НЕ ТЕ УШИ

Вещи спят и ждут лишь слова,

В каждой – песня взаперти.

Йозеф фон Эйхендорф. Волшебная палочка^[17]

Роксана принесла Мегги масляную лампу и оставила ее одну в комнате, где они спали ночью.

– Буквам нужен свет, вот что неудобно, – сказала она. – Но если эти действительно так важны, как вы все уверяете, я понимаю, что ты хочешь читать их одна. Мне тоже всегда казалось, что голос у меня звучит всего лучше, когда я одна.

И уже в дверях добавила:

– А твоя мать… Они с Сажеруком хорошо знакомы?

«Не знаю! – чуть не выпалила Мегги. – Я никогда не спрашивала маму».

– Они были друзьями, – сказала она.

Ни слова о глухой злобе, которую она испытывала до сих пор при мысли, что Сажерук все эти годы знал, где Реза, но не сообщил об этом Мо… Но Роксана не задавала больше вопросов.

– Если тебе понадобится помощь, – сказала она, выходя, – я у Хитромысла.

Мегги подождала, пока ее шаги смолкнут в темном коридоре, а потом села на мешок с соломой и положила пергамент на колени. «Как было бы здорово, – невольно подумала она, – хоть разок почитать просто так, в свое удовольствие. Почувствовать на языке чары слов без того, чтобы от этого зависели жизнь и смерть, счастье и беда…»

Дома у Элинор она однажды чуть не поддалась искушению – глядя на книжку, которую очень любила в детстве, где были мышки в платьях с воланами и крошечных костюмчиках, варившие варенье и устраивавшие пикники. Она уже почувствовала на губах первое слово и резко захлопнула книгу, потому что ей вдруг представились отвратительные картины: нарядная мышка в саду у Элинор в окружении своих диких родичей, которые и представить себе не могут, что такое варить варенье, и платье с воланами, из-под которого торчит серый хвостик, в зубах у кошки, забредшей в рододендроны Элинор… Нет, Мегги никогда никого не выманивала из-за букв для собственного удовольствия, и сегодня вечером все тоже будет не так.

«Дыхание, Мегги, – сказал ей когда-то Мо. – Весь секрет – в дыхании. Оно дает голосу силу и наполняет его жизнью. И не только твоей жизнью. Мне иногда кажется, что с каждым вдохом мы втягиваем в себя все, что нас окружает, что составляет и движет мир, и это тоже попадает в слова».

Мегги попробовала. Попробовала дышать глубоко и спокойно, как море, рокот которого доносился снаружи. Вдох-выдох, вдох-выдох, словно пытаясь придать голосу силу моря. Масляная лампа, принесенная Роксаной, наполняла комнату мягким светом. По коридору прошла тихими шагами одна из лекарок.

– Я только расскажу продолжение! – прошептала Мегги. – Я расскажу продолжение этой истории, потому что она ждет продолжения. Ну, начали!

Она представила себе мощную фигуру Змееглава, как он ходит взад-вперед по своему дворцу, терзаемый бессонницей, и даже не подозревает, что где-то совсем рядом есть девочка, которая сегодня же ночью нашепчет смерти в ухо его имя. Мегги вытащила из-за пояса письмо, которое написал ей Фенолио. Хорошо, что Сажерук его не читал.

Дорогая Мегги!

Надеюсь, то, что я посылаю, тебя не разочарует. Как ни странно, оказалось, что писать я могу только то, что не противоречит уже сказанному мною о Чернильном мире. Я вынужден подчиняться правилам, которые сам же и установил, даже если сделал это бессознательно.

Надеюсь, твой отец чувствует себя лучше. До меня дошли слухи, что он тоже оказался в плену во Дворце Ночи, и в этом есть доля моей вины. Да, признаюсь. Ведь, как ты, наверное, уже догадалась, я взял его за образец для Перепела. Прости меня – я-то думал, что это очень удачная идея. В моей фантазии твой отец превратился в очень благородного разбойника, и, конечно, я и представить себе не мог, что он однажды и вправду окажется в моей истории. Как бы то ни было, он сюда попал, и Змееглав не выпустит его только потому, что я напишу несколько строк. Не таким я его создал, Мегги. История должна сохранять верность себе, другого пути нет, и поэтому я могу послать тебе лишь эти слова, которые пока что хотя бы отсрочат казнь твоего отца. Но я очень надеюсь, что в конце концов они помогут ему освободиться. Поверь мне: я убежден, что слова, которые я посылаю тебе вместе с этим письмом – единственные, с помощью которых можно привести мою историю к действительно хорошему концу. А ты ведь любишь истории с хорошим концом, правда?

Прочти продолжение моей истории, Мегги! Пока она сама себя не продолжила!

Я был бы рад привезти тебе эти слова сам, но мне нужно присматривать за Козимо. Боюсь, что в его случае мы слишком облегчили себе задачу. Береги себя, передавай от меня привет отцу, когда его увидишь (надеюсь, что это будет скоро), и юноше, благословляющему землю, по которой ты ступаешь. И кстати, скажи Сажеруку, хотя ему это и не понравится, что его жена слишком, красива для него.

Обнимаю тебя!

Фенолио

P. S. Поскольку твой отец выжил, напрашивается мысль: может быть, слова, которые я дал тебе для него, когда ты уходила в Чащу, все же подействовали. Если это так, Мегги, то, наверное, только потому, что я сделал его в какой-то степени одним из моих персонажей. А значит, от всей этой истории с Перепелом все же есть хоть какой-то прок, правда?

Ах уж этот Фенолио! Как он умел во всем находить себе оправдание. Порыв ветра ворвался в комнату, и листки пергамента затрепетали, словно истории не терпелось обрести продолжение.

– Да-да, хорошо. Начинаю! – прошептала Мегги.

Ей редко приходилось слышать, как читает ее отец, но она хорошо помнила, как Мо придает каждому слову единственно правильное звучание. Каждому… В комнате было совсем тихо. Казалось, весь Чернильный мир, каждая фея, каждое дерево и даже море ждут ее голоса.

Вот уже много ночей, – начала Мегги, – Змееглав не знал покоя. Его жена спала глубоко и крепко. Это была уже пятая жена, моложе трех его старших дочерей. Ее живот округло выступал под одеялом – она ждала от Змееглава ребенка. Если и этот ребенок окажется девочкой, он прогонит ее, как прогнал трех предыдущих жен. Он отошлет ее к отцу или в какой-нибудь уединенный замок в горах.

Почему она может спать, хотя и боится его, а он ходит взад-вперед по своим роскошным покоям, как старый медведь по клетке?

Потому что самый страшный страх приходит только к нему. Страх смерти.

Этот страх притаился за его окнами, за большими стеклами, ради которых он продал самых работящих своих крестьян. Безобразная гримаса появлялась за стеклом, как только мрак поглощал его крепость, как змея – мышь. Каждую ночь он велел зажигать все больше свеч и факелов, и все же страх приходил и заставлял Змееглава стучать зубами, опускаться на дрожащие и подгибающиеся колени и наяву видеть будущее: как его плоть отваливается от костей, как ее пожирают черви, как Белые Женщины утаскивают его к себе.

Змееглав зажал рот рукой, чтобы стражник за дверью не услышал его всхлипа. Страх. Страх перед последним днем, перед пустотой, страх, страх, страх! Страх, что смерть уже тайком свила гнездо в его теле и растет, ширится, пожирает его! Это был единственный враг, которого он не мог убить, сжечь, заколоть, повесить, от которого не было спасения.

В одну из ночей, темнее и нескончаемей прежних, страх особенно сильно терзал Змееглава, и он велел разбудить всех, как уже делал это не раз, всех, кто мирно спал в своей постели, а не трясся и обливался потом, как он: свою жену, бесполезных цирюльников, просителей, управителей, своего герольда и шпильмана с серебряным носом. Он велел вызвать поваров на кухню и приготовить пир. Но когда он сидел за пиршественным столом, утирая с пальцев жир от ароматного жаркого, во Дворец Ночи вошла девушка. Она бесстрашно прошла мимо стражи и предложила ему сделку – сделку со смертью…

Да, так все и будет. В точности, как она прочла. Слова так и лились из уст Мегги. Словно она пряла будущее. Каждый звук, каждая буква свивались в нить… Мегги забыла обо всем вокруг: о богадельне, о соломенном мешке, на котором сидела, даже о Фариде и его несчастном лице, когда он смотрел ей вслед… Она пряла продолжение книги Фенолио, полностью отдавшись своему занятию, сплетая дыханием и голосом звучащие нити, чтобы спасти отца и мать. И весь этот странный, завороживший ее мир.

Заслышав возбужденные голоса, Мегги подумала сперва, что они раздаются из-за букв, и медленно подняла голову. Она еще не дочитала. Еще несколько фраз ждали ее дыхания, чтобы ожить. «Смотри на буквы, Мегги! – приказала она себе. – Сосредоточься!» И вздрогнула, услышав глухой стук, разнесшийся по всей богадельне. Голоса стали громче, послышались торопливые шаги, и в дверях появилась Роксана.

– Это из Дворца Ночи! – прошептала она. – У них твой портрет, странный портрет. Идем со мной, скорее!

Мегги попыталась засунуть недочитанный пергамент в рукав, но потом передумала и спрятала его за вырез платья. Под плотной тканью его наверняка не будет видно. Она еще чувствовала вкус слов на языке, еще видела себя стоящей перед Змееглавом, как написал Фенолио, но Роксана взяла ее за руку и повела за собой. В галерее раздался женский голос – Белла, а потом мужской, громкий и повелительный. Роксана, не выпуская руки Мегги, тянула ее за собой вдоль дверей, за которыми мирно спали или хрипло дышали в мучительной бессоннице больные. В комнате Хитромысла никого не было. Роксана втащила туда Мегги, задвинула засов и осмотрелась. Окно было забрано решеткой. Шаги приближались. Мегги показалось, что она слышит голос Хитромысла и еще чей-то, грубый и угрожающий. Потом вдруг стало тихо. Они остановились у двери. Роксана обняла Мегги за плечи.

– Они тебя уведут! – прошептала она, пока Хитромысл в коридоре уговаривал незваных гостей. – Мы сообщим Черному Принцу, у него есть шпионы в крепости. Мы попытаемся тебя спасти, слышишь?

Мегги молча кивнула.

Кто-то колотил в дверь.

– Открывай, маленькая ведьма, не то мы сами тебя достанем!

Книги, одни книги кругом. Мегги отступила за высокую стопку. Из этих книг она бы при всем желании не вычитала себе помощи. Знание, скрывавшееся в них, не могло ей помочь. Она вопросительно взглянула на Роксану и прочла на ее лице ту же растерянность.

Что будет, если они уведут ее с собой? Сколько предложений она не дочитала? Мегги отчаянно пыталась вспомнить, на какой фразе ее прервали…

В дверь снова молотили. Дерево стонало, скоро посыплются щепки, и оно разлетится на куски. Мегги подошла к двери, отодвинула засов и отворила. Она не могла сосчитать, сколько солдат сгрудилось в узком коридоре. Много, очень много. Во главе их стоял Огненный Лис. Мегги узнала его, несмотря на платок, которым он повязал нос и рот. У всех солдат были завязаны лица, а глаза над повязками полны страха. «Надеюсь, вы все подхватите тут заразу, – подумала Мегги, – и будете помирать, как мухи». Солдат, стоявший рядом с Огненным Лисом, отшатнулся, словно услышал ее мысли. На самом деле его испугало ее лицо.

– Ведьма! – выпалил он, с ужасом глядя на то, что держал в руке Огненный Лис.

Мегги сразу узнала серебряную рамку. Это была ее фотография из библиотеки Элинор.

Ропот прошел по толпе вооруженных мужчин. Но Огненный Лис грубо схватил ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Так я и знал. Ты – та девчонка из конюшни, – сказал он. – Признаюсь, тогда я не догадался, что ты ведьма.

Мегги попыталась отвернуться, но Огненный Лис не выпускал ее.

– Молодец! – обратился он к девочке, потерянно стоявшей среди солдат, босоногой, в простом халатике, какой носили все, кто работал в богадельне.

Карла. Так ее, кажется, звали? Девочка стояла, опустив голову, и рассматривала серебряную монету, которую вложил ей в ладонь один из солдат, как будто никогда прежде не видела такой красивой, блестящей штуки.

– Он сказал, что мне дадут работу, – чуть слышно пролепетала она. – Работу на дворцовой кухне. Среброносый так сказал.

Огненный Лис презрительно пожал плечами.

– Это не ко мне, – небрежно бросил он и повернулся к Хитромыслу: – На этот раз мне придется прихватить и тебя, извлекатель камней. Уж очень часто ты принимаешь у себя не тех гостей. Я говорил Змееглаву, что пора бы устроить здесь пожар, хороший пожар, я еще не разучился это делать, но он и слышать об этом не пожелал. Кто-то нашептал ему, что из огня придет его смерть. С тех пор нам разрешают зажигать только свечи.

В голосе Огненного Лиса сквозило презрение к мягкотелости своего повелителя.

Хитромысл поднял глаза на Мегги. «Сожалею, – говорил его взгляд. А еще в нем читался вопрос: – Где Сажерук?»

И правда, где он?

– Позволь мне пойти с ней. – Роксана встала рядом с Мегги и хотела обнять ее за плечи, но Огненный Лис грубо оттолкнул ее.

– Только девчонку с ведьмовского портрета! – рявкнул он. – И цирюльника.

Роксана, Белла и еще несколько женщин проводили их до ворот, выходивших на море. Пена прибоя поблескивала в лунном свете, берег был пуст, но по песку вились полоски следов, на которые, к счастью, никто не обратил внимания. Солдаты привели с собой лошадей для пленников. Конь Мегги прижал уши, когда один из солдат подсадил девочку на его худую спину. И только уже уносясь рысью по направлению к горам, Мегги решилась незаметно оглянуться. Сажерука и Фарида нигде не было видно. Только следы на песке.