КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ. Комната Антонины Николаевны Монастырской

Комната Антонины Николаевны Монастырской.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а и В а р я сервируют стол.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. …Вот, Вавочка, как может перевернуться вся жизнь.

В а р я. Вы не огорчайтесь, Антонина Николаевна. Получается прямо необыкновенно, как до войны.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ты бы видела мои комнаты в Ленинграде! Какая мебель! Шкаф – клен «птичий глаз»! И представь, я его забила огромными гвоздями, там посуда. Хрусталь сложила в ванну. Неужели разворуют? А какие люди собирались у меня в этот день! Шум, смех… К концу вечера мы обязательно брали машину, и айда по городу… Из конца в конец! На Васильевский, на Кировские острова, по Петроградской стороне – всюду! Катание на машинах в эту ночь было традицией. А теперь… Какой ужас эта война! Она меня будто вышибла из той жизни одним махом, одним ударом… И знаешь, Вава, какая самая страшная мысль? А вдруг уж ничего не будет по-старому? Ничего, никогда!

В а р я. Будет Антонина Николаевна, будет. Я еще к вам в Ленинград в гости приеду.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Хорошо бы… Я тебе так признательна – ты мне дала приют у себя.

В а р я. Ну, не надо этого, не надо! К нам в город столько понаехало – всех пристроили. Понимаем, чай, горе-то. А вы – ленинградка, самая пострадавшая. Посмотрите-ка лучше, как я селедочку разделала: огурчики соленые, лучок, яичком сверху покрошила, как вы советовали.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Спасибо тебе.

В а р я. А кофточку вашу креп-жоржетовую я не продавала, прямо на это мясо выменяла. Кость была, я ее вырезала – завтра суп сварим.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. А юбку шерстяную почему обратно принесла? Не берут?

В а р я. Дают мало, а юбка хорошая, чего ее по дешевке пускать!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Хочешь, возьми себе, если нравится.

В а р я. Что вы, не надо! Этакую красоту!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Бери! Бери! Я же тебе должна.

В а р я. Вот что я вам скажу, Антонина Николаевна: порастрясете вы свое имущество, а дальше что? Война-то, она тянется и тянется… Пойду-ка я обратно на мыловаренный завод. Деньги будут, рабочая карточка… Зря вы меня тогда с толку сбили…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Нет-нет!.. Что ты!.. Я же погибну без тебя. А кто станет все делать – на базар ходить, стряпать? Потерпи, Вава. Я что-нибудь придумаю.

В а р я. Вчера девчат с завода встретила: «Варвара, говорят, ты что, в домработницы переквалифицировалась?» Зубоскалят…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Завидуют. Чем они там, на заводе, заняты? Дохлых кошек на мыло переваривают?

В а р я. Ну уж, Антонина Николаевна, никогда мы таким делом не занимались!.. Вы нашего производства не знаете.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. У меня еще отрезы в чемодане есть, я тебе не показывала. Проживем припеваючи, увидишь. Ты такая добрая, отзывчивая… Не порти мне этот день такими разговорами, хорошо?

В а р я. Хорошо.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Мне и так плакать хочется. Ну что это за жизнь, что за жизнь! (Плачет.)

В а р я. Да не убивайтесь! Гости сегодня придут хорошие. Этот… Марк Александрович… как он на пианино играет!.. Просто душу выворачивает… Товарищ Чернов тоже мужчина примечательный… Нюра придет…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ничего ты не понимаешь, Вава. Придет в гости хлеборезка Нюра. Ведь почему зову? Завишу от нее – хлеб носит. Да не только хлеб, помнишь, сыр приносила, колбасу, где-то даже паюсную икру достала.

В а р я. У них в торговой сети связи хорошо налажены.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Она будет царицей бала! Я за ней должна ухаживать!.. Как противно!.. Как противно!..

В а р я. Нехорошая эта Нюрка, верно. Рассказала бы я вам, откуда эта Нюрка хлеб берет, как она его вешает, да огорчать не хочется.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Не рассказывай, Вава, не хочу я знать этой грязи, этой мерзости.

В а р я. Студент придет?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Миша? Да-да, обещал. И невесту свою приведет, я потребовала показать.

В а р я. Он хороший, идейный.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Знаешь, когда он рассказывает о вселенной, даже жутко становится. Без конца и без края, подумай… Только он не очень идейный. Знаешь, зачем он сюда ходит?

В а р я. Зачем?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Досыта поесть. Живет плохо, бедствует. Ну и пусть ходит, а то от одной Нюрки задохнуться можно. Вава, ты оденься получше.

В а р я. Я самое хорошее надела, Антонина Николаевна.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Надень мое, любое.

В а р я. Велико будет.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Приладь.

Звонок. Варя открывает дверь. Входит Ч е р н о в.

Ч е р н о в. Поздравляю, Антонина Николаевна. (Передает ей несколько коробок конфет и еще маленькую коробочку.) Вавочка, здравствуйте.

В а р я. Здравствуйте, Николай Николаевич. Вы раньше всех.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ты примерь, Вава.

В а р я. Попробую. (Уходит.)

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (раскрыв коробочку). О, как щедро!

Ч е р н о в. Я не могу остаться – дела в филармонии, отправляю бригады в район и в воинские части. Освобожусь к полуночи.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. И ничего не потеряете – будет иллюзия праздника.

Ч е р н о в. Мне просто приятно бывать с вами, на остальных мне начихать.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (смеется). Собственно, и мне тоже.

Ч е р н о в. А на Бороздина?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Вы будете мне припоминать его и тогда, когда я, допустим, стану вашей женой?

Ч е р н о в. Нет, только до тех пор, пока он бывает у вас. Я мог бы сделать так, чтобы он перестал появляться здесь, но я знаю женский характер! Если от вас отрывать мужчину насильно – это значит поднимать ему цену и увеличивать вашу привязанность к нему. Естественный ход событий наиболее верен.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Какой практицизм!

Ч е р н о в. Мне около пятидесяти, я не хочу казаться лучше или хуже.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Это скучно, но ценно. Вы написали жене в Ташкент?

Ч е р н о в. Пока… нет. Разумеется, я буду высылать ей алименты на младшего. Старший уже сам становится на ноги, он тоже обязан помогать матери. Там все будет нормально, по закону. Вы только скажите – да.

Антонина Николаевна молчит.

(Взглянув на часы.) За актерами придет машина из воинской части – задерживать нельзя. Потом нужно отправить автобус в район… Нагрузка большая, иногда даже чувствую усталость… (Улыбнувшись.) Ну, вот этого я не должен был вам говорить.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Вы освобождаетесь в двенадцать? Слушайте, поедемте кататься! Заезжайте за мной на машине!

Ч е р н о в. На легковой машине я отправил в колхоз артистов, приехавших из Москвы.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ну, приезжайте на чем-нибудь, хоть на автобусе. А что? Будем ездить по городу на автобусе вдвоем, это даже необыкновенно!

Ч е р н о в. Автобус у нас один, он в девять уходит в район.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ну достаньте какую-нибудь машину. Ну пожалуйста! Какую-нибудь – пожарную, санитарную… все равно… Достаньте!

Ч е р н о в. Это причуда, Антонина Николаевна!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Пусть!.. Ну… доставьте мне, пожалуйста, безумное удовольствие…

Ч е р н о в. Попробую… До свидания. (Пошел, но остановился.) Я люблю вас сильно. (Уходит.)

Входит В а р я в платье Антонины Николаевны, она в нем выглядит смешно.

В а р я. Я нарочно не выходила, нехорошо было бы, правда?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Умница.

В а р я (оглядывая свой наряд). В каком-то журнале я такую видела…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. В «Крокодиле»…

В а р я. Да-да, точно.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ничего не подобрала?

В а р я. Ничего. Свое надену, лучше, правда?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Безусловно.

В а р я. А что вам подарил Николай Николаевич?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Вот. (Показывает коробки конфет.) И это. (Передает Варе коробочку.)

В а р я (раскрыв коробочку). Литерная карточка на питание… И жиры не вырезаны!.. Неужели свою отдал? Вот добрый человек! Чего же он не остался?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Не может. Занят на работе.

В а р я. Деловой, видно.

Звонок.

Откройте, Антонина Николаевна, я в таком виде гостей перепугаю. (Убегает.)

Антонина Николаевна открывает дверь. Входит М и ш а, он в «сильных» очках, и

Т а н е ч к а - худенькая девочка с остреньким личиком.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (показывает на свой фартук). Гости аккуратны, а хозяева опаздывают.

М и ш а (передавая Антонине Николаевне сверток). Поздравляю.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Что это?

М и ш а (развертывая сверток). Фикус. В такой день полагается дарить цветы.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Чудак ты, Миша! Спасибо.

М и ш а. Танечка, познакомься: это та самая Антонина Николаевна, с которой мы в Ленинграде жили в одном парадном. Там только издали кланялись, а здесь познакомились.

Т а н е ч к а (Антонине Николаевне). Здравствуйте. Поздравляю вас.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (здороваясь). Спасибо. Покажитесь, покажитесь, узнаем Мишин вкус. Он о вас столько рассказывал…

Т а н е ч к а. Вы извините его. Я говорю: не надо фикус, а он говорит: почему, это смешно. Знаете, он своей хозяйке за него два кубометра дров напилил.

М и ш а. Разве называют цену подарка?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Вы очень славная. Миши, одобряю! (Тане.) Повеселимся сегодня. Можно будет потанцевать, спеть.

М и ш а. Танечка от нашего кружка самодеятельности даже в госпиталях выступает. Соло. Такой голос! Меццо.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Я уверена, у нее масса всяких достоинств.

М и ш а. И учится она совершенно блестяще…

Т а н е ч к а. Миша, не преувеличивай.

М и ш а. Танечка, это же правда.

Т а н е ч к а. Миша!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Простите, я вас оставлю на одну минутку. (Уходит.)

Т а н е ч к а. Миша, ну зачем ты все время говоришь обо мне и обо мне… Так неудобно!

М и ш а. Но ты действительно исключительный человек.

Т а н е ч к а. Мы недолго посидим здесь, хорошо?

М и ш а. Ты дашь знак.

Звонок. Пробегает В а р я.

В а р я. Здравствуйте, Миша. (Тане.) Здравствуйте. (Открывает дверь.)

М и ш а (Тане). Ее зовут Вава. Она немного странная – не работает и не учится.

Т а н е ч к а. А что делает?

М и ш а. Обслуживает Антонину Николаевну.

Т а н е ч к а. А Антонина Николаевна где работает?

М и ш а. Нигде. Они, знаешь, как-то взаимно друг друга обслуживают. Я Варе говорю…

Входит М а р к. Одновременно входит А н т о н и н а Н и к о л а е в н а.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Марк Александрович!

М а р к. Поздравляю вас. (Дает подарок.)

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Спасибо. Познакомьтесь.

Т а н е ч к а (здороваясь с Марком). Мы с Мишей вас на концертах слушали.

М и ш а. Вы по манере игры немножко напоминаете Софроницкого.

М а р к. Принимаю как комплимент.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (развернула сверток, увидев игрушку). Я помолодела на десять лет!

Т а н е ч к а. Ой, какая чудесная игрушка!

М и ш а (Тане). Я тебе такую достану, из-под земли выкопаю! (Марку.) Где это вы ее купили?

М а р к. На заказ сделана.

М и ш а. Где?

М а р к. Из Москвы прислали.

М и ш а. А… досада.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Товарищи, потерпите еще несколько минут. Молодежь, занимайтесь подбором пластинок – есть Лещенко и Шаляпин. Вава, покажи.

М а р к. Я, к сожалению, не молодежь.

В а р я и Т а н я уходят.

М и ш а. Насчет Софроницкого – это я не комплимент сказал. Когда вы жили в Ленинграде…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Миша, тебя Танечка ждет.

М и ш а. Извините. (Уходит.)

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ты принес коробку конфет, которую купил у Чернова.

М а р к. Что ты!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Не лги! Вон он притащил мне сколько! И главным образом затем, чтобы поставить тебя в неловкое положение. Ну, не смущайся. Люблю тебя за это, ребенок.

М а р к. Страшный человек.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Я сама его боюсь.

М а р к. Тоня, ты не спеши с ним… Я скоро оставлю жену…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Если из-за меня – пожалуйста, не надо. Я не хочу вносить разлад. В ваш дом.

М а р к. Разлада не будет. Я не люблю ее, она не любит меня. Она живет старыми воспоминаниями, ни слова не говорит, но я все вижу, все понимаю.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Ты ревнуешь!

М а р к. Как же я могу ревновать к пустому месту? Брат убит, это ясно. У них у всех не хватает мужества признаться себе в этом… Конечно, тяжело, но война!..

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Я тоже буду с тобой откровенна, Марк. Да, сейчас война, она унесет много мужчин, а молоденьких девушек будет все больше и больше. Ну кто польстится на меня при таком выборе? Я не спешила замуж, но сейчас это надо сделать. И быстрее, иначе я рискую остаться на бобах. Будет ли это Чернов? Возможно. Он всегда с деньгами. А деньги, как ни говори, великая вещь.

М а р к. Он в тюрьму скоро сядет… Его деньги краденые.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Что делать! К сожалению, жулики нередко богаче честных людей. Его дела не будут меня интересовать. Я с удовольствием вышла бы замуж за богатого честного человека, но где такой? Они не нашего поля ягоды. Ты не какой-нибудь Миша, ты должен все это понять. И мы останемся друзьями.

Звонок. Пробегает В а р я.

М а р к. Послушай меня, Тоня…

Входит Н ю р а. Кода она снимает пальто, на ней богатый, но чудовищно

безвкусный наряд. В руках у Нюры сетка-авоська. Следом за ней возвращается

В а р я.

Н ю р а. Поздравляю, Антонина Николаевна, с днем вашего ангела! Тут консервы разные, муки три кило, баранки с маком – вы таких с довоенных времен не едали… Лярду взяла… Выгружай, Вавка, авоську отдашь. Марк Александрович, привет.

В а р я унесла сетку с продуктами.

М а р к. Здравствуй, Нюра.

Н ю р а (оглядывая стол). Порядок! И в графинчика булькает. Вон икорка-то моя поглядывает, сберегли тебя на такой день, не скушали.

М а р к. Нюра, молодежь в той комнате пластинки подбирает.

Н ю р а. Ну их к шуту. (Садится.) Да и вы свои разговоры бросайте. Мы с Петькой тоже как начнем ворковать – удержу нет. Хотела я его сюда прихватить, да не идет, кобенится. Он у меня стеснительный. Ждем, что ли, кого?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Нет, Нюра, ты – последняя.

Н ю р а. Не последняя, а крайняя…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (зовет). Миша, Таня, идите к столу!

Входят М и ш а и Т а н я. Позднее - В а р я.

Н ю р а. Я уже чуток выпила… ревизионная комиссия была. Устала. Прислали каких-то двух девчонок, чего они понимают, несмышленые? Под прилавок нос сунули, к бухгалтеру сбегали… Кругом ажур.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Миша, тебе, как самому ученому, первый тост.

М и ш а. С удовольствием.

Н ю р а (Антонине Николаевне). Какое колечко симпатичное! Продайте!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Потом, Нюра, потом.

М и ш а. Товарищи, Антонина Николаевна нас извинит, если мы первую рюмку выпьем не за нее.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (смеется). За Танечку.

М и ш а. Даже не за Танечку. За скорейшее окончание войны. За победу!

Н ю р а. Э, если бы от выпитой водки война скорей окончилась, я бы одна ведро выпила. Однако не возражаю, авось поможет.

Все пьют.

М и ш а. Вы, Нюра, правы. Конечно, главное, чтобы каждый из нас сейчас трудился изо всех сил…

Н ю р а. Стараемся.

М и ш а. Только общими усилиями…

Т а н я. Миша, не надо…

М а р к. Давайте забудем все, что творится кругом.

В а р я. Да, забудь… Я на базар ходили – с вокзала опять раненых везли.

М и ш а. Много?

В а я. Угу.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Будет, будет, не надо мрачных разговоров!

Н ю р а. Выпьем вот за что: за хлеб наш насущный, который нас кормит.

М и ш а. Которым мы кормимся.

Н ю р а. Я об этом и говорю.

М а р к. За Антонину Николаевну.

Все пьет.

Н ю р а. Что это мои наряды никто не хвалит?

М и ш а. Нюра, сногсшибательно!

Н ю р а. У меня еще панбархатное есть, длиннющее. Хотела надеть, да хвост из-под пальта торчит.

В а р я. Сколько буханок дала?

Н ю р а. Ты по своей иждивенческой немного получаешь, тебе не сосчитать.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Товарищи, без ссоры. Танечка, спойте нам, Марк Александрович будет аккомпанировать.

Т а н е ч к а. Мне не хочется.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Упрямиться нехорошо.

Т а н е ч к а (с резкостью в голосе). Мне просто не хочется.

М а р к. Антонина Николаевна, не торопите. Подождем минуты вдохновения.

Н ю р а (взяв белку). Все на свете ела, а золотых орехов не щелкала. Раздавлю парочку.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Разделим пополам. Кто хочет, может унести на память об этом вечере. (Делит орехи, находит на дне записку. Марку.) Что это – поздравление?

Марк пытается отнять записку у Антонины Николаевны.

Нюра, держи его!

Н ю р а (удерживая Марка). Не трепыхайся, не трепыхайся, это тебе не на пианине играть.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (разворачивает записку, читает). «Моя единственная!»… Марк Александрович, единственной у вас должна быть только жена… «Поздравляю тебя с твоим счастливым, радостным днем рождения!»… Вы перепутали, Марк, я именинница… «В этот день ты появилась на земле. Какое счастье, жизнь моя… Уйти от тебя тяжело, но остаться нельзя…». Что-то таинственное… «Я не могу жить прежней жизнью, беспечно веселиться в часы, когда по нашей земле идет смерть. Ты поймешь это, моя родная Белочка. Бывают дни и минуты, когда наша частная жизнь, пусть очень счастливая, становится ничтожной перед жизнью всех нас, всего народа, всей страны. Люблю и верю в тебя. Твой Борис». (Пауза.) Что это? Чья это записка?

М а р к. Я купил эту вещь на рынке.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. скверная манера покупать подержанные вещи да еще дарить их! Может быть, она заразная!

Т а н е ч к а (встает). Миша!

Миша встает и вместе с Танечкой идет к двери.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Вы куда?

Миша и Таня молча одеваются.

Уходишь, чистый человек? Дали команду?.. Наелся?

М и ш а. Что?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Наелся, говорю?

Т а н е ч к а. Как вам не стыдно! Миша всю свою стипендию матери высылает и все, что подрабатывает… Она больная, вы знаете… Я ему говорила – не надо к вам ходить, а он всех считает хорошими… У нас в доме крошки в рот не берет, а все время недоедает, знаю… Мы поженимся скоро, он совсем у нас будет свой…

М и ш а. Танечка, ты не думай, что я…

Т а н е ч к а. Здесь ничего не говори, не надо!

Сталкивается в дверях с В е р о н и к о й.

Видишь, здесь и без нас будет весело…

Уходят.

М а р к. Что ты?! Зачем ты пришла?

В е р о н и к а. Где моя белка?

М а р к. Ты понимаешь, что ты делаешь?

В е о р о н и к а. Где она?

М а р к. Что с тобой? (Подходит к Веронике.) Ну что с тобой?

В е р о н и к а. Не трогай меня!

М а р к. Только не устраивай скандал. И ты, пожалуйста, ничего не думай…

В е р о н и к а (увидев белку). Возьми ее со стола.

М а р к. Не делай глупости, Вероника.

В е р о н и к а. Быстрее!

М а р к (берет белку, собирает орехи). Антонина Николаевна, вы извините…

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а (Веронике). Здесь еще вам записка от какого-то Бори…

В е р о н и к а (забыв все, бросается к записке). От Бори?!

М а р к. Это старая, старая…

Вероника читает записку.

М а р к (подходит к ней, берет ее за плечи). Ну что ты переполошилась, глупенькая?

Вероника смотрит на Марка и друг с размаху бьет его по лицу.

Что ты? Ты что?!

Вероника бьет еще раз, еще и еще. Идет к двери.

Я иду с тобой. (Всем.) Извините меня…Вы, конечно, понимаете… (Веронике.) Я иду.

В е р о н и к а ушла. М а р к уходит за ней.

Н ю р а. Ревнивая ему досталась, от такой не убежит.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Какая отвратительная сцена. Я даже испугалась.

Н ю р а. Да нет, она добрая. Если бы я своего Петьку с какой бабой застала, тцут бы на месте обоих и придушила.

В а р я. Зачем это вы, Антонина Николаевна, Мишу обидели? Как нехорошо сказали – «наелся»! Меня прямо в краску бросило.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Оставь меня в покое… Еще тебя недостает.

Н ю р а. Да уж, и без тебя тут много гавкали.

В а р я. Он всегда с вами так хорошо разговаривал…

Н ю р а. Отлипни, говорят!

В а р я. Ты сама молчи. Знаю, как ты хлеб вешаешь да сколько черным ходом уносишь.

Н ю р а. Ну, мы эти разговоры не первый раз слушаем. Считай з счастье, что ты не в магазине перед прилавком. Тут интеллигентная женщина сидит. Я бы тебе ответила – умеем, насобачились.

В а р я. Съехали бы вы от меня, Антонина Николаевна!

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. С ума ты сошла! Куда я уеду?

В а р я. Я на завод пойду работать. Там меня Варей звали. А вы придумали – Вава. Все равно как собаки лают: ва-ва! Ваша жизнь, может быть, и интеллигентная, но вы уж ею сами живите, а я не могу, не получается.

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Перестань, тебе говорят. Меня сюда райисполком вселил, по ордеру, и ты из себя хозяйку не изображай.

В а р я. Ладно… в общежитие перееду к девчатам, они пустят… Папаня с братом с фронта пишут: «Варвара, как ты там одна?» А я их успокаиваю… Папаня-то, уезжая, говорил… (Плачет.)

Н ю р а. Ну, навела тоску на светлый день. (Подходит к Антонине Николаевне, берет ее за руку.) Я пойду. Расклеилась вечеруха. Не тот вы народ подбираете, я вам скажу. Не тот. Хлипкие очень. А сейчас война – крепких надо под рукой иметь, своих. Колечко-то как блестит!.. На что оно вам, вы и так красавица. Уступите, а?

А н т о н и н а Н и к о л а е в н а. Господи, хоть бы Чернов скорее приехал… Спрятаться за него и утихнуть. Я так измучилась, Нюра, так устала… Извертелась, изломалась… Мне уж тишины хочется, покоя…

Н ю р а. Я сама по спокою соскучилась. Ведь на нервах живешь! Антонина Николаевна, на нервах! Несу хлеб, а сама оглядываюсь, будто воровка какая… Накоплю пятьсот тысяч и притихну. Вавака, не всхлипывай. Мы тишины хотим. Тишины, слышишь? Не всхлипывай!..