ГЛАВА 5. — Я умираю с голоду! — громко заявляет Барахлюш.

— Я умираю с голоду! — громко заявляет Барахлюш.

Тело паука размеренно колышется, сидящие на лапе минипуты раскачиваются в такт, и от этой тряски желудок юного принца дает о себе знать.

— Ты, главное, не забывай предупреждать нас, когда ты есть не хочешь, — язвительно откликается его сестра.

— А разве хотеть есть — это преступление? Что-то я никогда такого не слышал! И вообще, мы не ели уже несколько селенелий! — ворчит принц, держась руками за живот, словно тот, не встретив понимания, намеревается сбежать в более понятливое тело.

— К тому же мой организм растет, значит, ему нужен материал для роста! Что, разве я не прав?

— Прав. Но сейчас твоему организму придется потерпеть, так как мы уже у цели! — говорит Селения, прерывая дискуссию в самом зародыше.

Впереди начинается каменный туннель, перед которым зияет широкий разлом: давным-давно в это место ударила молния. Камень по краям разлома искрошился… а может, это огромное древнее чудовище яростно изгрызло его своими острыми зубами.

В дальнем углу разлома виднеется отверстие — темное, затянутое слизью. Вода, сочащаяся из стен разлома, капает вниз совершенно бесшумно: дно так глубоко, что звук разбивающихся капель не долетает до поверхности земли.

Селения и оба мальчика крепко вцепляются в шерсть, покрывающую ногу паука, и толстый скакун с размаху плюхается в разлом. В отличие от минипутов, для него это всего лишь небольшое углубление. К счастью для наших героев. Ведь если бы им пришлось спускаться по мокрым стенам, они могли бы сорваться в каменную пропасть. Что, согласитесь, не слишком приятно.

Очутившись на дне разлома, принцесса, не объясняя ничего своим спутникам, отправляется на поиски и довольно быстро находит то, что искала, а именно табличку со словами: «Проход запрещен». Для тех, кто не в ладах с грамотой, под надписью на всякий случай нарисован череп с костями.

— Значит, это точно здесь! — радостно восклицает принцесса, словно обнаружила пятизвездочный отель на необитаемом острове.

Заглянув в дыру, края которой обильно перемазаны черной тухлой слизью, Барахлюш звучно сглатывает. Видимо, он пытается запихнуть свой страх поглубже в желудок.

Артур тоже заглядывает в дыру.

Внутри ничего нет. Пустота. Ни малейших признаков жизни.

— А нет ли другого входа, менее мрачного? — спрашивает Барахлюш. Наверное, он так и не сумел загнать свой страх в желудок.

— Это главный вход! — сообщает принцесса; на нее мерзкая дыра, видимо, не произвела никакого впечатления. Интересно, если это главный вход, то как тогда выглядит вход служебный?

Артур обводит усталым взором лица своих спутников. За последние двадцать четыре часа он пережил столько невероятных приключений, что у него уже нет сил чему-либо удивляться. Он решил больше не задавать никаких вопросов. А, главное, ни за что не выдавать своих истинных чувств к принцессе. Хотя, если честно признаться, он и сам не знает, какие они, эти его чувства…

Принцесса хватает паука за бороденку и тянет его к зияющей дыре.

— Давай, толстячок! Сделай нам прочную нить, чтобы мы могли спуститься вниз, — уговаривает она паука и для вящей убедительности чешет ему под подбородком. От удовольствия паук прикрывает миндалевидные, цвета недозрелой клубники глаза. Кажется, еще немного — и он замурлычет. Вскоре он начинает пускать слюни и быстро-быстро шевелить челюстями — ткать тонкую прочную нить. Подбежав к краю ямы, паук клейкой слюной прикрепляет нить к земле, а сам, продолжая ткать, втискивается в дыру и вскоре исчезает из виду. Вместо него с края ямы свешивается длинная нить, конец которой — разумеется, вместе с пауком — теряется во мраке.

Ждать приходится довольно долго. Наконец паук, весь перепачканный, выбирается из ямы. Хочется надеяться, что он дотянул нить до самого дна колодца.

Впрочем, уверена в этом только принцесса. Сейчас она ужасно жалеет, что выбросила рюкзак брата, — там наверняка нашлась бы конфетка для поощрения достойного паука. Но делать нечего, и, превозмогая отвращение, Селения чешет насекомому его грязное брюхо.

Не получив ожидаемой награды, паук обиженно хрюкает и убегает в поисках чистой воды.

Барахлюш не расположен доверить свою особу тонкой серой паутинке.

— Если написано «Проход запрещен», да еще нарисованы череп и кости, значит, здесь что-то не так!

— Это по-здешнему означает «Добро пожаловать», — ехидно отвечает принцесса.

— Ты что, хочешь сказать, что в эту дыру народ валом валит? — возмущается Барахлюш.

Селения нервничает. Ей надоели замечания ее противного зануды-братца.

— А ты хотел увидеть плакат: «Добро пожаловать в Некрополис, во дворец правителя и в его личную темницу»? — раздраженно отвечает она.

Юный принц оставляет ее реплику без ответа.

— Полагаю, всем ясно, что надпись не следует понимать буквально, как это сделал господин Барахлюш. Нас приветствуют и говорят нам: «Добро пожаловать в ад». Так что за мной идут только те, кто готовы вступить в бой, — произносит Селения и, не дожидаясь ответа мальчиков, берется за нить и, обвив ее ногами, соскальзывает в темноту. Шелестящий звук, с которым она скользит по паутинке, становится все тише и наконец пропадает вовсе.

Барахлюш наклоняется над дырой: сестры уже не видно.

— Я, пожалуй, останусь покараулить паука, а то как бы он не убежал! — говорит Барахлюш. Смелость его явно не переполняет.

— Как хочешь, — отвечает Артур, хватаясь за нить.

Вспомнив, как на уроках физкультуры его учили лазать по канату, он, скрестив ноги и обхватив ими нить, начинает медленно спускаться.

Когда свет в колодце становится совсем тусклым, ему в голову закрадывается непрошенная мысль: а если паук не дотянул до дна свою паутинку? Увы, об этом надо было спросить у него раньше!

— Я буду сторожить паука, и когда вы вернетесь, он моментально домчит нас домой! — раздается сверху голос Барахлюша.

«Если вернемся», уточняет про себя Артур, боясь оказаться провидцем.

— Обязательно вернетесь! — словно услышав его мысли, кричит ему вслед Барахлюш.

Отойдя от края колодца, юный принц садится на землю и начинает думать. Но быстро понимает, что занятие это совершенно бесперспективное. Для него ясно одно: торчать возле темного колодца, пусть даже в обществе добродушного паука, его нисколько не привлекает.

Ослабив хватку, Артур стремительно скользит по паутинке. И через несколько секунд его окружает непроглядный мрак.

Барахлюш ежится от холода. Нет, ни за что на свете не станет он спускаться по этой тонкой ниточке! Уж лучше общество паука!

Подпрыгивая, чтобы разогнать страх и холод, он старается убедить себя, что самое худшее уже позади, хотя обстановку вокруг него никак нельзя назвать приветливой.

Сырые стены разлома источают влагу, собирающуюся в крупные капли. Когда капли становятся достаточно тяжелыми, они отрываются от стен и с глухим уханьем падают на пол. Эхо разносит эти звуки далеко-далеко, и вскоре они возвращаются, многократно усиленные и от этого еще более жуткие. Похожие на вопли страдальцев, сидящих в подземных застенках.

Опасаясь нападения с тыла, Барахлюш принимается ходить по кругу. Постепенно он различает на стенах разлома какие-то непонятные фигуры. Переборов терзающий его страх, он подходит ближе. Действительно, в каменных стенах выбиты рисунки, по которым стекает сочащаяся из стен вода. Рисунки — сплошные черепа — отливают зловещим черным блеском. Кое-где к черепам подрисованы туловища-скелеты.

На лице Барахлюша читается отвращение. Он не любитель такой наскальной живописи — она, на его взгляд, не предвещает ничего хорошего. Тем более, что у подножия стены, прямо под рисунками, копошатся мелкие грызуны, которые, словно исполняя чей-то зловещий заказ, завершают обгладывать очередной скелетик.

Барахлюш делает шаг назад и поскальзывается, неудачно наступив ногой на свежеобглоданную кость — та хрустит и крошится. Юный принц подскакивает от ужаса и, оглядевшись, обнаруживает, что дно разлома усеяно костями. Возможно, здесь когда-то было кладбище, где покойников ленились закапывать.

Малыш в ужасе взвизгивает, и эхо присоединяет его визг к зловещему шуму падающих капель.

Барахлюш со всех ног бросается к пауку.

— Ты мне нравишься, приятель, но, пожалуй, мне нельзя оставить их одних! Без меня они того и гляди наделают глупостей! — объясняет он насекомому, которое смотрит на него и не понимает, чего от него хотят.

Барахлюш вцепляется руками в паутинку и, даже не обхватив ее ногами, скользит вниз. Только бы поскорей убраться из этого кошмарного места!

— Уж лучше ад, чем страх одиночества! — подбадривает он себя, проваливаясь в черный мрак зловещей дыры; ни единого огонька не освещает его путь. Если бы колодец был освещен, вряд ли Барахлюш отважился бы спуститься в него. В темноте, по крайней мере, не видны его омерзительные стены.

* * *

Отец Артура стоит в вырытой им яме.

Он даже вздремнул немного, обняв лопату. Процесс копания утомил его. Частота появлений лопаты над краем ямы уже не та, что была вначале. Теперь, чтобы увидеть лопату, следует заранее договориться с ней о свидании. Да и земли эта лопата выбрасывает уже не так много. Отец не готов прокопать подземный ход к сокровищам — если эти сокровища закопаны в другом конце сада. Пес Альфред, как и подобает примерному караульному, регулярно совершает обход обеих ям.

Им движет отнюдь не солидарность или сочувствие к копающим: нет, он проверяет, не нашли ли они случайно его собственный клад — добрый десяток мозговых костей, которые он заботливо припрятал и закопал на черный день. Альфреду прекрасно известны основы экономики, и это учит его бережливости.

Как и подобает образцовой супруге, мать выходит из дома с подносом в руках.

На подносе стоит хрустальный кувшин с кубиками льда и блюдечко с дольками старательно очищенного апельсина.

— Дорогой! — нараспев зовет она, осторожно, словно по минному полю, пробираясь между земляных куч.

У бедняжки плохое зрение, поэтому даже при полной яркой луне, которая сегодня сияет на небе, она мало что различает вокруг себя. Ей прописаны очки, но природное кокетство заставляет ее прятать их в сумочку, особенно в обществе.

Кокетство ей дорого обходится: не заметив лежащую у нее на пути собаку, она острым каблучком наступает Альфреду на хвост.

Катастрофа, которую предчувствовала бабушка, случилась. Альфред подпрыгивает и с жутким воем мчится вперед, не разбирая дороги. Комья свежевынутой земли летят из-под его лап, словно крупнокалиберная шрапнель.

Собачьему вою вторит пронзительный визг матери Артура. Не разобравшись, что случилось, она в испуге бросается бежать от страшного места, где на нее кто-то хотел напасть. Но бежать на тоненьких каблучках по изрытому ямами саду вряд ли сумеет даже обладатель превосходного зрения в яркий солнечный день. Шаг вперед, шаг назад — и мать, вцепившись обеими руками в поднос, падает в ближайшую яму. Единственное утешение — там она воссоединяется с супругом.

Однако супруг вовсе не рад появлению своей прекрасной половины, скорее наоборот. Дело в том, что во время падения жене удается ухватить кувшин за ручку и спасти посудину — но не ее содержимое. Кусочки льда градом обрушиваются на ничего не подозревающего супруга. От неожиданности он издает нечеловеческий крик и, отбиваясь от льдинок, норовящих проскользнуть за шиворот, яростно размахивает руками.

Первым приходит в себя Альфред. Сообразив, что ему ничего не угрожает, пес останавливается, отряхивается, избавляясь от застрявших в шерсти комочков земли, и степенно направляется к яме, откуда доносится пронзительный возмущенный голос.

Это супруг устраивает выговор жене, однако понять его слова не представляется возможным: после ледяного душа он так замерз, что ему свело челюсти, и звуки, с возмущением вылетающие у него изо рта, нисколько не похожи на человеческую речь. А судя по недоуменному виду Альфреда, они не имеют отношения и к собачьей речи.

— Неужели нельзя быть немного поосторожнее? — наконец членораздельно выпаливает супруг.

От огорчения бедняжка-жена забыла все слова извинения. Но, упорно желая показать, сколь велико ее раскаяние, она принимается подбирать с земли упавшие кусочки льда и старательно складывает их обратно в кувшин.

На крыльцо с подносом в руках выходит бабушка.

— Может быть, вы хотите горячего кофе? — обращается она к супругам, чьи головы показались над краем ямы.

Муж начинает отчаянно махать руками. При виде подноса он вспоминает о только что принятом им ледяном душе и чувствует, что перспектива снова попасть под душ, пусть даже горячий, ему нисколько не улыбается.

— Стойте на месте! — вопит он так, словно бабушка готова наступить на змею. — Я не люблю контрастный душ! — И великодушно добавляет: — Поставьте поднос на землю, я выпью кофе позже.

Не понимая, что происходит, бабушка тихо вздыхает. Разумеется, она знала, что дочь ее вышла замуж за чудака. Но как далеко заходят его чудачества?..

Возражать бессмысленно. Бабушка ставит поднос на крыльцо и молча возвращается в дом.

Крохотным кружевным платочком жена старательно вытирает мужу лицо, точнее, старательно размазывает по нему грязь. Глядя на ее усердие, начинаешь думать, что дома она привыкла выливать воду из ванны с помощью пипетки.

Супруг не наделен даром долготерпения. С гневным ворчанием он вырывается из рук жены, вылезает из ямы и направляется к дому. За ним ковыляет на каблучках жена, а в арьергарде шествует Альфред. На его взгляд, парочка эта чрезвычайно забавна. Словно ребенок, бегущий за цирковым фургоном, пес трусит за родителями Артура.

Поднявшись на крыльцо, отец набирает полную грудь воздуха и медленно его выдыхает, освобождаясь от кипящего в нем гнева. Ночь теплая, и рубашка его начинает подсыхать. На него нисходит умиротворение, и он с доброй улыбкой наблюдает, как жена неловкой походкой догоняет его. Очков на ней по-прежнему нет, и потому все ее старания идти быстрее напрасны.

Мысль помочь жене почему-то не посещает голову супруга, зато он готов просить у нее прощения.

— Прости дорогая, я был с тобой нелюбезен, — признается он, — все случилось так неожиданно! Поверь, мне очень жаль, но я не ожидал…

И так далее.

Заботливость мужа растрогала жену. Она оправляет платье, давая понять, как приятны ей его слова.

— Не беспокойся, милый, это все из-за меня. Иногда я бываю такой неловкой! — в свою очередь признается она.

— Нет, нет! — отвечает муж, мгновенно забывший, о чем он говорил только что. — Послушай, дорогая, а не хочешь ли ты кофе?

— С удовольствием! — отвечает она, тая от оказанного ей внимания.

Муж берет чашку, бросает туда два кусочка сахару и добавляет молока. Жена тем временем ищет очки, роясь в многочисленных карманах своего платья. Без очков она не видит крохотного паучка, который спускается по своей паутинке в нескольких сантиметрах от ее лица.

Муж поворачивается к жене и, держа в одной руке чашку, а в другой кофейник, аккуратно наливает горячий кофе в чашку.

— Отличный кофе, как раз то, что надо — он здорово бодрит!

Принимая во внимание поздний час, он не уверен, что высказывание его правильно, однако возразить ему некому: жена поглощена поисками очков.

Наконец она находит их и водружает на нос. И первое, что она видит, — это огромный паук, шевелящий своими мерзкими мохнатыми лапами в сантиметре от ее носа.

Она испускает крик, напоминающий вопль бабуина, которому вырывают когти. Изумленный супруг шарахается в сторону, наступает на поднос, поскальзывается и падает, растянувшись во весь рост. Кофейник вылетает у него из рук и, расплескав в полете свое обжигающее содержимое, приземляется ему на голову. Вопль супруга напоминает рев мамонта, которому выдирают зуб. И хотя оба крика нисколько не похожи друг на друга, тем не менее, в отношениях между супругами царит полная гармония.