ЗМЕЕГЛАВ

Мысли о смерти

Собираются над моим счастьем

Как темные облака

Над серебряным лунным серпом.

Стерлинг А. Браун. Мысли о смерти

Змееглав сидел за пиршественным столом, когда Огненный Лис привел к нему Мегги. В точности, как она читала. Столовая во Дворце Ночи была отделана с такой роскошью, что тронный зал Жирного Герцога казался по сравнению с ней бедным, как крестьянская изба. Мраморный пол, по которому Огненный Лис тащил Мегги к своему хозяину, был усыпан лепестками роз. В канделябрах, похожих на когтистые лапы, горело несчетное количество свеч, а колонны, между которыми они стояли, были облицованы серебряной чешуей, мерцавшей в отблесках пламени, подобно змеиной коже. Между колонн скользили бесчисленные слуги, неслышно, с опущенными головами. Служанки, выстроившись рядами вдоль стен, ждали мановения хозяина. Все они выглядели заспанными, только что поднятыми с постели, как и описывал Фенолио. Некоторые незаметно прислонялись к завешенным коврами стенам.

Рядом со Змееглавом за столом, накрытым, казалось, на сто персон, не меньше, сидела его жена, бледная, как фарфоровая кукла, с таким детским личиком, что Мегги, если бы не знала правды, приняла бы ее за дочь хозяина замка. Сам Змееглав ел жадно, словно мог проглотить свой страх вместе с роскошной снедью из бесчисленных блюд, расставленных по черной скатерти. Жена его ни к чему не прикасалась. Похоже было, что ее подташнивает от вида жадно жующего мужа. Она то и дело проводила руками в кольцах по выступавшему животу. Как ни странно, из-за беременности она выглядела еще младше, совсем девочкой с горьким маленьким ртом и холодными глазами.

За спиной Змееглава, поставив ногу на табурет и опирая о нее лютню, пристроился среброносый Свистун, негромко напевая и со скучающим видом перебирая струны. Но Мегги недолго смотрела на него. На дальнем конце стола она заметила до боли знакомое лицо. Сердце у нее пошло запинаться, как ноги у старухи. Мортола встретила ее взгляд такой торжествующей улыбкой, что у Мегги задрожали колени. Рядом с Мортолой сидел человек, ранивший Сажерука на мельнице. Руки у него были перевязаны, а в волосах надо лбом зияла проплешина. Басте пришлось еще хуже. Он сидел с другой стороны от Мортолы с таким раздутым красным лицом, что Мегги его насилу узнала. И все же он снова избежал смерти. Наверное, его вечные амулеты чего-то да стоили…

Огненный Лис крепко держал Мегги за локоть, торжественно подходя к Змееглаву в своей тяжелой лисьей шубе и как бы желая показать, что лично изловил эту птичку. Он грубо толкнул Мегги к накрытому столу и бросил на скатерть фотографию в рамке.

Змееглав вскинул голову и посмотрел на девушку налитыми кровью глазами, по которым было видно, какую дурную ночь устроили ему слова Фенолио. Он поднял жирную руку, и Свистун у него за спиной смолк, прислонив лютню к стене.

– Вот она! – провозгласил Огненный Лис.

Его хозяин тем временем утирал вышитым платком жир с пальцев и губ.

– Хотелось бы мне иметь такие ведьмовские портреты для всех, кого мы ищем, – тогда шпионы не приводили бы нам без конца не тех людей.

Змееглав взял в руки фотографию и презрительно перевел глаза с нее на Мегги. Она опустила было голову, но Огненный Лис приподнял ее за подбородок.

– Удивительно! – заметил Змееглав. – Лучшие мои художники не смогли бы так точно изобразить эту девушку.

Он с равнодушным видом взял серебряную палочку и поковырял в зубах.

– Мортола говорит, что ты ведьма. Это правда?

– Да! – ответила Мегги, глядя ему прямо в глаза.

Сейчас слова Фенолио должны стать правдой. Если бы только она успела дочитать до конца! Когда ее прервали, ей оставалось совсем немного, и все же она чувствовала под платьем слова, не дождавшиеся своей очереди. «Забудь об этом, Мегги! – приказала она себе. – Сейчас нужно прежде всего сделать правдой слова, которые ты уже прочитала. Будем надеяться, что Змееглав так же сыграет свою роль, как ты – свою».

– Да? – переспросил Змееглав. – Значит, ты сознаешься? Знаешь, как я обычно поступаю с ведьмами и колдунами? Я их сжигаю.

Эти слова. Он произносит слова Фенолио. В точности те, что старик вложил в его уста. В точности те, что она прочла вслух в богадельне всего несколько часов назад.

Мегги знала, что нужно ответить. Слова пришли ей на ум совершенно естественно, как будто принадлежали ей самой, а не Фенолио. Мегги взглянула на Басту и на второго молодчика. Фенолио ничего не написал о них, и тем не менее ответ подходил к обстановке как нельзя лучше:

– Последними, кто тут горел, – спокойным голосом сказала она, – были твои люди. Огнем повелевает в этом мире лишь один человек – и это не ты.

Змееглав уставился на нее, как жирный кот, который еще не решил, как ему лучше позабавиться с пойманной мышью.

– А-а! – сказал он своим тягучим низким голосом. – Ты, верно, говоришь об Огненном Танцоре. Он вечно якшается с браконьерами и разбойниками. Как ты думаешь, придет он сюда, чтобы попытаться тебя спасти? Вот когда я смог бы наконец скормить его огню, которым он якобы повелевает.

– Меня не нужно спасать, – ответила Мегги. – Потому что я все равно пришла бы к тебе. Даже если бы ты не велел привести меня силой.

Между серебряных колонн поднялся смех. Но Змееглав перегнулся через стол и уставился на нее с неподдельным любопытством.

– Вот как! – протянул он. – В самом деле? А зачем? Чтобы умолять меня отпустить твоего отца? Ведь этот разбойник – твой отец, не так ли? По крайней мере, так утверждает Мортола. Она говорит, что и твоя мать у нас в плену.

Мортола! О ней Фенолио не подумал. Он и словом о ней не упомянул, а она здесь, со своим сорочьим взглядом.

«Не думай об этом, Мегги! Не горячись. Стань холодной до самого сердца, как в ту ночь, когда ты вызывала Призрака, – уговаривала она себя. – Но откуда взять теперь подходящий ответ? Импровизируй, Мегги, сочини что-нибудь, как актриса, забывшая текст! – приказала она себе. – Ну, давай! Найди собственные слова и примешай их к тем, что написал Фенолио, как редкую пряность».

– Сорока говорит правду, – ответила она Змееглаву.

Смотри-ка, ее голос и в самом деле звучит спокойно и твердо, будто сердце у нее не бьется о ребра, как загнанный зверек.

– Ты взял в плен моего отца, которого Сорока пыталась убить, а мою мать ты посадил в тюрьму. И все же я пришла не за тем, чтобы просить у тебя милости. Я хочу предложить тебе сделку.

– Нет, вы только послушайте эту маленькую ведьму! – Голос Басты дрожал от ненависти. – Почему бы мне попросту не покрошить ее в куски, чтобы вы скормили их своим псам?

Но Змееглав не обратил на него внимания. Он не отрывал глаз от лица Мегги, словно пытаясь прочесть на нем то, что стоит за словами.

«Вспомни Сажерука! – сказала она себе. – По его лицу никогда не поймешь, что он думает и чувствует. Ты тоже так можешь. Не так уж это и трудно!»

– Сделку? – Змееглав взял руку своей жены таким небрежным жестом, словно случайно обнаружил ее возле своей тарелки. – Что ты хочешь продать мне такого, чего я не могу просто взять?

Его люди засмеялись. Мегги старалась не замечать, что пальцы у нее от страха занемели. И снова ей пришли на язык слова Фенолио. Слова, которые она прочитала.

– Мой отец, – проговорила она, с трудом владея голосом, – не разбойник. Он переплетчик и чародей. Он – единственный человек, который не боится смерти. Ты видел его рану? Цирюльники, наверное, говорили тебе, что она смертельна, что такая рана должна убить. Но его ничто не может убить. Мортола пыталась, и что, умер он? Нет. Он воскресил из мертвых Козимо Прекрасного, хотя Белые Женщины уже отдали его в руки смерти. И если ты отпустишь моих родителей, ты сможешь не бояться больше смерти, потому что мой отец… – Мегги сделала паузу, – может сделать тебя бессмертным.

В большом зале стало совсем тихо.

Но вот тишину разорвал пронзительный голос Мортолы:

– Она лжет! Она лжет, эта маленькая ведьма. Не верьте ни единому ее слову. Это все ее язык, ее ведьмовской язык! Он – единственное ее оружие. Ее отца можно убить, еще как! Приведите его сюда, и я вам докажу. Я сама убью его здесь, у вас на глазах, и на этот раз доведу дело до конца!

Нет! Сердце у Мегги колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди. Что она наделала? Змееглав неподвижно смотрел на нее. Однако заговорил он так, словно вовсе не слышал слов Сороки.

– Как? – спросил он. – Как твой отец сделает то, что ты обещаешь?

Он уже думал о следующей ночи. Мегги видела это по его глазам. Змееглав думал об ожидающем его страхе: еще сильнее, чем в прошлую ночь, еще беспощаднее…

Мегги склонилась над накрытым столом. Она говорила так, будто снова читала вслух.

– Мой отец переплетет для тебя книгу! – сказала она совсем тихо, кроме самого Змееглава, ее могла слышать разве что его кукла-жена. – Он переплетет ее с моей помощью, эту книгу из пятисот пустых страниц. Он оденет ее в кожу и дерево, приделает медные застежки, и ты своей рукой напишешь на первой странице свое имя. Но в благодарность ты отпустишь его, как только он передаст тебе книгу, и вместе с ним – всех, чью жизнь он у тебя попросит. А книгу ты должен хранить в тайнике, известном лишь тебе одному, ибо знай: ты будешь бессмертен, пока существует эта книга. Ничто не сможет убить тебя – ни оружие, ни болезнь, – покуда цела книга.

– В самом деле? – Змееглав вперился в Мегги налитыми кровью глазами. Изо рта у него сладковато пахло крепким вином. – А если кто-нибудь сожжет или порвет ее? Бумага ведь совсем не так прочна, как серебро.

– Об этом уж ты сам должен позаботиться, – тихо ответила Мегги.

«И все же книга тебя убьет», – добавила она про себя.

Мегги казалось, что она слышит собственный голос, читающий слова Фенолио (как сладко было почувствовать их на языке!): «Но одного девушка не сказала Змееглаву: что книга не только сделает его бессмертным, но может и убить, стоит кому-нибудь написать на ее чистых страницах: Сердце, Кровь, Смерть».

– Что она там шепчет? – Мортола вскочила, опираясь костлявыми кулаками на стол. – Не слушайте ее! – крикнула она Змееглаву. – Это ведьма и лгунья! Сколько можно вам повторять. Убейте ее и ее отца, пока они не убили вас! Может быть, все, что девочка говорит, написал ей старик, тот старик, о котором я вам рассказывала.

Змееглав в первый раз обернулся к ней, и на мгновение Мегги испугалась, что он все же поверит Мортоле. Но на его лице изобразился гнев.

– Замолчи! – прикрикнул он на Сороку. – Может быть, Каприкорн тебя слушался, но его больше нет, как и Призрака, на котором держалась его мощь, а тебя терпят при этом дворе за некоторые оказанные мне услуги. Однако твою болтовню о волшебных языках и стариках, пробуждающих слова к жизни, я не желаю больше слушать. Молчать, или я отправлю тебя туда, откуда ты вышла, – на кухню к прислуге.

Мортола побледнела, словно кровь застыла у нее в жилах.

– Я вас предупредила! – хрипло сказала она. – Помните об этом!

И снова села на место с окаменевшим лицом. Баста с тревогой посмотрел на нее, но Мортола не обратила на него внимания. Она только смотрела на Мегги с такой ненавистью, что казалось, у той останется на лице ожог от этого взгляда.

А Змееглав подцепил ножом с серебряного блюда крошечную зажаренную птичку и с удовольствием отправил в рот. Видимо, перепалка с Мортолой разбудила в нем аппетит.

– Правильно ли я понял? Ты будешь помогать своему отцу в этой работе? – спросил он, выплевывая косточки в ладонь подскочившему слуге. – Значит ли это, что он обучил своему искусству дочь, как поступают обычно мастера с сыновьями? Ты, конечно, знаешь, что в моих землях это запрещено?

Мегги смотрела на него без страха. Даже эти слова вышли из-под пера Фенолио, от первого до последнего, и ей было известно, что Змееглав скажет дальше, потому что это она тоже читала…

– Ремесленникам, нарушившим этот закон, красавица моя, – продолжал Змееглав, – я обычно велю отрубить левую руку. Но так и быть – в данном случае я сделаю исключение. Потому что мне это на пользу.

«Он все исполнит! – обрадовалась Мегги. – Он пустит меня к Мо, как задумал Фенолио». От счастья она совсем осмелела.

– Моя мать, – сказала Мегги, хотя у Фенолио этого написано не было, – тоже могла бы помочь. Тогда мы справимся еще быстрее.

– Нет уж! – Змееглав улыбнулся с таким довольным видом, будто разочарование в глазах Мегги было ему слаще, чем вся снедь на серебряных блюдах. – Твоя мать останется в тюрьме, и это будет подгонять вас с отцом в работе.

Он нетерпеливо махнул Огненному Лису:

– Ну, что стоишь? Отведи ее к отцу! И скажи библиотекарю, чтобы сейчас же приготовил все, что нужно переплетчику для работы.

– К отцу? – Огненный Лис схватил Мегги за локоть, однако не двинулся с места. – Неужели вы поверили ведьминской болтовне?

Мегги затаила дыхание. Что теперь будет? Дальше она не успела прочесть. В зале никто не шевелился, даже слуги замерли, где стояли, тишину, казалось, можно было потрогать руками.

Огненный Лис продолжал:

– Книга, чтобы запереть в нее смерть! В такую сказку разве что ребенок поверит, и ребенок ее и придумал, чтобы спасти своего отца. Мортола права. Повесьте его наконец, пока мы не стали посмешищем для собственных крестьян. Каприкорн давно бы это сделал.

– Каприкорн? – Змееглав выплюнул это имя, как птичьи косточки в ладонь слуге. Он говорил, не глядя на Огненного Лиса, но его жирные пальцы на столе сжались в кулак. – С тех пор как вернулась Мортола, я очень часто слышу это имя. Но, насколько мне известно, Каприкорн мертв, и его личная ведьма-отравительница не смогла этого предотвратить. А ты, Огненный Лис, очевидно, забыл, кто твой новый хозяин. Я – Змееглав! Мой род уже более семи поколений правит этой страной, а старый твой хозяин был незаконным сыном прокопченного неряхи-кузнеца! Ты был всего лишь поджигателем и убийцей, а я назначил тебя своим герольдом. Я ожидал бы за это большей благодарности. Или ты хочешь поискать себе нового хозяина?

Лицо Огненного Лиса вспыхнуло ярче его волос.

– Нет, ваша милость, – еле слышно проговорил он. – Не хочу.

– Отлично! – Змееглав поддел ножом еще одну птичку: они были сложены в глубоком серебряном блюде горкой, как каштаны. – Тогда делай, что я говорю. Отведи девушку к ее отцу и позаботься, чтобы он поживее взялся за дело. А цирюльника, которого я велел, вы привели? Этого Хитромысла?

Огненный Лис кивнул, не подымая глаз на своего господина.

– Отлично. Пусть он дважды в день осматривает ее отца. Мы хотим, чтобы наши узники находились в добром здравии, ясно?

– Ясно, – хрипло ответил Огненный Лис.

И потащил Мегги прочь из зала, глядя прямо перед собой. Все смотрели на нее – и каждый отводил взгляд, встретившись с ней глазами. Ведьма. Мегги уже называли однажды ведьмой – в деревне Каприкорна. Может быть, так оно и есть. В эту минуту она чувствовала себя могущественной, такой могущественной, словно весь Чернильный мир подчиняется ее языку. «Они отведут меня к Мо, – думала она. – Они отведут меня к нему. И для Змееглава это будет началом конца». Но когда слуга затворил за ними двери зала, путь Огненному Лису заступил солдат.

– Мортола просила передать вам кое-что! – сказал он. – Обыщите девчонку – нет ли при ней листа бумаги или еще чего-нибудь, покрытого буквами. Мортола советует посмотреть прежде всего в рукавах, там она однажды уже такое прятала.

Не успела Мегги опомниться, Огненный Лис уже схватил ее и грубо задрал оба рукава. Ничего не найдя, он потянулся к ее платью, но она оттолкнула его руки и сама вытащила пергамент. Огненный Лис вырвал листки из ее рук, с минуту смотрел на них растерянным взглядом не умеющего читать человека, а потом молча отдал пергамент солдату.

Когда он тащил ее дальше, у Мегги в глазах было темно от страха. Что, если Мортола покажет листки Змееглаву? Что, если…

– Эй, шевели ногами! – рявкнул Огненный Лис, толкая ее вверх по лестнице. Спотыкаясь, как оглушенная, Мегги пошла вверх по крутым ступеням. «Фенолио! – молила она про себя. – Фенолио, помоги! Мортола знает о нашем плане».

– Стоять! – Огненный Лис грубо схватил ее за волосы.

Четверо солдат, закованных в латы, охраняли запертую тремя засовами дверь. Огненный Лис знаком приказал им открыть.

«Мо, – думала Мегги, – они и вправду ведут меня к нему!» И эта мысль вытеснила все остальные. Даже мысль о Мортоле.