ТАЙНЫ ВИЛЬГЕЛЬМСХАФЕНА

Своим существованием город Вильгельмсхафен был обязан расположенной возле него военной гавани. Непривлекательный этот городишко был особенно тосклив во время дождей, которые здесь, на побережье, льют порой целыми неделями.

Трудно себе представить, чтобы кто‑нибудь по доброй воле захотел поселиться в Вильгельмсхафене надолго…

Ничего нет унылее его ночей: мокрые улицы тускло освещены, кругом ни души, разве лишь какой‑нибудь подвыпивший матрос одиноко бредет из кабачка в казарму.

В такую вот дождливую летнюю ночь 1910 года вдоль забора на самом краю города прохаживался человек в поношенном плаще. За забором был запущенный сад, в глубине которого виднелся силуэт небольшого дома. Ближайшее строение — богатая, нарядная дача — находилось метрах в ста от этого дома. И его укрывали густые заросли сада.

Человек в плаще уже не первую ночь бродил по этой улочке, тайком заглядывая за забор. Он знал, что в этом скромном домике живут очень состоятельные люди. Сюда приезжали великолепно одетые мужчины, а с ними — дамы с дорогими кольцами на пальцах. Порой его удивляло, как мог этот дом вместить такое количество людей.

В последнее время — он это отметил — здесь жили четверо: трое мужчин и одна дама.

Час назад, притаившись в темноте, человек видел, как все они вышли из дома, закрыли садовую калитку и направились в город.

Выждав еще немного, человек, озираясь, подошел к калитке. Она поддалась без труда. Осторожно ступая по мокрому газону, человек проскользнул к дому. Ставни его были наглухо закрыты.

Человек обогнул дом, прижимаясь к стене. Одно окно наверху оказалось без ставен. Добраться до него по стене было невозможно. Чуть правее окна находилась крыша сарая. Затянув потуже пояс плаща, человек взобрался на бочку с водой и, ухватившись за край крыши, влез на нее. Отсюда ему уже ничего не стоило дотянуться до окна.

Рама оказалась незапертой. Человек распахнул ее и через секунду оказался внутри дома.

Под ногами его было что‑то мягкое, очевидно, ковер. В непроницаемой тьме он ничего не мог разглядеть. Вытащив из кармана электрический фонарь, он нажал на его пружину.

Но едва узкий луч прорезал темноту, сильный удар по голове свалил человека наземь.

Сколько времени он был без сознания? Человек едва ли мог ответить на этот вопрос.

Когда он пришел в себя, вокруг по–прежнему стояла тишина. С трудом открыв глаза, он увидел себя лежащим на полу небольшой, уютно обставленной комнаты, — по–видимому, спальни. Горел свет.

Возле него с папиросой в руке сидела в кресле молодая женщина.

Он хотел приподняться, но с ужасом обнаружил, что его руки и ноги связаны.

Еще больший страх сковал его, когда он увидел что женщина внимательно рассматривает содержимое его собственного бумажника.

— Как вы себя чувствуете, господин… Глаус? — спросила женщина.

Человек промычал нечто несвязное.

— На этой фотографии вы очень на себя похожи. — Женщина разглядывала его служебный пропуск. — Но признаюсь, полицейский мундир идет вам куда больше, чем этот заношенный дождевик.

Глаус закрыл глаза. Нестерпимо болела голова, ему казалось, что сознание вновь покидает его.

— Вам еще многому нужно учиться, Глаус. Я уже не одну ночь наблюдаю, как вы шныряете возле дома. Видела, и как вы крались по саду. Когда вы лезли по стене, я стояла у окна. Надеюсь, мой удар не отшиб у вас память? Ведь я могла просто выбросить вас в окно, чтобы вы сломали себе шею. И поверьте, я сделаю это, если вы не скажете мне, кто вас сюда послал…

Глауса била дрожь, он с трудом воспринимал слова женщины. А она продолжала:

— По вашим документам я вижу, что вы вахмистр Вильгельмсхафенской полиции. Я не знала, что у местных полицейских есть обычай залезать в чужие дома, да еще ночью. Видимо, вас направили сюда с каким‑то особым заданием. Что вам здесь нужно, ответьте мне…

Еле–еле ворочая языком, Глаус выговорил:

— Меня никто не посылал… Я сам…

— Сам? Зачем же?

— Просто… просто хотел поживиться. Нужда заставила. Прошу вас, — в глазах его появились слезы, — прошу, не доносите на меня. Если вы сообщите в полицию, я погиб. Ради бога, отпустите меня. Клянусь, я сделаюсь честным человеком…

Женщина улыбнулась, небрежно сбросила пепел с папиросы.

— Значит, вы считаете, что я должна вам поверить? Иными словами, вы простой воришка? И ничего больше?

— А что может быть… больше? — мольба в глазах Глауса сменилась недоумением.

— Вы хотите сказать, что забрались в этот дом совершенно случайно?

Глаус не понимал, на что намекает женщина. Он по–прежнему лежал связанный на полу, руки и ноги ныли, голова раскалывалась пополам. Все происходившее виделось ему словно в тумане.

— Интересно, интересно, — задумчиво проговорила женщина, снова перебирая документы Глауса. — Старший полицейский занимается заурядным грабежом. Странная история. Скажите, Глаус, давно ли вы живете в этом городе?

И Глаус, собрав силы, стал рассказывать о себе. О трудностях жизни, о долгах, о растрате в кассе, которую ему необходимо немедленно погасить.

Искренний и жалобный рассказ Глауса сделал свое дело. Женщина поверила ему;

Снизу послышался звук отпираемой двери. Обитатели дома возвратились из города. Глаус занервничал.

— Умоляю, отпустите меня. Я больше никогда, никогда не буду… Клянусь памятью матери…

— Ну хорошо, — вздохнула женщина. — Я выпущу вас. Надеюсь, мы больше не встретимся.

Она развязала веревки, распахнула окно.

— Возьмите свой бумажник и ступайте тем же путем, как вы сюда пришли. И смотрите, следующий раз вы меня уже не разжалобите.

Глаус схватил документы, улыбнулся с робкой благодарностью и бросился к окну. Через несколько секунд он был уже внизу. Миновав сад, он выскочил на улицу и быстрыми шагами двинулся к городу.

Обрадованный счастливым исходом, он не заметил, что вслед за ним из калитки вышли двое, и, прижимаясь к забору, зашагали в том же направлении.

Пробежав метров четыреста, Глаус остановился у Дерева, чтобы перевести дух.

В дальнем конце улицы послышались шаги. Глаус свистнул. Шаги участились. Оглядевшись, Глаус

снова двинулся вперед.

Навстречу ему быстро шел полицейский в полной форме.

— Тсс, — Глаус прижал палец к губам. — Говори тихо.

— Что случилось?

— Глупая история. Оказывается, там был человек. Женщина. Едва я влез, она так шарахнула меня по башке, что я до сих пор не могу прийти в себя.

— И что же дальше?

— Она меня связала и стала мучить допросом. Самое скверное, что она вытащила мой бумажник и теперь знает обо мне все.

— Да ведь она донесет, черт возьми!

— Надеюсь, что нет. Я так долго объяснял ей, какой я несчастный, что она едва не прослезилась.

— А потом?

— Потом? Как ты видишь, я здесь. Она отпустила меня. Считай, что нам повезло.

— Дай‑то бог. Ты молодец, Глаус.

Увлеченные разговором, полицейские не заметили, как один из преследователей перелез через забор, возле которого они стояли, и притаился в нескольких метрах от них.

— Хорошо, что все окончилось благополучно. Но что нам делать, Глаус? До утра нужно достать денег. Если в кассе обнаружат пропажу, нас посадят как растратчиков.

Из дальнейшей беседы двух полицейских преследователь все понял.

Оказывается, Глаусу и Енике (так звали второго полицейского) была доверена касса, в которую они запустили лапу. Утром должен был явиться ревизор. Из разговора выяснилось, что Глаус и Енике не раз уже занимались грабежами.

На эту ночь у них был намечен «запасной» вариант. Это была контора ближайшего пивоваренного завода. После недолгого обсуждения они договорились сперва на предварительную «рекогносцировку» отправится Енике, а затем… затем они быстро провернут это дело.

Наутро в городе стало известно: контора пивоваренного завода обворована. Исчезло несколько сотен марок. Все прочее осталось в целости и сохранности.

Объявленный тут же полицейский розыск не дал никаких результатов. Преступники действовали смело и аккуратно, не оставив малейших следов.

Примерно через неделю Глаус и Енике в полной форме шли по улице, выходящей на ту, что вела к злополучному дому.

Была суббота, и гарнизонное начальство распорядилось, чтобы в этот день полицейские дежурили парами. В субботние вечера пьяные матросы нередко позволяли себе нарушать уличный порядок.

Глаус и Енике дошли до конца улицы и уже развернулись, чтобы идти обратно, когда на их пути возник высокий широкоплечий мужчина.

Глаус вздрогнул: он узнал в нем одного из обитателей знакомого ему дома.

Добрый вечер, господа, — проговорил мужчина. — Не хотите ли заглянуть ко мне?

Простите, с какой целью? — недоуменно спросил Енике.

Глаус незаметно дернул его за рукав, и Енике понял, что дело неладно. Одолев растерянность, он напустил на себя строгий тон.

— У вас что‑то случилось? Вы хотите сделать официальное заявление?

Высокий мужчина улыбнулся.

— Вот именно, господа. Я желал бы указать вам имена и местожительство тех взломщиков, что очистили кассу пивоваренного завода. Об этом писали в газете, а у меня есть довольно точные сведения.

Глаус побледнел.

Енике, не теряя самообладания, вытащил из‑за борта своего мундира записную книжку.

— Если вы действительно знаете преступников, ваша обязанность заявить об этом, — деловито проговорил он. — Мы будем вам крайне признательны, если вы назовете их.

Лицо высокого мужчины стало очень серьезным. Он пристально посмотрел в глаза Енике, оглядел Глауса и четко произнес:

— Пожалуйста, пишите. Ограбление совершили вахмистр полиции Глаус и его сообщник, вахмистр Енике.

Ошеломленные полицейские вытянулись, как на параде. Рука Енике с записной книжкой судорожно опустилась вниз.

— Так зайдемте же ко мне, — спокойно продолжил незнакомец, — потолкуем об этом неприятном для вас деле. Может быть, мы о чем‑нибудь и договоримся…

И, круто повернувшись, он направился в сторону дома, с которым у Глауса были связаны столь неприятные воспоминания. Оба полицейских понуро последовали за ним.

Миновав калитку и сад, они вошли в дом. Дверь из прихожей вела в большую, богато обставленную комнату.

Глаус сжался: в комнате сидела с книгой в руках та самая женщина. Она кивнула ему, как старому знакомцу, и Глаусу пришлось ответить ей робким поклоном.

Мужчина пододвинул полицейским кресла, налил пива и предложил по сигаре.

Дрожащими руками Глаус долго разминал свою сигару. Енике пытался держаться достойно, но наружное спокойствие дорого ему давалось.

Долгая пауза выматывала силы. Незнакомец не спешил с разговором. Наконец он произнес:

— Прежде всего, господа, разрешите представиться. Я — инженер Петерсен, а эта дама — моя сестра. В списках здешних жителей вы нас не найдете: своих паспортов мы не сдавали, поскольку в Вильгельмсхафене находимся временно: у нас транзитные визы. Говорю это с тем, чтобы вы не рылись в своих полицейских досье. Через неделю мы уедем. Моя сестра, господин Глаус, рассказала мне, как недавно вы пытались нас ограбить. Когда она вас отпустила, я пошел вслед за вами и прекрасно слышал весь разговор, который вы вели со своим коллегой на улице. Таким образом, я знаю, какие грабежи вы вдвоем с ним совершили в городе. И уже этих сведений мне вполне достаточно, чтобы упрятать вас в тюрьму на весьма продолжительное время.

Глаус, ни жив, ни мертв, в отчаянии закрыл рукой глаза.

Но Енике, вспыхнув при последних словах Петерсена, вскочил и, заикаясь от волнения, громко заговорил;

— У вас нет никаких улик, вы ничего не докажете! С Глаусом нас ничего не связывает, кроме общей службы. Никаких грабежей мы не совершали, это ложь! А говорили мы о взломах на улице единственно потому, что наша обязанность — выслеживать преступников. И к ограблению пивоваренного завода, которое вы нам приписываете, мы не имеем ни малейшего отношения! Знаете ли вы, что за оскорбление полиции вам придется отвечать?

Петерсен встал, спокойно положил руку на плечо разбушевавшегося вахмистра и, вздохнув, проговорил:

— Что ж, хорошо. Тогда я сейчас же иду к телефону и вызываю уголовную полицию. Но, — он понизил голос почти до шепота, — вместе со своими показаниями я предъявлю вот эту штучку…

Он сунул руку в карман и вытащил оттуда небольшую фотографию.

— Посмотрите, вам это будет интересно… Енике схватил карточку.

Это был снимок двора, где помещалась взломанная контора пивоваренного завода. Изображение было не очень четким, и все же на нем ясно были видны две фигуры — одна в штатском, другая в полицейской форме. Лица можно было узнать безошибочно — это были Енике и Глаус. Глаус вылезал из окна, Енике протягивал ему руку.

— Ну как, неплох мой аппарат, а? — усмехнулся Петерсен. — Ведь это ночная съемка. К счастью, помогла луна, а то бы ничего не получилось.

Енике бросил карточку на стол. Глаус ее разглядывать не стал.

— Итак, господа, я предлагаю продолжить наш разговор…

…Полицейские вышли от Петерсена лишь под утро. Они получили гарантию, что об их ночных похождениях никто не узнает. В кармане у каждого было по пяти тысяч марок. За это они обязались выполнить поручение, последствия которого в тот момент были им еще не очень ясны.

На следующий день, в воскресенье, одевшись в штатское, Енике отправился в гавань. Ему нужно было повидать старшего сигнальщика Элерса, служившего на крейсере «Фон дер Танк».

С Элерсом Енике был знаком уже несколько лет и считал его как бы родственником, поскольку тот был женихом его свояченицы. Не могли они до сих пор пожениться лишь потому, что ни у Элерса, ни у невесты не было за душой ни гроша.

Прежде чем идти на корабль, Енике заглянул к свояченице. Обо всем с ней договорившись, он явился к Элерсу. Условились к вечеру встретиться в городе.

Когда все трое собрались, Енике объявил, что у него есть три билета в варьете. Признаться, это немало удивило его будущего родственника — откуда у вахмистра появились деньги?

Это удивление возросло еще больше, когда после представления Енике потащил всех в дорогой ресторан. Здесь он совсем разошелся, заказал роскошные закуски и вина, — словом, устроил настоящий кутеж.

К кутежу вскоре присоединился оказавшийся тут же его приятель, вахмистр Глаус.

Когда все были навеселе, Енике завел разговор о будущем своей свояченицы и Элерса. Ему хочется, чтобы они скорее поженились, а ведь это не такая уж несбыточная мечта.

Элерс не соображал, куда клонит Енике. И лишь когда тот небрежно положил перед ним тысячемарковый билет, Элерс понял, что разговор принимает серьезный оборот.

— Дарю тебе на счастье! — заявил разгулявшийся Енике. — Пусть эти деньги станут, как говорится, фундаментом твоего благополучия.

Старший сигнальщик со страхом смотрел на купюру. Он отлично знал, что Енике вечно нуждался в деньгах. Что произошло?

В душе у Элерса шевельнулось дурное предчувствие. Но вино сделало свое дело: долго не раздумывая, матрос сунул деньги в карман и весело обнял за плечи свою невесту.

С того дня Енике ежевечерне являлся за Элерсом к кораблю, и, едва кончалась вахта, они направлялись в очередное кафе или ресторан. В попойках неизменно участвовал Глаус.

Элерс несколько раз пытался выяснить, откуда у приятелей столько денег, но те только посмеивались и отшучивались. Тогда Элерс махнул на все рукой и решил больше не приставать к ним с расспросами.

Тысячи марок, которую вручил ему Енике, хватило на то, чтобы снять квартиру, обставить ее мебелью. Расплачивались по счетам, и это очень нравилось невесте. У нее появился азарт к приобретению вещей, она уже не могла пройти мимо красивой посуды, заказывала себе модные шляпки, шила платья у дорогих портных.

Пришел, однако, день, когда Элерс, подсчитав свои расходы, с ужасом увидел, что потратили они с невестой значительно больше, чем у них было. В тот же вечер он признался в этом своим приятелям. Енике на мгновение помрачнел.

— Гляди‑ка, так ты меня разоришь. Впрочем, не скрою: ведь я получил большое наследство. Правда, наличных у меня мало, но я попрошу того, кто этим наследством распоряжается, чтобы он дал тебе еще пару тысяч. Ладно, не огорчайся, все будет в порядке.

Элерс вздохнул с облегчением.

На корабль он вернулся в ту ночь счастливым и пьяным.

..Раз в неделю Енике и Глаус под покровом ночи являлись на свидание к Петерсену. Естественно, он знал об их кутежах с Элерсом, но в дальнейшие свои планы их не посвящал.

Вскоре Глаус получил отдельное задание.

Был у него приятель, чиновник, служивший на водопроводе. Глаус пригласил его в трактир и, между прочим, спросил: не может ли тот достать планы городской водопроводной сети?

Приятель вытаращил на него глаза:

— Ты что, с ума сошел? Ведь они за семью печатями. Забыл, что у нас военная гавань? Кто мне их даст? А зачем они тебе нужны?

Глаус объяснил: об этом просит его один знакомый инженер. Он придумал какое‑то изобретение, значительно уменьшающее расходы по водоснабжению, и хочет продать свою идею Вильгельмсхафену. Вот ему и требуются эти планы, чтобы быть, так сказать, во всеоружии перед городским управлением в случае каких‑нибудь сомнений с его стороны. И нужны‑то они ему ненадолго — всего на каких‑нибудь полчаса. Между прочим, он обещал за это две тысячи марок. Их можно разделить пополам.

Водопроводный служащий задумался. При его жалкой зарплате тысяча марок — сумма крупная. Может быть, стоит рискнуть? Тем более — всего на полчаса. Нужно только сообразить, как это сделать.

И настал вечер, когда чиновник, применив всю хитрость, на какую был способен, уговорил сторожей и проник в кладовую, где хранились планы. Запрятав их под сюртук, он выскочил на улицу, где его уже поджидал Глаус. Когда они подошли к дому Петерсена, Глаус взял у своего приятеля папку с планами и попросил его подождать.

Он вернулся минут через пятнадцать.

Прости, но твои планы оказались не нужны. Инженер в них даже не глянул. Свой патент он уже куда‑то продал.

Так что же, я зря рисковал? — чиновник уныло потянулся за папкой. — Давай сюда. Настоящие товарищи, Глаус, так не поступают. Как я теперь буду расплачиваться со сторожами?

Об этом не волнуйся. Вот обещанная тысяча. Мой инженер — человек порядочный, свое слово он, как видишь, сдержал.

Водопроводный служащий взял деньги, засунул папку под сюртук и заспешил в управление. По дороге он на мгновение остановился, проверил сохранность документов и побежал дальше.

Через час похищенные планы вновь лежали на своем месте в кладовой.

А полицейский Глаус на следующий день получил отпуск, попрощался со своими товарищами и сообщил им, что собирается в Гамбург, навестить родную сестру.

О настоящих своих планах Глаус никому не рассказывал. А были они самыми радужными: после нервных и неприятных недель он решил как следует отдохнуть.

Путь его лежал в Париж. В Гамбурге Глаус впервые в жизни обзавелся модным костюмом, явился в бюро путешествий и заказал себе плацкарту первого класса до французской столицы.

Своим шумом, блеском, красивыми женщинами Париж ошеломил Глауса.

Вечера он проводил в барах и дансингах Монмартра, щедро сорил деньгами, угощал мало знакомых людей. Наблюдательная ресторанная прислуга гадала, кем мог быть этот немецкий господин. Одни высказывали предположение, что это прогоревший управляющий какого‑то имения, другие утверждали, что это проворовавшийся банковский кассир. Впрочем, такие подробности не имели для них никакого значения: раз немец хорошо платит, значит, у него есть для этого возможности.

В последние дни рядом с Глаусом постоянно была черноволосая красотка Ивонна, которую здесь хорошо знали. Она глядела на щедрого немца влюбленными глазами, и это еще больше распаляло его.

Енике сдержал свое обещание. Встретившись с Элерсом в очередной раз, он полез в карман и вытащил оттуда пачку денег,

— Вот тебе три тысячи. Думаю, этого тебе хватит и на свадьбу.

Элерс благодарно сжал руку своего спасителя.

В тот вечер они, как всегда, крепко выпили. Когда пришло время уходить из ресторана, Енике спохватился:

— Да, чуть не забыл. Ведь мне нужна расписка. Я тебе говорил: наследство еще до конца не оформлено. Им распоряжается один дотошный тип, он каждый раз требует бумажку. На, подпиши это…

И он протянул Элерсу какой‑то длинный бланк.

Вдребезги пьяный сигнальщик механически поставил свою подпись в указанном месте и, качаясь, пошел к выходу.

Енике аккуратно сложил бланк, спрятал его в бумажник и поспешил вслед за ним.

В жизни Элерса и его возлюбленной снова наступили счастливые дни.

Они окончательно обосновались на новой квартире, невеста купила роскошные занавеси.

Свадьба была назначена через два месяца.

В один из дней в дверь их квартиры раздался аккуратный стук.

Элерс открыл: на пороге стоял хорошо одетый широкоплечий господин, которого он видел впервые.

— Я к вам по делу, и весьма неприятному. Посмотрите, пожалуйста: это ваша подпись?

Незнакомец протянул Элерсу длинный бланк. В самом низу сигнальщик узнал знакомые каракули.

— Да, это подписал я.

—Дело в том, что срок данного векселя истек. Вы обязаны немедленно уплатить три тысячи марок.

При слове «вексель» Элерсу стало дурно.

Незнакомец обстоятельно объяснил ему, что произойдет, если он не сможет в ближайшие дни выплатить всю сумму. Сперва судебный пристав опишет его имущество, а затем из его жалованья будут вычитать весьма значительную часть.

— Интересно, о чем вы думали, когда занимали эти деньги? Как собирались расплачиваться? Знаете, чем это пахнет? Подлогом, мой друг, подлогом. Тут немудрено и в тюрьму угодить…

Элерс потерял дар речи. Смутное чувство тревоги все эти недели не покидало его, но как человек, не привыкший особенно вникать в вопросы нравственного порядка, он слепо полагался на судьбу.

Усевшись в кресло, незнакомец рассказал, что вексель этот он купил у одного знакомого, поскольку тому нужны были деньги. Купил потому, что вахмистр Глаус рекомендовал Элерса как чрезвычайно порядочного человека.

— Но при чем тут Глаус? — забормотал сигнальщик. — Ведь я имел дело с Енике. Он же должен получить наследство.

Незнакомец рассмеялся.

— Ах, как вы доверчивы, мой друг! Наследство Енике вовсе не так велико. Да и получит ли он его — большой вопрос… Честно говоря, я могу не настаивать на немедленной уплате, поскольку в деньгах не нуждаюсь. Однако и терять своего, как вы понимаете, мне не хотелось бы. Надо найти какой‑то выход.

В душе Элерса затеплилась надежда.

— Но какой… какой же тут может быть выход? У меня ничего нет… кроме этого… — Элерс обвел глазами комнату, которую они с невестой так любовно обставляли.

— Позвольте, я все же осмотрю вашу мебель: мне хотелось бы оценить ее хоть приблизительно.

Незнакомец прошелся по комнатам, делая короткие записи. Потом вернулся на свое место. Глянув в окно, он произнес:

— Кстати, вон идет вахмистр Глаус. Пригласите его сюда.

Элерс выскочил на улицу и вернулся вместе с Глаусом.

— Ну, Глаус, и в милое же дело вы меня впутали! Вы мне говорили, что господин Элерс вполне платежеспособный и порядочный человек, а между тем все обстоит вовсе не так.

После поездки в Париж Глаус стал свободнее и раскованней.

— Господин Петерсен, — обратился он к незнакомцу. — Я ведь знаю — вы человек богатый. Мой друг из водопроводного управления при каждой встрече вспоминает о тысяче марок, которую вы, в сущности, подарили ему. Нельзя ли и Элерсу чем‑нибудь помочь? Он будет благодарен вам по гроб жизни.

— Не знаю, не знаю… — Петерсен задумчиво прошелся по комнате. — Впрочем…

Казалось, его осенила догадка. Элерс напрягся в ожидании.

— Есть у меня друг, он, к сожалению, сугубо гражданский инженер. Имя его вам безразлично. Так вот, он увлечен интереснейшими идеями. Разрабатывает план военного судна, который хочет предложить правительству. Сам я в этом деле не силен, а помочь ему хочется. Особенно занимают его две вещи. Первая — это система водоснабжения судна, вопросы гидравлики. А вторая — он убежден, что может в значительной степени упростить систему судовой сигнализации. Вся беда, как я уже сказал, в том, что он инженер гражданский. Он боится, что военные просто засмеют его с этими идеями.

— Но в гидравлике… я ничего не понимаю… — Элерс беспомощно развел руками.

— Ваши знания, господин Элерс, тут вовсе не потребуются. Задача состоит в другом. Я могу вызвать этого человека — он живет под Берлином — а вы дадите ему возможность взглянуть на чертеж вашего крейсера. Заодно покажете ему и сигнальную книгу, чтобы он не попал впросак.

Элерс похолодел. Но он понимал: выхода для него уже не было.

В благодарность за помощь Петерсен обещал ему уничтожить вексель и заплатить еще пять тысяч марок.

В германском генеральном штабе была большая тревога.

Из Лондона пришла секретная телеграмма от одного из агентов в Англии.

Расшифровка ее привела всех в ужас.

Согласно полученной информации, в руках у англичан оказалась сигнальная книга германского военного флота и чертежи самого быстроходного по тем временам крейсера «Фон дер Танк».

…Некоторое время спустя один опытный комиссар кёльнской полиции, бывший офицер действительной службы, ехал в Париж на поиски крупного мошенника, похитителя бриллиантов.

Выйдя поутру из своего купе в коридор и направляясь в вагон–ресторан, комиссар столкнулся с довольно странным человеком.

Человек был в шелковой манишке, дорогом костюме, но внешность его явно не вязалась с этой модной одеждой.

Особенно выдавали его руки — грубые, заскорузлые.

В ресторане комиссар сел с ним за один столик. Хорошими манерами человек тоже не отличался. Ел он жадно, грубо, беспрерывно требовал пива.

Комиссар вспоминал, где он видел этого человека. И профессиональная память его не подвела: конечно же, он встречался с ним месяц назад, в том же экспрессе!

При проверке паспортов на границе комиссар стал в очередь за спиной загадочного господина. Каково же было его изумление, когда он узнал, что это… обычный полицейский.

Разыскав знакомого таможенного сыщика, он попросил его тщательнее проверить документы этого? человека. Знакомый комиссара включился в просмотр паспортов и разыграл небольшой спектакль: заявив, что фото на паспорте мало похоже на оригинал, он потребовал у того предъявить другие документы, удостоверяющие личность. Среди этих документов оказалось удостоверение, подтверждающее, что предъявителем его является вахмистр полиции Глаусу из города Вильгельмсхафена.

Комиссар задумался: во всем этом было что‑то подозрительное. Почему этот заурядный полицейский так шикарно одет? Почему он ездит первым классом парижского экспресса?

Решив по возвращении в Германию навести справки о вахмистре Глаусе, комиссар занялся в Париже порученным ему делом.

Однако спустя несколько дней он снова встретился с полицейским из Вильгельмсхафена. На порог небольшого ресторанчика вахмистр Глаус прощался хорошенькой черноволосой парижанкой. Глаус ушел, а девица вернулась в зал. Комиссар поспешил за нею. Вместе с ним был его французский коллега, с которым он расследовал дело о бриллиантах.

Вскоре они уже сидели за одним столиком втроем: прелестная Ивонна сама, без особых просьб, рас сказывала о приятеле, с которым только что простилась. По ее мнению, это очень богатый человек. За последнее время он приезжает в Париж уже второй раз, осыпает ее дорогими подарками, ежевечерне кутит в дорогих заведениях.

Из простодушного рассказа Ивонны комиссар узнал, что первая поездка Глауса в Париж оборвалась совершенно неожиданно: его куда‑то вызвали экстренной телеграммой.

— Эту телеграмму на память о нем я сохранила у себя за зеркалом…

Когда Ивонну кто‑то пригласил потанцевать, комиссар сказал своему французскому знакомому:

— Сделайте так, чтобы эта телеграмма оказалась у меня. Мне необходимо ее посмотреть.

Француз не замедлил выполнить просьбу коллеги. Едва Ивонна вернулась к столику, он показал ей свой должностной значок агента, чем вызвал у нее настоящий столбняк, и сказал, что от нее требуется лишь одно: немедленно принести спрятанную за зеркалом телеграмму.

Текст телеграммы ничего комиссару не объяснил. Он был краток и категоричен: «Прошу немедленно возвратиться. Петерсен».

Телеграмма была подана в Вильгельмсхафене.

Когда комиссар в Кельне явился к начальству с докладом о своей поездке в Париж, среди прочего он рассказал и о странном полицейском, разъезжающем в вагоне первого класса.

Показанная им телеграмма ошеломила начальника кёльнской сыскной полиции:

— Вы сами не понимаете, на какой след напали! Это чудовищная история! Невиданное предательство!

Через секунду перед комиссаром лежало строгое предписание германского генерального штаба. В нем говорилось о том, что английским агентам удалось выведать секретнейшие материалы германского военного флота. Утечка информации произошла в Вильгельмсхафене. Немецкие агенты в Лондоне установили, что главной фигурой в этом деле является человек, называющий себя Петерсеном.

Комиссар был немедленно откомандирован в Берлин. Из Берлина с группой сыщиков его направили в Вильгельмсхафен.

Разыскать вахмистра полиции в небольшом прибрежном городке оказалось нетрудно. За ним была установлена постоянная слежка.

Как и прежде, Глаус проводил вечера вместе со своими друзьями Енике и Элерсом. Иногда к ним присоединялся полицейский Зур.

Агенты быстро установили, что у этой компании большие деньги, что Элерс обставил свою квартиру явно не по средствам.

В одну из ночей, следуя за Глаусом, агенты подошли к небольшому домику на краю города. Адрес этот был взят ими на учет.

Держа свою слежку в тайне от местной полиции, комиссар решил действовать оперативно. Глаус, Енике и Элерс были арестованы.

Первым решили допросить Элерса.

Испуганный сигнальщик сразу же во всем признался. Да, это он похитил чертежи крейсера и книгу военных сигналов. Но он думал, что они нужны господину Петерсену для его приятеля.

— Петерсену?

— Ну да. Так представился этот господин. Я видел его всего два раза. Господин Глаус знает его гораздо лучше. Он доставал для него планы водоснабжения Вильгельмсхафена, — я сам слышал, как они об это говорили…

В тот же вечер дом на окраине города был окру жен группой сыщиков. Но в первую ночь слежка ничего не дала. Свет в окнах не горел, никто сюда не приезд жал.

Утром решили разыскать полицейского Зура. Но тот скрылся. Видимо, он каким‑то образом узнал об аресте своих приятелей. Комиссар был обеспокоен: если Зур так тесно связан с этой компанией, он может предупредить и Петерсена.

Дом по–прежнему был под непрерывным наблюдением.

На третью ночь возле калитки остановился автомобиль. Из него вышли четыре человека: трое мужчин и женщина. Быстрыми шагами они прошли по саду и скрылись в доме.

Взяв с собой несколько человек, комиссар с револьвером в руках подбежал к двери и постучал в нее.

Ответом было гробовое молчание. Стали дергать звонок, снова стучать. Дверь оставалась запертой. Тогда комиссар, выбив окно, с двумя агентами влез внутрь дома. За ними поспешили остальные.

Дом был пуст. Все внутренние двери были открыты, но обнаружить кого‑либо не удалось.

Одна комната, на втором этаже, оказалась на замке. Под напором дюжих плеч она вылетела со второго удара. Когда включили свет, выяснилось, что здесь было что‑то вроде фотолаборатории. С потолка спускались сильные электрические лампы, на столе стояла съемочная аппаратура.

Комиссар с помощниками вновь пробежал весь дом. Двоих он направил осмотреть крышу, а сам спустился в подвал. Но и здесь была тишина. Луч ручного фонаря высветил пустые стены.

Внимание комиссара привлекла небольшая тумба, чуть отодвинутая от стены. В таких тумбах обычно хранят бутыли с вином. Комиссар резким движением опрокинул ее и увидел в стене отверстие, высотою чуть ниже человеческого роста.

Позвав с собой двух помощников, он ринулся в проем. Подземный ход оказался длинным — не менее ста метров. Он привел их в такой же подвал. Поднявшись наверх, они оказались в соседнем доме. Но и тут поиск не дал никаких результатов. Наружная дверь дома оказалась приоткрытой.

Комиссар был подавлен.

Он прекрасно понял, что произошло. Те, кого он преследовал, бежали через подземный ход и, пока комиссар и его сыщики рыскали по дому, преспокойно скрылись.

Но еще большее огорчение ждало комиссара по возвращении в отель: час назад из‑под охраны бежал вахмистр Глаус.

Как позже выяснилось на следствии, охранник плохо запер замок, и арестованный мгновенно воспользовался этим. Случайные прохожие видели его садящимся в автомобиль, за рулем которого сидел человек, по внешнему описанию напоминавший Петерсена.

Следы Глауса были обнаружены месяц спустя.

Немецкие агенты в Лондоне выяснили, что он живет в одном из пансионов британской столицы.

Кёльнский комиссар отправился в Лондон и обратился к англичанам с просьбой о выдаче Глауса. Скотланд–Ярд поначалу сопротивлялся: видимо, ему было известно о том, что сделал этот немецкий полицейский для Англии. Комиссар, любезно улыбаясь, объяснил, что речь идет об аресте и выдаче вовсе не шпиона (согласно международному праву шпионов не выдают), а уголовного преступника, против которого имеются неопровержимые улики. Фотографический снимок, сделанный во дворе пивоваренного завода в Вильгельмсхафене (комиссар нашел его при обыске дома Петерсена), и тут сослужил свою службу. После его предъявления англичане больше не стали возражать, и Глаус был арестован.

Его привезли в Германию.

Германский суд приговорил Глауса, Енике и Элерса к шести годам тюрьмы.

Информация об этой сенсационной шпионской афере обошла многие газеты мира.

А 11 февраля 1912 года берлинская газета «Моргенпост» опубликовала следующее сообщение:

«Согласно полученным нами сведениям, на днях смещены со своих должностей все сотрудники полиции города Вильгельмсхафена. От полицейского управления промышленной области затребованы самые подробные сведения о лицах, назначаемых на места смещенных».