II. Закон противоречия

(“Никакое суждение не может одновременно быть истинным и ложным»)

Закон противоречия в классической, аристотелевской формулировке, предложенной в его труде “Метафизика” как формулировка главного логического принципа, выглядит следующим образом: “Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же в одном и том же смысле”. Говоря более современным языком, суждение и отрицание этого суждения не могут быть одновременно истинными в силу возникающего между ними противоречия.

Данный закон предохраняет говорящего и слушающего от “тупиковых” ситуаций, когда по поводу одного и того же предмета высказываются два прямо противоположных суждения (имеются в виду риторически безысходные случаи типа “речка движется и не движется”, “песня слышится и не слышится”).

Как практически установить, например, что суждение типа “Все женщины праведницы” не может быть одновременно истинным и ложным? Для этого удобно, скажем, развернуть его в два суждения-аргумента, реализующие истинное и ложное значение суждения по отдельности.:

§ Все женщины праведницы

§ Все женщины грешницы

Из “аргументов” этих не следует никакого вывода: рационального тезиса, который мог бы поддержать эти “аргументы”, не существует по той причине, что об одном и том же понятии однавременно высказываются два прямо противоположнве суждения.

Однако если рассматривать два приведённые выше “аргумента” как высказывания, принадлежащие двум разным лицам, ни одним из двух лиц закон противоречия не нарушается, поскольку у двух разных лиц наличие двух разных точек зрения по одному и тому же поводу вполне возможно.

Обсуждать соблюдение закона противоречия применительно к двум (или более) суждениям имеет смысл лишь тогда, когда суждения, кроме того, что они высказаны одним и тем же лицом,

а) касаются одного и того же объекта (или одной и той же группы объектов);

б) характеризуют объект с одной и той же стороны (или в одном и том же отношении);

в) соотнесены с одними и теми же пространственно-временными условиями.

Ср.:

а) Закон противоречия запрещает сообщения типа "А₁ и А₂ полезны и неполезны", но не запрещает сообщений типа "А₁ полезно, А₂ неполезно". Иными словами, прямо противоположные суждения по поводу предметов, взятых из разных областей, не подлежат оценке с точки зрения закона противоречия. Если я в своем сообщении характеризую накопительство как порок, то это не означает, что я тем самым обязываю себя квалифицировать и бережливость как порок.

б) Закон противоречия запрещает сообщения типа "А полезно в качестве А₁ и неполезно в качестве А₁", но не запрещает сообщений типа "А полезно в качестве А₁ и неполезно в качестве А₂". То есть суждения, характеризующие предмет в разных отношениях, также не подлежат оценке с точки зрения закона противоречия. Так, например, я вполне могу утверждать, отнюдь не впадая при этом в противоречие, что кофе полезен при низком давлении, но не полезен при высоком.

в) Закон противоречия запрещает сообщения типа “А, взятое в координатах А₁, полезно и А, взятое в координатах А₁, неполезно", но не запрещает сообщений типа "А, взятое в координатах А₁ полезно; А, взятое в координатах А₂, неполезно".

Дело в том, что суждения, противоположным образом описывающие один и тот же предмет применительно к разным пространственно-временным условиям, не нарушают закона противоречия. Скажем, пользу ЛСД некоторое время назад на Западе видели в том, что введение его в организм психически больных давало возможность медикам изучать механизмы расстройств психики. В настоящее время ЛСД считается крайне вредным наркотиком, как раз и вызывающим психические расстройства.

Итак, закон противоречия подразумевает, что суждение и его отрицание не может быть одновременно истинным. И, если же в высказывании присутствуют оба момента, оно оказывается несостоятельным как суждение¹.

¹ См., например, серию несостоятельных суждений в кн. "Между двух стульев": "– Ну что ж... - начал [Пластилин Мира] и сам же себе ответил: – Да ничего! Случилось то, чего не случалось, а если и случалось, то другое. Среди нас нашелся тот, кого нe было среди нас, но оказалось, что был. Это, как говорится, и радостно и грустно. Грустно потому, что его не было, а радостно потому, что оказалось, что был. Теперь у нас есть все основания сказать, что нет никаких оснований говорить, будто герои перевелись в наше время. Они, конечно, перевелись - и никто с этим не спорит, однако сегодня мы видим перед собой настоящего героя. Разумеется, в нем нет ничего от героя, но он герой, несмотря на это. То, что он герой, незаметно с первого взгляда. И со второго. И с третьего. Это вообще незаметно. Встретив его на улице, вы никогда не скажете, что он герой. Вы даже скажете, что никакой он не герой, что - напротив – он тупой и дрянной человечишка. Но он герой – и это сразу же бросается в глаза. Потому что главное в герое – скромность. Эта-то его скромность и бросается в глаза: она просто ослепляет вас, едва только вы завидите его. Он вызывающе скромен. Он скромен так, что производит впечатление наглого. Но это только крайнее проявление скромности. Стало быть, несмотря на то, что в нем нет ничего, в нем есть всё, чтобы поцеловать Спящую Уродину и пробудить Её ото сна. Я бы мог ещё многое добавить к сказанному, но добавить к сказанному нечего" (Клюев E.В. Между двух стульев. − М.: Педагогика-Пресс, 1997, с. 70.)

При этом важно иметь в виду, что к реальным противоречиям, или противоречиям в действительности, закон противоречия не имеет фактически никакого отношения. Сфера его действия - речевая практика.

Впасть в противоречие значит поставить себя перед необходимостью признать, что ты утверждаешь и отрицаешь одно и то же. Другого выхода из противоречия не существует: То и дело предпринимаемые в речевой практике попытки выйти из противоречия путём его сглаживанияфактически принадлежат к разряду запрещённых речевых ходов, хотя "механика" этого хода хорошо известна. При необходимости сгладить противоречие говорящие, как правило, ограничивают область приложения суждений.

В качестве примера можно было привести хотя бы такой известный исторический процесс, как ничем не закончившееся строительство социализма в нашей стране. Понятно, что любой процесс невечен: рано или поздно наступает результат. В частности, строительство социализма должно было, как каждому понятно, закончиться построением социализма.

Таким образом, то и дело в истории Советского Союза возникал вопрос, построен уже социализм или ещё не построен. Вопрос этот имел принципиальное значение, ибо сразу же после построения социализма следовало приступать к построению коммунизма: вот почему разделяющая социализм и коммунизм граница должна была быть чётко обозначена.

На каком-то, уже сильно продвинутом, этапе строительства социализма объявить однозначно, что он все ещё так и не построен (притом что такая масса народу ежечасно строит его в течение многих лет!), оказалось уже невозможно. Таким образом, оставалось действительно лишь впасть в логическое противоречие, которое в конце концов и было npедлoжено “строителям”, правда, в сглаженном варианте, в виде убогих с точки зрения логики и лингвистики заявлениях: вначале − “победа социализма в нашей стране полная, но не окончательная!” и победы социализма в нашей стране полная и (теперь уже!) окончательная”.

Следующее ограничение наложить оказалось ещё труднее: язык и так трещал уже по всем швам! В конце концов в распоряжение тех же "строителей" поступила вовсе уж невменяемая формулировка: социализм дескать, в нашей стране построен полностью и окончательно, но ещё не совсем, потому что за пределами нашей страны он пока не построен. (Аналогия: в моём огороде не растут огурцы, потому что сосед пока не посадил их в своём огороде.)

К счастью, манипулировать понятием социализм в дальнейшем не пришлось. Иначе, вероятно, следовало бы начать тянуть историческое время за счёт градаций "на территории соседа": социализм в нашей стране построен полностью и окончательно, но не совсем, поскольку за пределами нашей страны он построен полностью, но не окончательно (!), и так хитроумно далее.

Неудивительно, что так сильно "расшатавшееся" понятие социализма перестало вообще иметь какие бы то ни было границы и было срочным образом выведено из употребления как семантически пустое.

Подобного рода игры на противоречиях хорошо известны истории риторики – ещё со времен софистики, которая на протяжении V в. до н.э. превратилась из "науки мудрых" (от греч. sofos – мудрый) в "науку ловких”. В основу речевой ловкости был положен провозглашённый "старшим" сoфистом Протагором принцип "человек есть мера всех вещей", злоупотребляя которым, "младшие софисты" объявили все истины и ценности относительными. При обучении молодых людей софисты стремились фактически лишь к тому, чтобы натаскать практикующихся в споре ловко защищать любую – как разделяемую, так и не разделяемую ими – точку зрения, для чего в принципе годились любые средства.

Особенно широко предлагалось пользоваться "гибкостью понятий", то есть их многозначностью, строя на этом искусственные противоречия и снимая естественные. Вот пример из дошедшего до нас в цитатах сочинения "Двоякие речи" (автор неизвестен): "Болезнь есть зло для больных, для врачей же благо. Смерть есть зло для умирающих, а для продавцов вещей, нужных для похорон, и для могильщиков благо". Хорошо известен также древний софизм под названием "Рогатый":

§ То, что ты не потерял, ты иметь

§ Ты не потерял рога

(следовательно)

§ Ты имеешьрога

Таким образом, закон противоречия (как, впрочем, и другие логические законы) даёт благоприятную почву для разного рода логических злоупотреблений и логических игр, которые тем не менее, как правило, довольно легко бывает распознать. В отличие от парадоксов софизмы, как стало принято называть мнимые доказательства, основаны лишь на некорректном использовании правил логического (семантического) вывода.