ЭТНОГЕОГРАФИЯ ПЛЕМЕН

«ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»

Автор древнерусской летописи «Повести временных лет», рассказывая о событиях IX столетия, обрисовывает их на фоне широкой этногеографической картины Восточной Европы. Летописец прекрасно знает страну, расположение ее рек и озер, городов и торговых путей. Хорошо знает автор «Повести» и население страны. Ему известны названия и местоположение множества племен, славянских и неславянских, обитавших на огромных пространствах в бассейне Днепра и Волги. Летописец четко различает при этом славянские племена, говорящие по-славянски, от иных «языцей», а также восточнославянские племена — от «ляхов», т. е. славян западных. Автор «Повести временных лет» пишет о единстве славянского языка и славянской грамоты, возвращаясь к этой теме не один раз и подчеркивая тем самым мысль о единстве русской земли.

«Се бо токмо словенеск язык в Руси: поляне, деревляне, ноугородьци, полочане, дреговичи, север, бужане, зане седоша {217} по Бугу, послеже же велыняне». Они же назывались в древности дулебами. Здесь же в числе восточных славян названы уличи, тиверцы и хорваты, далее — радимичи и вятичи, происходящиеся якобы «от ляхов», наконец, на севере «на верх Волги, и на верх Двины и на верх Днепра» кривичи, «их же град есть Смоленск». Всего, таким образом, летописец называет тринадцать восточнославянских племен (рис. 47) 1.

Кроме русской летописи, составленной в начале XI в., известия о восточнославянских племенах имеются в более древнем источнике — сочинении компетентного византийского автора середины X в. Константина Багрянородного. В своей книге «Об управлении государством» он упоминает следующие племена славянского Поднепровья: кривичей (Κριβηταίηνοί, Κριβίτζοί), дреговичей (Δρουγουβίταί), северян (Σέρβιοι), древлян (Δερβλενίνο) и уличей (Ολτινοί), а также каких-то неизвестных по русской летописи вервианов (Βερβιανο), лензанинов (Λενζαννοι) и лензенинов (Λενζεννοι) 2. Относительно вервианов существует предположение, что этим именем ошибочно были названы в одном месте древляне. Что же касается лензанинов — лензенинов, то вопрос о них до сих пор остается открытым, несмотря на неоднократные попытки его разрешения. Неизвестно даже, идет ли здесь речь об одном и том же или же о двух различных племенах.

Еще раньше, в конце IX в., о древнерусских племенах писал неизвестный западноевропейский автор — Географ Баварский. Ему были известны волыняне (Velunzani), бужане (Buzani), северяне (Zuirenni) и уличи (Unlici). Все они, по его мнению, обитали где-то на севере от Дуная 3.

Наконец, отдельные упоминания о восточнославянских племенах имеются в известиях арабских авторов IX—X вв. Однако приводимые ими наименования племен, за исключением двух-трех случаев — «дулаба», «валинана», не могут быть связаны с племенами русской летописи и до сих пор представляют собой загадку.

В русской историографии не раз поднимался вопрос о том, что же представляли собой племена «Повести временных лет» — эти обширные объединения восточного славянства, предшествующие возникновению Древнерусского государства. Скупые летописные известия о кривичах, вятичах, северянах, дреговичах и других племенах, несмотря на их внешнюю ко-{218}лоритность, представляли собой не более как слабые отзвуки минувшей жизни восточных славян. Они оставляли совершенно неясным, какое содержание скрывается за этими наименованиями. Оставалось неизвестным, были ли летописные племена древними устойчивыми объединениями, восходящими к далекому первобытному прошлому и составлявшими особые этнические группы, или же в них следует видеть новообразования, возникшие накануне сложения древнерусской государственности.

В работах А. А. Шахматова, А. А. Спицына и ряда других археологов и лингвистов XIX — начала XX в. Племена {219} «Повести временных лет» рассматривались в качестве особых этнических групп. Изучая диалекты восточнославянских языков и пытаясь проникнуть в их далекое прошлое, А. А. Шахматов пришел к выводу, что между современным и средневековым диалектологическим делением восточного славянства и племенами Начальной летописи существует какая-то зависимость. Следовательно, племена являлись не случайными и пестрыми группами населения, а своеобразными в этниче-

Рис. 47. Расселение восточнославянских племен по данным летописи.

ском отношении объединениями 1. Откликом на исследования А. А. Шахматова явилось одно из важнейших произведений дореволюционной славяно-русской археологии — небольшая по объему, но основанная на огромном материале статья А. А. Спицына «Расселение древне-русских племен по археологическим данным», где подтверждались мысли А. А. Шахматова об этническом своеобразии племен «Повести временных лет». «В собственно русских древностях (главным образом XI в.),— писал А. А. Спицын,— намечается столько же археологических типов и районов, сколько летопись перечисляет древне-русских племен. Географическое положение этих районов соответствует указаниям летописи о местах расселения племен... дальнейшее расширение исследований соответствующих курганов дает вполне точную карту расселения древне-русских племен времени начальной летописи» 2.

Другую точку зрения пытались обосновать в свое время историки, в частности В. О. Ключевский. Важнейшим исходным пунктом его представлений была пресловутая теория о расселении славян из их прикарпатской прародины. На Карпатах, по мысли В. О. Ключевского, славяне жили еще первобытными родовыми союзами, «но колонизация и свойства края, куда они направлялись, разрушали совместную жизнь родичей» 3.

Взгляды В. О. Ключевского на этот вопрос были развиты автором «Исторической географии» С. М. Середониным, по мнению которого, летописные племена отнюдь не составляли родственных этнических групп населения, а являлись объединениями чисто территориальными. «Из местных названий XI века летопись сделала «племена» восточного славянства»,— писал он, беря слово племена в кавычки 4. «Сравнительно небольшими группами, часто отдельными семьями, славянские племена расползались по великой восточноевропей-{220}ской равнине. Вследствие этого постоянно изменялись границы Русской земли, распадались прежние союзы, на их месте образовывались новые, которые уже нельзя считать союзами лиц, связанных единством происхождения» 5.

Таким образом, В. О. Ключевский и С. М. Середонин изображали древнюю жизнь восточных славян как жизнь крайне неустойчивую, подвижную. Перед нами картина беспорядочного коловращения населения, в процессе которого старые племенные связи сломались якобы чисто механически и также механически сменились новой территориальной формой общежития. Подобные же мысли высказывались А. Е. Пресняковым и рядом других историков.

Какая же из двух обрисованных выше точек зрения на древнерусские племена должна быть принята? Кто ближе подошел к истине — А. А. Шахматов и А. А. Спицын или же В. О. Ключевский и С. М. Середонин?

Ответ на этот вопрос в известной степени, как нам представляется, дается самой летописью. Многие племена «Повести временных лет» — это, несомненно, обширные племенные объединения, восходящие к первобытной эпохе, когда «живяху каждо со своим родом и на своих местех, владеюще каждо родом своим» 1. Из контекста летописи с достаточной отчетливостью вытекает, что эти племенные группировки являлись отнюдь не эфемерными образованиями, а такими, которые существовали, вероятно, многие и многие столетия. Очень часто, называя то или другое племя, летопись употребляет его наименование как бы в этническом смысле. Имена таких племен сохранялись продолжительное время, после того как их политическая самостоятельность и социальная структура были нарушены. К ним относятся прежде всего кривичи, сидящие «на верх Волги и на верх Двины и на верх Днепра» 2. Они были известны Константину Багрянородному. В летописи их наименование фигурирует вплоть до 1162 г. Наименование «кривичи» упрочилось в литовском языке для обозначения всех восточных славян — kreews.

То же самое можно сказать о вятичах — восточнославянском племенном объединении, упорно не желавшем подчиниться власти киевского князя и долго сохранявшем древние нормы жизни и свое наименование (по 1197 г.).

Но далеко не все «племена» являлись именно такими объединениями. На первых страницах «Повести временных лет» наряду с ними перечислены образования и совершенно иного характера — вновь возникшие территориальные объединения, {221} появившиеся, однако, не столько в результате расселения славян, как полагал С. М. Середонин, сколько вследствие распада у восточных славян первобытно-общинного строя. Ярким примером в этом отношении являются полочане — на первый взгляд, одно из древнерусских племен, фактически же одно из новых территориальных объединений.

Если попытаться выделить из «Повести временных лет» части северного новгородского происхождения, то окажется, что полочане в этих отрывках не представлены. В легенде о призвании варягов, имеющей, несомненно, северное происхождение 3, где перечисляются все северные племена: славене, кривичи, чудь и меря, полочане не упоминаются. В рассказе о походе Олега на Киев в 882 г. в Лаврентьевском списке перечислены варяги, чудь, меря, «и все кривичи». Полочане в перечне отсутствуют. В том же году, идя в Киев, Олег установил дань северным племенам: словенам, кривичам и мери; полочане среди них не упоминаются. В описании похода Олега «на Грекы» в 907 г. перечислены варяги, словене, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, вятичи, хорваты, северяне, дулебы и тиверцы, «си вси звахуться от Грьк Великая Скуфь»; полочане в перечне не фигурируют. В то же время, когда Олег установил в Царьграде «уклады на рускыа грады», то в перечне городов значится и Полоцк, жители которого, по-видимому, в походе участвовали. Полочане не упоминаются и в описании похода Игоря на Царьград в 944 г. Там участвовали варяги, русь, поляне, «словене и кривичи», тиверцы и печенеги.

Наряду с этим в легенде о призвании варягов, где перечисляются «перьвии насельници» северных городов, сказано следующее: «перьвии насельници в Новегороде словене, Полотьски кривичи, в Ростове меря, в Белоозере весь». «Повесть временных лет» сообщает также: «кривичи иже сидять на верх Волги, на верх Двины и на верх Днепра»,— это место уже приводилось выше 4.

Все это говорит о том, что полочан, как одного из древнерусских племен, по-видимому, никогда не существовало. В XI— XII вв. так называли жителей Полоцка и его земли, точно так же, как население Новгородской земли и Новгорода Великого называли новгородцами. «Слово о полку Игореве» говорит о курянах — жителях Курска. Эти термины относятся к новому, территориальному делению русского населения, которое повсеместно стало вытеснять старое, племенное деление. {222}

Интересно, что в древних летописных сводах, предшествующих «Повести временных лет», восстанавливаемых А. А. Шахматовым 5, полочане вовсе не фигурируют. Эти своды представляют собой, правда, не более как гипотезу А. А. Шахматова, однако очень вероятно, что именно составитель «Повести временных лет», которая создавалась в Киеве, причислил жителей Полоцка — полочан — к числу северных древнерусских племен, допустив, таким образом, существенную ошибку.

Как известно, Н. П. Барсов — автор наиболее обстоятельной в русской историографии исторической географии, склонялся к мысли, что полочане являются «разветвлением кривичей, назвавшихся по имени реки Полоты» 1.

Таким же новообразованием, возникшим в процессе нового территориального деления восточного славянства, являлись, несомненно, волыняне и бужане, о которых летописец точно так же говорит, как о древнерусских племенах.

Когда-то, «при Ираклии цари», т. е. в VII в., на Волыни, по Бугу и в Северном Прикарпатье обитало древнее племенное объединение — дулебы. Они подверглись нападениям со стороны аваров, которые всячески «мучаху дулебы». Дулебы были известны и в последующие столетия. В летописи они упоминаются в последний раз в рассказе о походе Олега на Царьград в 907 г. как участники этого похода. В начале Х в. о дулебах было известно в арабских странах. Масуды упоминает «племя, называемое дулаба, царь же их называется Ванд-Слава».

Для составителя летописи дулебы были, однако, далеким прошлым: «Дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне...»,— говорит он в одном месте, а в другом указывает, что на Буге живут бужане. «Бужане, зане седоша по Бугу, послеже же велыняне» 2. И представляется несомненным, что бужане и волыняне являлись новыми территориальными наименованиями, заменившими старое — дулебы. Н. П. Барсов полагал, что волыняне назывались по названию города Велыня или Волыня, а бужане — по названию Буга, но вернее от города Бужьска, как полочане от Полоцка, смоляне от Смоленска, куряне от Курска и т. п. 3 «...Городские названия бужан и волынян,— пишет тот же автор в другом месте,— в понимании летописи являются равнозначащими с племенным именем дулебы» 4. {223}

Серьезные сомнения у некоторых историков вызывала также древность наименования наиболее северной группировки восточного славянства — славен новгородских или «ноугородцев», как их не раз называет летопись. «Для севернорусов ильменского бассейна даже летописец не сохранил особого племенного имени»,— писал А. Е. Пресняков 5. Молодой возраст названия славен новгородских подтверждается тем, что молодым являлся и сам город Новгород. Как известно, Новгороду в границах IX в. предшествовал другой город, по-видимому, «Holmgarđr» северных рун, что означает либо по-скандинавски «Островной город», либо же русское — «Холмгород». Последнее объяснение, предложенное Е. А. Рыдзевской, представляется наиболее удачным, особенно если вспомнить, что одним из наиболее древних мест Новгорода являлся так называемый Славянский Холм 6. Предполагают также, что предшественником Новгорода могли быть и другие города, в частности Ладога, древность которой доказана археологическими исследованиями, или же Старая Русса, остающаяся археологически не исследованной.

На основании летописных известий нельзя, однако, произвести законченную дифференциацию племен, нельзя установить, какие племена действительно являлись древними, доживающими свой век племенными образованиями, и какие новыми, вернее современными первым летописцам, территориальными или примитивно государственными объединениями. Нельзя также установить, все ли древние племенные группы были известны летописцу. Говорит же, например, Константин Багрянородный, живший на сто лет раньше составителя «Повести временных лет», о каких-то таинственных лензанинах.

Проникнуть в тайны племен «Повести временных лет» не раз пыталась лингвистическая наука. Выше шла речь о том, что между диалектами восточнославянских языков и племенами Начальной летописи намечаются какие-то связи. Однако карта современных диалектов восточнославянских языков оказалась далеко не соответствующей карте летописных племен. За 800—900 лет, которые отделяют одну карту от другой, в среде восточного славянства произошли огромные изменения: возникли славянские нации, русская, украинская и белорусская, расширилась территория, занятая славянством, были поглощены славянами некоторые поволжские и, вероятно, подонские неславянские племена; не раз происходили значительные передвижения внутри самой восточнославянской массы. Поэто-{224}му исторические выводы лингвистики далеко еще не решают вопроса о летописных племенах, тем более, что они долгое время шли по путям, указанным индоевропейской теорией.

Диалекты восточнославянских языков восходят, по данным лингвистической науки, к трем основным группам: северной, средней (или юго-восточной) и южной (или юго-западной). Но распределение племен «Повести временных лет» среди этих групп вызывает в среде ученых значительные разногласия. По мнению А. И. Соболевского, первую группу составляли кривичи и новгородцы, вторую — дреговичи, вятичи, северяне и, по-видимому, поляне; к третьей группе им была отнесена юго-западная группа племен 1. А. А. Шахматов к северной группе относил кривичей и новгородцев, ко второй группе — вятичей и славянское население Подонья, к третьей — полян, древлян, бужан, уличей, тиверцев и северян. Относительно дреговичей и радимичей А. А. Шахматов не решался сказать что-либо определенное, но предположительно сближал их с вятичами 2. В более поздней работе А. А. Шахматовым был предложен несколько иной вариант диалектологической группировки древнерусских племен, точно так же, впрочем, вызывающий ряд серьезных возражений 3.

То же самое следует сказать о возможностях этнографической науки, изучающей такие элементы культуры, как жилище, одежда, головные уборы и т. д. Древнее племенное деление восточнославянских земель прослеживается в этих материалах в виде крайне туманных и весьма спорных отзвуков. Культура изменяется, как известно, значительно скорее, чем язык. А всякого рода пережитки прошлого, которыми обычно оперируют этнографы, сохраняются далеко не везде, не могут быть определены во времени и отнюдь не могут рассматриваться в качестве основного материала при решении этногонических вопросов.

Некоторый свет на картину этнического состава древнего славянского населения Восточной Европы могла бы пролить, вероятно, антропологическая наука, если бы среди подавляющего большинства славянских племен не был распространен обряд сожжения умерших, доживший до X—XI вв. и лишивший, таким образом, антропологов необходимого им материала. Что же касается антропологических данных, относящихся к последующим столетиям — к XI—XIV, то на их основании {225} представить картину древнего славянства пока что весьма затруднительно. Следует лишь отметить, что антропологическая наука еще в конце XIX в. решительно протестовала против антропологического единства древнего славянства, указывая, что славяне сложились из целого ряда весьма различных расовых типов и что основные контуры антропологической карты восточного славянства в общем совпадают с лингвистической картой, обрисовывая, как и последняя, три основные группы: северную («валдайцы»), юго-восточную («рязанцы») и юго-западную («малороссы») 4. В настоящее время антропологическая наука создает еще более детальную антропологическую классификацию восточного славянства XI—XIV вв., обещающую в дальнейшем дать некоторый материал и для изучения древних племен 5.

Более определенные ответы на поставленные выше вопросы дает археологическая наука, извлекающая из земли подлинные остатки древней славянской культуры, в отличие от лингвистики и этнографии, располагающая возможностью точно определить свои источники как в пространстве, так и во времени.

Изучение племен «Повести временных лет» по археологическим данным до последнего времени шло, однако, по неправильному пути. Русская археология исходила из представления о позднем появлении славян на восточноевропейской равнине, делая иногда исключение лишь для Среднего Поднепровья. В поисках славянских древностей археология не спускалась поэтому, как правило, ниже XI—Х столетий. «Русские древности до Х в.,— по выражению А. А. Спицына,— вовсе не могли быть определены» 6. Если курганы с трупосожжениями, относящиеся к IX—Х вв., еще признавались археологами в качестве славянских памятников, то нижние слои славянских городищ и селищ, содержащие грубую лепную керамику, костяные орудия и другие остатки древней культуры, славянскими древностями уже не считались и относились к памятникам «дорусского» населения, к неким «финнам» или «литве». В 1905 г. А. А. Спицын произвел исследование хорошо известного теперь Боршевского городища IX—Х вв., не признав его в результа-{226}те раскопок за русский памятник 1. Нижние слои городища Старая Ладога, относящиеся к этому же и еще более раннему времени, рассматривались Н. И. Репниковым в качестве остатков «финского» поселения. Нижние слои многочисленных городищ и селищ Верхнего Приднепровья VI—Х вв. лишь два десятилетия тому назад фигурировали в литературе в качестве «литовских» памятников 2.

В результате для изучения древнерусских племен долгое время привлекались почти исключительно данные XI—XIV вв., т. е. того времени, когда племенные группы древнего славянства уже сходили с исторической сцены, а наименования их забывались. Археологическая карта XI—XIV вв., созданная в свое время А. А. Спицыным, представляет собой не более чем сильно искаженное отображение той карты, о которой повествуют первые страницы Начальной летописи. Эта карта отражает главным образом уже последующий период истории — период бурных исторических перемен, в значительной степени переоформивших лицо восточного славянства 3.

Вопрос о племенах Начальной летописи стал постепенно разъясняться лишь после того, как к его решению были привлечены археологические данные более раннего времени, а именно середины и второй половины I тысячелетия н. э. Они показали, что большинство племен «Повести временных лет» являлось отнюдь не новообразованиями, а особыми в этническом отношении группами населения, имевшими длительную историю.

Как мы увидим ниже, многие из летописных племен прослеживаются по археологическим данным, начиная с IV—V, а может быть, и с III—IV вв. н. э. Поляне, северяне, кривичи, вятичи, славене и некоторые другие восточнославянские племена существовали задолго до возникновения антского объединения, часть их, а именно племена более южных областей, входила в его состав. Они сохранились после распада антского объединения, потому что, в отличие от него, отнюдь не являлись эфемерными военно-политическими образованиями, а были целостными прочными группами населения, объединенными внутри общностью территории, традициями родоплеменных связей, культурными особенностями и, несомненно, языком. {227}

Конечно, во второй половине I тысячелетия н. э. это были уже далеко не первобытные племена или федерации родственных племен. Их внутренняя структура утрачивала свой древний облик. Родо-племенные связи теряли реальность, отрывались от производства и сохранялись, вероятно, лишь в области культа. В области производства их место заняли территориальные, общинные связи.

Обо всем этом речь пойдет в следующей главе, посвященной экономическому и общественному строю восточных славян в VII—IX вв. Сейчас же мы затронули эту тему с ограниченной целью, лишь для того, чтобы показать, что применительно к концу I тысячелетия н. э. по отношению к кривичам, вятичам, словенам, древлянам, дреговичам и т. д. было бы правильнее применять не термин «племена», который, кстати сказать, летописью и не употребляется, а называть их «небольшими народностями» или «народцами». Таковыми они действительно и являлись — примитивными народностями или народцами, формирующимися на основе теряющих свою древнюю структуру мощных восточнославянских племенных конфедераций.