На защиту Варшавы

Последний раз мывстретились с Кусочинским настадионе Войска Польского в Варшаве 27 августа 1939 года. Он скромно сидел на трибуне, затерявшись среди болельщиков. На этот раз варшавяне пришли смотреть не соревнования легкоатлетов. Они пришли настадион, чтобы насладиться мастерской игрой венгерской футбольной команды, в составе которой играл сам великий Шароши, один из лучших бомбардиров Европы. Казалось, что в этот день 30 тысяч зрителей забыли о черных тучах, сгущавшихся над Европой. Они не знали о том, что война висит в воздухе. На стадионе господствовал спорт и только спорт. Однако напряженная политическая ситуация давала о себе знать. За несколько минут до начала матча на одной из трибун стадиона появились молодые солдаты в новеньком обмундировании с противогазами на плече...

На поле выбегает футбольная команда Венгрии. Аплодисменты в адрес гостей сливаются с овацией в честь солдат.

Теоретически у нашей команды не было никаких шансов победить — ведь ее противниками были игроки европейского класса. Блеск венгерских звезд на полчаса совершенно ослепил наших футболистов. Не успели они оглянуться, как венгры забили два гола. Казалось, что уже ничто не может им помешать одержать победу с большим счетом. А оказалось...

После получаса слабой игры польская команда вдруг переродилась. В нее как будто вселился бес. Слаженная венгерская команда перестала результативно действовать. Поляки сплотились, стали даже агрессивными, и когда им удалось забить первый гол, уже ничто не могло их удержать.

Может быть, венгры переоценили свои возможности и предложили слишком высокий темп? Или они не ожидали такого порыва у своих противников? Ответы на эти вопросы можно было получить только посмотрев второй тайм. После перерыва они должны прийти в себя. Но нет! Оказалось, что это не только психологический надлом. Под ударами молниеносных атак поляков они так и не сумели обрести равновесие.

Первый тайм закончился со счетом 2:1 в пользу венгров. Второй тайм начался серией атак польских футболистов. На 19-й минуте счет удалось сравнять. Через восемь минут венгерский защитник касается рукой мяча. Одиннадцатиметровый! Пионтек забивает! Мы ведем со счетом 3 : 2!

Не прошло и минуты, как наш нападающий пробивает стену защитников. Пушечный удар,— и мяч снова в воротах венгров. Несмотря на множество контратак, мы выигрываем у венгров со счетом 4: 2! Столь внушительной победы польский футбол еще никогда не одерживал.

Большего взрыва энтузиазма, чем в тот день, стадион Войска Польского еще не видывал. Один из зрителей не знал, как показать свою радость. Он раскрыл над головой... зонтик, хотя на небе не было ни облачка.

* * *

Еще так недавно Януш охотно давал интервью, полные оптимизма, веры в победу на предстоящих Олимпийских играх, охотно делился своими планами на будущее. Но всем его проектам не суждено было осуществиться. Началась война!

Кусый, с детских лет привыкший к борьбе, понимает, что настал его час. Еще вчера он сражался на беговой дорожке, сегодня его ждет другая борьба, борьба не на жизнь, а на смерть с ненавистным врагом. Так решил Кусый, и ничто не могло поколебать его решимости.

— В первые дни сентября — рассказывает один из друзей Кусочинского — Антони Гжесик, меня вызвал командир пулеметной роты, в которой я был командиром первого взвода: «Двое штатских ждут вас, поручик, у ворот «Цитадели». Несколько удивившись, я пошел в сторону входа. Меня поджидали Януш Кусочинский и некогда известный барьерист Юзеф Королькевич.

В то время добровольцев уже перестали брать в армию, вышел приказ полковника Умястовского всем здоровым мужчинам покинуть Варшаву.

Я сразу догадался, о чем пришли меня просить Януш и его коллега. Они, конечно, хотели вступить в армию добровольцами. Много хлопот предстояло с этой парой, но я уже заранее был согласен. Это как раз тот самый случай, когда надо сделать исключение.

Я быстро договорился с командиром роты поручиком Радзиковским, который взвалил всю ответственность на меня за этих штатских. В пулеметной роте нашлось для них место. Мы всебыстро убедились, что спортивная закалка прекрасно заменила им специальную военную подготовку

Так вольноопределяющийся капрал Януш Кусочинский и старший стрелок Королькевич начали военную службу. Надо еще добавить, что у Януша после операции колена была категории «Д» (белый билет). Обоих спортсменов зачислили в пулеметную роту второго батальона 360-го пехотного полка.

Януш вечно был в движении, всем помогал, куда-то спешил. Когда стало не хватать шлемов и саперных лопаток, он исчез и потом привез их столько, что хватило бы еще одной роте.

Его очень полюбили товарищи по оружию. Конечно, Янушу не удалось скрыть своего имени, все узнали, что рядом с ними сражается знаменитый спортсмен. В первые дни после того, как мы оставили «Цитадель», ему было скучно, так как наш взвод отошел на относительно спокойную позицию в глубине Ерусалимских Аллей. Темперамент не позволял Янушу усидеть на месте, и он по собственной инициативе с несколькими пулеметчиками отправился на разведку,

За ним неотлучно везде следовал боец Штехман, бывший портной-кустарь из Налевок. Он, как только узнал Януша, не сводил с него восхищенных глаз и ни за что не соглашался с ним разлучиться.

12 сентября полк должен был выполнить свое первое боевое задание. На рассвете мы заняли позиции в районе Служевца и аэродрома Окенце. Надо было выбить немцев, которые все ближе подбирались к Варшаве.

— Не знаю, как Януш показал себя в деле,— продолжал поручик Гжесик,— так как я был на левом крыле, а Кусый попал в район Окенца на правое крыло. Там операцией руководил командир роты.

От командира я ничего не смог узнать; его ранили в лицо, и он не мог говорить. Могу только сказать, что всем нам выпало нелегкое боевое крещение. Погиб командир полка Виталис Хмура, были тяжело ранены командир батальона капитан Мастернак и поручик Чернявский. От наших 15 пулеметов осталось только девять. О Кусом могу сказать только одно: вместе с капралом Орманом он, рискуя жизнью, вынес с поля боя командира роты и помог отправить его в госпиталь.

Возместив потери, я, уже как командир роты, часто видел Януша, его взвод занимал позицию в районе улицы Подхорунжих, а потом на улице Повсиньской. Там Януш воевал вплоть до капитуляции Варшавы.

После своего первого боевого крещения Януш превратился в опытного, бывалого бойца. Он старался все сделать для своих товарищей по взводу, часто приходил ко мне с целым списком необходимых вещей. Частенько я ему отказывал, тогда он действовал самостоятельно что-то комбинировал и обеспечивал своих всем необходимым.

Он ни о чем не забывал. Солдаты имели крышу над головой, питание, обмундирование, он следил, чтобы никто не выглядел неряшливо, заставлял всех каждый день бриться. На постах царил идеальный порядок, каждый знал свои задание и цель. Я ежедневно заглядывал к пулеметчикам и должен сказать, что во взводе Януша был исключительный порядок.

Время от времени Януш вырывался навестить мать, которая оставалась в Варшаве, жила на улице Новаковского. Однажды он пригласил меня на обед. Никогда не забуду я этого визита. Мать и сын очень нежно относились друг к Другу, чувствовалось, что мать гордится своим сыном. А однажды Януш организовал бридж за черным кофе. Кусый вообще был очень гостеприимным хозяином, он ухитрился им остаться даже в таких тяжелых прифронтовых условиях.

Сентябрь уже кончался, и положение защитников Варшавы с каждым часом становилось все тяжелее и безнадежнее. Немцы стянули огромные силы, войска, технику и напирали со всех сторон. Участок на улице Повсиньской был особенно сложным, его штурмовали гитлеровские части, расположенные в Вилянове. Немецкие летчики безнаказанно летали над нашими головами, сбрасывали бомбы, нас беспрерывно обстреливала артиллерия. Немцы предпринимали днем и ночью частые вылазки, стараясь отыскать уязвимые места и прорвать оборону. Все сложнее было добраться донаших позиций, а Кусый по-прежнему занимался обеспечением, он поставил своего рода рекорд. При общей нехватке обмундирования и боеприпасов взвод Кусочинского был обеспечен всем необходимым.

Мой маленький «фиат» служил теперь не только для того, чтобы объезжать наши пулеметные точки. Я вечно должен был что-то везги для подопечных Кусого; то обмундирование, то котел супа и сухой паем... С тех пор как наПовсиньской убили двух старых лошадей и пробили котел с супом, Кусый стал искать новые возможности обеспечивать горячей пищей бойцов. Он проскальзывал у самого берега Вислы, преодолевая препятствия которые и не снились самым лучшим кроссменам.

За несколько дней до капитуляции Варшавы погиб подпоручик Ростропович, вместе с ним пал восемнадцатилетний связной. Кусого назначили командиром взвода, и с тех пор он уже не покидал пулемета в окопах на улице Повсиньской, рядом с мостиком у улицы Окружной.

Там я его видел в последний раз, за два дня до капитуляции, по колено в гильзах от патронов, почерневшего от дыма и усталости. Рука была прострелена, на самодельной повязке выступила кровь. Ни за что на свете он не желал оставить своего поста, не хотел пойти в медпункт. Врач был слишком занят более тяжелыми случаями и не мог подойти к Янушу.

Кусочинскому предложили на время его заменить, чтобы дать ему передохнуть, но он и слышать не хотел об этом. Тем временем немцам удалось отсечь полк от фронта. Командир батальона запретил высылать связных, боясь раздробить и так уже немногочисленные силы. Планировалась атака всем полком, но этого не произошло.

О последних событиях на улице Повсиньской я узнал гораздо позже, 27 сентября. Кусочинского ранило во второй раз, и снова он сам наложил повязку на бедро и не захотел покинуть поле боя. Позже он потерял сознание от большой потери крови и его перенесли в медпункт, откуда его во время переговоров о капитуляции уже немецкая санитарка переправила в больницу Уяздовского. Мне его не удалось найти: на больницу упала бомба, и в страшном беспорядке невозможно было сориентироваться. Так и не удалось вручить Янушу выписку из приказа командующего обороной Варшавы о награждении Кусочинского орденом «Кшижем валечных».