РОКСАНА

Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь.

Уильям Шекспир. Сонет 130^[14]

Фенолио ожидал Роксану в той комнате замка, где обычно принимали просителей, людей из народа, рассказывавших управляющим Козимо о своих горестях в присутствии писца, заносившего их жалобы на бумагу (пергамент был для такого употребления слишком дорог). Затем их отсылали, пообещав, что герцог когда-нибудь займется их делом. При Жирном Герцоге это случалось редко, разве что по особому ходатайству Виоланты, так что подданные привыкли разрешать свои споры сами, иногда насилием и кровью, иногда миром, в зависимости от темперамента и обстоятельств. Козимо, надо надеяться, скоро это изменит…

– Что я тут делаю? – пробормотал Фенолио, оглядывая высокую и узкую комнату.

Он был еще в постели (куда более удобной, чем в каморке Минервы), когда к нему явился посланец Уродины. Виоланта сожалеет о причиненном беспокойстве, но вынуждена просить его, поскольку никто другой не сумеет подобрать верных слов, побеседовать с Роксаной вместо нее. Замечательно. Так поступают власть имущие – перекладывают неприятные задачи на других. Но с другой стороны… Ему давно хотелось поглядеть на жену Сажерука. Действительно ли она так красива, как он ее описал?

Фенолио со вздохом опустился в кресло, где обычно сидел управляющий Козимо. С тех пор как герцог вернулся, просителей в замок стало приходить столько, что в будущем их решено было принимать только два дня в неделю. У их повелителя были сейчас другие заботы, кроме жалобы крестьянина, у которого сосед украл свинью, иска сапожника, которому торговец продал негодную кожу, и горестей швеи, которую муж каждый вечер избивал, вернувшись домой пьяным. Конечно, в каждом городе был судья, в чьи обязанности входило разбирать тяжбы, но репутация у этих чиновников была, как правило, плохая. Закон, говорили по обе стороны Непроходимой Чащи, всегда на стороне того, кто наполнит золотом карман судьи. И потому те, у кого золота не было, шли в замок, к герцогу с лицом ангела, не понимая, что ему сверх головы хватает забот с военными приготовлениями.

Роксана вошла в комнату с двумя детьми: девочкой лет пяти и мальчиком постарше – очевидно, братом Брианны Йеханом, тем самым, которому выпадала иногда сомнительная честь играть с Якопо. Нахмурившись, смотрела она на гобелены, украшавшие стены. На них были изображены подвиги Жирного Герцога в его молодые годы. Единороги, драконы, белые олени… Герцогское копье, похоже, не знало промаха.

– М-м… почему бы нам не спуститься в сад? – предложил Фенолио, заметив ее осуждающий взгляд, и поскорее поднялся с герцогского кресла.

Она была, пожалуй, даже красивее, чем он представлял себе, когда писал. Но ведь не зря же он так долго искал отборные, наилучшие слова для той сцены в «Чернильном сердце», где Сажерук впервые встречает Роксану. И все же, увидев ее вдруг перед собой наяву, Фенолио почувствовал себя влюбленным, как глупый мальчишка. «Черт возьми, Фенолио! – обругал он самого себя. – Ты сам же ее придумал, а теперь таращишься на нее так, словно никогда в жизни не видел женщины!» Хуже того – от Роксаны это, кажется, не укрылось.

– Да, пойдемте в сад! Я много о нем слышала, но видеть никогда не приходилось, – ответила она с улыбкой, от которой голова у Фенолио окончательно пошла кругом. – Или вы сперва расскажете, о чем хотели со мной поговорить? Из вашего письма я поняла только, что речь пойдет о Брианне.

О чем он хотел с ней поговорить – ха! Он проклинал в душе ревность Виоланты, неверное сердце Козимо и самого себя заодно.

– Пойдемте сперва в сад, – сказал он.

Может быть, на свежем воздухе ему легче будет передать ей поручение Уродины.

Конечно, это оказалось не так.

Как только они вышли из замка, мальчик побежал искать Якопо, но девочка осталась с Роксаной. Она цеплялась за ее руку, пока та переходила от растения к растению, а Фенолио безуспешно пытался вымолвить хоть слово.

– Я знаю, зачем меня сюда позвали, – сказала Роксана, когда он в десятый раз собирался начать свою речь. – Сама Брианна мне ничего не рассказывала и не расскажет. Но служанка, подающая завтрак Козимо, часто приходит ко мне за советом и лекарством для своей больной матери, и она рассказывала мне, что Брианна почти не покидает его покоев. Даже ночью.

– Да. Да, так и есть… Это беспокоит Виоланту. И она надеется, что вы…

Черт побери, как же он запинается. Он просто не знал, что сказать дальше. Проклятая путаница. В этой истории явно слишком много персонажей. Как он мог предвидеть все, что им взбредет в голову? Это просто невозможно, а уж особенно когда речь идет о чувствах молодых девушек. Разве старик может в этом разбираться?

Роксана смотрела ему прямо в лицо, как бы ожидая, что он закончит наконец свою фразу. «Старый идиот, ты еще покрасней!» – думал Фенолио и чувствовал, как кровь заливает его морщинистое лицо, словно желая согнать с него старость.

– Юноша рассказывал о вас, – сказала Роксана. – Фарид. Он влюблен в девочку, которая у вас жила, в Мегги. Правда ведь? Когда он произносит ее имя, выражение у него такое, словно он держит на языке жемчужину.

– Боюсь, что и Мегги он нравится.

«Интересно, что именно мальчишка ей обо мне рассказывал? – обеспокоенно подумал Фенолио. – Что я придумал и ее, и человека, которого она любит, только затем, чтобы потом его убить?»

Девочка не выпускала руку Роксаны. Та улыбнулась и вставила цветок в ее длинные черные волосы. «Знаешь что, Фенолио? – решил он. – Чушь это все! Как ты мог ее выдумать? Конечно, она была всегда, задолго до твоих слов. Разве такую, как она, можно создать одними словами? Ты был в заблуждении все это время. Конечно, они существовали и без тебя – Сажерук и Каприкорн, Баста и Роксана, Минерва, Виоланта, Змееглав… Ты просто записал их историю, но она им не понравилась, и теперь они сочиняют свою собственную…»

Девочка ощупала пальцами цветок и улыбнулась.

– Это дочка Сажерука? – спросил Фенолио.

Роксана удивленно взглянула на него.

– Нет, – сказала она. – Наша младшая дочь умерла, уже давно. А откуда вы знаете Сажерука? Он мне никогда о вас не рассказывал.

«Дурак ты, Фенолио, безмозглый дурак».

– Я, конечно, знаю Сажерука, – пробормотал он. – Даже очень хорошо. Понимаете, я часто бываю у комедиантов, когда они разбивают шатры у городской стены. Там… м-м… мне приходилось с ним встречаться.

– Вот как? – Роксана погладила куст по перистым листьям. – А я и не знала, что он там появлялся.

Она задумчиво посмотрела на следующую грядку.

– Дикие мальвы… У меня они тоже растут. До чего красивые, правда? И очень полезные…

И, не глядя на Фенолио, продолжила:

– Сажерук исчез. Снова. Я получила только известие, что он идет за солдатами Змееглава, захватившими нескольких комедиантов. Ее мать, – она обняла девочку за плечи, – в том числе. И его старого друга – Черного Принца.

Так они захватили и Принца? Фенолио постарался не выдать испуга. Все, видимо, обстояло куда хуже, чем он думал, а от всей его писанины не было никакого толку…

Роксана провела рукой по кисточкам лаванды. В воздухе повис сладковатый аромат.

– Говорят, вы видели, как убили Небесного Плясуна. Вы знаете его убийцу? Я слышала, что это Баста, один из лесных поджигателей.

– К сожалению, вы слышали чистую правду.

Фенолио каждую ночь видел во сне летящий нож Басты, ничто не могло избавить его от этого кошмара.

– Фарид рассказывал Сажеруку, что Баста вернулся. Но я надеялась, что это ложь. Мне страшно. – Она говорила так тихо, что Фенолио с трудом разбирал слова. – Очень страшно. Я постоянно ловлю себя на том, что останавливаюсь ни с того ни с сего и смотрю на лес, как будто жду, что Сажерук вот-вот появится между деревьями, как в то утро, когда он вернулся.

Она сорвала стручок и высыпала на ладонь несколько крошечных семян.

– Можно мне это взять?

– Все, что хотите, – ответил Фенолио, – семена, отростки, саженцы – просила передать вам Виоланта, – все, что угодно, если вы уговорите вашу дочь проводить время с ней, а не с ее мужем.

Роксана взглянула на семена у себя на ладони и высыпала их на грядку.

– Ничего не получится. Моя дочь давно уже меня не слушается. Ей нравится жить здесь, хотя она знает, что я этого не одобряю, а Козимо она любит с тех пор, как увидела в первый раз. Он выезжал из ворот замка на белом коне, в день своей свадьбы. Ей тогда еще семи лет не было, но с тех пор у нее было только одно желание – попасть в замок, хоть прислугой. Если бы Виоланта не услышала однажды ее пение из кухни, она бы и до сих пор выносила горшки, кормила свиней отбросами и порой тайком проскальзывала наверх, чтобы поглядеть на статуи Козимо. Вместо этого она стала сестричкой Виоланты… носила ее платья, присматривала за ее сыном, пела и танцевала для нее и стала комедианткой, как ее мать. Но не той, что ходит босиком, носит пестрые платья, спит на обочине дороги и держит при себе нож против бродяг, пытающихся ночью залезть к ней под одеяло, а комедианткой в шелковых платьях, спящей в мягкой постели. Но волосы Брианна все же носит распущенными, как я когда-то, и любит слишком сильно, как и я. Нет! – Роксана вложила стручок в руку Фенолио. – Передайте Виоланте, что я не могу ей помочь, хотя и очень бы хотела.

Девочка подняла глаза на Фенолио. Интересно, где сейчас ее мать?

– Послушайте, – сказал он Роксане. От ее красоты у него темнело в глазах. – Возьмите семена. У вас на грядках им будет куда лучше, чем между этих серых стен. Сажерук ушел с Мегги. Я послал ей вслед гонца. Как только гонец вернется, я сообщу вам все, что узнаю: где они, сколько еще там пробудут, все!

Роксана взяла у него стручок, сорвала еще пригоршню и аккуратно сложила в висевший на поясе мешочек.

– Благодарю вас, – сказала она. – Но если от Сажерука не будет вестей в ближайшее время, я сама отправлюсь на его поиски. Слишком часто я просто ждала, чтобы он вернулся целым и невредимым, а сейчас я ни о чем не могу думать, кроме того, что Баста снова здесь!

– Но где вы будете его искать? Последнее, что я слышал от Мегги, – это что они собираются зайти на Мышиную мельницу. Это на той стороне леса, в области Змееглава. Там опасно!

Роксана посмотрела на него с улыбкой женщины, объясняющей ребенку, как устроен мир вокруг.

– Здесь скоро тоже будет опасно, – сказала она. – Или вы думаете, Змееглав не знает, что Козимо велел ковать мечи днем и ночью? Может быть, вам стоило бы подыскать другое место для работы. Не дожидаясь, пока к вам на конторку упадет зажигательная стрела.

Конь Роксаны дожидался на внешнем дворе. Это был худой воронок с поседевшей мордой.

– Я знаю Мышиную мельницу, – сказала Роксана, сажая девочку на лошадь. – Я туда заеду, а если их там нет, попробую зайти к Хитромыслу. Это лучший цирюльник по обе стороны леса, и он лечил Сажерука, когда тот был еще мальчишкой. Может быть, он что-то знает.

Ну конечно, Хитромысл! Как мог Фенолио о нем забыть? Если кто-то заменял Сажеруку отца, то, конечно, он. Это был цирюльник, кочевавший с комедиантами с места на место, с ярмарки на ярмарку. Больше Фенолио о нем, к сожалению, ничего не мог вспомнить. «Проклятье! – подумал он. – Как можно забывать то, что сам написал? И нечего отговариваться старостью!»

– Если увидите Йехана, скажите ему, чтобы шел домой, – попросила Роксана, садясь на коня позади девочки. – Он знает дорогу.

– Вы собираетесь ехать на этой старой кляче через Непроходимую Чащу?

– Эта старая кляча пока довозит меня, куда нужно. – Роксана взялась за поводья. Девочка склонила головку ей на грудь. – Прощайте!

Но Фенолио схватил лошадь под уздцы. Ему пришла мысль, отчаянная мысль, но что он мог сделать? Ждать возвращения своего посланца, пока не станет слишком поздно?

– Роксана! – тихо сказал он. – Мне нужно отправить Мегги письмо. Я послал ей вслед гонца, который должен сообщить, где она и что с ней, но его все еще нет, и когда я смогу отправить письмо с ним… «Не рассказывай ей про Басту и Мясника, Фенолио, не пугай ее зря!» Так вот что я хотел сказать… «Да не пялься ты на нее такими глазами и прекрати запинаться, как старый маразматик!» Не возьмете ли вы письмо для Мегги, если и впрямь отправитесь на поиски Сажерука? Вы ее, наверное, увидите раньше, чем любой гонец, которого пошлю я!

«И что это будет за письмо? – спросил его насмешливый внутренний голос. – Ты хочешь сообщить Мегги, что тебе ничего не приходит в голову?» Но Фенолио, как обычно, не обратил на этот голос ни малейшего внимания.

– Это очень важное письмо! – Говорить еще тише у него бы просто не получилось.

Роксана нахмурилась. Даже это выходило у нее красиво.

– Последнее письмо, которое вам послали, стоило Небесному Плясуну жизни. Ну что ж, приносите, если хотите. Повторяю, очень долго я дожидаться не буду.

Она уехала, и двор показался Фенолио странно опустевшим. В комнате его встретил укоризненным взглядом Розенкварц, сидевший у по-прежнему чистого листа пергамента.

– Знаешь что, Розенкварц? – обратился Фенолио к стеклянному человечку, со вздохом садясь на стул. – Боюсь, что Сажерук свернул бы мне шею, если бы видел, как я смотрю на его жену. Ну и что? Он и так с удовольствием свернул бы мне шею, так что одной причиной больше, одной меньше… Он не заслуживает такой жены, как Роксана, раз все время оставляет ее одну!

– Да, настроение у нас сегодня поистине княжеское! – заметил Розенкварц.

– Заткнись! – буркнул Фенолио. – Сейчас этот пергамент покроется словами. Надеюсь, ты хорошо взболтал чернила?

– Если этот пергамент все еще пуст, то уж конечно не из-за чернил! – едко ответил стеклянный человечек.

Фенолио не швырнул в него перо, хотя руки и чесались. Ведь бледными губами Розенкварца говорила на этот раз сама истина. В конце концов, стеклянный человечек не виноват, что она так неприятно звучит.