Помнить жертву

Листья были желтые и красные, сухие и жесткие. Казалось, что августовские дожди смыли с деревьев зеленую краску, и из-под нее проступила ржавчина. Коррозия осени неумолимо ползла по рощам и перелескам. Однако, несмотря на это, птичий диксиленд все еще расплетал в ветвях нити своих импровизаций.

Олег остановился у кладбищенской ограды и посмотрел на небо. Изрезанное белесыми шрамами перистых облаков, небо было чем-то твердым и холодным. Эта синяя масса дышала тем же вечным покоем, что и кладбище, укрывшееся в сосняке.

Олег прошел через калитку и пошел по песчаной дорожке, засыпанной мелким хворостом и смолянистыми шишками. Огромный табель кладбища, рыжий от палой листвы, был испещрен крестами – грустной статистикой времени. Верховный смотритель кладбища вел здесь свою игру, помечая таким образом выбывшие фигуры.

Воздух был по-осеннему резок, как сигаретный дым для некурящего человека. Он обжигал легкие и сворачивался в них в густой студенистый комок. Осень распространялась как болезнь, достигшая уровня эпидемии.

Шаг за шагом Олег ступал по кладбищенской земле, земле покоя и вечности. Странно, он не увидел ни одной похоронной процессии, как будто бывают дни, когда никого не хоронят. А, может, и вправду бывают, хотя в это и трудно поверить.

Там, за кладбищенской оградой, мир-дурак, мир-извращенец делал ходы только ему понятной игры: одних поднимал до вершин, других навсегда сбрасывал со счетов; здесь время словно остановилось, здесь находила свой финал любая игра.

В кругу молодых берез четверо могильщиков копали новую могилу. Судя по их виду, все они уже были хорошо поддатыми; желтая куча песка росла медленно, нехотя. Сорванные ветром листья падали на нее и пропадали, сливаясь желто-рыжей массой. Хрустели сучья под ногами. Олег пинал сосновые шишки и листья.

Он помнил эту дорогу наизусть. Даже среди тьмы и сырого тумана ненастной ночи он мог бы отыскать нужную могилу. Могилу, которую он будет помнить всю свою жизнь. До смерти, которая на кладбище перестает казаться таким уж далеким событием.

Поворот, сохлая трава, кучи листвы и мусора, поворот, еще поворот и трава. Кресты, кресты. Серые плиты памятников, черно-белые фотографии, как хроники чьих-то черно-белых жизней, черно-белого конца черно-белой игры.

И вот он у ограды, за которой сиротливо стоит слегка потрескавшаяся обветренная гранитная плита. Где-то наверху, среди переплетенных пальцев многорукой сосны посвистывает какая-то птица. Издалека, из ржавой бездны леса начинает монотонный крик кукушка, словно метроном отсчитывая секунду за секундой.

КОРОЛЕВ ВАДИМ МИХАЙЛОВИЧ

1960-2004

ПОМНИМ, ЛЮБИМ, СКОРБИМ

В этих нескольких строчках, в предельно коротком монологе времени, помещена человеческая жизнь и ее конец. Словно реальность на негативе фотографического слайда. Короткая вспышка молнии.

Олег присел на скамейку из влажных посеревших досок. Могильный холмик был густо засыпан палой листвой – материальным воплощением могильного одиночества. Видимо, здесь уже давно никто не бывал…

А кукушка все неистовей кричала в ржавой лесной пустоте.

- Здравствуй, - тихо сказал Олег.

Тишина. Пение птиц и крик кукушки. Шуршание ветвей, шепот осеннего леса. Скрип досок под Олегом. Молчание камней и крестов.

Олег открыл свою сумку. Достал бутылку водки. Следом бутерброд с колбасой и пластиковый стакан. Открутил крышку и подставил стакан к горлышку. Водка полилась неспешно, с характерным бульканьем. В ноздри ударил резкий спиртовой запах с примесью еще чего-то. «Наверное, паленая», - флегматично подумал Олег.

Рядом были тоже могилы. Много, много могил и надгробий. С ближайшей плиты на Олега смотрел ясными глазами мальчик, совсем еще маленький. Олег как-то видел, что сюда приходила молодая пара, видимо, родители ребенка. Красивая женщина и мужчина. А ребенку, судя по надписи на памятнике, было шесть лет, когда смерть пришла навсегда забрать его игрушки. Наверное, он чем-то болел или попал под машину. Все может быть.

Олег выпил водки и закусил бутербродом. Отметил про себя, что колбаса чуть-чуть подпортилась. А водка, похоже, действительно была паленая.

Где-то в глубине кладбища маячили неразличимые силуэты, словно фантасмагорические куклы трагикомического спектакля. Люди приходили на могилы, приходили, чтобы не забывать и помнить. Говорят, человек жив, пока его помнят…

Олег хорошо помнил Вадима. Таким, каким он был в лучшие свои годы – успешным адвокатом, человеком сильным и волевым, любимцем удачи и женщин, и таким, каким он встретил смерть – наркоманом с разрушенной жизнью.

Все люди – куклы, фигуры в игре великого гроссмейстера по имени Смерть. Вадим стал фигурой в его игре, в игре Олега. В игре, которую он специально придумал для него и в которой уготовил ему главную роль.

Были ли они друзьями? О да, конечно, они были друзьями. Они знали друг друга с детства, в школе сидели за одной партой, дружили в университете. Вадим учился на юридическом, Олег на медицинском.

Олег прекрасно помнил, как вместе они ходили на дискотеки, снимали девчонок, как один всегда уступал другому комнату, если тому негде было уединиться со своей девушкой. Он, помнил, как они курили марихуану, глубокомысленно втягивая дым, как вели потом философские, а, в сущности, бредовые беседы. Да, чего только не было в их скоротечной юности, когда еще различия между людьми не проступают четкими контурами, и жизнь не разводит бывших приятелей по разным своим полюсам.

Олег все бы отдал за то, чтобы вернуть это время. Хотя бы на день. Но этот вектор строго направлен лишь в одну сторону, и повернуть его невозможно без нарушения теорем и аксиом геометрии времени.

Жизнь – подлая штука. Одним она дает все, другим – ничего. Вадим после окончания университета за несколько лет стал известным и авторитетным адвокатом, записаться на прием к которому можно было только по большому блату; Олег, нейрохирург по специальности, был обречен влачить свое унылое существование в районной больнице на довольно-таки скудной государственной зарплате. Что-то где-то сработало не так, и его жизнь пошла совсем не по тем рельсам, о которых он мечтал.

Но это он мог бы простить любому, в конце концов, каждый – сам хозяин своей судьбы, другое дело – Марина. Марина была девушкой Олега, они вместе учились на медицинском. Это он познакомил ее с Вадимом. Лучшей женщины в своей жизни Олег не встречал.

Усталый лист сорвался с уставшего его держать дерева и упал Олегу на руку, оторвав его от нахлынувших потоком воспоминаний. Серая могила Вадима теперь была единственным напоминанием о нем. Олег налил еще водки, помял в руках недоеденный бутерброд. Залпом выпил водку, закусывать не стал. Во рту осталась неприятная жгучая горечь. Олег бросил остатки бутерброда небольшой птице, усевшейся в траве между могилами. Потом налил себе еще и выпил.

Все шло к свадьбе – по крайней мере, так думал Олег. Но не Марина. Однажды она просто ушла от него, ушла к Вадиму. Да, именно так. Не к кому-нибудь, а к его, Олега, лучшему другу. И Вадим отнесся к этому, как к чему-то самим собой разумеющемуся. Такого Олег простить не мог.

Год за годом время плело свою веревку, старательно вплетая в нее нити человеческих судеб, - Вадим с Мариной поженились, а потом Вадим ее бросил. Она была слишком маленькой птицей для него. Олег знал, что у Марины потом судьба не сложилась. Она еще дважды была замужем, но так же неудачно.

Олег так и не женился. Болото жизни засосало его всей своей грязной сырой массой, втянуло в себя, пережевало и выплюнуло. Врач в районной больнице, уважаемый человек, но не для его, Олега, амбиций. Ничтожество. Амфибия в ржавой чугунной ванне. Урод, нужный садисту-миру лишь для того, чтобы насмехаться над ним, показывать всем: вот какой он убогий неудачник.

А Вадима преследовала удача. Крупные дела, богатые клиенты, успех и уважение – все это сыпалось на него с неба. Его судьбе позавидовал бы любой. Грустная несправедливость мира здесь торжествовала вовсю.

Олег это прекрасно видел. Видел, как несимметрично расположились фигуры на игральной доске жизни. И тогда у него родился план. План той игры, которую он намеривался сыграть с Вадимом.

Он собирался убить его. Но просто убить Вадима, конечно, было мало, нужно было восстановить справедливость, а для этого разрушить успех и карьеру Вадима. Переиграть его судьбу. Сбросить героя с вершин в пучину грязной и ничтожной реальности. Этой вонючей трущобы, кишащей злыми развратными организмами.

- Да, Вадик, это так, - сказал Олег вслух, следуя своим мыслям, - и налил себе еще водки. Быстро выпил, налил еще. И снова выпил. Алкоголь начинал туманить голову.

Какие-то люди прошли, а точнее, проплыли мимо, невесомые, влекомые могилами, чужой смертью. Проскрипела сухая сосна, взвизгнула птица. А листья все летели и летели вниз, к остывающей земле.

Тогда-то Олегу и подвернулась Катя. Проститутка из провинции, бежавшая подобно Олегу от своих неудач, из нищеты и грязи в новую нищету и грязь. Но Олег сразу понял, что стоит этот камень немного обработать умелому ювелиру, и из него выйдет бриллиант. Он вступил с Катей в сговор, а точнее умело использовал ее в своей игре.

Он свел их с Вадимом. Катя сразу понравилась тому. Олег слишком хорошо знал Вадима, чтобы ошибаться в таких вещах. Он вообще слишком хорошо его знал, чтобы проиграть свою игру, его предприятие было обречено на успех. Смерть была союзницей Олега.

Сейчас Олег плохо помнит события последующих месяцев, но план его сработал как нельзя лучше: Катя стала жить с Вадимом. И Олег приступил к выполнению того, что и сейчас доставляло ему огромное удовольствие, - к разрушению красивого мифа, в ореоле которого жил Вадим. Он сделал его наркоманом.

Для него, врача, имевшего доступ ко многим препаратам, в том числе и наркотическим, это не было проблемой. Главное, чтобы Катя все выполняла безукоризненно. Но на Катю можно было положиться: за свой немалый гонорар – а Олег решил в таком деле денег не жалеть – она легла бы в постель с самим дьяволом. День изо дня она добавляла лекарства, которые Олег ей передавал, в пищу Вадима. И вскоре те начали действовать.

Вадим потерял сон. У него началось необратимое разрушение личности. Он больше не мог жить без наркотика, а уж его-то Олег поставлял Кате более чем в достаточных количествах. Короче, Вадим стал торчком, обычным вонючим торчком. Он начал проигрывать дела. Одно за одним. И клиенты начали от него отворачиваться. А следом и коллеги, ведь юристы, как крысы, живут тем куском, который вытащат друг у друга из пасти.

Через полгода от красивого мифа под названием Вадим Королев не осталось ничего, кроме больной плоти, плоти отравленной наркотиком. И тогда Катя ушла от него, сыграв свою роль на отлично. Ушла, оставив Вадима без работы, без денег, в гнетущем наркотическом одиночестве. В разрушающем одиночестве. В одиночестве-убийце.

Теперь наступала развязка. Развязка этой короткой стремительной, но результативной игры. В Олега пользу. Оставалось только поставить точку.

Олег вновь ворвался в жизнь Вадима. Он знал, что у того проблемы, и предложил ему поехать поохотиться, заодно и развеяться. Вадим, пораженный болезнью под названием одиночество, ухватился за это как за последний свой шанс. Это и был его последний шанс, последний во всех смыслах.

Тогда тоже стояла осень, и ржавчина поедала лес, наполняя его угрюмым безмолвием. Самое время для смерти. Время для финала. Жизнь любит опускать свой занавес осенью.

Они уехали далеко в лес, в эту бездну опадающей листвы и редкого крика кукушки. Олег видел Вадима, Вадима другого – опущенного жизнью, придавленного грузом проблем и болезнью, и ему было по-своему жалко его. Но жалости он не отвел места в своей игре. Нужно было доигрывать до конца. Его союзница смерть не простила бы ему отступления.

Ранним утром, в бисере росы и тумана, холодного и едкого, они шли среди длинных теней, причудливых и сказочных. В сплетении древесных рук мелькали синие лоскуты неба, неба такого же, как сегодня, похожего на патоку.

На одной из полян, засыпанной ржавой листвой, они устроили привал. Вадим сидел под деревом, отдыхая; жизнь, похоже, ненадолго вернулась в его тело. В руках он держал ружье, стволом к себе. Олег сидел рядом.

Олег предложил проверить ружья. И тень крупной лесной птицы пала на них, как тяжелый детский кошмар, и метнулась прочь. Вадим осмотрел ствол, а потом нажал на спуск, проверяя механизм. Раздался выстрел.

Мозги, желеобразные, кровавые вытекли из его поврежденного черепа. Он рассчитывал, что ружье не заряжено, - оно и должно было быть незаряженным, если бы Олег ночью, когда Вадим спал, не загнал в оба ствола по патрону.

Олег потом долго рассказывал следователю придуманную историю о том, что тем туманным осенним утром он гулял в чаще, высматривая следы зверя, когда услышал выстрел. О том, как он пытался спасти друга, но все его усилия, усилия врача, были тщетны.

Следствие так и не установило мотивов смерти. Либо Вадим по чистой случайности забыл, что ружье заряжено, либо нарочно высадил смертоносный заряд себе в голову, уходя от проблем жизни. Никто так и не узнал, что смерть Вадима на самом деле была всего лишь финалом большой игры, затеянной Олегом. Игры, в которой он выиграл.

Кукушка по-прежнему кричала далеко в лесу, по-прежнему с ветвей при малейшем дуновении ветра срывались желтые листья. Олег допил остатки водки, убрал пустую бутылку назад в сумку. Посидел. Потом встал. И медленно пошел прочь.

Он прошел шагов десять, как вдруг развернулся и направился назад к могиле. Остановился. Огляделся. Потом перешагнул через ограду и встал у могильного холмика. Расстегнул ширинку и начал мочиться. Горячая струя била прямо в центр могилы, испуская резкий пахучий пар.

- Понял! Ты понял! – быстро заговорил он. – Это я победил. Я!

Помочившись, он застегнул ширинку, перешагнул назад через ограду и быстрым шагом пошел прочь.

На могиле осталась неровная темная ямка, пробитая в земле струей мочи. Листья, выплетая в воздухе замысловатое желтое кружево, принялись медленно ложиться на нее.