Глава 14. – Ты как, в порядке? – в двенадцатый раз спросил меня Лукас, когда мы ехали обратно в Ривертон.

– Ты как, в порядке? – в двенадцатый раз спросил меня Лукас, когда мы ехали обратно в Ривертон.

– Все нормально. Честно.

Я чувствовала себя разорванной пополам, в душе был полный сумбур, но я не собиралась признаваться в этом ни Лукасу, ни даже самой себе.

Да, мы взяли себя в руки, мы смотрели на звезды и даже разговаривали о чем-то, но ничего прежнего не осталось. В моей памяти продолжали звучать слова: «Я никогда не буду вампиром».

Он говорил это и раньше, и я ему верила. Но на этот раз это меня действительно потрясло: не имеет значения, что произойдет, не имеет значения, как сильно мы любим друг друга, между мной и Лукасом всегда останется преграда. В этом году я выдержала нашу разлуку, потому что верила: она не будет вечной. Это просто невозможно, ведь мы так любим друг друга!

А теперь выяснилось, что больше у нас никогда ничего не будет, только тайные встречи и редкие письма. Всего лишь несколько украденных минут страсти среди бесконечных недель одиночества.

А однажды он состарится, умрет и оставит меня одну навеки.

Лукас подъехал к кинотеатру как раз тогда, когда из него начали выходить зрители. Среди пожилых пар было несколько смеющихся подростков, но одна фигура выделялась из толпы – Балтазар, высокий и угрюмый в своем длинном черном пальто.

– Мне пора. – Я повернулась к Лукасу. – Где и когда мы встретимся в следующий раз?

– Думаю, в январе. Есть один городок, Альбион... Черити там часто бывает. По крайней мере, так говорится в отчетах. Наверное, Балтазар охотно отвезет тебя туда.

– Наверняка отвезет. Вторая суббота января? Восемь вечера?

Он кивнул.

– Где?

– В центре города. Поверь, это крохотный городишко, мы не разминемся. – Лукас положил ладонь мне на щеку. – Я люблю тебя.

Я кивнула. Горло перехватило, и я ничего не смогла сказать.

Лукас привлек меня к себе и поцеловал в лоб.

– Эй. Не плачь.

– Не буду. – Я вдохнула его запах. Если бы я только могла удерживать его рядом с собой все время, чтобы он всегда был так же близок ко мне, как сейчас. – В рождественское утро, где бы ты ни был, вспомни обо мне. А я буду думать о тебе.

Мы нежно поцеловались, я неохотно открыла дверцу пикапа и выбралась наружу.

По пути домой мы с Балтазаром молчали. Но не потому, что не знали, что сказать друг другу: я погрузилась в собственные мысли, и Балтазар, насколько я видела, тоже. Наконец я решилась:

– Ты что-нибудь выяснил? Ну, из заметок Лукаса.

– Не очень много. Но узнал, что Черити посещает города в этом районе – те, что помнит. Она иногда так делает, но это не помогает ей стать счастливее. Она вроде как ненавидит все эти места за то, что они меняются, а она остается прежней.

– Ну, значит, ты ее найдешь. – Я потерла так и не отогревшиеся руки, очень уж было по-зимнему холодно. – Сможешь вычислить, где она.

Балтазар, не отводя глаз от дороги, включил печку.

– Теперь я могу сузить круг поисков. Но нет никакой системы – с Черити никогда и не угадаешь.

– Ну, все-таки есть с чего начать.

– Всегда видит только плюсы. – Уголок рта Балтазара приподнялся в невольной улыбке. – Да, есть с чего начать.

Мы подъехали к парковке в дальнем конце школьной территории, я открыла свою дверцу и хотела выйти, но Балтазар не шевельнулся. Я помедлила.

– Спасибо. За сегодняшний вечер. Это очень много для меня значит.

Балтазар поднес руку к моему лицу. Он не прикоснулся ко мне, но кончики пальцев оказались у самых моих губ.

– У тебя губы распухли.

– Что? – Стоило ему сказать об этом, и я почувствовала, что губы действительно распухли и болят. Это все из-за того, что мы с Лукасом так жадно целовались. – О, и это выглядит... ну, слишком...

– Все прекрасно, – небрежно произнес Балтазар, хотя взгляд его затуманился. – Любой, кто заметит, решит, что ты целовалась со мной.

К счастью, у меня не было времени сильно горевать из за разлуки с Лукасом. Приближалась экзаменационная неделя, так что подготовка отнимала все мое время. В некотором роде учеба стала для меня утешением.

Мрачное настроение не проходило, сколько бы сочинений я ни писала для миссис Бетани и сколько бы практических работ по математике ни сдавала. Но этого никто не замечал, потому что вся школа была на грани нервного срыва. Хотя стекло в большом зале вставили (снова простое вместо витражного), он оставался пустым даже в дождливые дни: ученики предпочитали тесниться в спальнях. Слухи не утихали, становясь все абсурднее с каждым днем.

– Я слышала, что привидения – это часть проклятия вуду, – объявила однажды Кортни, принимавшая душ. Я мыла голову в соседней кабинке. – Вуду существует на самом деле, это абсолютно точно, и один из лузеров, бросивших школу в прошлом семестре, решил проклясть это место, чтобы испортить лучшее время года для всех по-настоящему классных людей.

Мне хотелось сказать Кортни, что она полная идиотка, но лучшего объяснения у меня не было.

Когда началась экзаменационная неделя и напряжение усилилось, я заметила одну странную вещь, которой никак не ожидала: вампиры испытывали гораздо больший ужас перед призраком. Ученики-люди, конечно, нервничали, но к привидению относились очень спокойно.

Я не могла этого понять – бессмыслица какая-то. Ну ладно, пусть вампиры знают, что призраки существуют на самом деле, и лучше понимают грозящую им опасность. Но и люди после Осеннего бала не сомневались, что происходит что-то сверхъестественное.

– Вообще это довольно странно, – рискнула я сказать, когда мы с Виком вместе занимались в библиотеке. – Почему никто не боится?

– Экзаменов? Поверь, я ужасно боюсь.

– Да не экзаменов. А этой... этой штуки. Ну, ты понимаешь.

– Привидения, что ли? – Вик даже не поднял голову от учебника анатомии.

– Да, привидения. Ты так спокойно относишься к тому, что живешь в доме с призраком!

– Я всю жизнь прожил в доме с призраком. – Вик пожал плечами. – И давным-давно перестал считать его жутким.

– Погоди... Что? – Мне даже в голову не приходило, что Вик может знать о призраках больше, чем вампиры в «Вечной ночи». – В твоем доме живет при... привидение?

– Ну да. В холодной части чердака. Все, как полагается: понижение температуры, странные звуки и чувство, что за тобой наблюдают, хотя никого поблизости нет. В моей семье все о нем знают. Я каждый год устраивал вечеринку на Хеллоуин. – Я смотрела на него, приоткрыв рот, и Вик расхохотался. – Да многие здешние ребята видели то же самое!

– Привидение в твоем доме?

– Привидения в своих домах. Или в школах. Ты знаешь новую девочку, Клементину? Она клянется, что у ее бабушки привидение живет в машине. Ну, как в «Кристине» у Стивена Кинга. Эх, я бы такую машину поводил!

– А откуда ты все это знаешь?

Вик вздохнул:

– Слушай, ты проводишь все время с Балтазаром, Ракель прячется от людей за своими артпроектами, Ранульф опять изучает норвежские мифы, а вот я занимаюсь кое-чем другим. Кое-чем странным. Кое-чем безумным. Я называю это «разговаривать с другими людьми». И с помощью этого чудодейственного способа мне иногда удается узнать кое-какие факты о двух-трех других человеческих существах за один-единственный день. Ученые собираются изучить мой метод.

– Заткнись! – Я шутливо толкнула его, и он снова расхохотался, а я попыталась осмыслить услышанное. Разумеется, Вик знает о здешних учениках-людях гораздо больше, чем кто-либо другой. Он самый общительный парень во всей школе. Даже некоторые вампиры, смотревшие на Вика свысока, в конце концов начали с ним разговаривать. – Слушай, а привидения когда-нибудь... ну, обижали людей?

– Я о таком никогда не слышал. Наше чердачное привидение мне даже нравилось. Еще пацаном я поднимался наверх и читал ему сказки. Показывал свои новые игрушки. Это просто старый дух, застрявший между мирами. И чего тут бояться?

– Падающих сосулек?

– Во время Осеннего бала никто не пострадал. Думаю, привидение просто хотело нас попугать. Повеселиться, глядя, как мы бегаем и орем.

– Может быть.

Я чувствовала бы себя куда спокойнее, если бы не слышала истории Ракели.

Ночами, перед тем как заснуть, я чаще всего думала о Лукасе – иногда вспоминала о том, как мы были вместе, иногда фантазировала, иногда просто гадала, где он, и надеялась, что с ним все хорошо и он счастлив. Однако когда я сдала последний экзамен, ночь сложилась по-другому. Я ощущала усталость и страдала от мысли о том, что до нашей следующей встречи еще больше месяца.

Нет, той ночью я не хотела думать о Лукасе. Я вообще не хотела думать, просто закрыла глаза и пожелала себе как можно быстрее заснуть.

За окнами школы бушевала гроза, ветер качал деревья. Я стояла у разбитого окна, стараясь не пораниться об осколки. Капли дождя то и дело попадали мне на кожу.

– Разве ты не хочешь остаться внутри? – спросила Черити.

Она держала в руке факел – старинный, как в фильмах ужасов. Оранжевые языки пламени колыхались очень близко, но она даже не вздрагивала. Она была единственным известным мне вампиром из тех, который не боялся огня. – Тут так тепло и сухо. А мы можем сделать еще теплее.

– Я не могу остаться здесь.

– Не можешь? Или просто не хочешь?

Я не знала, права Черити или ошибается. Знала только, что должна как можно быстрее убраться подальше от нее и от «Вечной ночи».

– Бьянка! – Это голос Лукаса. Я прислушалась и поняла, что он раздается снаружи, из грозы. – Бьянка, не двигайся!

– Прости, Бьянка. – Кукольно-черные глаза Черити были невинны, как у ребенка. Она поднесла факел ближе, и я почувствовала, как жар обжигает мне кожу. – Но это должно сгореть.

Я выпрыгнула в окно. Куски разбитого стекла в раме поранили мои руки и ноги. Я тяжело приземлилась на мокрую траву. Дождь лил с такой силой, что мне казалось, будто меня избивают камнями. Но я помчалась вперед как можно быстрее. Босые ноги замерзли в мокрой траве. Где Лукас?

Тут живая изгородь изменилась, сделалась гуще и начала разрастаться... Я узнала это. Но когда я такое видела? Я не понимала до тех пор, пока не заметила, как странные красные цветы с лепестками острыми, будто лезвия, начали чернеть.

Мой сон... это сон... это не просто сон...

– Лукас?

Я резко села в кровати, тяжело дыша. Ракель приподнялась на локте и сонно моргала, глядя на меня.

– Ты что-то сказала?

– Мне всего лишь снился сон. – Я дышала с трудом, прерывисто.

– Ты уверена?

– Да, уверена. Честное слово. – Мне потребовалось еще несколько секунд, чтобы взять себя в руки и начать успокаивать ее. – Может быть, я просто нервничаю из-за результатов экзаменов.

Ракель смотрела на меня диким взглядом, вспоминая все свои прежние ночные страхи. Я попыталась еще раз:

– Это не имеет никакого отношения к тому привидению. Правда.

– Откуда ты знаешь?

– Ты же знала, разве нет?

– Я догадывалась. – Ракель выбралась из постели и зашлепала босыми ногами по половицам. Она откинула несколько влажных прядок с моего лба. – Воды принести?

– Это было бы неплохо. Спасибо.

Оставшись одна, я стала вспоминать сон и те цветы, что уже видела раньше, – цветы, которые снились мне в ночь перед тем, как я впервые встретила Лукаса. До сих пор я считала, что это просто совпадение – то, что мы нашли брошь, вырезанную точно в форме тех странных цветов.

Точнее, мне хотелось в это верить. Но теперь я задумалась: а вдруг эти сны означают что-то большее?

В этом году рождественские каникулы проходили спокойнее, чем в прошлом. Тогда в школе остались те вампиры, у которых не было дома, куда они могли бы уехать. В этом году почти все они бежали из школы с привидениями. Интересно, сколько из них вернутся весной?

И зима была неприятной, без снега – только серые небеса, слякоть и гололед, из-за которого дороги становились непроходимыми. Балтазару пришлось на время отложить поиски сестры. Я понимала, что его страшно раздражает невозможность покидать «Вечную ночь», поэтому, как могла, старалась его развлечь. В сочельник мы с ним сидели в классе современных технологий, и я помогала ему разобраться с январским заданием.

– Нужно двигаться быстрее, – сказала я.

– Много времени уходит, чтобы разобраться, что означают все эти стрелки, – возразил Балтазар, неуклюже нажимая на клавиши в начальном уровне игры «Dance Dance Revolution^[7]».

– Ты должен проникнуться ею так, чтобы твое тело знало, что делать, в ту же секунду, как глаз заметил стрелку. Мозг в этом вообще не участвует. – Я сидела, скрестив ноги, на полу рядом с игровой платформой и уныло наблюдала за ним. – Ты же хороший танцор, Балтазар! Ну почему ты так плохо играешь?

– Это не танец. В нынешнее время это просто... ритмическое подергивание.

– Ну, тебе придется привыкать, потому что у этой игры нет фигуры фокстрота.

Балтазар сердито посмотрел на меня, но во взгляде мелькнул смех. Он пустил меня поиграть и покорно принял мою победу.

Потом мы поднялись наверх, в квартиру моих родителей, где я жила в каникулы. Мама открыла дверь, и оттуда поплыл теплый запах корицы и яблок.

– Как раз вовремя. – Она сжала плечо Балтазара и поцеловала меня в щеку. – Мы только вас двоих и ждем.

– Взгляни на эту елку! – Балтазар просиял при виде высокого, семифутового дерева, которое родители поставили в углу. Украшенное мишурой и игрушками, которые я сама делала из картона и ершиков для чистки трубок, оно выглядело достаточно праздничным, но ничем не отличалось от обычной рождественской елки. Балтазар же просто пришел в восторг. – Я так давно не открывал подарков под елкой!

– С тех пор, как был жив? – спросила я.

– В те времена мы не украшали елок, – отозвался он, пока мама помогала ему снять куртку. – Это немецкая традиция, которая широко распространилась через двести лет после того, как я умер! Но это хороший обычай. Думаю, он останется еще надолго.

– И я тоже так думаю. – Папа стоял в дверях кухни, и фартук на нем был многообещающе перепачкан шоколадом. – Но это большое облегчение, что теперь на них не зажигают свечи.

– Настоящие свечи? Прямо с огнем? – Мне не верилось.

Мама шутливо содрогнулась:

– Настоящий огонь на настоящих деревьях, да еще и быстро высыхающих. Ты просто не представляешь себе, каким опасным праздником было Рождество!

Мы провели очень приятный вечер. Шоколад на отцовском фартуке оказался глазурью для торта, который папа испек специально для меня. Мы пили горячий сидр из кружек и кровь из стаканов – такой рождественский ритуал. Впервые в жизни подобное сочетание показалось мне странным, но мама, папа и Балтазар так радовались, что я отогнала от себя эти мысли. Играла рождественская музыка, и раздавался тот особый приятный статический шорох, который сопровождает только звучание виниловых пластинок. Все мои печали на время забылись.

Позже вечером Балтазар встал на колени, чтобы посмотреть лежавшие под елкой пакеты. Он уже пообещал, что мой подарок принесет завтра. Я купила ему свитер – конечно, не самый потрясающий подарок, но ему требовалась более современная одежда, а кроме того, теплая коричневая шерсть ассоциировалась у меня с Балтазаром, хотя почему, объяснить было трудно. Но когда он вытащил сверток со своим именем, я нахмурилась – это не мой подарок.

– Минутку! – воскликнул Балтазар. – Здесь для меня несколько подарков. Несколько! Бьянка, надеюсь, это не ты потратила столько денег?

Я помотала головой.

– Признаем себя виновными, – сказал папа, обняв сияющую маму за плечи. – Ты уже почти член семьи, Балтазар. Мы хотели, чтобы завтра ты смог праздновать с таким же удовольствием, как и все мы.

– Спасибо.

Похоже, Балтазар был искренне тронут, и вовсе не потому, что завтра ему достанется куча рождественских подарков, а просто радуясь тому, что его признали своим. Может быть, заметив, как много это для него значит, я должна была почувствовать то же самое, но не смогла.

Вместо этого я в очередной раз подумала, что мама с папой как-то чересчур любят Балтазара. И дело вовсе не в том, что он хороший человек. Нет, он им нравился только потому, что был моим кавалером-вампиром, то есть тем, кто превратит их дочь в безупречного вампира, как они всегда надеялись.

Я всю жизнь собиралась оправдать их надежды. Но, видя, как сильно родители к этому стремятся, – за их улыбками мне чудилось настоящее отчаяние, – я не могла не задуматься, чего же они так сильно боятся.

Позже этим же вечером родители не только не запретили Балтазару войти в мою спальню, но мама даже закрыла за нами дверь, чего не делала в те два раза, когда Лукасу разрешалось войти сюда вместе со мной.

– Мои родители без ума от тебя, – сказала я. – Ты это тоже заметил?

– Они не проявляли бы такого восторга, если б знали, куда и зачем я тебя на самом деле вожу. Так что давай пока не будем лишать их иллюзий. – Балтазар подошел к окну и посмотрел на горгулью. С ее каменных клыков свисали сосульки. – Похоже, ей там холодно.

– Наверное, нужно связать ей шарф или что-нибудь в этом роде. – Я устроилась на банкетке под окошком и приложила пальцы к холодному стеклу.

– Ты жалеешь даже каменные создания. – Балтазар сел рядом, прижался ко мне бедром и обнял за плечи.

Я неуверенно взглянула на него.

– Если твои родители войдут... – пожал плечами он.

– Понимаю. Мы должны выглядеть... парой.

– Вот именно. – Балтазар смотрел на мои колебания, и на губах его играла понимающая улыбка. – Тебе кажется, что я пользуюсь сложившейся ситуацией.

– Не в этом дело. Я знаю, что ты бы не стал.

– Ошибаешься. Еще как стал бы. – Он наклонился ко мне так близко, что наши лица едва не соприкасались. – Ты все так же сильно влюблена в Лукаса Росса, как и раньше, и я ни черта не могу с этим сделать. Но это не значит, что я не могу наслаждаться близостью с тобой.

Я никак не могла сосредоточиться и отвести взгляд от его губ...

– Просто мне все это кажется чересчур рискованным.

– Если тут кто и рискует, так это я – если слишком привяжусь к тебе. А для тебя никакого риска нет, разве что ты тоже в растерянности.

– Ничего подобного!

– Конечно нет. – Все та же усмешка играла на его губах.

Я резко встала с банкетки. Ноги почему-то ослабли. Балтазар сидел на месте, продолжая улыбаться. Я понесла какую-то чушь:

– Мне кажется, что ты все эти дни в прекрасном настроении. Выглядишь веселым.

– Да, мне хорошо.

Я села на краешек кровати, так, чтобы нас разделяло несколько футов. Теперь можно и сосредоточиться.

– После Ривертона у тебя было трудное время, – заметила я. – Может, ты продвинулся дальше, чем говоришь?

– Нет. Если я найду Черити, сразу же тебе скажу. Чем раньше мы сможем отозвать с ее следа Черный Крест, тем лучше. – Он оперся на подоконник. Горгулья за его спиной казалась тенью, словно дьявол сидел на его плече. – Но я учусь понимать, что все это не произойдет за одну ночь. Я прожил без нее тридцать пять лет. Еще пару месяцев выдержу.

– Ты говоришь так, будто это ты в ней нуждаешься, а не наоборот.

Балтазар немного подумал.

– Наверное, мне всегда хотелось о ком-нибудь заботиться.

Мы опять ступали на опасную почву. Я поспешно сменила тему на ту, которая уже давно меня мучила, но я никак не могла решить, стоит ли обсуждать ее с Балтазаром.

– Если я поделюсь с тобой тем, что мне рассказали, – очень личным, по-настоящему секретным, потому что я действительно думаю, что ты можешь здорово помочь, ты пообещаешь сохранить тайну? И никогда, никогда не выдать то, о чем узнал?

– Конечно. – Он тяжело вздохнул. – Это о Лукасе?

– Нет. Это о Ракели. – И тогда, в сочельник, тихим-тихим шепотом, чтобы не услышали родители, я поведала Балтазару рассказ Ракели о призраке, так долго запугивавшем ее.

Балтазар не был так шокирован, как я.

– А ты что думала про призраков, Бьянка? Что они славные и дружелюбные, вроде Каспера и его друзей? – Тут он нахмурился. – А мультики про Каспера еще показывают?

– Уже сняли кино, – рассеянно отозвалась я. – Но это же не... то есть я хочу сказать, то привидение не просто все окрашивает в голубой цвет или вдруг заставляет все обледенеть. Это же... ну, насильник.

– В человеческой мифологии инкубы хорошо известны, Бьянка. А некоторые призраки принимают облик женщин и соблазняют спящих мужчин. Их называют суккубами. У призраков нет тел, поэтому они пользуются любой возможностью, чтобы применить насилие к телам других. Одержимость, насильственное совокупление, преследование – все это деяния одного порядка.

Я содрогнулась.

– Просто все это так страшно. В мире столько привидений, их, должно быть, миллионы, Балтазар! И если все они на такое способны...

– Погоди минутку. Нет никаких миллионов привидений. Они довольно редко встречаются. Если быть точным, куда реже, чем вампиры.

– Этого не может быть. Почти все здешние ученики-люди выросли в домах с привидениями.

– Что? Ты шутишь.

– Это Вик выяснил. Привидения живут почти у каждого. Если это правда, то в мире должны существовать сотни и тысячи домов с привидениями... – Тут я сообразила, что это не единственная вероятность, и замолчала, не договорив.

Или в мире существует множество домов с привидениями, и просто так совпало, что люди, живущие в них, оказались здесь, или же это тот самый ответ, который мы с Лукасом столько времени ищем. Вот почему миссис Бетани разрешила человеческим ученикам поступить в академию «Вечная ночь». Далеко не всякий человек может здесь учиться, только те, кто связан с проходящими сквозь стены призраками!

– Миссис Бетани ищет призраков, – прошептала я.

– Что?!

Я, как могла, объяснила все Балтазару, от волнения проглатывая и комкая слова.

– Это должно быть именно так. И когда ученики приезжают сюда, у нее появляется связь с их домами и семьями, и эта связь тянется годами. Если ей нужно будет попасть в любой из этих домов, она запросто сможет это сделать.

– Согласен, что это не совпадение, – произнес Балтазар, и на лице его появилась улыбка. – Но зачем миссис Бетани ищет призраков? Они ненавидят нас, мы ненавидим их. Обычно они обходят нас стороной, и мы делаем то же самое.

– Но только не сейчас. Что-то изменилось. Перемирие закончилось. – Я вздрогнула, подтянула колени к груди и обхватила их руками. – Они преследуют нас. Призраки нацелились либо на школу, либо на вампиров вообще. Должно быть, миссис Бетани знала, что это произойдет, поэтому и начала принимать людей – или чтобы выслеживать привидений, или чтобы иметь к ним доступ.

Балтазар побарабанил пальцами по подоконнику.

– Ты что-то нащупала. Только подумай, Бьянка: несколько столетий ни одно привидение не осмеливалось войти в «Вечную ночь», а стоило только появиться человеческим ученикам, и сразу обнаружилась целая куча?

– Куча? – Я вспомнила девушку, которую видела в начале года, потом ледяного мужчину из северной башни и наконец то непонятное, что испортило нам Осенний бал. Похоже, у него никакого физического обличья не было. – Да, больше одного. Но не сразу. Потребовался целый год, чтобы начались эти явления призраков.

– Если учесть, что сначала все происшествия были совсем незначительными, явления могли начаться и в прошлом году, а мы о них просто не знали.

Наконец-то я совершила этот прорыв. Наконец-то поняла! Призраки пришли в «Вечную ночь», и то, что мы видели, было только началом.

– О, милый, какая прелесть!

Мама надела браслет на запястье и поцеловала папу в щеку. Если учесть, что он делает ей рождественские подарки вот уже больше трехсот лет, я считаю, что папа просто молодец. Он до сих пор умудряется находить вещи, которые ей ужасно нравятся. А может быть, весь секрет в их долгом супружестве, но факт есть факт: они до сих пор получают удовольствие буквально от каждого подарка, жеста или слова.

Папа взъерошил мои волосы.

– Давай прибережем остальные твои подарки до того, как придет Балтазар, развернете вместе, но один открой прямо сейчас, хорошо?

Я послушно взяла подарочный пакет. В нем лежал кулон в форме слезы на старинной медной с прозеленью цепочке.

– Какой симпатичный, – сказала я, взвешивая его на ладони. – А что это?

– Обсидиан, – ответила мама. – Надень, чтобы мы посмотрели.

Я застегнула цепочку на шее, и родители просияли. Обсидиан – немножко странный выбор, думала я, но черный блеск камня был по-настоящему прекрасен.

А как проводит этот день Лукас? Я не могла себе представить, как Кейт и Эдуардо рассказывают маленькому Лукасу сказки про Санту. А Черный Крест редко задерживается на одном месте настолько, чтобы было время хотя бы украсить елку. Я вообразила себе маленького мальчика с большими глазами и песочного цвета волосами, который мечтает об игрушках, но никогда их не получает. И никогда не жалуется. Может быть, прямо сейчас он спит на раскладушке в каком-нибудь жалком подземном гараже, без подарков, сладостей и рождественских гимнов. Картинка получалась безрадостная, даже гнетущая, и я снова вспомнила, как он однажды сказал мне, что у него никогда не было даже подобия нормальной жизни.

Представив себе, как одиноко, должно быть, чувствует себя Лукас в Рождество, я ощутила уныние и пустоту в душе.

До нашей печальной размолвки в обсерватории я даже не представляла, до какой степени надеялась на то, что однажды все изменится и мы с Лукасом больше не будем принадлежать разным мирам. Однажды он должен каким-то образом освободиться от Черного Креста. Я надеялась, что он присоединится ко мне и станет вампиром, но он навсегда отверг эту возможность.

И если этого нет в нашем будущем, то как Лукас сможет стать свободным? И как мы с ним сможем быть вместе?