Лехтинен гибнет от своего же оружия

Наступил день отъезда. Мне уже было лучше, хотя мое теперешнее самочувствие нельзя было и сравнить с тем, что было, когда приехал на Олимпийские игры. Но я не терял надежды интенсивными тренировками вернуть былую форму и с честью выступить на чикагском стадионе. Пришлось все свободное время посвятить тренировкам. Даже во время длительных остановок поезда выходил на перрон и тренировался, пользуясь любезным разрешением начальника станции.

В Чикаго мы приехали за четыре дня до соревнований. В городе стояла удушающая жара, поэтому организаторы решили назначить состязания на20 часов: вечером все-таки немного прохладней, правда, придется бежать при искусственном освещении.

С особым нетерпением ждал бега на 5000 м. Хотелось доказать Лехтинену, что в Лос-Анджелесе я не стал с ним соревноваться потому, что был болен, а не потому, что его боялся.

Тут произошла неприятная заминка из-за столкновения с финнами. Я был заявлен на дистанциях 1500, 5000 и 10 000 м, но в последний момент узнал, что финны согласились выступать лишь в том случае, если на 5000 побегут Лехтинен с Хиллом, а я выступлю только в беге на 10 000 м.

В раздевалке я встретился с Лехтиненом. Он очень удивился, когда увидел, что я переодеваюсь в спортивный костюм. Жестами он стал объяснять, что я зря утруждаю себя, потому что не буду бежать на 5000 м. В это время в раздевалку вошел Клумберг и объяснил финну, что поединок состоится именно со мной, как это и было ранее обусловлено. Я увидел, что такая новость была воспринята Лехтиненом без особого энтузиазма.

Потом в раздевалке стали происходить странные вещи. Лехтинен подошел к Клумбергу и заявил, что со мной он не побежит. По его словам, должны были состояться два забега на 5000 м, в одном побегу я с Виртаненом, в другом — Лехтинен с Хиллом.

В раздевалке поднялся шум, посыпались взаимные обвинения. Появился один из наших руководителей, капитан Баран, который заявил, что по уставу Международной федерации легкой атлетики на одних и тех же соревнованиях не могут проводиться два забега на одну дистанцию.

Это заявление очень не понравилось финнам, но капитан Баран решительно сказал, что если состоятся два забега на одну и ту же дистанцию, он подаст жалобу в Федерацию.

Все это взволновало меня и отбило всякое желание бежать. Я стал одеваться и хотел покинуть раздевалку. Напряженную обстановку удалось разрядить Клумбергу, который вместе с капитаном Бараном отправился к главному судье и объяснил ему ситуацию. Тот очень удивился, узнав, что финны устроили скандал, и признал нашу правоту.

Перед забегом капитан Баран сказал:

— Ты должен стать тенью Лехтинена, не отпускай его ни на минуту и начинай финишный рывок с ним одновременно. Ни на кого не обращай внимания и ничего не бойся.

В это время известие о нашем столкновении дошло до трибун и вызвало неприятные комментарии по адресу финнов.

— Как же так,— спрашивали американцы,— рекордсмен мира, олимпийский чемпион — и боится помериться силами с поляком?

Но вот наконец я на старте. Сердце от волнения готово выскочить из груди. Выстрел. Борьба началась. Я сразу же вырываюсь вперед. Так мы бежим несколько сотен метров. Вдруг, сделав резкий рывок, вперед выходит Лехтинен, он сразу же отрывается метров на десять и пытается навязать просто невероятный темп. Если его придерживаться, то 5000 м можно пробежать за 14 минут, то есть установить мировой рекорд. В первый момент я не понял маневра Лехтинена. Все произошло так неожиданно, что я даже растерялся и сбился с темпа. Видимо, финн решил: «Пусть я проиграю, но и тебе не дам победить! Пусть победа достанется третьему!»

«Пусть так,— подумал я.— Посмотрим, что у тебя получится...» Я принимаю вызов Лехтинена и ускоряю бег. Мы бежим круг за кругом, и расстояние между нами все уменьшается, вместо того чтобы увеличиваться, как, очевидно, рассчитывал мой соперник.

После двух кругов мне удается вернуть потерянные десять метров. На пятом кругу я хотел обойти Лехтинена справа. Но что это? Я даже глазам своим не поверил… Финн замедлил темп и сошел с беговой дорожки! Я всего ожидал, но чтобы чемпион олимпийских игр сошел с дорожки...

Безмерно удивленный, я продолжал бежать, хотя уже не с прежним пылом. С кем мне было бороться? Виртанен и Хилл остались далеко позади. Зрители быстро сориентировались в обстановке и стали криками и свистом выражать свое возмущение.

Из-за маневра Лехтинена я совершенно сбился с темпа. В 600 м от финиша до меня снова донеслись возгласы с трибун. Я понял, в чем дело. Хилл догонял меня. 200 м мы бежим рядом, иногда я немного вырываюсь вперед. В начале последнего круга американец предпринимает атаку иобходит меня под оглушительные крики и аплодисменты, которые должны были поддержать Хилла, помочь емуодержать победу, но вместо этого принесли поражение, так как они подстегнули меня и я принял вызов Хилла. Я собрал все силы для финишного рывка, обогнал американца и пересек ленточку финиша, оставив его в двадцати метрах сзади. Хилл был так вымотан, что не сумел противостоять моей контратаке.

После бега объявили, что мое время 14.59,6. На моем же секундомере, на секундомерах Клумберга и капитана Барана стрелка показала 14.52,0.

Затем бежала Стася Валасевич, которая выиграла состязания в беге на 100 и 200 м. Хелиаш и Плавчик по-прежнему находились не в лучшей форме и выступили неудачно. Зато Ядя Вайс полностью реабилитировала себя за неудачные выступления на Олимпийских играх. Начала она, правда, снова с неудачи и в первом броске едва перешла границу 38 м. До пятого броска лидировала олимпийская чемпионка американка Дидриксон. И вдруг, в пятой попытке, Вайс метнула диск на 41 м 98 см, установив новый мировой рекорд!

Соревнования в Чикаго позже назвали «малой Олимпиадой», она принесла нам полный успех. Участвовали 16 государств, мы заняли второе место, после США. Трудно описать радость и энтузиазм чикагских поляков. Они на руках вынесли нас со стадиона.

С того момента с утра до вечера мы были заняты банкетами, приемами, экскурсиями, которые нас очень утомили. Для меня эти торжества были особенно напряженными, потому что часто приходилось говорить речи, а оратор я неважный. Речи меня, пожалуй, больше изматывали, чем самые сложные соревнования.

Из Чикаго мы поехали в Филадельфию. Когда поезд въезжал на перрон, я выглянул в окно и застыл от удивления: нас встречала большая группа людей. Такую встречу организовали нам представители местной польской колонии. Под звуки марша нас вынесли из вагонов к автомобилям, и яркая кавалькада поехала по городу. Впереди шла машина, украшенная польским к американским флагами. Все это было очень трогательно, но и утомительно. Затем нас пригласили на торжественный обед, а вечером на банкет.

Я был счастлив, когда наконец оказался в поезде, направляющемся в Нью-Йорк.

В порту нас ожидал приятный сюрприз. Бургомистр города предоставил в наше распоряжение свою яхту, чтобы мы могли посмотреть на работу порта. Ни одна европейская делегация не была удостоена такой чести.

Несмотря на доброжелательное отношение американцев, я с нетерпением ждал отплытия парохода, и, когда поднялся на борт «Пуласки», мне показалось, что я уже дома. По сравнению с «Мавританией» это был небольшой корабль, но над ним развевался родной польский флаг, все было польское, свое...

Наконец заревела сирена, оркестр исполнил государственные гимны, провожающие замахали платочками и флажками, и мы отплыли.

Некоторое время я оставался на палубе. Небоскребы исчезли за горизонтом, остались только воспоминания. Я возвращался на родину олимпийским чемпионом, но понимал, что должен стать еще требовательнее к себе, золотая медаль ко многому обязывает. Как сложится жизнь дальше? Тысячи мыслей теснились в голове. Так ничего и не решив, отправился в каюту. Хотелось одного: поскорее заснуть.

На следующее утро проснулся очень рано. «Пуласки» приближался к порту Галифакс. Мне захотелось сойти на канадскую землю и осмотреть город, но капитан Кнетген, очень милый человек, объяснил, что Галифакс маленький городишко, не заслуживающий внимания.

Мы вышли в открытое море, взяв курс на Копенгаген. Я уже успел познакомиться со всей командой и чувствовал себя на корабле как дома. Больше всего нравилось бывать в радиорубке: приятно было раньше всех пассажиров узнать о том, что нового происходит в мире, на родине! Постепенно я превратился в «живую газету». Однажды слушал передачу спортивных новостей из Варшавы и узнал, что нас ожидают три легкоатлетические международные встречи и все они должны состояться в течение одной недели в Праге, Вене и Будапеште. Вот те на! Надеялся как следует по возвращении отдохнуть, а тут, оказывается, три сложнейших состязания! Что касается Чехословакии, то, пожалуй, можно сказать, что мы победим, с Австрией дело обстояло сложнее, венгры же всегда были нашими грозными соперниками.

Итак, нечего и надеяться на отдых. Я снова принялся за работу и ежедневно занимался гимнастикой на палубе корабля. Когда все садились обедать, делал пробежки по палубе. Вечером много танцевал, что также являлось частью спортивной подготовки.

Когда «Пуласки» входил в копенгагенский порт, объявили, что мы простоим там четыре часа. Мнеэто было на руку: можно было размяться наконец на настоящей беговой дорожке. Вместе с Клумбергом мы отправились на стадион. Тренировка и массаж подействовали прекрасно. Мое самочувствие улучшилось.

Оставалось всего 10 часов ходу на корабле, на следующий день должны были быть уже в Гдыне. Мы не могли дождаться момента, когда «Пуласки» пришвартуется в нашем порту. Уже в пять утра я был на ногах.