Алхимики 2 страница

Раймунд Луллий (Raymond Lulli)

В то время, как Арнальдо де Вилланова и Пьетро д'Апоне жили во Франции и Италии, один адепт, более знаменитый, нежели тот и другой, появился в Испании. Это был Раймунд Луллий, имя которого принадлежит к алхимической элите. В отличие от многих его предшественников он не претендовал на лавры астролога или некроманта, но, выбрав Гебера как пример для подражания, тщательно изучал природу и химический состав металлов безотносительно к заклинаниям, колдовству или всевозможным нелепым обрядам. Однако постигать искусство алхимии он начал, будучи уже немолодым человеком. Его юношеские и зрелые годы прошли довольно необычно, да и вся его жизнь была воплощением романтики.

Он родился в 1235 году в известном семействе на Майорке. Когда этот остров в 1230 г. был отвоеван у сарацинов Иаковом I, королем Арагона[96], отец Раймунда, который был родом из Каталонии[97], поселился на нем и получил от короля важный пост. Раймунд рано женился и, будучи любителем наслаждений, покинул опостылевший ему уединенный остров и перебрался с женой в Испанию. Ему был пожалован пост гранд-сенешаля[98]при дворе короля Иакова, и несколько лет он вел беспутную жизнь. Неверный своей жене, он сменил множество красавиц, пока его сердце наконец не пленила очаровательная, но холодная Амбросия де Кастелло. Эта дама, как и ее обожатель, состояла в браке, но в отличие от него хранила супружескую верность и с презрением отвергала его домогательства. Раймунд был настолько влюблен, что отпор только распалил его страсть: он проводил ночи под ее окнами, писал страстные стихи с восхвалениями в ее адрес, забросил свои дела и стал посмешищем всех придворных. Однажды, наблюдая за ней через решетчатую ограду дома, он случайно, когда ветер откинул в сторону ее шейный платок, увидел под платьем грудь. В порыве вдохновения он сочинил несколько нежных строф и послал их даме. Прекрасная Амбросия никогда прежде не удостаивала его письма ответом, но на это она ответила. Она писала, что никогда не сможет ответить ему взаимностью, что негоже благоразумному человеку сосредоточивать свои помыслы, как это сделал он, на чем-то ином, кроме Господа, и умоляла его посвятить себя религии и обуздать недостойную страсть, которой он позволил себя снедать. Она тем не менее выразила готовность показать ему, если он того пожелает, открытую грудь, что так его пленила. Раймунд был восхищен. Он думал, что вторая часть этого послания едва ли согласуется с первой, и что Амбросия, несмотря на данный ею хороший совет, в конце концов смягчилась и сделает его настолько счастливым, насколько он того захочет. Он следовал за ней повсюду, упрашивая ее выполнить свое обещание, но Амбросия была холодна и со слезами на глазах заклинала его больше ей не докучать и говорила, что не может принадлежать ему и что это было бы невозможно даже в случае ее развода. «Что же тогда означает ваше письмо?»— спросил в отчаянии влюбленный. «Сейчас увидите!» — ответила Амбросия, которая тут же опустила лиф платья и представила на обозрение объятого ужасом воздыхателя большую раковую опухоль, поразившую обе груди. Она, видя его шоковое состояние, протянула ему руку и еще раз попросила вести богоугодную жизнь и стремиться к создателю, а не к грешному земному существу. Луллий ушел домой другим человеком. На следующий день он оставил свой высокий пост при дворе, разошелся с женой и попрощался с детьми, предварительно разделив между ними половину своего немалого состояния. Другую половину он поделил между бедняками. Затем он бросился к подножию распятия и посвятил себя служению Всевышнему, поклявшись потратить остаток своих дней на обращение мусульман в христианство и искупить таким образом свои грехи. В своих снах он видел Иисуса Христа, говорившего ему: «Раймунд! Раймунд! Следуй за мной!» Видение повторилось трижды, и Раймунд был убежден, что это является прямым указанием небес. Уладив свои дела, он отправился в паломничество к усыпальнице св. Иакова из Компостелло, а впоследствии прожил десять лет в безлюдном месте среди гор Аранды. Там он выучил арабский язык, чтобы подготовиться к своей миссии обращения магометан. Он также изучил разные науки по трудам ученых мужей Востока и впервые познакомился с сочинениями Гебера, которым было суждено оказать очень сильное влияние на его последующую жизнь.

Успешно выдержав это испытание, он в возрасте тридцати девяти лет сменил уединение на более активную жизнь. На остатки от своего состояния, сохраненные за время затворничества, он основал частную школу с преподаванием арабского языка, что было одобрено Папой Римским, похвалившим его рвение и набожность. В это время он едва избежал смерти от руки юноши-араба, которого он взял к себе в услужение. Раймунд, охваченный приступом фанатизма, молил бога сделать его мучеником в его святом деле. Молитву нечаянно услышал слуга, который, будучи столь же фанатичным, как и его хозяин, решил удовлетворить желание последнего и одновременно наказать его за проклятия, которыми тот непрестанно разражался а адрес Магомета и всех, кто в него верит. Для этого он однажды бросился с ножом на сидящего за столом хозяина, но проснувшийся в том инстинкт самосохранения пересилил стремление к мученичеству: Раймунд вступил в схватку со своим противником и победил его. Он не унизился до убийства, а сдал юношу городским властям, посадившим нападавшего в тюрьму, где впоследствии его нашли мертвым.

После этого злоключения Раймунд отправился в Париж, где прожил некоторое время и свел знакомство с Арнальдо де Виллановой. От последнего он, вероятно, заразился желанием найти философский камень, так как с этого времени стал уделять все меньше внимания религии, и все больше изучению алхимии. Однако он не отказался от главной цели своей жизни обращения магометан в христианство и проследовал в Рим, чтобы лично встретиться с Папой Иоанном XXI и выяснить, что можно для этого предпринять. Папа на словах одобрил его затею, но не предоставил ему никаких помощников для осуществления задуманного предприятия. Поэтому Раймунд в одиночестве отправился в Тунис, где был радушно встречен многими арабскими философами, до которых дошла его слава как алхимика. Если бы он занимался в этой стране алхимией, с ним не случилось бы ничего дурного, но он начал проклинать Магомета и навлек на себя большие неприятности. Когда Раймунд проповедовал христианские доктрины на большом базаре в городе Тунис, его арестовали и бросили в тюрьму. Вскоре после этого он предстал перед судом и был приговорен к смертной казни. Некоторые его друзья-философы ходатайствовали за него, и он был помилован при условии, что немедленно покинет Африку и больше никогда в нее не вернется. Если же его здесь обнаружат, то независимо от цели его пребывания и срока давности вынесенный ему вначале приговор будет приведен в исполнение. Когда жизни Раймунда стала угрожать реальная опасность, он понял, что совсем не хочет быть мучеником, с радостью принял поставленные условия и покинул Тунис, намереваясь проследовать в Рим. Потом его планы изменились, и он обосновался в Милане, где какое-то время весьма успешно занимался алхимией и, по утверждению некоторых, астрологией.

Большинство писателей, веривших в таинства алхимии и рассказывавших о жизни Раймунда Луллия, утверждают, что во время пребывания в Милане он получал письма от английского короля Эдуарда, в которых тот приглашал ученого поселиться в его владениях. Они добавляют, что Луллий с удовольствием принял приглашение и поселился в выделенных ему апартаментах в Лондонском Тауэре, где очищал золото в больших количествах, руководил чеканкой золотых монет и сделал золото из железа, ртути, свинца и сплава олова со свинцом на общую сумму в шесть миллионов фунтов стерлингов. Авторы «Всеобщей биографии», люди исключительно авторитетные, отрицают, что Раймунд когда-либо был в Англии, и пишут, что во всех этих историях о его удивительных алхимических способностях его путают с другим Раймундом, иудеем из Таррагоны. Ноде в своей «Защите» пишет, что Раймунд Луллий принес королю Эдуарду шесть миллионов для ведения войны против турок и прочих неверных, но он не превращал неблагородные металлы в золото, а посоветовал Эдуарду, как далее добавляет автор, ввести налог на шерсть, что и принесло нужную сумму. Чтобы доказать, что Раймунд посещал Англию, его поклонники цитируют один из приписываемых ему трудов, «De Transmutatione Animoe Metallorum», в котором он ясно пишет, что был в Англии при посредничестве короля[99]. Авторы-герметисты расходятся во мнениях, был ли это Эдуард I или же Эдуард II, но, датируя его путешествие 1312 г., они тем самым указывают на Эдуарда П. Эдмонд Дикенсон в своем труде «Сущность философских воззрений» пишет, что Раймунд работал в Вестминстерском аббатстве, где много лет спустя после его отъезда в келье, которую он занимал, было найдено огромное количество золотой пыли, принесшее зодчим немалый доход. В биографическом очерке о Джоне Кремере, аббате Вестминстерском, написанном Ленгле, говорится, что Раймунд прибыл в Англию благодаря его содействию. Кремер сам тридцать лет занимался тщетными поисками философского камня, когда он случайно познакомился с Раймундом в Италии и попытался убедить его открыть великий секрет. Раймунд сказал ему, что он должен найти его сам, как это сделали до него все великие алхимики. Вернувшись в Англию, Кремер восторженно рассказал королю Эдуарду об удивительных способностях философа, и тому было тотчас отправлено пригласительное письмо. Роберт Константин в книге «Nomenclator Scriptorum Medicorum», изданной в 1515 г., пишет, как после длительных изысканий он обнаружил, что Раймунд Луллий какое-то время жил в Лондоне и действительно делал в Тауэре золото посредством философского камня, что он видел золотые монеты его чеканки, все еще называемые в Англии ноблями Раймунда, или розноблями. Луллий сам похвалялся своим златоделанием: в своем известном труде «Testamentum» [100]он утверждает, что суммарная масса золота, полученного им из ртути, свинца и сплава олова со свинцом, составляет не менее пятидесяти тысяч фунтов[101]. Представляется весьма вероятным, что английский король, верящий в необычайные способности алхимика, пригласил его в Англию, дабы испытать их на практике, и что тот занимался аффинажем золота и чеканкой монеты. Кемден[102], которого нельзя назвать легковерным в подобных вопросах, с доверием относится к истории о чеканке ноблей и пишет, что нет ничего удивительного в том, что человек, известный как знаток металлов, был занят на такой работе. Раймунд в то время был старым человеком семидесяти шести лет и в какой-то степени страдал старческим слабоумием. Ему хотелось верить, что он открыл великий секрет, и он скорее поддерживал соответствующий слух, нежели опровергал его. Он пробыл в Англии недолго и вернулся в Рим для осуществления проектов, более близких его сердцу, чем ремесло алхимика. Он предлагал их нескольким сменившим друг друга Папам, но почти безуспешно. Первый представлял собой план введения обязательного преподавания восточных языков во всех монастырях Европы, второй — объединения всех существующих боевых порядков в один с целью повышения эффективности боевых действий против сарацинов, а третий запрещения верховным понтификом изучения в школах трудов Аверроэса[103]как более симпатизирующего магометанству, нежели христианству. Папа принял старого ученого без особой сердечности, и после примерно двухлетнего пребывания в Риме тот снова отправился в Африку, одинокий и беззащитный, проповедовать Евангелие. Он высадился в Боне в 1314 г. и настолько рассердил магометан проклятиями в адрес их пророка, что они побили его камнями и оставили умирать на берегу моря. Несколько часов спустя его нашла группа генуэзских купцов, которые перенесли его на борт своего корабля и поплыли к Майорке. Несчастный проповедник все еще дышал, но не мог членораздельно говорить. В этом состоянии он медленно умирал несколько дней и испустил дух, когда на горизонте показались его родные берега. Его тело с большой помпой перенесли в церковь св. Эулалии в г. Пальма, где в его честь были устроены общественные похороны. Впоследствии говорили, что на его могиле творились чудеса.

Так закончилась карьера Раймунда Луллия, одного из наиболее выдающихся людей своего времени, и, если не принимать во внимание его хвастовство шестью миллионами золотом, он менее других алхимиков заслуживает прозвище шарлатана. Он написал очень много трудов около пятисот томов по грамматике, риторике, этике, теологии, политике, гражданскому и каноническому праву, физике, метафизике, астрономии, медицине и химии.

Роджер Бэкон (Roger Bacon)

В плен алхимического заблуждения однажды попал ум, еще более великий, чем Раймунд Луллий. Роджер Бэкон твердо верил в философский камень и потратил много времени на его поиски. Его пример укрепил веру всех ученых мужей того времени в целесообразность этих поисков и добавил им уверенности в своих силах. Он родился в Илчестере, что в графстве Сомерсет, в 1214 году. Некоторое время он учился в Оксфордском, а затем в Парижском университете, где получил степень доктора богословия. Вернувшись в Англию в 1240 г., он стал монахом ордена св. Франциска[104]. Он был, пожалуй, самым образованным человеком своего времени; его знания были настолько полнее знаний его современников, что те неизбежно предполагали, что им он обязан дьяволу. Вольтер дал этому уместное определение: «De l'or encroute de toutes les ordures de son siecle»[105], но суеверие, окутывавшее его могучий интеллект, могло лишь затуманить, но не затмить яркость его гения. Очевидно, только ему среди всех пытливых умов того времени были известны свойства вогнутых и выпуклых линз. Он также изобрел волшебный фонарь[106], эту прелестную игрушку современности, принесшую ему репутацию, отравлявшую его существование. Имя этого великого человека нельзя не включить в историю алхимии, хотя в отличие от многих других, о ком мы будем говорить, для него она всегда была вторичной по отношению к иным занятиям. Наполнявшая его разум любовь к универсальному знанию не позволяла пренебречь одной из отраслей науки, об абсурдности которой ни он, ни остальной мир знать тогда не могли. Потерянное на нее время он с лихвой компенсировал своими познаниями в области физики и знакомством с астрономией. Телескоп, зажигательные стекла и черный порох этих сделанных им открытий вполне достаточно, чтобы о нем помнили в самом отдаленном будущем безотносительно к одному-единственному недомыслию, являющемуся диагнозом эпохи, в которой он жил, и обстоятельств, которые его окружали. Его трактат «Замечательная способность искусства и природы к получению философского камня» был переведен на французский язык Жераром де Торме и издан в Лионе в 1557 г. Его «Зеркало алхимии» было также издано на французском языке в том же году ив 1612 г. в Париже, с дополнениями из трудов Раймунда Луллия. Полный список всех опубликованных трактатов на эту тему можно найти у Ленгле дю Френуа.

Папа Иоанн XXII (Pope John XXII)

Этого прелата считают другом и учеником Арнальдо де Виллановы, посвятившего его во все секреты алхимии. Предание гласит, что он делал золото в больших количествах и умер богатым, как Крез. Он родился в Каоре, провинция Гиень, в 1244 г. Иоан XXII был очень красноречивым проповедником и быстро достиг высот церковной иерархии. Он написал труд по превращению металлов и имел прекрасную лабораторию в Авиньоне; издал две буллы[107]против многочисленных претендентов на владение искусством алхимии, появившихся во всех частях христианского мира, из которых можно сделать вывод, что его самого это заблуждение не коснулось. Алхимики, однако, называют его одним из самых выдающихся и удачливых мастеров их искусства, и пишут, что его буллы были направлены не против истинных адептов, а против самозванцев. Они придают особое значение следующим словам его буллы: «Spondent, quas non exhibent, divitias, pauperes alchymistae»[108]. Эти слова, по их мнению, могут относиться лишь к бедным и, следовательно, являющимися самозванцами алхимикам. Он умер в 1344 году, оставив в своих сундуках восемнадцать миллионов флоринов. Люди верили, что он не скопил сие сокровище, а изготовил его; алхимики же самодовольно считают это доказательством того, что философский камень был не такой уж химерой, как утверждали скептики. Они считают не требующим доказательства, что Иоанн действительно оставил эти деньги, и задаются вопросом: «Каким образом он мог скопить такую сумму?» Отвечая на свой собственный вопрос, они с ликованием пишут: «Его книга свидетельствует о том, что в этом ему помогла алхимия, секреты которой он узнал от Арнальдо де Виллановы и Раймунда Луллия. Но он был благоразумен, как и все остальные герметические философы. Всякий, кто попытается узнать секрет из его книги, потратит время впустую, Папа хорошо позаботился о сохранении тайны.» К несчастью для их собственной репутации, все эти злато делатели находятся в одном и том же затруднительном положении: их великий «секрет» теряет свою ценность как раз при попытке его рассказать, поэтому они и держат его в тайне. Может быть, они думали, что, если все смогут превращать металлы в золото, последнего станет так много, что оно утратит свою ценность и возникнет потребность в новом искусстве превращения его обратно в сталь и чугун. Если это так, то общество у них в большом долгу за их выдержку.

Жан де Мён (Jean de Meung)

В то время «искусством» занимались представители всех классов и профессий. Последний, упомянутый нами, был Папой Римским, герой же нынешнего повествования был поэтом. Жан де Мен, прославленный автор «Романа о розе», родился в 1279 или 1280 году, и был заметной фигурой при дворах Людовика X, Филиппа Длинного, Карла IV и Филиппа де Валуа. Его знаменитая поэма «Роман о розе», повествующая обо всем, что было тогда в моде, неизбежно и весьма широко затрагивает алхимию. Жан твердо верил в силу «искусства» и помимо «Романа» написал две более короткие поэмы, одна из которых называлась «Увещевание природы странствующему алхимику», а другая «Ответ алхимика природе». Поэзия и алхимия были его усладой, а священники и женщины его антипатией. О нем и о женщинах при дворе Карла IV рассказывают забавную историю. Он написал о прекрасном поле следующее клеветническое двустишие:

«Toutes êtes, serez, ou fûtes,

De fait ou de volonté, putains;

Et qui, très bien vous chercherait,

Toutes putains, vous trouverait.» [109]

Это, разумеется, было чрезвычайно оскорбительно, и, когда однажды это услышали несколько дам, дожидавшихся аудиенции в вестибюле королевского дворца, они решили наказать автора. Десять-двенадцать женщин вооружились палками и прутьями и, окружив незадачливого поэта, призвали присутствующих джентльменов раздеть его догола, чтобы они могли отомстить ему по справедливости и прогнать его, избивая, по улицам города. Некоторые из присутствующих синьоров, не вняв голосу разума, решили последовать призыву ради низменной потехи. Но Жана де Мена их угрозы не испугали, и он спокойно стоял среди них, умоляя их сперва выслушать его, а затем, если их не удовлетворят его объяснения, делать с ним все что угодно. Когда тишина была восстановлена, он встал на стул и начал речь в свою защиту. Он признал, что является автором оскорбительных стихов, но отрицал, что они относятся ко всем женщинам. Он сказал, что имел в виду лишь порочных и распутных, тогда как те женщины, которых он видит вокруг себя, являются воплощением добродетели, красоты и благопристойности. Если же, несмотря на все вышесказанное, какая-либо из присутствующих дам чувствует себя оскорбленной, он готов дать себя раздеть и позволить ей бить его до тех пор, пока у нее не устанут руки. Сообщается, что гнев прекрасных дам немедленно утих, и Жан избежал таким образом порки. Тем не менее присутствовавшие при этом джентльмены придерживались мнения, что, если бы все находящиеся там женщины, уязвленные его стихами, поймали поэта на слове, его, по всей вероятности, забили бы насмерть. На протяжении всей своей жизни он выказывал сильную враждебность по отношению к священнослужителям, и его знаменитая поэма изобилует фрагментами, изобличающими их алчность, жестокость и аморальность. Находясь при смерти, он оставил большой сундук, наполненный чем-то тяжелым, который он завещал кордельерам[110]в качестве искупительной жертвы за те оскорбления, что он расточал в их адрес. Поскольку его занятия алхимией были хорошо известны, было решено, что сундук наполнен золотом и серебром, и кордельеры поздравляли друг друга с ценным приобретением. Когда сундук был открыт, они к своему ужасу обнаружили, что он наполнен исключительно грифельными досками, на которых нацарапаны иероглифические и кабалистические символы. Оскорбленные монахи решили отказать ему в христианском погребении под предлогом того, что он колдун. Несмотря на это, его с почестями похоронили в Париже в присутствии всего королевского двора

Николай Фламель (Nicholas Flamel)

В истории этого алхимика, переданной из поколения в поколение и изложенной в книге Ленгле дю Френуа, нет ничего необычного. Он родился в Понтуазе, в бедной, но уважаемой семье в конце тринадцатого или начале четырнадцатого века. Не имея родового имения, он в раннем возрасте отправился в Париж попытать счастья как переписчик. Он получил хорошее образование, весьма преуспел в изучении языков и был превосходным писцом. Вскоре он стал письмовником и переписчиком, и, бывало, сидел на углу улицы Мариво и зазывал клиентов, но на заработанные деньги едва сводил концы с концами. Чтобы зарабатывать больше, Фламель пробовал писать стихи, но на этом поприще преуспел еще меньше. Как переписчик он зарабатывал как минимум на хлеб и сыр, но своими виршами он не смог заработать даже на корку хлеба. Тогда он попробовал себя в живописи, но со столь же малым успехом, после чего ухватился за последнюю возможность выкарабкаться из нужды, занявшись поисками философского камня и предсказанием будущего. Это была более удачная мысль. Вскоре его благосостояние возросло, и у него появились деньги на болееменее комфортабельную жизнь. Воспользовавшись этим, Фламель женился на Петронелле и начал откладывать деньги, но внешне оставался таким же бедным и убогим, как и прежде. За несколько лет он стал фанатичным приверженцем алхимии и уже не думал ни о чем, кроме философского камня, эликсира жизни и алкагеста[111]. В 1357 году он случайно купил за два флорина старинную книгу, ставшую вскоре его единственным предметом изучения. Она была написана неким стальным орудием на древесной коре и состояла из двадцати одного, или, как он сам всегда говорил, из трижды семи листов. Книга была написана на латыни в весьма изящной манере. На каждом седьмом листе был рисунок без текста. На первом из них был изображен змей, заглатывающий прутья, на втором крест с распятым змеем, а на третьем пустыня, посреди которой бьет фонтан и туда-сюда ползают змеи. Автор книги величал себя не иначе как «Авраам, родоначальник евреев, правитель, философ, жрец, левит и астролог» и насылал проклятие на любого, кто взглянет на эту книгу, не являясь при этом «жрецом или писцом». Николай Фламель не счел странным, что Авраам знал латынь, и был убежден, что находящаяся у него книга написана рукой великого родоначальника. Поначалу он боялся читать ее, памятуя о содержащемся в ней проклятии, но затем преодолел это препятствие, вспомнив, что хотя он никакой не жрец, но когда-то был писцом. Прочтя книгу, он был в восторге и счел ее идеальным трактатом о превращении металлов. В ней четко описывались все процессы, указывались сосуды, реторты, смеси, а также необходимые для проведения экспериментов временные интервалы и времена года. Но вот незадача: при этом изначально подразумевалось наличие у экспериментатора основного реагента философского камня. Это было непреодолимой трудностью. Это было сродни тому, как если бы умирающему от голода человеку объясняли, как приготовить бифштекс, вместо того, чтобы дать ему денег на его покупку. Но Николай не отчаивался и приступил к изучению иероглифичских и аллегорических изображений, коими изобиловала книга. Вскоре он убедил себя, что когда-то это была одна из священных книг евреев, изъятая из иерусалимского храма после его разрушения Титом[112]. Логическая цепочка, приведшая его к данному умозаключению, нам неизвестна.

Из текста трактата он узнал, что аллегорические рисунки на четвертом и пятом листах таят в себе секрет философского камня, без знания которого все написанные изящной латынью директивы были абсолютно бесполезны. Он пригласил всех алхимиков и ученых мужей Парижа прийти и изучить эти рисунки, но их визит не прояснил ровным счетом ничего. Никто не узнал ничего вразумительного ни от Николая, ни из его рисунков, а некоторые визитеры даже позволили себе утверждать, что его бесценная книга не стоит и су. Этого Николай вынести не мог и решил открыть великий секрет самостоятельно, не беспокоя философов. На первой странице четвертого ли ста он нашел рисунок, на котором был изображен Меркурий, атакуемый старцем, похожим на Сатурна, или Кроноса[113]. У последнего на голове были песочные часы, а в руках — коса, которой он нацеливался нанести Меркурию удар по ногам. На второй странице этого листа было нарисовано цветущее растение, растущее на вершине горы и неистово теребимое ветром. Его стебель был синим, цветки красными и белыми, а листья из чистого золота. Вокруг него было великое множество драконов и грифонов. На первой странице пятого листа был изображен прекрасный сад, посреди которого росло розовое дерево в полном цвету, подпираемое стволом гигантского дуба. У его подножия бил фонтан воды, похожей на молоко, которая, образуя неширокий поток, текла через сад и терялась в песках. На второй странице был нарисован король с мечом в руке, командующий отрядом солдат, которые, выполняя его приказы, убивают великое множество малолетних детей, с презрением игнорируя мольбы и ужас их матерей, пытающихся уберечь их от гибели. Кровь детей тщательно собирается другим отрядом солдат и переливается в большой сосуд, в котором купаются две аллегорические фигуры солнца и луны.

Бедный Николай потратил на изучение этих рисунков двадцать один год, но их смысл так и остался для него загадкой. В конце концов его жена Петронелла уговорила его поискать какого-нибудь ученого раввина, но в Париже не было достаточно образованного раввина, способного хоть как-то ему помочь. У евреев не было ни малейшего стимула оседать во Франции, и все наиболее уважаемые представители этого народа на территории Европы жили в Испании. И тогда Николай Фламель отправился в Испанию. Он оставил книгу в Париже возможно, из опасения, что у него могут ее украсть по дороге, и, сказав соседям, что отправляется в паломничество к усыпальнице св. Иакова из Компостелло, ушел пешком в Мадрид на поиски раввина. Он прожил в Испании два года и познакомился с огромным количеством евреев, потомков тех, кто был изгнан из Франции во время правления Филиппа Августа. Апологеты философского камня рассказывают о его приключениях следующее. Они пишут, что в Леоне он свел знакомство с новообращенным евреем по имени Коше, весьма эрудированным врачом, которому он сообщил заглавие и содержание принадлежащей ему книги. Как только доктор услышал ее название, он не помня себя от радости тут же решил отправиться с Николаем в Париж, чтобы ее увидеть. По дороге доктор развлекал своего спутника рассказом о книге, которая, при условии ее подлинности и согласно некогда услышанному им ее описанию, была написана рукой самого Авраама и принадлежала таким выдающимся личностям, как Моисей, Иисус, Соломон и Ездра. Она содержала все секреты алхимии и многих других наук и была наиболее ценной из всех книг, когда-либо существовавших в этом мире. Сам доктор превосходно разбирался в алхимии, и Николай очень многое почерпнул из его рассуждений, пока они в одеяниях бедных пилигримов шли в Париж, убежденные в своей способности превратить все старые лопаты столицы Франции в чистое золото. Но к несчастью, когда они достигли Орлеана, доктор серьезно заболел. Николай дежурил у его постели, будучи одновременно врачом и сиделкой, но несколько дней спустя доктор умер, на последнем издыхании сокрушаясь, что не прожил достаточно долго, чтобы увидеть драгоценный том. Николай воздал его телу последние почести, после чего со скорбным сердцем и без единого су в кармане проследовал домой, к своей жене Петронелле. Вернувшись, он немедленно возобновил исследование рисунков, но на протяжении целых двух лет он ни на йоту не приблизился к их разгадке. И наконец, на третьем году изысканий, он, что называется, увидел свет в конце тоннеля. Он вспомнил некоторые суждения своего друга-доктора, которые до сих пор не всплывали в его памяти, и пришел к выводу, что все предыдущие эксперименты осуществлялись на основании ложных предпосылок. Теперь он возобновил их с прежним энтузиазмом и в конце года имел счастье быть вознагражденным за все свои труды. Ленгле пишет, что 13 января 1382 г. он получил из ртути некоторое количество серебра высшей пробы. 25 апреля он превратил большое количество ртути в золото, овладев таким образом великим секретом.

В это время Николаю было около восьмидесяти лет, и он, несмотря на почтенный возраст, оставался крепким и бодрым. Его сторонники пишут, что, открыв эликсир жизни, он нашел способ продлить жизнь еще на четверть века и что он умер в 1415 г. в возрасте 116 лет. За это время он сделал несметное количество золота, хотя по всем внешним признакам оставался беден как церковная мышь. В начальный период златоделания он, как человек достойный, посовещался со своей старой женой Петронеллой на предмет наилучшего применения его богатства. Петронелла сказала, что поскольку у них, к сожалению, нет детей, то лучшее, что он может сделать, пожертвовать его на строительство больниц и обеспечить постоянным доходом церкви. Николай был того же мнения, особенно когда начал понимать, что его эликсир не убережет его от смерти и что сей неумолимый враг вот-вот его настигнет. Он наделил обильным доходом церковь Сен-Жак-де-ла-Бушери рядом с улицей Мариво, где он прожил всю жизнь, и семь других церквей в разных частях королевства. Он также обеспечил доходом четырнадцать больниц и построил три часовни.