теории моделирования начинается с уточнения понятия «модель», которое часто отождествляется с теорией, гипотезой, образом. Модель — объективированная или мысленно представляемая система, замещающая объект познания. Моделью может являться любой предмет, воспроизводящий требуемые особенности оригинала. Если модель имеет с оригиналом одинаковую физическую природу, то мы имеем дело с физическим моделированием. Когда явление описывается той же системой уравнений, что и моделируемый объект, то такое моделирование именуется математическим. Если некоторые стороны моделируемого объекта мы представляем в виде формальной системы с помощью знаков, которая затем изучается с целью переноса полученных сведений на сам моделируемый объект, то мы имеем дело со знаково-логическим моделированием. Кибернетическое моделирование носит функциональный характер — при различии вещественных субстратов, энергетических процессов и внутренних причинных механизмов модели и оригинала последние подобны по своей функции, поведению.

Разумеется, моделирование всегда и неизбежно связано с некоторым упрощением моделируемого объекта. Однако оно играет огромную эвристическую роль: дает возможность осуществлять исследование процессов, характерных для оригинала, в отсутствие самого оригинала.¹

Фиксация основных понятий, раскрывающих сущность экономических отношений и процессов есть первая фаза исследования экономического пространства посредством логического инструментария. Дальнейшее рассмотрение сущности экономических отношений и процессов должно быть логически продолжено до суждений и умозаключений, раскрывающих целостность экономического пространства.

Формализация — обобщение форм различных по содержанию процессов, абстрагирование этих форм от т содержания. Тут форма рассматривается как . относительно самостоятельный предмет исследования. Иногда думают, что формализация связана лишь с математикой, математической логикой и кибернетикой. Это неверно. Она пронизывает все виды практической и теоретической деятельности человека. Исторически она складывалась вместе с возникновением языка. Определенные приемы трудовой деятельности, умения, способы осуществления трудовых операций выделялись, обобщались, фиксировались и передавались от старших к молодым в отвлечении от конкретных действий, объектов и средств труда. Наш обычный язык выражает самый слабый уровень формализации. Крайним полюсом формализации является математика и математическая логика, изучающие формы рассуждений, отвлекаясь от их содержания. Тут формализация максимально «оголяет» мышление, оставляя от него один лишь остов структуры. Нередко книга или статья по физике, химии, астрономии ошеломляет неспециалиста обилием математических и иных символов, формул.

Однако именно использование специальной символики позволяет устранить многозначность слов обычного языка. В формализованных рассуждениях каждый символ строго однозначен. Слово «вода» имеет ряд значений, а формула НдО — только одно. Символы позвол-яют записывать кратко и экономно выражения, которые в обычных языках оказываются громоздкими и потому трудно понимаемыми. Применение символики облегчает выделение логических следствий из данных посылок, проверку истинности гипотез, обоснование суждений науки и т.п.

Но формализация внутренне ограничена в своих возможностях. Доказано, что всеобщего метода, позволяющего любое рассуждение заменить вычислением, не существует. Полностью можно формализовать лишь относительно бедное содержание.

С помощью формализации текучий фрагмент бытия берется лишь односторонне. Нельзя строго формализовать, например, описание фактов, а это необходимый этап научного исследования. Опыт подсказывает: не следует торопиться с формализацией, пока суть дела еще не вполне осмыслена.

Сегодня все острее становится проблема интерпретации, то есть выявления объективного содержания научного знания. Если абстракция теряет смысл без конкретизации, то формализация — без интерпретации. Если формализация есть процесс движения мышления от содержания объекта к его абстрактной форме, то интерпретация — от абстрактной формы объекта к его содержанию. Формальная система, будучи построенной, вновь возвращается к своей содержательной основе. Отвлечение от содержания происходит лишь временно.¹

Определение последовательности шагов, обеспечивающих оптимизацию деятельности экономических субъектов на рынке, свидетельствует о наличии такой характеристики любой экономической деятельности, гарантирующей успех, как рациональность. Рассмотрению философского аспекта данного понятия посвящена следующая тема в курсе философии.

Социальные функции науки

Социальные функции науки не есть нечто раз и навсегда заданное. Напротив, они исторически изменяются и развиваются, как и сама наука; более того, развитие социальных функций представляет собой важную сторону развития самой науки.

Современная наука во многих отношениях существенно, кардинально отличается от той науки, которая существовала столетие или даже полстолетия назад. Изменился весь ее облик и характер ее взаимосвязей с обществом.

Говоря о современной науке в ее взаимодействии с различными сферами жизни человека и общества, можно выделить три группы выполняемых ею социальных функций. Это, во-первых, функции культурно-мировоззренческие, во-вторых, функции науки как непосредственной производительной силы и, в-третьих, ее функции как социальной силы, связанные с тем, что научные знания и методы ныне все шире используются при решении самых разных проблем, возникающих в ходе общественного развития,,

Порядок, в котором перечислены эти группы функций, в сущности отражает исторический процесс формирования и расширения социальных функций науки, то есть возникновения и упрочения все новых каналов ее взаимодействия с обществом. Так, в период становления науки как особого социального института (а это период кризиса феодализма, зарождения буржуазных общественных отношений и формирования капитализма, то есть эпоха Возрождения и Новое время) ее влияние обнаруживалось прежде всего в сфере мировоззрения, где в течение всего этого времени шла острая и упорная борьба между теологией и наукой.

В эпоху средневековья теология постепенно завоевала положение верховной инстанции, призванной обсуждать и решать коренные мировоззренческие проблемы, такие, как вопрос о строении мироздания и месте человека в нем, о смысле и высших ценностях жизни и т.п. В сфере же зарождавшейся науки оставались проблемы более частного и «земного» порядка.

Коперниковским переворотом, случившимся четыре с половиной столетия назад, наука впервые оспорила у теологии ее право монопольно определять формирование мировоззрения. Именно это стало первым актом в процессе проникновения научного знания и научного мышления в структуру деятельности человека и общества; именно здесь обнаружились первые реальные признаки выхода науки в мировоззренческую проблематику, в мир размышлений и устремлений человека. Ведь для того чтобы принять гелиоцентрическую систему Коперника, необходимо было не только отказаться от некоторых догматов, утверждавшихся теологией, но и согласиться/с представлениями, которые резко противоречили обыденному мировосприятию.

Должно было пройти немало времени, вобравшего в себя такие драматические эпизоды, как сожжение Дж.Бруно, отречение Г.Галилея, идейные конфликты в связи с учением Ч.Дарвина о происхождении видов, прежде чем наука смогла стать решающей инстанцией в вопросах первостепенной мировоззренченской значимости, касающихся структуры материи и строения Вселенной, возникновения и сущности жизни, происхождения человека и т.д. Еще больше времени потребовалось для того, чтобы предлагаемые наукой ответы на эти и другие вопросы стали элементами общего образования. Без этого научные представления не могли превратиться в составную часть культуры общества.

Одновременно с этим процессом возникновения и укрепления культурно-мировоззренческих функций науки занятия наукой постепенно становились в глазах общества самостоятельной и вполне достойной, респектабельной сферой человеческой деятельности. Иначе говоря, происходило формирование науки как социального института в структуре общества.

Что касается функций науки как непосредственной производительной силы, то нам сегодня эти функции, пожалуй, представляются не только наиболее очевидными, но и первейшими, изначальными. И это понятно, если учитывать беспрецедентные масштабы и темпы современного научно-технического прогресса, результаты которого ощутимо проявляются во всех отраслях жизни и во всех сферах деятельности человека. Однако при историческом рассмотрении картина предстает в ином свете. Процесс превращения науки в непосредственную производительную силу впервые был зафиксирован и проанализирован К.Марксом в середине прошлого столетия, когда синтез науки, техники и производства был не столько реальностью, сколько перспективой.

В период становления науки как социального института вызревали материальные предпосылки для осуществления такого синтеза, создавался необходимый для этого интеллектуальный климат, вырабатывался соответствующий строй мышления. Конечно, научное знание и тогда не было изолировано от быстро развивавшейся техники, но связь между ними носила односторонний характер. Некоторые проблемы, возникавшие в ходе развития техники, становились предметом научного исследования и даже давали начало новым научным дисциплинам.

Так было, например, с гидравликой, с термодинамикой. Сама же наука мало что давала практической деятельности — промышленности, сельскому хозяйству, медицине. И дело было не только в недостаточном уровне развития науки, но прежде всего в том, что сама практика, как правило, не умела, да и не испытывала потребности опираться на завоевания науки или хотя бы просто систематически учитывать их. Вплоть до середины XIX века случаи, когда результаты науки находили практическое применение, были эпизодическими и не вели ко всеобщему осознанию и рациональному использованию тех богатейших возможностей, которые сулило практическое использование результатов научных исследований.

Со временем, однако, становилось очевидным, что сугубо эмпирическая основа слишком узка и ограниченна для того, чтобы обеспечить непрерывное развитие производительных сил, прогресс техники. И промышленники, и ученые начинали видеть в науке мощный катализатор процесса непрерывного совершенствования средств производственной деятельности. Осознание этого резко изменило отношение к науке и явилось существенной предпосылкой для ее решающего поворота в сторону практики, материального производства. И здесь, как и в культурно-мировоззренческой сфере, наука недолго ограничивалась подчиненной ролью и довольно быстро выявила свой потенциал революционизирующей силы, в корне меняющей облик и характер производства.

Важной стороной превращения науки в непосредственную производительную силу является создание и упрочение постоянных каналов для практического использования научных знаний, появление таких отраслей деятельности, как прикладные исследования и разработки, создание сетей научно-технической информации и др. Причем, вслед за промышленностью такие каналы возникают и в других отраслях материального производства и даже за его пределами. Все это влечет за собой значительные последствия и для науки, и для практики.

Если говорить о науке, то она прежде всего получает новый мощный импульс для своего развития, поскольку «применение науки к непосредственному производству само становится для нее одним из определяющих и побуждающих моментов». Со своей стороны, практика все более явно ориентируется на устойчивую и непрерывно расширяющуюся связь с наукой. Для современного производства, да и не только для него, все более широкое применение научного знания выступает как обязательное условие самого существования и воспроизводства многих видов деятельности, возникших в свое время вне всякой связи с наукой, не говоря уже о тех, которые ею порождены.

Сегодня, в условиях научно-технической революции, у науки все более отчетливо обнаруживается еще одна группа функций — она начинает выступать и в качестп.ве социальной сшы, непосредственно включаясь в процессы социального развития. Наиболее ярко это проявляется в тех довольно многочисленных в наши дни ситуациях, когда данные и методы науки используются для разработки масштабных планов и программ социального и экономического развития. При составлении каждой такой программы, определяющей, как • правило, цели деятельности многих предприятий, учреждений и организаций, принципиально необходимо непосредственное участие ученых как носителей специальных знаний и методов из разных областей. Существенно также, что ввиду комплексного характера подобных планов и программ их разработка и осуществление предполагают взаимодействие общественных, естественных и технических наук.

Очень важны функции науки как социальной силы в решении глобальных проблем современности. В качестве примера здесь можно назвать экологическую проблематику. Как известно, бурный научно-технический прогресс составляет одну из главных причин таких опасных для общества и человека явлений, как истощение природных ресурсов планеты, растущее загрязнение воздуха, воды, почвы. Следовательно, наука — один из факторов тех радикальных и далеко не безобидных изменений, которые происходят сегодня в среде обитания человека. Этого не скрывают и сами ученые. Напротив, именно они были в числе тех, кто стал первым подавать сигналь! тревоги, именно они первыми увидели симптомы надвигающегося кризиса и привлекли к этой теме внимание общественности, политических и государственных деятелей, хозяйственных руководителей. Научным данным отводится ведущая роль и в определении масштабов и параметров экологических опасностей,

Наука в данном случае отнюдь не ограничивается созданием средств для решения поставленных перед ней извне целей. И объяснение причин возникновения экологической опасности, и поиск путей ее предотвращения, первые формулировки экологической проблемы и ее последующие уточнения, выдвижение целей перед обществом и создание средств для их достижения — все это в данном случае тесно связано с наукой, выступающей в функции социальной силы. В этом качестве наука оказывает комплексное воздействие на общественную жизнь, особенно интенсивно затрагивая технико-экономическое развитие, социальное управление и те социальные институты, которые участвуют в формировании мировоззрения.

Возрастающая роль науки в общественной жизни породила ее особый статус в современной культуре и новые черты ее взаимодействия с различными слоями общественного сознания. В этой связи остро ставится проблема особенностей научного познания и его соотношения с другими формами познавательной деятельности (искусством, обыденным сознанием и т.д.). Эта проблема, будучи философской по своему характеру, в то же время имеет большую практическую значимость. Осмысление специфики науки является необходимой предпосылкой внедрения научных методов в управление культурными процессами. Оно необходимо и для построения теории управления самой наукой в условиях развития НТР, поскольку выяснение закономерностей научного познания требует анализа его социальной обусловленности и его взаимодействия с различными феноменами духовной и материальной культуры.

Наука как объективное предметное знание

Научное знание, как и все формы духовного производства, в конечном счете необходимо для того, чтобы направлять и регулировать практику. Различные виды познавательной деятельности по-разному выполняют эту роль, и этого различия является первым и необходимым условием для выявления особенностей научного познания.

Напомним, что согласно марксовому анализу акты практической деятельности можно представить как единство «субъектной» и «объектной» подструктур. Первая представлена субъектом деятельности с его усилиями, ценностями, знаниями и навыками. Вторая включает средства деятельности, предмет деятельности (ее исходный материал), с которым взаимодействуют средства, и продукт (результат), который возникает вследствие преобразования исходного материала.

На ранних стадиях развития общества субъектная и объектная стороны практической деятельности не расчленяются в познании, а берутся как единое целое. Познание отображает способы практического изменения объектов, включая в характеристику последних цели, способности и действия человека. Такое представление об объектах деятельности переносится на всю природу, которая рассматривается сквозь призму осуществляемой практики.'