Рациональность и рентабельность

Наконец, еще одно ходкое, хотя и совершенно несостоятель­ное определение рационализации, которое является излюбленным в Германии и С.-А. С. Ш.: рационализация — все, что делает предприятие рентабельным; критерий рациональности — коммер­ческая рентабельность.

По существу это — грубый эмпиризм, сводящийся к отказу отобъяснения и определения рационализации, как истори­ческого явления. Вместо того, чтобы делать рационализацию как требование исторического момента лакмусовой бумажкой для выяснения прогрессивности тех или иных форм, он существую­щими формами, их поддержанием подменивает самое требова­ние рационализации. Если культурная отсталость и хищни­ческая эксплуатация труда создают дешевизну рабочих рук, то окажется нерентабельным применение усовершенствованных ма­шин, рационализирующих производство, как это мы видели в дореволюционной России. Требование рентабельности явится здесь препятствием к рационализации.

Даже при отсутствии большой дешевизны рабочих рук тоже возможен отказ от рационализации по соображениям рента­бельности. Видели же мы, как знаменитый Тейлор, все помыслы которого сосредоточены были на заботе о достижении рента­бельности путем безобразной интенсификации труда, всячески изощрялся, чтобы заставить своего не менее знаменитого «Шмидта» перетаскивать вручную 47 1/2 тонн чугуна в день вместо того, чтобы рационализировать процесс транспортирова­ния чугуна путем применения современных механических транс­портных приспособлений.

Этот антагонизм между рентабельностью и рацио­нальностью сказывается на всем ходе капиталистической ра­ционализации, сказывается даже на отсталости рационализации европейских стран по сравнению с Америкой: сравнительная дешевизна рабочих рук в Европе, острота безработицы, слабая покупательная сила масс, высокий процент на капитал приво­дят к тому, что применяемые в Америке средства рациона­лизации оказываются иногда в Европе неприменимыми ввиду их нерентабельности. И уже не раз в Германии имели место случаи, когда рационализаторские мероприятия, позаимствованные из Америки, приходилось «отставлять» ввиду их коммерче­ской нерентабельности[5].

Больше того: хищническое использование элементов производ­ства,— скажем, рабочей силы — может ли быть рентабельным? Очень даже может быть и фактически является таковым для частнокапиталистического владельца предприятия. Между тем хищничество — прямая противоположность хозяйственности («Wirtschaftlichkeit»). Тут рентабельность становится прямым критерием не рациональности, а ее противоположности. В са­мом деле, капиталист, хищнически используя живую силу — рабочих, извлекает из них повышенное количество работы (R), но тем, что заставляет их затратить еще более повы­шенное количество рабочей энергии (Е). Этим он пони­жает коэффициент рациональности (m), но рациональность его мало беспокоит, для него важна именно прибыльность, рен­табельность.

Тут зияющая пропасть между рациональностью и рента­бельностью является результатом отделения средств производ­ства от рабочей силы, результатом самой основной сущ­ности капитализма. Антагонизм между рациональностью и рентабельностью есть, стало быть, выражение антагонизма между самим капитализмом и проблемой рационализации, как выдви­нутой ходом исторического развития.

К тому же выводу можно подойти с разных сторон. Если, допустим, частнокапиталистическое предприятие получило заказ на 5 каких-либо станков, то оно может счесть этот заказ рен­табельным и выполнить его в организационных условиях, весь­ма далеких от тех рациональных условий, в которых он мог бы быть выполнен другим капиталистическим предприятием, которое получило бы заказ на 500 таких же станков. Наше предприятие потратит слишком большое количество всякого рода энергии на каждую единицу полезного результата, но поста­вить дело рациональнее,— так, как это можно сделать, произ­водя сразу не 5, а 500 станков,— было бы для него убы­точно, нерентабельно, даже если бы оно располагало необхо­димым для этого капиталом.

Или возьмем случай мелкого предприятия. Именно пото­му, что оно мелкое, нельзя позволить себе применение раз­личных приспособлений, рационализирующих производственные процессы: для него это было бы нерентабельно. Тут, опять-таки, требование организационной рациональности приходит в коллизию с требованием экономической рентабельности.

Что все такие случаи говорят? Они говорят, что, где воз­никает противоречие между рентабельностью и рациональностью, оно является лишь выражением внутренних противоречий той социально-экономической формы общества, в рамках которой оно возникло,— главным образом, противоречия между ростом производительных сил, с одной стороны, и частнокапиталисти­ческими и мелкими формами хозяйства — с другой. Отживаю­щие общественные формы в том, между прочим, и обнаружи­вают свою осужденность на исчезновение, что они приходят в коллизию с требованиями рациональности. Именно поэтому ожи­вающие социальные формы вынуждены бояться «чрез­мерно рациональной» организации («Űberrationalisierung»). Такие опасения не могут иметь места в рам­ках социалистического общества, которое ведь и есть не что иное, как воплощение во всех сторонах своей жизни требо­ваний рационализации, выдвинутых современным фазисом исто­рического развития.

Не ясно ли после всего сказанного, до какой степени в корне ложна тенденция буржуазных экономистов выдвигать рентабельность как критерий рациональности? <…>