Через океан в Лос-Анджелес

Наконец наступил памятный день 30 июня. Еще за час до отхода поезда я примчался на вокзал. Вместе со мной прибыли представители Союза и коллеги по клубу. Во время прощания они устроили мне сюрприз, подарив перстень с эмблемой клуба «Варшавянки». Несмотря на хорошее настроение и приятное общество, время до отхода поезда тянулось невыносимо медленно. Радостно и в то же время затаив печаль я покидал Варшаву. Как только тронулся поезд, снова вернулись тревожные мысли: победа или поражение? Я старался забыть об этом, вернуть былое спокойствие, но мне не удавалось забыться. Всю ночь мучила бессонница. Рано утром, уже в Париже, меня встретил старый приятель — редактор Казимеж Грижевский. Он сообщил, что до отъезда поезда на Шербур осталось несколько часов. Я решил использовать их для тренировки. Мы сели в машину и поехали на стадион, где в прошлом году вручали мне приз Жана Буэна. Там я узнал, что распорядителя нет на месте и во второй половине дня должны состояться соревнования. Иэ-эа этого я не получил разрешения потренироваться. Не помогла даже протекция мадам Лядумег, матери знаменитого французского бегуна, к которой я обратился за помощью. Пятилетняя дочка Лядумегов очень забавно возмущалась тем, что «дяде не дают побегать на стадионе». Удивительно, что малышка прекрасно знала результаты лучших спортсменов, которые стартовали на этом стадионе в последние годы.

В первый момент я растерялся, не знал, куда себя деть, но потом Грижевский посоветовал мне поехать на травяное поле Рэсинг-клуба, где я прекрасно потренировался.

На вокзале выяснилось, что этим же поездом выезжает делегация Финляндии с Нурми во главе. На перроне нас окружают журналисты, интервьюируют, фоторепортеры ослепляют вспышками магния.

Когда я уже садился в поезд, ко мне неожиданно подошел Нурми и, сердечно улыбаясь, пожал руку. И я непомерно возгордился. Я мгновенно вспомнил нашу прошлогоднюю встречу с многократным рекордсменом мира в Варшаве. Тогда он едва удостоил меня взглядом. Ровно в одиннадцать поезд отошел от перрона, и менее чем через четыре часа мы уже были в Шербуре. В вагоне я познакомился с членами финской делегации, которые испытующе разглядывали меня с головы до пят.

Так как я был очень голоден, в час пошел в вагон-ресторан и съел солидный обед, забыв о предостережениях, которые давали мне коллеги еще перед отъездом из Варшавы. Лишь когда я увидел Нурми, который заказал всего лишь чашку бульона и гренки, вспомнил, что еще сегодня мне предстоит пуститься в плавание и, может быть, вкусить «прелести» морской болезни.

По дороге возникла мелкая стычка с таможенниками: они потребовали два доллара, как они объявили, за въезд в Америку, но денег я им, конечно, не дал. Наконец наш поезд прибыл в Шербур. К нам бросились представители пароходной компании, чтобы помочь как можно скорее закончить необходимые формальности. Впервые в жизни я столкнулся с такой великолепной организацией. Не надо было думать ни о паспортах, ни о багаже, все было организовано как нельзя лучше. Нам оставалось только сесть на маленький катер, который переправил всех на борт «Мавритании», стоящей на внешнем рейде. Я даже успел до отплытия корабле отправить первые открытки не родину.

«Мавритания» была очень комфорта6ельным судном, настоящий гигант водоизмещением в 30 тысяч тонн и в тоже время самое быстроходное судно в мире. Увидев обширные палубы «Мавритании», я понял, что смогу здесь прекрасно тренироваться, используя для этого обеденное время и поздние вечера, когда палубы будут почти безлюдны.

Наконец после погрузки почты и багажа под звуки оркестра и под оглушительный вой сирен якорь был поднят, и мы вышли в открытое море. Никогда не забуду величественной панорамы, раскинувшейся перед нашими глазами. Безбрежная ширь моря и великолепный закат. Стоя на палубе и глядя не удаляющиеся здания порта, я был совершенно ошеломлен и очарован. Но вот берег пропал за горизонтом, вокруг осталась одна водная гладь.

Найдя свою каюту, я стал распаковывать вещи. Через несколько минут в каюту постучался и вошел мой товарищ по путешествию — араб. Он очень вежливо представился и сообщил, что совершает кругосветное путешествие, из чего я сделал вывод, что он далеко не бедный человек. Произвел он на меня самое приятное впечатление. На корабле в основном были англичане, которые вели себя на нем как у себя дома. На следующий день, к своему большому удовольствию, я познакомился с моряком польского происхождения, который уже несколько лет плавал на этом корабле.

Первый день прошел относительно спокойно. Переполненный новыми впечатлениями, я довольно рано отправился спать, отказавшись, разумеется, от ужина. Так же поступили и все пассажиры корабля, впервые пересекавшие океан.

На следующий день первой мыслью было, как уберечься от морской болезни. Правда, пока не появилось никаких симптомов этого неприятного явления, но два последующих дня я жил под каким-то страхом. Особенно неприятные минуты я пережил на второй день путешествия, когда океан слегка заволновался и началась небольшая качка. Я почти не выходил из каюты, лежал, читал книги.

Распорядок дня на корабле был довольно однообразным: в 8 часов утра огромный гонг извещал о первом завтраке, который готовился в роскошном ресторане. В 11 часов официанты разносили в чашках бульон с пирожками, не тревожа пассажиров и не заставляя их покидать своих мест, в 13 часов все сходились в ресторан на обед. В 17 часов официанты разносили уже полдник, и в 19 часов сервировался ужин в ресторане, играл оркестр, и можно было даже потанцевать. Путешествие продолжалось пять дней, а за день до прибытия в Нью-Йорк был устроен грандиозный прощальный ужин, так называемый «капитанский бал».

Я не принимал участия в дансинге, потому что из-за незнания английского языка не мог говорить со своими партнершами. Может быть, я и рискнул бы, если бы ехал со своей делегацией, но одиночество сделало меня очень робким. С завистью я смотрел на Лехтинена, Виртанена и Исо-Холло, которые отлично танцевали, ухаживали за дамами, не зная ни одного слова по-английски, о чем я догадался, видя, что они ни на секунду не выпускали из рук маленьких разговорников.

Сначала я себя чувствовал очень одиноким, потом решил взять пример с финнов и стал тренироваться на палубе, а в каюте занимался гимнастикой. Единственное, чего мнене хватало, это массажиста.

Натретий день путешествия мне все-таки удалось сблизиться с финнами, и им, видимо, тоже стало меня жаль, одинокого, заброшенного, без соотечественников. Общались мыпри помощи жестикуляции. Сначала это казалось непреодолимой трудностью, но вскоре мынастолько освоились, что стали понимать друг друга неплохо. Я научился тогда играть в различные финские игры.

В один прекрасный день сосед по каюте познакомил меня с американкой, возвращавшейся в Нью-Йорк после учебы в Париже. Она мнеочень понравилась, и позже, ужев Лос-Анджелесе, я получил от нее милое письмо с поздравлениями.

В последние два дня путешествия океан совершенно успокоился и представлял собою огромное зеркало. Капитан приказал запустить все машины, и мыс каждой минутой приближались к конечному пункту путешествия. Последнюю ночь я провел отвратительно, долго не мог заснуть и задремал только под утро. Мне снились кошмары, каждую минутуя просыпался. Измученный, усталый, в отвратительном настроении, я оделся и вышел на палубу. Скорее бы ужНью-Йорк! И вот вдали появился размытый силуэт статуи Свободы, небоскребы — непременные атрибуты американских городов. Через полчаса корабль стал на рейде. Наборт явилась специальная врачебная комиссия, которая обследовала каждого пассажира, намеревавшегося сойти на американскую землю. Если обнаруживались какие-то опасные симптомы, пассажир не получал пропуска на берег.

Вслед за врачами появились таможенники, которые скрупулезно обследовали содержимое наших чемоданов. Они боялись, что кто-нибудь из нас захочет провезти «огненную воду». Вместе с таможенниками на корабль прибыл торговый советник нашего консульства в Нью-Йорке — доктор Фиш. Увидев доктора Фиша, я обрадовался и уже не чувствовал себя таким одиноким. Он сразу же взял меня под свое покровительство, и мы вместе с ним смогли убедиться в том, какое огромное значение имеет в Америке реклама. Одна из киностудий, узнав, что на «Мавритании» прибывает финская делегация, прислала операторов, чтобы снять знаменитых спортсменов. Я тоже попал в кадр.

С нетерпением ждал, пока закончатся все формальности и когда можно будет уже на твердой земле потренироваться. Метро доставило нас к отелю «Линкольн». Я сложил вещи, переоделся и принял ванну, снявшую усталость долгого путешествия.

Выйдя из отеля, я сразу же направился на стадион, по дороге с восхищением рассматривал небоскребы, о которых столько слышал и читал. На улице было очень оживленно. Все куда-то спешили, толкаясь, громко разговаривали. Я почувствовал себя совершенно потерянным в этой суетливой толпе.

На стадионе финны уже усиленно тренировались. Я быстро разделся и выбежал на дорожку. Тренировка прошла прекрасно, самочувствие было великолепным, два километра пробежал меньше чем за шесть минут. Меня поразил такой результат: в Агриколе я эту дистанцию пробегал медленнее. У меня было очень мало времени, и, конечно, осмотреть город не удалось. В Нью-Йорке пробыл всего семьчасов. Финны остались еще на один день в Нью-Йорке, чтобы отдохнуть после утомительного морского путешествия. Мне же хотелось как можно скорее попасть в Калифорнию и уже там отдохнуть. Расположив в купе поезда свертки с фруктами и лакомствами, врученные мне здешним Польским комитетом по приему олимпийских команд, я отправился в Чикаго.

Накаждом шагу я сталкивался с великолепной организацией пребывания спортсменов и на деле убедился, что такое американский деловой размах. Были учтены все мелочи, и не надо было тратить ни времени, ни нервов на улаживание каких-либо недоразумений.

Возьмем, к примеру, железные дороги. Какой же здесь царил идеальный порядок! Как только я появился на вокзале, ко мне подошел представитель железнодорожной компании и помог быстро покончить со всеми формальностями. На вокзале в Чикаго меня встречали консул, председатель Олимпийского комитета в Америке и представители польской прессы.

После торжественного завтрака, устроенного в честь нашего приезда, я поехал в легкоатлетический клуб на берегу озера Мичиган, где можно было потренироваться, затем меня пригласили на обед к генеральному консулу Збышевскому, и несколько часов перед отъездом я провел в обществе доктора Калиша и его семьи. Они же отвезли меня навокзал к поезду, направляющемуся в Лос-Анджелес.

Ехал я три ночи и два дня, специально выбрав именно этот медленный поезд, так как в вагонах можно было прекрасно выспаться. Я еще раз убедился, что был рожден под счастливой звездой. Почти все время за окнами накрапывал дождь, о чем мечтают все пассажиры. Вагон не раскалялся, и пыль в сочетании с жарой не докучала. В поезде уже все знали, что я представитель польской команды и еду наОлимпиаду. Многие пассажиры желали мнеуспеха и всячески выказывали свою симпатию. В одном из купе заметил играющих в бридж и попросил разрешения войти и «поболеть». У одного из пассажиров были прекрасные карты, но он был явным новичком в бридже, и я осмелился дать ему несколько советов. Но обладатель прекрасных карт, видимо, меня не помял, потому что изъяснялся я на польском языке, и тут произошел казус: я не смог совладать со своим темпераментом, вырвал у него карты и выиграл партию. Общество вначале было удивлено моим поступком, но узнав, кто я, смягчилось, и остаток вечера я провел очень весело, играя в карты с новыми знакомыми.

На другой день под вечер снова затосковал. Скорее бы уж приехать в Лос-Анджелес, а тут, как назло, часы тянулись медленно, я не знал куда себя деть. В конце концов решил пораньше лечь спать.