Довоенный быт.

Теперь я отступлю назад, в начало тридцатых годов и расскажу о довоенном быте на примере нашей коммунальной квартиры.

В квартире было восемь комнат, в которых проживали семь семей, количество жильцов колебалось от 18 до 23. На всю эту команду были один туалет, одна ванная комната и одна довольно просторная кухня. В кухне была установлена плита с конфорками, которая могла топиться дровами.

Дело в том, что этот дом был построен в 1912 году как доходный. Об этом я как-то узнал из статейки в газете «Ленинградская правда». Там была рубрика «Пулковский меридиан» и в ней приводились довольно подробные данные о Петербурге, Ленинграде, описывались истории отдельных зданий. Вот и наш дом удостоился чести попасть в эту рубрику. Схема, по которой можно было снять жилье в доходном доме, была следующая.

Обычно какая-то женщина арендовала у владельца дома квартиру, а дальше она эту квартиру полностью или по комнатам сдавала жильцам.

Жильцы расплачивались непосредственно с этой женщиной-хозяйкой, а она в свою очередь рассчитывалась с владельцем дома. Часто бывало, что арендаторши квартир брали на себя функции кухарки, то есть готовили еду для жильцов, для этого и имелась на кухне плита.

В наше время в доме была только холодная вода, а когда дом построился, в нем была и горячая вода. Дело в том, что этот дом строился с учетом всех технических достижений, которые на тот момент внедрялись в жизнь.

В доме была своя кочегарка, от которой работала система водяного отопления, также была оборудована в подвале собственная прачечная.

На кухне были две раковины и в каждой по два крана – из одного текла холодная вода, из другого горячая. После революции собственную кочегарку ликвидировали, что касается отопления, дом подключили к городской системе центрального теплоснабжения, а горячее водоснабжение проводить не стали, поэтому мы жили только с холодной водой. Прачечная в доме осталась, ее переоборудовали на

дровяное отопление. То есть в отношении горячего водоснабжения был сделан шаг назад.

В коммунальной квартире главное, конечно, места общего пользования, а из них – это кухня. О плите я уже говорил, ее не топили, так как дровами специально ради нее не запасались, а использовали плиту как стол. Она была застелена клеенкой, и на нее ставились примусы, керосинки и прочие атрибуты быта того времени. Жильцы, которым не досталось места на этой плите, поставили по периметру кухни свои столики. Таким образом все размещались и готовили себе еду. Основными нагревательными приборами на кухне являлись примусы и керосинки, они имелись у каждого жильца.

Может быть не все знают, что такое примус, хотя туристы знают. В модифицированном виде небольшие походные мини-примусы существуют и сейчас. Они работают на бензине. Принцип их действия тот же самый, что и у старых кухонных. Примус представлял собой треножник, внизу на этих ножках укреплен бак емкостью примерно 1-1,5л, который заполнялся керосином. В верхней части треножника была установочная площадка, на нее ставились кастрюля, сковорода или чайник. В центре бака с керосином была впаяна трубка, опускавшаяся почти до донышка бака и поднимавшаяся вверх на несколько сантиметров. Наверху

трубка имела резьбовой конец, к которому была привернута горелка. После залития керосина корпус закрывался герметично завинчивающейся крышечкой , с помощью вмонтированного в корпус насоса в пространстве над залитым керосином создавалось давление воздуха. Горелка была снабжена тоненьким ниппелем с диаметром отверстия в десятые доли миллиметра. Таким образом, если накачать примус, то сжатый воздух начинает выдавливать керосин через тоненький ниппель и из него поступает под давлением тоненькая струя керосина, можно ее зажечь и она будет гореть, но в этом случае огонь будет плохой, будет копоть. Принцип действия примуса несколько другой. Дело в том, что под горелкой размещался небольшой поддончик типа жестяного блюдца. Для того, чтобы зажечь примус, сперва туда наливали денатурат ( технический спирт, окрашенный в голубой цвет, чтобы не перепутать его с питьевым спиртом) и поджигали его. Денатурат сгорал в блюдечке без копоти, раскалял горелку, отчего керосин в каналах горелки превращался в пар и из ниппеля выходила уже струйка газа, которая равномерно распределялась по устройству горелки и образовывала огненную розетку, очень похожую на розетки современных газовых плит. На таком примусе можно было быстро приготовить пищу или согреть воду.

Другое дело, что керосин часто продавался невысокого качества, отчего засорялся ниппель, но на этот случай были специальные иголочки с ручкой для прочистки ниппеля, а также можно было этот ниппель менять.

Что касается керосинки, то по принципу действия она почти не отличается от керосиновой осветительной лампы, которую, видимо, все знают. В керосиновой лампе зажигается фитиль в горелке, потом сверху ставится стекло специальной формы, которое организует поток воздуха через горелку. Воздух поступает в стекло через отверстия внизу горелки, нагревается фитилем и уходит вверх. Организуется поток воздуха, поэтому фитиль горит, не коптя, и лампа дает свет. Точно также работает и керосинка, разница только в масштабе – обычно у керосинок два , а бывает и три фитиля, параллельно расположенных. Фитили эти гораздо мощнее, т. е. шире, чем у керосиновой лампы.

Керосиновые лампы подразделялись на пяти, семи и десятилинейные. Напрашивается сравнение с винтовкой Мухина, которую еще называли трехлинейкой. Оказывается, линия – это одна из ненормированных единиц длины, одна линия соответствует 2,54мм. Поэтому, если речь идет о винтовке-трехлинейке, надо 2,54мм умножить на 3, получается 7,62мм – это калибр винтовки и ,соответственно,

диаметр пуль, которые вылетали из ее дула. Аналогично можно посчитать ширину фитилей в миллиметрах, например, у десятилинейной лампы ширина фитилей была 25,4мм или 2,5см. Что касается керосинок, то там фитиль имел ширину по крайней мере 12см, а вместо стекла был железный раструб, в котором имелось окошечко, покрытое слюдой, через него можно было наблюдать равномерно ли горят фитили и рукоятками каждый фитиль индивидуально регулировать.

Керосиновых лавок, где разливали керосин, было много и дефицита керосина не возникало. Правда, частенько в дефиците оказывался денатурат для разжигания примусов, в чем, вероятно, были виноваты пьющие граждане, которые его потребляли не по назначению. Кроме того был экзотический способ доставки керосина. Привозили на прицепе автоцистерну, она останавливалась часто напротив нашего окна, продавец ходил между домами и с помощью дудки оповещал всех, что керосин прибыл. Таким же способом в начале тридцатых годов развозили и горячую воду. Купить ее было проще и дешевле, чем нагревать. У нас был большой пятилитровый эмалированный чайник ( потом в блокаду я возил в нем воду из Невы на саночках), с которым кто-нибудь из нас ходил за кипятком. Это избавляло от необходимости лишний раз находиться на кухне.

Поскольку жильцов на кухне было много, чаду от всех этих керосинок и примусов было не избежать и приходилось почти всегда держать открытой фрамугу для поступления свежего воздуха.

Теперь - об электричестве. В то время оно было напряжением 120 вольт. С одной стороны , это менее опасно при случайном прикосновении к оголенному проводу, чем при напряжении 220В, но с другой стороны, это не экономно, при этом нагреваются провода. Помимо отсутствия экономии, это еще и опасно. Представьте себе, что в коридоре идет общая проводка, причем проводка тогда была только открытая, она разветвляется по комнатам, а в комнате, например, люди включили электрическую нагревательную плитку.

Стандартная нагревательная мощность таких плиток была 600Вт. Если одновременно включалось несколько плиток, ток получался большой, и подводящие провода, особенно до разветвления, сильно нагревались.

По этой причине бывали и пожары, так как проводка высыхала, и происходили короткие замыкания. Такие неприятности несла электрическая проводка того времени.

Расскажу такой эпизод о том, что я тоже не без греха. Было мне тогда лет пять. Однажды, когда бабушка ушла в магазин, и я остался в комнате один, я решил исследовать

электрическую штепсельную розетку, которая меня всегда сильно интересовала своим устройством. Я достал циркуль и сунул его в таинственные две дырочки розетки. Естественно выскочила искра , и свет погас, то есть я устроил короткое замыкание. Потом пришлось менять пробки. Никто из женщин не знал, где на общем щитке находятся пробки, относящиеся к нашей комнате. Пришлось приглашать электромонтера, а я получил взбучку и на будущее хороший урок. Потом, когда я повзрослел, то уже сам решил навести порядок в электропроводке нашей квартиры. Я взял шефство над общим электрощитом, находящимся в кухне, установил каким конкретно комнатам принадлежат плавкие предохранители (пробки), сделал соответствующие надписи. В случае надобности я сам покупал и менял пробки всем жильцам. Вот таково было мое первое знакомство с электричеством.

Плитки того времени были не такие, как сейчас. Они были с открытой спиралью, спирали эти окислялись на воздухе и часто перегорали. Спирали укладывались в желоба на толстом керамическом диске, при замене перегоревшей спирали ее нужно было очень аккуратно и равномерно натягивать, чтобы местами не возникало перекаливания спирали.

Плитки были не безопасны. Если спираль вылезала из желоба, можно было получить поражение током. Что касается радиотрансляции, она была. В настоящее время передачи радиотрансляционной сети мы слушаем с помощью динамика. А в довоенное и в первое время после войны передачи транслировались с помощью репродукторов. Репродуктор имел вид черной тарелки диаметром 25-30см. Были настенные и настольные варианты. Репродуктор состоял из диффузора. Это тупоугольный конус, отштампованный из черной плотной гофрированной бумаги и электромагнитика, соединенного с центром диффузора тягой. На электромагнитик подавалось напряжение радиотрансляционной сети и его колебания передавались диффузором. Звучание репродуктора было хорошее. Кроме того у многих дома были приемники. Конечно, они были ламповые, на длинные и средние волны. В те времена промышленных помех было меньше, чем сейчас, поэтому приемники принимали сигналы хорошего качества, причем из отдаленных районов.

Когда началась блокада, поступил приказ сдать все приемники на временное хранение. Организовано это было в складских помещениях Гостиного двора.

Но, к сожалению, потом там был большой пожар, и все приемники сгорели.

Были еще патефоны – механические проигрывающие устройства, на них слушали пластинки. Для этого надо было рукояткой завести пружину, начинала вращаться подложка с пластинкой и на нее устанавливался поворотный рычаг с головкой, у которой была механическая тоненькая мембрана и стальная иголка. Иголки были сменные. Когда пластинка начинала вращаться, надо было аккуратно опустить иголку в канавку на пластинке. Иголка передавала колебания записанных мелодий или песен с рельефа канавок пластинки на механическую мембрану головки. Мембрана колеблется, и раздается звук, вполне приличный, но, конечно, уступающий по качеству звуку от более поздних электрических проигрывателей и тем более современных музыкальных стереосистем. Хотя по тем временам и это было хорошо.

Я помню, что патефона у нас не было, но он был у соседей, с которыми мы имели маленькую общую прихожую. Соседи часто заводили пластинки. Я очень любил старинную песню «Кочегар» в исполнении Леонида Утесова, и когда ее проигрывали, я тихонько вставал под дверью и наслаждался пением знаменитого артиста.

В начале блокады или даже немного раньше вышло распоряжение властей о том, что граждане должны сдать все подвижные средства, то есть велосипеды, мопеды, мотоциклы на временное хранение. Я думаю, что в

батальоне связи мы ездили именно на таких велосипедах, взятых у населения, так как все они были разнокалиберные, даже двух одинаковых не было.

Наконец, несколько слов о стирке. До войны не было таких общественных прачечных, которые в изобилии появились после войны. Вполне возможно, что в Петербурге они есть и сейчас, так как коммунальные квартиры до сих пор существуют, а поставить каждому жильцу свою стиральную машину в такой квартире не реально.

Нашему довоенному дому повезло, поскольку, как я говорил, в подвале была прачечная, в которой в качестве топлива использовались дрова. Были чаны для кипячения воды, для стирки, для полоскания. Моя мама там стирала по мере накопления грязного белья. Для этой цели она периодически покупала дрова, которые хранились там же, в подвале. С этими дровами нам несказанно повезло. Дело в том, что она купила два кубометра хороших березовых дров непосредственно перед войной. На этих дровах мы и жили первую страшную блокадную зиму. В начале блокады появились умельцы, которые быстро делали печки-буржуйки из кровельного железа и жестяные трубы к ним, мама и купила такую печку. Мы установили печку в комнате, трубу вывели через окно на улицу и топили, аккуратно расходуя дрова.

На этой же печке кипятили воду и что-то варили, если было что. Продержались мы таким образом до апреля, до того времени, когда мы с мамой ушли на фронт, а бабушка к тому времени умерла.

Выстиранное в нашей прачечной белье развешивали сушить на чердаке.

Лифт тогда не работал, и мы на себе таскали тяжелое белье на шестой этаж (после войны лифт реанимировали, так что сейчас он работает).

Прачечная работала по расписанию, то есть каждый, кто хотел стирать, заранее записывался на определенную дату. Списки составлялись управдомом. Внеурочно использовать прачечную не разрешалось.

А теперь выйдем за пределы парадной нашего дома и посмотрим, что же творится в городе. Прежде всего, если мы пройдем мимо новостройки, то не увидим громадного башенного крана, который перемещается по рельсам и перемещает все грузы наверх. Весь строящийся дом окутан деревянными строительными лесами, по ним снуют рабочие, которые везут тачки с кирпичом, раствором и другими стройматериалами. Вот такая разница.

Теперь посмотрим, какой же транспорт преобладает в городе. Давно было известно, что Ленинград – самый трамвайный

город в мире. Не знаю, насколько это верно , но такую оценку я слышал не однократно.

Действительно, трамвайных маршрутов было множество, и по всем главным проспектам города ходили трамваи. Трамваи были разные. Большие красные вагоны с автоматическими дверями – так называемые американские трамваи. Были двухосные короткие вагоны с открытыми площадками. Метро тогда не было, троллейбусов было мало, троллейбусные линии можно было пересчитать по пальцам. Пожалуй, самый известный троллейбусный маршрут проходил вдоль Невского проспекта, и еще во многих книгах, описывающих блокаду, приводится фотография троллейбуса, вмерзшего в лед и полузаметенного снегом на Невском, и над ним сиротливо торчат токосъемники – троллеи.

Были и автобусы, но опять же их было немного, и они были небольшой вместимости, поэтому в часы пик все трамваи были буквально обвешаны

гирляндами пассажиров, которые не смогли войти в вагон. Люди ехали с риском для жизни, чтобы не опоздать на работу. Особенно это было актуально перед войной, когда вышел указ об укреплении дисциплины и в нем говорилось, что опоздание на работу на 20 минут уже подсудно.

Была и экзотика. Вечер, стемнело, ты стоишь на остановке в ожидании трамвая и издали видишь, что приближается какой-то трамвай, номера еще не видно, но видны два разноцветных огонька. Эти два электрических фонарика со светофильтрами разного цвета всегда были укреплены наверху моторного вагона трамвая. Цвет огоньков соответствовал определенным маршрутам. Например, я до сих пор помню, что у трамвая маршрута №3 были красный и зеленый огоньки, а у маршрута №6 – два синих огонька.

В наше время трамвайных маршрутов в Петербурге становится все меньше и меньше, и романтика разноцветных огоньков в вечернее время уходит в прошлое, так же как на железной дороге уходит в прошлое романтика перестука вагонных колес. Вспомните, как в известной песне о Родине из кинофильма «Щит и меч» Марк Бернес спрашивает: «С чего начинается Родина?» и отвечает – « со стука вагонных колес». Так вот теперь в практику все больше входит бархатный путь, в котором перестук колес отсутствует.

Вот так обстояло дело с городским транспортом.

Теперь заглянем в продовольственный магазин. Зайдем в бакалейный отдел, где продаются крупы, макароны, сахарный песок и так далее. Мы не увидели бы тогда разовых упаковок, весь товар находился в лотках. Продавец, а тогда, в основном, это были мужчины, стоит наизготовку с совком в

руках. Совок большой алюминиевый, с деревянной ручкой. Вы просите взвесить килограмм сахарного песка. Продавец ставит гирю на гиревые чашечные весы, профессиональным движением сворачивает фунтик из упаковочной бумаги и насыпает в него песка немного меньше, скажем 900-950граммов. Кладет фунтик с песком на свободную чашку весов, а потом, потряхивая совок, доводит вес до килограмма. Вот так продавался товар в бакалее. В молочном отделе все продавалось в многоразовой стеклянной таре – молоко, кефир в бутылках, сметана в баночках. Кроме того молоко, растительное масло, сметана продавались на разлив в тару покупателя. После использования бутылки и банки отмывали и несли в пункты приема стеклотары. С одной стороны это кажется неудобным, так как создает определенные сложности и для продавцов и для покупателей, а с другой стороны, тогда было мало мусора за счет тары. А используемая тогда упаковочная бумага, которая выбрасывалась, в отличие от современных пластиковых пакетов, никакой угрозы экологии не представляла, так как под действием дождя и воздуха быстро разлагалась на свалках. Прежние свалки не росли с такой быстротой и размахом, как сейчас. Хотя, надо сказать, в последнее время хоть что-то делается для защиты окружающей среды. Например, в Новгороде есть места, где можно сдать отработавшие батарейки. А вот сдача

ртутьсодержащих приборов, люминесцентных ламп затруднена. Ты должен где-то разыскивать предприятие «Меркурий», узнавать распорядок работы и еще заплатить деньги за сдаваемые приборы. Отсутствие нужной информации и простоты в сдаче вторичного сырья приводит к тому, что все это попадает на свалки и отравляет воздух, землю, воду.

Так что в отношении защиты окружающей среды раньше были определенные плюсы.

Довоенный и послевоенный Ленинград славился хорошей уборкой улиц зимой. Даже в снежные зимы на улицах города было чисто, хотя в то время не было таких снегоуборочных машин как в наши дни. На улицах можно было встретить отапливаемые снеготаялки, на которые загружался снег, он таял, а вода стекала в городскую канализацию. Наряду с этим снег вывозился за город на грузовиках. Вот такие картины можно было увидеть в довоенном Ленинграде, выйдя из парадной своего дома. На этом я, пожалуй, закончу свое повествование. Тема эта необъятная, рассказывать можно о многом.

Каждый, прочитав мои заметки, вспомнит что-то свое и в результате возникнет такая глобальная картина, что же было в те времена.