Э. Левинас

Микеланджело Сотворение Адама (фрагмент)

È

Онтология Языка

Мир является миром лишь постольку, поскольку он получает языковое выражение, – но подлинное бытие языка в том только и состоит, что в нём выражается мир. Таким образом, исконная человечность языка означает вместе с тем исконно языковой характер человеческого бытия-в-мире. Если мы хотим обрести правильный горизонт для понимания языковой природы герменевтического опыта, мы должны исследовать связь, существующую между Языком и Миром… Языковой опыт мира абсолютен… Языковой характер нашего опыта мира предшествует всему, что мы познаём и высказываем в качестве сущего. [30]

Г.-Г. Гадамер

È

Наука о Языке –

органическая часть «Наук о Культуре и Духе»

«Энергийная» природа Языка требует всестороннего междисциплинарного исследования с выходом в трансдисциплинарные проекты, выполнение которых представляется возможным лишь при условии философского вопрошания о самой этой природе:

? Что суть Язык?

? Чем обусловлена его глубоко духовная сущность?

? В чём состоит его творческий потенциал и каковы его творческие возможности?

? На каких языках «говорит» Культура?

??????????????………..

Дух

Lim

{Истина – Добро - Красота}

Ô

Язык

Языки Культуры:

- религия

- философия (онтология, гносеология, антропология, эстетика, этика, аксиология)

- наука

- искусство и литература!

Что суть Литература?

Творчество,

Мифопоэтическая стихия рождения Логоса

Литература ) ποίησις

На рассвете он (Стивен) проснулся. О, какая сладостная музыка! Душа его была росновлажная. Бледные, прохладные волны света скользили по его спящему телу. Он лежал тихо, а душа его словно покоилась на прохладных волнах, внимая негромкой, сладостной музыке. Рассудок медленно пробуждался, готовясь вобрать в себя трепетное утреннее знание, утреннее вдохновение. Его наполнял дух чистый, как чистейшая вода, сладостный, как роса, стремительный, как музыка. Этот дух так нежен, так сладостен, словно серафимы дохнули на него. Душа пробуждалась медленно, боясь проснуться совсем. Это был тот безветренный, рассветный час, когда просыпается безумие, и странные растения раскрываются навстречу свету, и беззвучно вылетают мотыльки.

Завороженность сердца! Ночь была завороженной. Во сне или наяву познал экстаз серафической жизни. Как долго длилась эта завороженность: только один колдовской миг или долгие часы, годы, века?

Фраза и день, и пейзаж сливались в один аккорд. Слова. Или их краски? Он дал им засиять и померкнуть, оттенок за оттенком. Золото восхода, багряная медь и зелень яблочных садов, синева волн, серая, по краям пёстрая кудель облаков. Нет, это не краски. Это равновесие и звучание самой фразы. Значит, ритмический взлёт и ниспадение слов ему нравятся больше, чем их смысл и цвет? Или из-за слабости зрения и робости души преломление пылающего, ощутимого мира сквозь призму многокрасочного, богато украшенного языка доставляет ему меньше радости, чем созерцание внутреннего мира собственных эмоций, безупречно воплощённого в ясной, гибкой, размеренной прозе?

Мир вдохновения, казалось, теперь отражался сразу со всех сторон от множества облачных случайностей, от того, что было или могло быть. Миг сверкнул, как вспышка света, и вот от облака к облаку случайная, неясная форма мягко окутывает его сияющий след. О, в девственном лоне воображения Слово обретает плоть. Архангел Гавриил сошёл в обитель Девы. Сияющий след разливался в его душе, откуда, разливаясь розовым знойным светом, вырывалось белое пламя... Из глубины сознания стихи устремились к губам, и, бормоча их, он чувствовал, как возникает ритм вилланеллы. Розовое сияние источало вспышки рифм: лучах, очах, днях. Вспышки воспламеняли мир, сжигали сердца людей и ангелов; лучи розы, которая была её своенравным сердцем... Боясь позабыть, он быстро приподнялся на локте, отыскивая бумагу и карандаш.