Часть 5

**
Наливаю себе воды, слушая, как он нервно щелкает зажигалкой и стучит пальцами по столу.
- Тебе не следовало оставлять меня одного, - слишком трудно глотать. Мочу губы и отставляю стакан. – У меня мог запасть язык, я бы задохнулся и умер, - поразительно, как отрешенно я могу рассуждать о собственной кончине. Моя смерть от меня еще дальше, чем смерть постороннего человека. – И Тому не было бы от меня никакого толку. Ты был в полушаге от того, чтобы крупно облажаться, - опираюсь о раковину и тру лоб.

Я не знаю, сколько проспал, но по ощущениям достаточно долго для того, чтобы мне вырезали лобную долю, раскроили спинной мозг и забыли достать из раны скальпель. Боль в голове просто чудовищна, и звуки окружения затираются каким-то шумом в ушах. Я с трудом передвигаюсь, с трудом стою, с трудом дышу.
Я нахожусь на берегу моря психических расстройств, и мои ноги поочередно лижут волны паники, депрессии и паранойи.
Все это усугубляется тем, что ощущения, которые я испытываю после принятия таблеток, не похожи на ранее испытанное, и я вынужден превозмогать тяжесть в голове, открывать рот и задавать вопросы.

Он молчит, зажимается и почти отворачивается от меня.
- Что ты мне дал? – слабость по всему телу. Обманчивое состояние: хочется вытянуться на полу, накрыться одеялом и уснуть. Впасть в анабиоз до следующей жизни. Я беспомощен. – Сколько денег я тебе должен?
- Нисколько, - первая реплика, от которой слишком тянет холодом. Нет сил разбирать его эмоции. Нет сил вообще ни на что. Перемещаюсь к подоконнику, ища точку опоры.
- Что это были за таблетки? – открываю окно и вдыхаю прохладный воздух. Такое ощущение, будто легкие разворачиваются.
- Какая тебе разница, крыса?! – он неожиданно подрывается со стула, и я, пытаясь защититься, съеживаюсь от его громкого голоса. - Ты был готов сожрать даже мышьяк! Тебя волнует, что я тебе дал?! А почему тебя не волновало это, когда ты подставлял свою руку под иглу?! – переходит на рев, и я стискиваю рукой плечо. – Ты мне омерзителен, Изая! Ты жалок! Как можно быть таким?!.. – ударяет кулаком по столу и резко садится на стул, закрывая лицо ладонями.
Изучаю предрассветное небо.

Пальцы пауком сползают к грудной клетке и сминают майку в области сердца. «Эти слова для меня ничего не значат, - думаю я, кусая губы, - мне безразлично все, что он говорит». Откуда тогда это саднящее чувство?
Я был готов к тому, что он скажет подобное, когда он увидел исколотые вены. Готов к тому, что он швырнет мне это в лицо, когда я произнесу, что не жалею о том, что принимал наркотики все это время. Я с самого начала был готов выслушать еще один пустой монолог на тему того, какой я мерзкий человек.
Просто в какой-то момент я… я поверил.
На коже остаются бледные полумесяцы от ногтей.
Поверил в то, что он понял меня.

- Скажи, Шизу-тян, - улыбаюсь и оборачиваюсь к нему, - неужели тебе действительно так нужны эти деньги, что ты терпишь меня, даже если я такой омерзительный и жалкий? Неужели тебя так просто купить? – он опускает руки, и я встречаюсь с первородной яростью: лицо пошло красными пятнами, глаза покраснели, зубы сжаты, ноздри широко раздуваются. Где там мой плащ тореадора и красная тряпка?
- Что ты об этом знаешь, мразь?! – рывком поднимается с такой силой, что стул отлетает к стене. Он грубо толкает в меня плечи, и я отступаю назад, ехидно ухмыляясь.
Я рассматриваю стену позади него, поэтому его агрессия не в фокусе. Он расплывается у меня перед глазами и двигается словно в замедленной съемке. – Что ты в этом понимаешь?! – пихает меня, а я, ударяясь поясницей о подоконник, не прекращаю улыбаться и разглядывать окружающие предметы.
Тебя бесит, да, что мы так похожи? Бесит, потому что ты боишься стать мной? Бесит, потому что ты так напуган перспективой закончить так же, как я? Глупый. Наркотические зависимости не передаются воздушно-капельным путем.
- Я понимаю в этом все, Шизу-тян, - сокращаю расстояние между нами, обнимаю его за шею и провожу языком по напряженной мышце. – Я ведь такая же шлюха, как и ты…
- Не сравнивай нас! – он отшвыривает меня, и моя спина здоровается с углом холодильника. Облизываюсь и скалюсь, чувствуя, как боль от позвоночника растекается по телу.
Если бы мы попали на необитаемый остров, я смог бы прожить, питаясь твоей злобой.
- Так сложно признать правду?
- Я не ты, Орихара!
- Тебе что, платят больше? - усмехаюсь, когда он дергается, как от удара током.
- Ты ничего об этом не знаешь! – сжимает ладони в кулаки и наклоняет голову вниз. Ударит, нет? Нет, не ударит. А жаль. Тогда бы наши силы были равны, а так я сильнее. Потому что я знаю, куда метить.
- А что, по-твоему, я должен об этом знать? Ты думаешь, есть какая-то разница между тем, как ты продаешь меня и тем, как я продаю кого-то еще? – да, я задел его, странно, что у него не пошла кровь от моего попадания. И где же вскрик «Ранен»? - Ты думаешь, что если мы станем с тобой близкими друзьями, я буду очень рад поправить своей жизнью твое материальное положение?! Мол, давай, Шизу-тян, дерзай! Продай меня! – вскидывает голову и подается вперед.
- Дело не в деньгах! – он ударяет совсем рядом со мной, и на дверце холодильника образуется внушительная вмятина, а я смотрю на него, изуродованного яростью, и испытываю удовольствие от того, как резь в позвоночнике полностью вымещается гневом.
Не в деньгах, да?..
Ты, тварь, хочешь сказать, что дело даже не в деньгах? Что я не стою даже этого?!
- А в чем тогда дело, ублюдок?! В чем тогда дело?! Тебе просто доставляют удовольствие мои мучения?! - порывисто выдыхаю. – Тебе нравится смотреть, как я дохну у тебя на глазах?! Нравится видеть, как я умоляю тебя прикончить меня? Нравится упиваться моими страданиями?! – размахиваюсь открытой ладонью, пытаюсь укусить его за шею, но он останавливает мою руку и с силой сжимает ее в воздухе, вдавливая меня телом в металл.
- Отпусти меня! Ты не имеешь права даже прикасаться ко мне! – пытаюсь вырваться, но он заводит за голову мои руки, и мы зло смотрим друг на друга, не зная, что делать дальше: то ли продолжать драться, то ли вывалить еще больше грязи.
Слабость постепенно овладевает мной, и гнев, выдыхаясь, замещается пустотой и его тяжелым дыханием.
Еще какая-то часть меня бунтует, но тело отказывается принимать участие в этом бесполезном действе. Я, заключенный в кандалы этой физической оболочки, готов был бы закричать от бессилия, если бы голос слушался меня.

Как он бесит меня! Как меня бесит его власть над моим телом!
Почему оно так предательски сдается и прекращает сопротивление в самый неподходящий момент? Почему я не могу уйти отсюда? Почему я маниакально желаю оставаться рядом с ним? Почему я, превозмогая боль, поднимаюсь снова и снова только для того, чтобы получить от него еще один удар? Почему я терплю это?
Почему я, имея миллиард возможностей убить его, не использовал ни одной? Почему я не могу относиться к нему, как к другим людям, таким же убогим, подлым и низким? Почему в последний момент апатия перевешивает злобу?
Удивительно: мы провели столько лет в показушных драках и ссорах, которые, как мне казалось, призваны развлекать меня, и только теперь выяснилось, что единственное, что эти скандалы мне приносили, это опустошенность.

Расслабляю руки и перевожу взгляд с его лица на окно. Небо светло-голубого оттенка и пышные белые облака. Он поворачивает голову:
- Это была моя реплика… - отпускает мои руки, и, пока я разминаю пальцы, разглядывая пол, касается моего плеча, привлекая к себе. Теплый Шизуо… Застываю от неожиданности.
- Что?.. – неумело отталкиваю его, но он только крепче стискивает меня.
- Про страдания. Ты не винишь меня. Ты говоришь это только для того, чтобы задеть меня. А мне действительно интересно: тебе нравится видеть, как я страдаю? Нравится заставлять меня чувствовать боль?– изучаю его спокойное лицо и замираю в его объятьях, сжимая и разжимая пальцы, царапая пустоту.
Внутри меня – вакуум. Закрываю глаза и со свистом выпускаю это из грудной клетки.
«Да».

Я не могу нанести тебе серьезных увечий. Не могу задеть тебя физически. Но отыгрываюсь словами. Восстанавливаю хрупкий баланс своей самооценки за счет твоих поджатых губ, сцепленных пальцев, злобных криков.
Давай я скажу правду. Я просто никогда не пытался прекратить играть с тобой. В играх, ты знаешь, персонажи могут развивать только одну область талантов: ты развивал физическую силу, а я овладевал магией толкового словаря японского языка.
Мои синяки рано или поздно проходили. А сколько раз ты прокручивал в памяти моменты, когда я особенно неприятно тебя цеплял?
Моя миссия на этой планете – сделать твою жизнь невыносимой. Такой, как моя собственная.
Я не хочу, чтобы ты был счастлив, Шизуо. Я не хочу, чтобы у тебя была жена. Чтобы у тебя были дети, собака, дом. Не хочу, чтобы ты вдруг стал обладателем стабильного заработка и Тойоты.
Я хочу, чтобы ты был на самом дне, вместе со мной. Чтобы мне не было так одиноко опускаться все ниже и ниже. Я хочу продолжать смеяться над тем, как тебя все раздражает. Как ты бесишься от одного моего вида. Хочу оттачивать на тебе свое остроумие. Хочу оставлять у тебя на теле шрамы.
Прости меня, пожалуйста, я слишком эгоистичен, но я так боюсь.
Что в самом конце, когда сердце откажет из-за передозировки, я останусь.
Совсем.
Один.

Совсем один. Я бы и рад уйти с этого поля, на котором я не воин, но вражеские стрелы уже попали в мою ногу, и пути к отступлению отрезаны.
Но пока у меня есть ты, я знаю, что есть человек, чья жизнь в любой момент может стать хуже, чем моя.
Мой спаситель.

Обнимаю его за шею и всхлипываю.
- Прости меня, Шизуо… - он не знает, о чем я думаю, это так чудесно, потому что он гладит меня по спине и утыкается лбом в шею, и не слышит моих громких крамольных мыслей.
В голове из эха последнего слова рождается маленькая серебристая змейка, которая выныривает из сознания и оказывается у меня на затылке. Она ловко проползает вдоль позвоночника и останавливается на бедрах. – Скажи, что ты меня прощаешь… - задерживаю дыхание, когда змея, приподнявшись, кусает меня за бок и вползает через маленькое отверстие в тело. Он искоса смотрит на меня и поправляет мою челку, пока кобра медленно забирается в кишечник и прогрызает своими острыми клыками желудок.
- Как жаль, Изая, что это говоришь не ты, а таблетки… - пальцы ласково касаются лица и обводят его контур, пока я, сражаясь с растущей болью, пытаюсь понять, что он только что сказал. Какая разница, что он там вообще говорит, - жадно ловлю его прикосновения и целую кончики пальцев, надеясь передать ему яд змеи внутри себя, запрокидываю голову, и он рисует пальцами на губах, улыбаясь моей реакции: подаюсь вперед и сильнее обнимаю его. – Как жаль, что таблетки забрали не только твою силу воли, но и твой голос…
Скриплю зубами, пытаясь совладать со змеиным гнездом внутри себя, и закусываю губы. Изображение плывет, и все, что связывает меня с реальным миром, - мимолетные касания моего рыцаря, изучающего мой подбородок. Рази, Орест, рази меня своими прикосновениями! (10) Делай меня еще более беззащитным перед болью!
Задыхаюсь, когда он языком дотрагивается до моей шеи и кусает за мочку уха, а змея внутри вгрызается в диафрагму.
- Мне надо идти, - отстраняюсь от него, плохо понимая, где нахожусь. – Надо идти…
- Изая? – он держит меня за руку, но я почти ее не чувствую, и сейчас она кажется мне очень далекой, как спутники Сатурна. – Что случилось?
- Да-да-да, - уже на втором «да» не хватает голоса, поэтому я просто раскрываю рот, на ощупь выбираясь из кухни.
- Изая? – он зовет меня, не решаясь следовать за мной, но мы уже разделены белой пеленой физической боли, за которой я не слышу его, и поэтому я просто иду дальше.
Укладываюсь под теплое одеяло и обнимаю сам себя.
- Спокойной ночи, Шизу-тян, - двигаются мои губы.
**
Горячий язык облизывает мои фаланги, пальцы переворачивают мою ладонь внутренней стороной, и теплые губы касаются кожи…
«Что происходит?» - я еще совсем сонный, чуть приоткрываю глаза, которые ничего не видят в темноте. Сбитое дыхание ласкает запястье.
- Шизуо?..
Он испуганно отпускает мою руку и отстраняется. Приподнимаюсь на локтях, ища его ладонь на одеяле.
- Шизуо?.. – касаюсь его плеча, и он приникает к моим пальцам, пододвигаясь ближе. – Шизуо, что ты делаешь? – упирается руками по сторонам от меня и трогает губами мое плечо:
- Целую тебя…
- Я вижу… - наблюдаю, как он прокладывает дорожку от плеча к ключицам и трется щекой о мою грудь. – Шизуо… - мочит слюной майку, оттягивает ворот и касается языком влажного пятна. – Что ты делаешь? – он покрывает поцелуями шею, заставляя запрокинуть голову и положить ему на спину руку. Какая, к чертям, разница, что он делает. Важно лишь то, как приятно чувствовать тепло его ладони на моем бедре.
Он очень аккуратен и нежен: маленькие поцелуи до кадыка, а потом мокрая дорожка от кадыка до подбородка и хриплое «Изая» в губы. Притягиваю его к себе за волосы, и мы смотрим друг другу в глаза, пока он не переводит взгляд на мои губы и не лижет их.
- Можно я тебя ...? – провожу по его переносице, и он прекращает хмуриться и расслабленно откидывает голову. – Пожалуйста, Изая… - спускаюсь пальцами к его губам, он обхватывает их и медленно втягивает, а я не могу прекратить наслаждаться ощущением узости и почти вынимаю, а потом запускаю их обратно. Он чуть улыбается, когда я царапаю язык.
Отнимаю руку, но он тянется за ней, и я оставляю ладонь на его лице.

Каждая клетка моего тела переносит на себе какую-то часть ломки, и поэтому когда моя кожа соприкасается с ним, он забирает ее, пускай и очень немного. Метафизика боли. Я использую его только для того, чтобы облегчить свои страдания.
- Что ты делаешь? – он прикрывает глаза и трется губами о подушечки пальцев.
- Пью твою боль, - обхватываю руками его лицо и поднимаю вверх.
- Это кажется тебе забавным? - прижимаю большие пальцы к его нижней губе и наклоняюсь к нему. – Все это кажется тебе смешным?
- Нет… - он ныряет в мои ладони и водит по ним носом. – Я правда пью твою боль. У нее запах лаванды… - провожу языком по его губам и обнимаю за шею. Лавандой, значит… Как по-моему, она пахнет полынью. Терпкий запах печали.
- Шизуо… - он прижимается ко мне и прячется в моих волосах.
- Что тебе болит?
- Спина болит. Ноги болят. Голова болит, - все болит. Отстраняется от меня.
- Ляг на живот и сними майку, - покорно стаскиваю с себя одежду и укладываюсь на футон.

Пожалуйста, облегчи мои муки. Лисенок уже почти прогрыз мой живот, но я, мальчик-спартанец, все еще терплю.
Сжимаю ладони в кулаки и приподнимаю живот, чтобы дышать было не так трудно.
Он что-то перебирает в ванной, пока я борюсь с легкими, умоляя их начать работать.

Возвращается и садится между моих ног, начиная растирать лопатки. Несколько касаний около шеи – и руки спускаются ниже, массируя затекшие мышцы. Он бережет меня, поэтому не сел на бедра, хотя так было бы удобнее, я бы почувствовал вес его тела и задохнулся бы от тяжести. Вытягиваю руки вдоль туловища и поворачиваю голову набок, чтобы видеть его лицо. Пальцы проходятся по ребрам, надавливая на них, и в ответ на это кощунство остатки боли внутри меня впиваются в плоть. Шиплю сквозь зубы, а он гладит меня по затылку, гладит руки, плечи.
Скоро кости опять заноют, даже если он будет очень стараться, но сейчас я чувствую только тепло. И облегчение.

- Шизуо…
- Тихо, тихо, Изая, - он вытирает меня мокрым полотенцем, которое принес из ванной, и целует в плечо. – Сейчас тебе станет легче… - Ангел Милосердия исцеловывает мою спину.
- Шизуо… - нахожу его руку. – Я ненавижу тебя … - подтягиваю к губам его ладонь и целую пальцы. – Правда ненавижу…

Это совсем не то «ненавижу», которым я прибивал тебя к стене, когда мы раньше дрались. То «ненавижу» было рыком, оно было неистовым, жестоким и готовым убивать. Слово, которое я произношу сейчас, не имеет ничего общего с тем, которое я кричал раньше.
Как мне рассказать тебе о том, что я чувствую? Как сделать так, чтобы ты услышал это? «Пожалуйста, прекрати так делать. Стань опять бесчувственным ублюдком, потому что так будет проще и тебе, и мне. Пожалуйста, не дай мне привязаться к тебе. Пожалуйста, сделай так, чтобы моё помутненное болью сознание все-таки услышало мой крик о помощи. Пожалуйста, уходи. Уходи прямо сейчас.
Не дай нам стать еще ближе. Возьми на себя ответственность и порви все, что нас связывает. Ты же сильный. Ты сможешь».

Сейчас, когда я ощущаю на губах горький вкус табака с твоих пальцев, даже сейчас я слышу эхо будущей катастрофы. Я хочу, чтобы все продолжало быть далекой от реальности пьесой. А ты только и делаешь, что забываешь реплики.
Игра перестала быть игрой, когда ты решил разделить мои страдания. И сейчас я почти привык к тому, что ты приходишь и защищаешь меня от демонов. Я стал слишком слаб.

Он нависает надо мной и дует на волосы на затылке.
- Изая… - его голос щекочет мне шею, - пожалуйста, Изая… - у него не хватает голоса сказать что-то, а у меня не хватает смелости услышать то, что он хочет сказать. - Пожалуйста, - водит губами по моей щеке и гладит затылок, - я очень тебя прошу, начни опять притворяться сильным… - затихаю под ним. Владеет телепатией?.. Впадаю в прострацию.
Это очень странное чувство: будто бы мне вырвали сердце и забыли зашить дыру. Я ведь хотел это услышать. Я ведь хотел, чтобы все стало как раньше. Я ведь хотел найти подтверждение собственным догадкам о том, что я теперь и я неделю назад – разные люди.
Тогда почему я сжимаю губы и пытаюсь спрятаться от этих слов под одеяло?

Добиться моего доверия заняло у тебя полторы недели. Растоптать его - одно предложение.

Ты не ходил на курсы повышения квалификации медсестер и не знаешь, как правильно нужно общаться с наркоманами в период ломки. Не знаешь, что нужно говорить им. Не знаешь, как нужно себя вести. Не знаешь, что нужно держать рот на замке и произносить только бессвязные звуки.
И поэтому повторяешь то, что говорит тебе твое сердце.
Но кто сказал, что оно хоть когда-нибудь подсказывает правильные вещи?..

Я только и делаю это, понимаешь?.. Только и делаю, что кажусь сильнее, чем я есть на самом деле, – с силой зажмуриваюсь и утыкаюсь в подушку. Даже сейчас, когда я почти не могу дышать, я делаю вид, что все почти что в порядке. Ты не можешь себе представить, какая черная дыра слабости скрыта за моими стальными доспехами.
Я продолжаю играть свою роль непобедимого злодея, и ты сначала просишь меня отказаться от нее, а потом говоришь, что таким я тебе не нужен.
Таким я не нужен никому, чтобы ты знал.
Я, который плохо себя контролирует, который плохо контролирует других, который не может подняться без посторонней помощи, – таким я не нужен даже себе.

Впиваюсь пальцами в одеяло.
Нелепо думать, что страдания и в самом деле можно разделить с кем-то. Каждый из нас вынужден сам справляться со своей болью и нести ее на себе хотя бы потому, что она не подойдет никому другому. Горе выточено именно под твою спину, и этот крест нельзя передать кому-то еще, как нельзя пришить оторванную руку не ее владельцу.
Каждый из нас рождается, страдает и умирает в одиночестве.
Из этой темной комнате, полной острых предметов, на которые я то и дело натыкаюсь, меня никто не спасет. И мои руки, исколотые иглами, не найдут выхода.

- Я не могу видеть, как ты страдаешь... – укладывается рядом со мной. Очевидно, для того, чтобы слова ранили меня сразу в спину. - Я злюсь на тебя, потому что ты заставляешь меня смотреть на это. Я злюсь, ведь в такие моменты я хочу быть в любом другом месте, лишь только подальше от тебя, - пальцы гладят мою шею. - Я злюсь, потому что ты вынуждаешь меня наблюдать за тем, как ты кончаешься от боли, - он зажмуривается, и его ладонь останавливается, - а я ничего не могу с этим сделать. Я ненавижу тебя, Изая… - мы по команде сжимаем кисти друг друга и молча лежим, изучая стены.

Ты злишься из-за бессилия? Правда? – в моих мыслях слишком много апатичного восторга старой собаки. Я почти забываю, что это все неправда.
Я почти забываю думать о том, что, скорее всего, тебе сказали, как нужно себя вести со мной. Тебе не нужно посещать курсы поддержки наркоманов, если ты общаешься с психологом, который все тебе расскажет и объяснит. Я не хочу об этом думать.
Сейчас ты это ты, который переживает за своего брата, кошек и уссурийских тигров.
Пожалуйста, пусть это продлится еще немного. Совсем чуть-чуть.
- Ты… ты очень много что делаешь для меня, Шизуо. Правда, - поворачиваюсь к нему и утыкаюсь лбом в подбородок.
Он прижимается ко мне, обнимая за талию, и затихает, смотря сквозь меня.
- Как часто с тобой такое происходит? – с трудом поднимаю руку, провожу по его лицу. Так странно: совсем не чувствую своих пальцев, но почему-то знаю, что на ощупь его щека колется из-за щетины, и думаю, что это очень приятно. Ведь он забыл побриться, потому что был со мной.
- Обычно я не довожу себя до такого состояния, - он зарывается носом в мои волосы и тянет к себе. Пролажу ладонями под его майку, свожу руки на спине и, тронув порезы, успокоено укладываюсь рядом с ним. Это тот Шизуо, с которым можно быть честным. Все в порядке. Этот Шизуо не сделает мне больно.
Этот Шизуо напряженно дышит, пока я исследую его лопатки, заставляя свое тело вспомнить, что с этим человеком очень приятно лежать рядом и слушать его дыхание. Этот человек защищает меня, прикрывая собой, от остального мира.
Провожу ладонями по плечам и обнимаю его, и он, будто бы ждал только этого моего шага, обхватывает меня и вжимает в себя.
- Я… я не знал, что… так произойдет...
- Ты… испугался? – глажу его по щеке, и он, закрыв глаза, едва кивает. – Разве такие большие звери могут чего-то бояться?
- У больших зверей большие страхи, - поджимаю ноги и накрываю нас одеялом. – Я абсолютно не знал, что делать… - мы лежим в коконе, внутри которого очень тепло и уютно, пахнет сигаретами и лавандовым мылом. – Изая… - он трется щекой о мою щеку, и я улыбаюсь в темноте от едва ощутимой щекотки. Просовываю ему между лодыжек свои замерзшие пятки и закрываю глаза, не боясь, что, если я усну, мне приснятся кошмары. Мой ловец снов обязательно подставит свою спину.
- Это было страшно? – выдыхаю я ему в шею.
- Ломка? – гладит меня по спине, и я погружаюсь в комфорт его прикосновений, вжимаясь в него еще сильнее, чтобы раствориться. – Да. Это было очень страшно. Никогда так больше не делай.
- А я бы хотел посмотреть на то, как ты нервничаешь из-за меня, - трогаю пальцами губы. – Это, наверное, выглядит очень мило, а, Шизу-тян?.. – сонно прижимаюсь к нему.
- Придурок, - хмыкает и целует меня в лоб. Залажу к нему под руку и вдыхаю запах его тела. Где-то наверху он неслышно произносит: - Это выглядит так, будто меня разрывают изнутри.
*
Я спокойно сплю около трех часов, а потом дрему начинает разрывать чужой голос: «Как они тебе это доверили?!». Мучительно долго, еще во сне, пытаюсь найти источник звука, но только стучу в закрытые двери. Откуда-то снизу слышен голос Шизуо: «Отойди от него, Такума».
Такума… Это очень знакомое имя, - думаю я, перевешиваясь через перила.
«Ты убьешь его!» - внизу никого нет, но я продолжаю слышать этот разговор. «Ты убьешь его!»
Когда это происходило? Не узнаю ничего из декораций сна: выцветшие стены, ржавые перила, битая плитка на полу. Отхожу от края и медленно плетусь к спуску мимо чужих квартир.
Ближе к лестнице на этаже стоит Шизуо и поднимает кого-то на руки.
- Шизуо! – машу ему рукой, но он проходит мимо, открывая дверь ближайшей комнаты.
- Иди домой, Изая, - бросает он мне через плечо, и я разглядываю ноги человека, которого он держит. – Тебе здесь нечего делать.
Куда мне идти? Я сажусь рядом с дверью и вслушиваюсь в стоны по ту сторону. «Как они тебе это доверили?!»
Такума…
Тру виски.
Дверь приоткрывается, и появляется Шизуо.
- Почему ты еще здесь?
- А куда мне идти?
- Я не знаю, - он ищет по карманам зажигалку, и я достаю ее из джинсов и протягиваю ему. – Ты не должен быть здесь, - щелчок кремния, и Шизуо прячет к себе в карман черный прямоугольник.
- А где мое место?.. – если не рядом с тобой?
Он молча курит, разминая шею, и не обращает на меня никакого внимания.
«Ты убьешь его!» - кричит кто-то снизу, и Шизуо недовольно цокает.
- Шизуо? – оборачивается. – Кто такой Такума? – тушит сигарету и распахивает дверь.
- Уходи, Изая.

Открываю глаза и слышу его мерное дыхание. Такума…. Послевкусие имени из сна на губах.
«Как они тебе это доверили?!»
Это был я. В своем сне. Шизуо заносил меня домой. Боль волной окатывает тело.
Такума.
Я покупал у него метадон несколько лет подряд, а потом он исчез, и я было похоронил его. Такума всегда лез на рожон, не знал меры, ни под кого не подстраивался, удивительно вообще было, как он продержался в деле так долго; не вступал ни в одну группировку, объясняя это тем, что неприятности он может найти и сам. Что Такума делает в доме Ямагучи?..

Он был знатным кидалой, и меня забавляло играть с ним в недовольного клиента, доводя до истерических припадков и приступов щедрости типа «Эти двадцать грамм от меня».
Я был с ним, как и со всеми, исключительно в отношениях «продавец-клиент». Почему тогда он решил дать мне таблеток? Неужели со временем все люди из прошлого приобретают какую-то ностальгическую дымку?
«Как они тебе это доверили?»
Шизуо не был удивлен, увидев его здесь. Он был взбешен, что Такума полез ко мне. Будто бы тот выполнял не свою работу. «Отойди от него». Это был приказ.
Шизуо знает, что Такума находится здесь. И Такума знает Шизуо. И они делят обязанности присмотра за мной.
«Как они тебе это доверили?»

Поворачиваюсь на бок. Действительно, Шизу-тян, как они доверили меня тебе, зная, что ты обязательно захочешь меня защитить? Как они отдали меня тебе, зная, что в конце концов мы с тобой будем играть на одной стороне? Как они недосмотрели то, что ты «злишься на меня из-за того, что я страдаю»?
Ты боялся, что текодин из его грязных рук может испортить мои внутренности, а вот твои чистенькие белые таблеточки – совсем другое дело. Эти таблеточки, побочных эффектов которых я еще не чувствую, ты готов сам открывать мне рот и запихивать их в меня.
- Ты предашь меня, Шизуо? – заправляю ему за ухо выбившиеся пряди и глажу по щеке. – Конечно нет, Изая, - шепчу вместо него я. – Я никогда тебя не предам.
**
Все равно веришь, что даже если сейчас ты совсем один, если сейчас ты не находишь сил проснуться, уже завтра все изменится. Даже если ты лежишь, прикованным к койке, и врачи отводят глаза на вопрос «Сколько мне осталось?», ты веришь, что у тебя впереди еще очень долгая и счастливая жизнь.
Веришь, что даже если сегодня нет ни добра, ни справедливости, ни любви, когда-нибудь это обязательно появится. И тогда ты сможешь превозмочь боль.
Завтра ты распахнешь двери и выйдешь в день, где твоя семья, твои друзья, твои возлюбленные рядом с тобой.
Завтра обязательно появится причина жить.

Но сегодня можно попробовать порезать вены.
**
- Ты выспался? – он треплет меня по волосам, пока я переворачиваю овощи. Отвожу глаза.
- Кофе будешь? – ставлю чайник, не дожидаясь ответа.
- Как поживает твоя нога? – усаживается на стул и подтягивает пепельницу.
- Превосходно, твоими молитвами… Дай сигарету, - протягивает мне свою. – Ищешь со мной непрямых поцелуев? – затягиваюсь и стряхиваю пепел.
- С чего бы это, если я вполне могу получить полноценные и прямые? – провожу ногтями по его кадыку и надавливаю пальцами на шею.
- Еда сгорит, - хрипло.
- Знаю. Но ее же будешь есть ты… - быстро целую в губы и возвращаюсь к плите.

Я утратил концентрацию внимания. Я заметил это часа два назад и не спешу делиться с Шизуо этой вестью, ибо именно это - побочный эффект таблеток, названия которых он не сообщил мне. Пока не сообщил.

Ставлю перед ним тарелку и усаживаюсь напротив.
- Ты не будешь?
- У меня аллергия на морковь, - цепляет палочками тонкую полоску и отправляет ее в рот.
- У тебя есть аллергия?
- Да. На многие продукты… и на некоторые лекарства, - хмурится.
- И как твоя аллергия проявляется? – стучит палочками по краю тарелки.
- Отек легких, - давай уже, сколько будем тянуть этот спектакль.
Закуривает.
- Ты… ты называл мне лекарства…
- Да, на них у меня нет аллергии. Шизуо? – он трет виски. – Шизуо? – даже так не скажешь?
Обнимаю сзади за шею и урчу на ухо.
- Боишься меня ненароком убить? – он протягивает руку и треплет меня по волосам.
- Киса…
- Захлопни-ка рот, Шизу-тян, - беру со стола нож и приставляю к его шее. – Иначе я сначала тебе его вырежу, а потом сошью нитками!
- И что ты можешь мне сделать? – тебе весело, да?
Наношу на его шею длинный порез, из которого начинает сочиться кровь.
- Повторить, господин? – довольно ухмыляюсь и трусь носом о его волосы, глядя, как он пальцами собирает кровь.
- Тебе купить ингалятор? – цокаю и отхожу от него.
- Зачем мертвецу ингалятор? – раздраженно веду плечами и бросаю в раковину нож.
- Психуешь, потому что не контролируешь ситуацию? - резко оборачиваюсь.
- Ты, урод…. – заношу руку, но он перехватывает ее и резко тянет на себя, так, что я почти падаю.
Блять, нога! – с силой упираюсь ему в плечо рукой, боль накатывает волной и я разеваю рот в попытке вздохнуть.
- Изая, - он сжимает своей громадной ладонью мои тонкие пальцы так, что слышен хруст, - я сильнее. Даже не пытайся.
- А то что, Шизу-тян?
- А то мне придется сделать тебе больно, - холодный взгляд. Он отпускает мою руку и берет еще одну сигарету.
Я ненавижу его. Ненавижу.
- Если ты думаешь, что я испугаюсь твоих угроз… - он вдавливает сигарету в пепельницу и одним движением впечатывает меня в стену, сминая мои ребра. Твою мать!
Просовывает руку под мою спину и носом поднимает мой подбородок, чтобы я смотрел на него, и, хотя я знаю, что он в бешенстве, это движение кажется мне очень интимным, и на секунду я забываю о боли.
- Ты будешь меня слушаться, - он трется носом о мою щеку и целует край подбородка. – Хорошо?
- Нет, не хорошо, - прищуриваюсь. – Какого хуя эта мысль вообще пришла тебе в голову? – он самодовольно улыбается и касается языком уголка моих губ, заставляя приоткрыть их.
- Ты этого хочешь. Хочешь, чтобы я взял на себя ответственность за тебя и твою жизнь. И вообще. Ты хочешь, чтобы не было никакой «твоей» жизни. Только «наша»… - о господи, а когда это мы успели поменяться ролями сэмэ-соблазнителя и укэ-недотроги?!
- Отъебись от меня! – с силой отталкиваю его, и он отстраняется, склонив голову набок.
- Предлагаю тебе сделку, крыса, - достает сигарету и ухмыляется. – Ты пытаешься слезть с метадона на сухую. Никаких вспомогательных наркотиков. Никаких психотропов. Только обезболивающее. Если через неделю ты не загнешься – мы трахнемся, - приближается ко мне и гладит большим пальцем подбородок. – Будем очень долго и жарко трахаться, - дует на губы, и я кладу на свой рот ладонь.
- Нет, - он удивленно поднимает брови. – Я буду трахать тебя. Через неделю. В десять часов утра. Минута в минуту, - недовольно морщится, а я расплываюсь в улыбке и прикрываю глаза.
Поправляет челку и надевает очки.
- Я пошел на работу.
- Можешь не возвращаться до следующей недели, - хмыкает в ответ и закрывает дверь.
**
Смогу ли я? – щелкаю в руке камнями. Все-таки сейчас я еще нахожусь под теми таблетками, которые он мне дал, и трудно оценить масштаб настоящей боли.
Улыбаюсь.
Конечно, я смогу.
Это просто еще одно задание, которое нужно выполнить. Я со всем справлюсь.

Ставлю на доску маленькую пешку ближе к рыцарю. Такума…
Мне надо поговорить с ним.

Плетусь в ванную, включаю горячую воду.
Можно симулировать апноэ, тогда Шизуо точно испугается и будет вынужден назвать лекарство, чтобы узнать, что, по моему мнению, может снять отек.
Задумка с аллергией отличная. Только вот я действительно задыхаюсь в последнее время.

Проверяю рукой воду.
Шампунь закончился – отставляю в сторону бутылку и лезу в настенный шкафчик. Мыло, гель, пена для бритья… Шампунь.
Отодвигаю бутылку.

Две плоских белых пачки и несколько шприцов.
Шизуо на стероидах?
Беру в руки тонкую пластинку с таблетками, с недоумением поворачиваю ее стороной с фольгой.
«Валиум».
Он посадил меня на «Валиум»?..
Открываю вторую коробочку, и на ладонь выкатываются небольшие ампулы. «Трамадол».
Как он?.. – судорожно стягиваю майку, ища отметины от инъекций, проверяю шею, живот, руки, но все чистое, к тому же, почти прошли следы от прошлых употреблений.
О нет, он же не мог… Снимаю джинсы и смотрю на бледную ногу. Рядом с коричневой коркой запекшейся крови синеет пятно от укола.
Это паршиво.

Трамадол - крайне сильный анальгетик, почти как морфин, собственно, они даже в одних и тех же списках запрещенных веществ. Его часто используют для того, чтобы уменьшить боль от ломки, но нет ломки – нет нужды в трамадоле, и потому я никогда раньше не принимал его, а только колол паре своих знакомых, когда не было денег на метадон. В сочетании с валиумом трамадол напрочь отключает способность тела реагировать на импульсы, помещая тебя в этакий аквариум прозрачного желе, в котором абсолютно все отходит на задний план. Основная проблема с ним: он быстро отпускает и приходится увеличивать дозы лекарства, а в перерывах мучаешься жесточайшим психозом. После применения снижается проходимость дыхательных путей, поэтому те, кто колет трамадол, перед сном всегда пишут предсмертные записки и завещания.
Его надо вводить подкожно, при этом инъекции довольно болезненны… касаюсь места укола и чувствую, как ногу прошивает ноющая боль. А валиум – седативное, и является чем-то типа снотворного.
Я не чувствовал боли от трамадола. Значит, тогда Шизуо дал мне валиум, и я уснул. А потом он вколол мне лекарство, которое нужно принимать только рядом с аппаратом искусственной вентиляции легких. И оставил одного в комнате. И сейчас ушел на работу.

Он пытается меня убить, - на лбу выступает пот. Он либо не знает о совместном действии лекарств, что маловероятно, ибо он сам их купил, либо он действительно хочет, чтобы я задохнулся во сне.
С каких пор Шизуо стал таким продвинутым фармакологом?..

Такума… вот что он здесь делает.
У Такумы – и был только текодин? Смешно. У Такумы явно были полные карманы анальгетиков, психотропов и антидепрессантов, просто, если бы он дал мне что-то другое, это могло перекрыть эффект коктейля из валиума и трамадола. Мой бывший пушер продолжает травить меня наркотиками, правда, теперь без моего согласия.

Закрываю шкафчик.
Мне надо обдумать это, - я ложусь на прохладный кафельный пол, подтягиваю колени к груди и подставляю лицо под струи воды. Мне надо обдумать то, что Шизуо хочет моей смерти.
Опираюсь спиной о стену.
Твою мать.
__
10.Цитата из «Мух» Сартра