СОЗНАНИЕ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

I

Я не собираюсь сказать в этом вводном отрывке что-либо новое и не могу избежать повторения того, что неоднократно высказы­валось раньше.

Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему воз­можность понять и приобщить науке часто наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может перенести сущность психического в сознание, но должен рассматривать сознание как качество пси­хического, которое может присоединяться или не присоединяться к другим его качествам.

Если бы я мог рассчитывать, что эта книга будет прочтена всеми интересующимися психологией, то я был бы готов к тому, что уже на этом месте часть Читателей остановится и не последу­ет далее, ибо здесь первое применение психоанализа. Для боль­шинства философски образованных людей идея психического, ко­торое одновременно не было бы сознательным, до такой степени непонятна, что представляется им абсурдной и несовместимой с простой логикой. Это происходит, полагаю я, оттого, что они ни­когда не изучали относящихся сюда феноменов гипноза и снови­дений, которые — не говоря уже о всей области патологическо­го, — принуждают к пониманию в духе психоанализа. Однако их психология сознания никогда не способна разрешить проблемы сновидения и гипноза.

Быть сознательным — это прежде всего чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно созна­тельным. Наоборот, характерным является то, что состояние со­знательности быстро проходит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко до­стижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период — мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым (latent), под­разумевая под этим то, что оно в любой момент способно было стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознатель­ным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком случае совпадает со скрыто или потенциально сознатель­ным. Правда, философы возразили бы нам: нет, термин «бессоз­нательное» не может иметь здесь применения; пока представление находилось в скрытом состоянии, оно вообще не было психиче­ским. Но если бы уже в этом месте мы стали возражать им, то затеяли бы совершенно бесплодный спор о словах.

К термину или понятию бессознательного мы пришли другим путем, путем разработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика. Мы видели, т. е. вынуждены были признать, что существуют весьма напряженные душевные процессы или представления, — здесь прежде всего приходится иметь дело с некоторым количественным, т. е. экономическим, моментом — ко­торые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, между прочим, и такие послед­ствия, которые могут быть сознаны опять-таки как представления, хотя в действительности и не становятся сознательными. Нет не­обходимости подробно повторять то, о чем уже часто говорилось. Достаточно сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утверждает, что такие представления не становятся со­знательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать сознательными, и тогда мы уви-дели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов. Эта теория оказывается неопровержимой благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно устранить противодействующую силу и довести соответствующие представления до сознания. Со­стояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, приведшая к вытеснению и поддерживавшая его, ощущается нами во время нашей психоаналитической рабо­ты как сопротивление.

Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как типич­ный пример бессознательного. Мы видим, однако, что есть двоя­кое бессознательное: скрытое, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным. Наше знакомство с психической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. Скры­тое бессознательное, являющееся таковым только в описательном, но не в динамическом смысле, называется нами предсознатель-ным; термин «бессознательное» мы применяем только к вытес­ненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: «сознательное» (bw), «предсознатель-ное» (vbw) и «бессознательное» (ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Предсознательное (vbw) предполага­ется нами стоящим гораздо ближе к сознательному (bw), чем бес­сознательное, а так как бессознательное (ubw) мы назвали психи­ческим, мы тем более назовем так и скрытое предсознательное (vbw). Почему бы нам, однако, оставаясь в полном согласии с философами и сохраняя последовательность, не отделить от созна­тельно-психического как предсознательное, так и бессознатель­ное? Философы предложили бы нам тогда рассматривать и пред­сознательное и бессознательное как два рода или две ступени пси-хоидного, и единение было бы достигнуто. Однако результатом этого были бы бесконечные трудности для изложения, а единст­венно 'значительный факт, что психоиды эти почти во всем ос­тальном совпадают с признанно психическим, был бы оттеснен на задний план из-за предубеждения, возникшего еще в то время, когда не знали этих психоидов или самого существенного в них.

Таким образом, мы с большим удобством можем обходиться нашими тремя терминами: bw, vbw и ubw, если только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существует двоя­кое бессознательное, в динамическом же только одно. В некото­рых случаях, когда изложение преследует особые цели, этим раз­личием можно пренебречь, в других же случаях оно, конечно, со­вершенно необходимо. Вообще же мы достаточно привыкли к двойственному смыслу бессознательного и хорошо с ним справля­лись. Избежать этой двойственности, поскольку я могу судить, не­возможно; различие между сознательным и бессознательным есть в конечном счете вопрос восприятия, на который приходится от­вечать или да или нет, самый же акт восприятия не дает никаких указаний на то, почему что-либо воспринимается или не воспринимается. Мы не вправе жаловаться на то, что динамическое в явлении может быть выражено только двусмысленно[1].

В дальнейшем развитии психоаналитической работы выясня­ется, однако, что и эти различия оказываются неисчерпывающими, практически недостаточными. Из числа положений, служащих то­му доказательством, приведем решающее. Мы создали себе пред­ставление о связной организации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, что оно господствует над побуждениями к движению, т. е. к вынесению возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы (Partial-vorgänge), которая ночью отходит ко сну и все же руководит цен­зурой сновидений. Из этого Я исходит также вытеснение, благо­даря которому известные душевные побуждения подлежат исключению не только из сознания, но также из других областей значи­мости и деятельности. Это устраненное путем вытеснения в ана­лизе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей уст­ранить сопротивление, производимое Я по отношению к общению с вытесненным. Во время анализа мы наблюдаем, как больной, если ему ставятся известные задачи, попадает в затруднительное положение; его ассоциации прекращаются, как только они долж­ны приблизиться к вытесненному. Тогда мы говорим ему, что он находится во власти сопротивления, но сам он ничего о нем не знает, и даже в том случае, когда, на основании чувства неудо­вольствия, он должен догадываться, что в нем действует какое-то сопротивление, он все же не умеет ни назвать, ни указать его. Но так как сопротивление, несомненно, исходит из его Я и при­надлежит последнему, то мы оказываемся в неожиданном поло­жении. Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессознатель­но и проявляется подобно вытесненному, т. е. оказывает сильное действие, не переходя, в сознание и для осознания чего требуется особая работа. Следствием такого наблюдения для аналитичес­кой практики является то, что мы попадаем в бесконечное мно­жество затруднений и неясностей, если только хотим придержи­ваться привычных способов выражения, например, если хотим све­сти явление невроза к конфликту между сознанием и бессозна­тельным. Исходя из нашей теории структурных отношений душев­ной жизни, мы должны такое противопоставление заменить дру­гим, а именно цельному Я противопоставить отколовшееся от не­го вытесненное[2].

Однако следствия из нашего понимания бессознательного еще более значительны. Знакомство с динамикой внесло первую по­правку, структурная теория вносит вторую. Мы приходим к вы­воду, что ubw не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное есть вытесненное. Даже часть Я (один бог ведает, насколько важная часть Я может быть бессознательной), без всякого сомнения, бес­сознательна. И это бессознательное в Я не есть скрытое в смысле предсознательного, иначе его нельзя было бы сделать активным без осознания и само осознание не представляло бы столько труд­ностей. Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненного ubw, то нам приходится при­знать, что характер бессознательного теряет для нас свое значе­ние. Он обращается в многосмысленное качество, не позволяющее широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее нужно остерегаться пренебре­гать им, так как в конце концов свойство бессознательности или сознательности является единственным светочем во тьме психоло­гии глубин.

II