Живая Москва

В тугом комке деревьев чёрно-влажных,

На сквозняке времён, под градом дней текучих

В чернильном море флот судов бумажных

Запрятан в недра ящиков трескучих.

Их иногда – раз в месяц – проверяют,

Посмотрят, тронут – и забудут вновь на месяц.

В каморке тесной в сон они ныряют,

Пока дожди снаружи куролесят.

Снаружи дождь. Снаружи я и город.

Мы слушаем друг друга и себя.

Поэт испытывает странный голод –

Мир взглядом осветить, лаская и любя.

Подколокольный в сизой луже тонет,

А Трёхсвятительский похож на водопад,

Хитровка тополиным ветром стонет,

А на Солянке – розы невпопад.

На Златоустьинский троллейбус вдруг заехал –

Бывает редко, как четырёхлистный клевер.

Витрины манят тканями и мехом,

А тучи движутся на запад и на север.

Когда иду я вдоль бульвара вдаль,

Приходит мысль, верно, неуклонно:

Мне этот город, как почётную медаль,

Судьба вручает жестом благосклонным.

Смотри, поэт! За суетой людской,

За шелестом машин, за грохотом трамваев,

За жизнью повседневной городской

Живое существо всё чётче проступает.

Дома есть шерсть его, асфальт – его же кожа,

Машины – кровь, а люди – это мысли.

Кто город любит свой, тех город любит тоже…

Добавлю сразу, чтоб вы не зависли:

Душа Москвы – то не твоя душа,

А души всех, кто жил на этом месте

Плюс души тех, кто здесь живёт сейчас,

Не исключая жителей предместий.

Душа Москвы живёт всё ближе к центру,

В иных местах я даже чую пульс…

Когда идёшь на встречу слякоти и ветру,

Боишься: вот как в луже искупнусь!

Да только в окна взглянешь исподлобья –

И сразу по цепи пойдёт сигнал далёкий:

В окне тепло. Там жизнь. Там быт удобный.

Во всех домах – и низких, и высоких!

Как много огоньков под кровом и в уюте!

Мне представляется большой пушистый Город,

Свернувшийся калачиком в каюте

Страны, плывущей через мглу и холод.

Ты мал, поэт, зато твой мир огромен,

Он смотрит на тебя, играется с тобой.

Ты приручи его, он станет ласков, скромен,

И одиночество пройдёт, как морок злой…

В тугом комке деревьев почерневших,

Под ветром проливным столетий и минут

Зажжён костёр для всех окоченевших,

Что в сумерках, понурившись, бредут.

Очередной психоделический стишок
Колониальная дружина,
Мотострелковая пружина,
Конечный выход самогона,
Упячни запад ветрогона,
упадок навзничь через палец,
кольцо колец и с ним крахмалец,
пугался Путин толстых негров,
я расхищал чужие недра,
а вот мещане спят безбожно,
они ваще совсем возможно,
не надо тихо жить в Сибири,
не ешьте просо вы в пломбире,
эй, правовед, шагай ногами
толки себя в толпе с богами,
решай задачи прогой Maple
и ноутбук имей от Apple.

Наследие Маркевича и Гейченко в интерпретации МС Андреева (стих)
Знаете, я вот тут почитал стихи
Гейченки, поэта не от сохи,
А от Бога, и пришёл помаленьку
К выводу, что стихи со ступеньки
На ступеньку довольно
Прикольно
Переставлять, так легко и вольно!
Таким вот манером, кстати, намного
Проще выражать свои мысли, правда немного
Непривычно, что рифма в середине
Строчки, как рыбаки на льдине.
Но приёмов существует масса,
Разнообразна стихов гримаса.
Загибать их можно и так, и эдак, и
Будут они тогда вкусны, легки...
Как творожки.
А то вот ещё есть поэт Маркевич,
То есть ваще он художник, причём далеко не Малевич,
Так вот он пишет такое, что я с ума не сойду,
Если сравню его стих с чем-то на гусеничном ходу.
Машинно-тракторный парк свой расширить желая,
В том же духе и я попишу вплоть до мая,
А то и дольше. Почему бы и нет?
К копирайтам привил мне презренье инет.