Глава девятая. На следующий день солнце стояло в зените, когда Ник опять посетил дом на побережье

На следующий день солнце стояло в зените, когда Ник опять посетил дом на побережье. Дверь ему открыла хозяйка, на ней было узкое короткое черное платье. Оно облегало ее, точно вторая кожа – черная, как смоль, и очень шло к ее золотистым волосам и бездонным голубым глазам.

– Привет, – легко поздоровалась она.

– Я побеспокоил вас?

– Ничуть.

– Пожалуй, я задал глупый вопрос. Ничто в мире не может вас побеспокоить, я прав?

– Почему вы не заходите? – она широко распахнула дверь и прошла вперед, приглашая его в дом. Ник Карран шел за ней, наблюдая, как двигаются под платьем ее упругие, крепкие ягодицы.

В комнате все было так же, как и в тот день, когда Ник впервые побывал там, только прибавилось газетных вырезок на столе; тут было полное изложение отнюдь не гладкой карьеры детектива Ника Каррана из полицейского управления Сан-Франциско. Кэтрин взяла в руки одну из вырезок, посмотрела на нее и показала Нику. «УБИЙЦЕ-ПОЛИЦЕЙСКОМУ ПРЕДСТОИТ ПЕ– РЕСМОТР ДЕЛА В ПОЛИЦИИ» – гласил заголовок.

– Я использую вас как своего детектива.

– Вашего детектива?

– Моего детектива. Для моей книги. Надеюсь, вы не возражаете? Ведь вы не возражаете, правда?

– А что бы изменилось, если бы я возражал?

Она улыбнулась и ушла от ответа, как борец, Уклоняющийся от пары быстрых внезапных ударов.

– Хотите выпить? Я как раз искала себе компанию.

– Нет, благодарю.

Она кивнула как бы сама себе.

– Ах да, я забыла. Вы отказались от старых греховных привычек. Ни тебе шотландского виски, ни «Джека Даньела». Ни сигарет, ни наркотиков. – Она улыбнулась через плечо. – Ни секса?

Кэтрин не стала ждать ответа. Она подошла к бару – на мраморном откидном столике стояло много бутылок и в большом углублении лежал кубик льда.

– Я хочу задать вам несколько вопросов, – спокойно сказал Ник.

Она держала в руках ломик для льда и принялась обкалывать кубик.

– Я тоже кое о чем хотела вас спросить.

– Правда?

Лед трещал и дробился, когда она снова и снова ударяла по нему.

– Задать вопросы, важные для моей книги.

– Чем вам не нравится кубик льда?

– Я не люблю ровные края.

Кэтрин всерьез занялась льдом, разбивая его на мелкие кусочки. Она вновь и вновь поднимала руку, обрушивалась на него, не щадя сил.

– О чем вы хотели спросить меня? – поинтересовался Ник.

Теперь она кончила колоть лед. Отбросила ломик в сторону, швырнула горсть осколков в стакан и наполнила его «Джеком Даньелом».

– Скажите, Ник, что вы ощущаете, когда убиваете человека?

Она спросила это таким тоном, каким владелец дома обращается к соседу: «Скажите, что вы делаете, чтобы избавиться от ползучих сорняков?»

– Так что вы ощущаете? Почему вы молчите?

– Я не знаю. Но вы должны знать. Что вы ощущаете? Силу? Жалость? Тошноту? Возбуждение? Или все вместе взятое? Или что-то еще? Нечто такое, что вы даже не можете определить, пока не разделались с кем-нибудь?

Отвращение к ней, к своему жестокому прошлому промелькнуло у него на лице.

– Это был несчастный случай. Они попали в линию огня. Убийство никогда… Это был несчастный случай. Вот и все.

– Но как происходят подобные несчастные случаи, Ник? Разве они случаются просто так? Разве вы не испытывали непреодолимое желание нажать на спусковой крючок?

– Это был несчастный случай, – с жаром возразил Ник. – Я был тайным агентом. И присутствовал на сделке по продаже наркотиков. Такое бывает…

– Так просто и бывает?

– Да. У вас нет никакого плана. Подобное убийство при покупке наркотиков не планируется заранее. Не то что…

– Джонни?

– Я хотел сказать – профессор Гоулдстайн. Ноа Гоулдстайн. Вам знакомо это имя?

– Это персонаж из моей прошлой жизни. Ник, с тех пор минуло уже четырнадцать лет.

– Вы хотите, чтобы я назвал персонаж из вашей нынешней жизни? Какое впечатление на

вас производит имя Хейзл Добкинс?

Она отпила из стакана, не отрывая взгляда от лица Ника. На мгновение он представил себе, какая ослепительно белая у нее кожа, ему показалось даже, что он видит, как коричневая жидкость опускается по ее гладкой шее.

– Добкинс? Гоулдстайн? С кого мне начать? – Давайте начнем с Гоулдстайна.

– Ноа был нашим воспитателем в первый год моего обучения. Она улыбнулась. – Знаете, пожалуй, эта история и натолкнула меня на мысль про ломик для льда. В моем романе. Забавно, как работает подсознание, правда?

– Очень забавно.

– Я должна была сказать, странно, как работает подсознание, не так ли?

– Ну, а Хейзл Добкинс? Что вы скажете о ней? Кэтрин чуть помедлила.

– Хейзл моя подруга, – произнесла она наконец. Ник вспомнил, как Гас сказал накануне вечером:

«Вот это да, хорошие же у нее друзья».

– Ваша подруга? Ваша подруга порешила всю свою семью. Троих ребятишек.

– Она была арестована, ее судили и посадили в тюрьму. Она ни разу не совершила ничего предосудительного за последние тридцать пять лет. Как там говорят, Ник, ее перевоспитали. Хотя, я уверена, полицейские предпочитают выражаться так: она отдала свой долг обществу.

– Мне плевать, кто и как выражается. Я только хочу знать почему? Почему она ваша подруга? Или вы коллекционируете убийц?

– Она убила всю свою семью. Она помогла мне понять психологию убийцы.

– Но она ведь сама не понимала, почему сделала это.

– По-моему, вы просто не одобряете мой выбор друзей, Ник.

– По-моему, вы могли гораздо больше узнать о психологии убийцы в университете. Вы должны были изучать это в Беркли.

– Только в теории. – Она потягивала спиртное и наблюдала за ним поверх стакана. – А вот вы знаете все о психологии убийцы, верно? И не в теории, а на практике. Вы знаете все об этом, не так ли… Снайпер.

– Снайпер?

– Что случилось, Ник? – ласково спросила она. – Вы втянулись в это? Вам это нравилось?

– Это никому никогда не нравится. Никому в здравом уме.

– Ну, а вы? Вы были в здравом уме? Расскажите мне о кокаине Ник. В тот день, когда вы застрелили двух туристов, какую вы приняли дозу? Или вечером накануне? К какой дозе вы привыкли, Ник? К четверти грамма? Половине? Или вы засосали всю порцию? Крутой вы парень, Ник.

Чем нежнее был ее голос, тем, казалось, язвительнее становились слова.

– Я не знаю, о чем вы болтаете, черт побери. Сомневаюсь, что и вы отдаете себе в этом отчет. Вы просто богатая взбалмошная девица, играющая в опасные игры. Вы же сами сказали, что любите игры, да?

Кэтрин приблизилась к нему. Она поставила стакан на стол.

– Вы можете мне признаться, Ник. Вы что – ожесточились? Так лезли из кожи вон, что идея отправить в мир иной парочку невинных граждан даже показалось вам привлекательной? Или у вас были болезненные ломки и дрожала рука? Это привело к несчастному случаю? Несчастному случаю, за который вас должны были отправить в тюрьму и уж наверняка вышвырнуть из полиции. Но это, пожалуй, мог быть и несчастный случай. Вам не в чем винить себя. Ошибка. Несчастный случай.

– Я был чист, – возразил Ник. Мне не предъявили даже гражданский иск. Конечно, произошел несчастный случай. Наркотики действительно фигурировали, но я покупал партию, ясно?

Она положила свою холеную руку ему на щеку и погладила его, как кота.

– Вы можете признаться мне, Ник, – сказала она вкрадчиво, обольстительно, с сатанинскими нотками в голосе.

Он грубо схватил ее за руку.

– Я не пользовался наркотиками.

– Нет, пользовались. – Она была теперь совсем рядом, он чувствовал ее дыхание у себя на лице, ощущал ее запах. Он был такой же свежий, как ее духи. – Они никогда не проверяли вас, правда? Но «Внутренние дела» знали. Они с самого начала знали об этом.

– Если бы «Внутренние дела» знали, они бы…

– И ваша жена знала, ведь так? – спросила она бархатным голосом. – Она знала, что происходит. Ники слишком играл с огнем. Ники нравилось это, не так ли?

Ник не выдержал. Он рванул насмешницу за руку и заломил ей локоть назад; Кэтрин пронзила острая боль. Потом он приблизил ее к себе. Они скрестили горящие взоры, точно хотели прочитать мысли друг друга.

– Ники нравилось это, – прошептала Кэтрин Трэмелл. – А его жена терпеть этого не могла. Вот почему она покончила жизнь самоубийством.

Температура в комнате изменилась. Шум бурунов усилился. Передняя дверь отворилась, и

0вкомнату вошла Рокси. Ее волосы были крепко заколоты на затылке, открывая приятное лицо, она вся была одета в черное с головы до ног: черная кожаная мотоциклетная куртка поверх черной спортивной майки, черные джинсы, заправленные в черные сапожки. Она метнула на Ника недобрый взгляд.

Кэтрин Трэмелл вырвалась от него.

– Привет, дорогая, – радостно сказала она, точно домохозяйка, здоровающаяся со своим муженьком, вернувшимся домой со службы. Она подошла к Рокси и легко поцеловала ее в губы. Это могла быть просто рассчитанная на публику европейская дешевая манера. Или нечто большее. Кэтрин обняла Рокси за хрупкие плечи.

– Вы ведь знакомы, правда?

Но с Ника было достаточно. В нем поднималась неистовая злоба, и за туманными разговорами о жестоком убийстве, случайном грехе и их загадочным тяготением друг к другу открывалось одно: пускай Кэтрин Трэмелл сверхъестественная женщина, но она не провидица. С помощью простых умозаключений она бы никогда не докопалась до многих, никому не известных подробностей его жизни. Одной степени бакалавра психологии, полученной в Беркли, недостаточно для того, чтобы стать всезнающей. Ник был уверен, что его предали.

Он промчался мимо Рокси и Кэтрин, ярость закипала в нем – огненная и слепящая, точно вспышка магния.

– Вы уходите, Ник? – спросила Кэтрин, ее очаровательное личико являло саму невинность. – Еще рано.

– Пусть идет, солнышко мое, – проговорила Рокси. Ник ничего не сказал, его лицо было столь же непроницаемо и сурово, как древняя маска. Он вышел, не оглянувшись.

– Из вас получится потрясающий персонаж, Ник, – крикнула Кэтрин ему вдогонку.

Но Нику было все равно. В то мгновение его интересовали больше факты, чем вымысел.