Леонид С.Сухоруков

Следующая неделя прошла почти так же, как и этот день, когда мы начали свою новую игру – игру на зрителя. В школе, конечно же, начались разговоры. Сначала о том, что с какой это радости Ирвинг уделяет внимание Флекс, а она это терпит. Это было после первого дня встреч. После второго все вдруг затихли, ожидая, было ли это просто случайностью или же начало чего-то.

Я, как и все, ожидала, что сделает Ирвинг. У нас не было первых уроков проведенных совместно, и я пошла в столовую, почти не обращая внимания на то, что все на меня таращатся. Что ж, главное, что это был просто интерес, а не ненависть, как бывает в фильмах, когда девушка начинает встречаться с самым красивым парнем школы.

В столовой я взяла пару сандвичей и, не смотря на то, что во время еды читать не очень хорошо, раскрыла книгу по литературе. Я даже не поняла, когда позади меня кто-то появился, и книга неожиданно перекочевала в чьи-то руки, которые так и остались с двух боков от моего лица.

- Так ты уже готовишься к литературе? – Ирвинг почти тут вернул же мне книгу и скользнул на соседний стул. С ним не было подноса, и я машинально поискала глазами, где же он мог сидеть, и вдруг поняла, что, по меньшей мере, пять соседних столиков за нами наблюдают. Вообще-то, это было нормально для нашей школы – все мы были знакомы, или почти, не считая малых, потому новые отношения это всегда интересно. Но я-то знала, почему именно наши отношения это такой ажиотаж – всем тут же вспоминалось каким были последние полгода, с того времени как Ирвинг поселился у нас, и наши с ним ссоры. Еще бы им не следить за теперешней ситуацией.

- Я без подноса, - ответил Ирвинг на мой молчаливый вопрос. Я рассеяно покачала головой на свой поднос, так как для меня уже стало привычным, что он часто брал мою еду дома. Или же доедал за мной, смеясь, что так растолстеет.

Ирвинг словно именно этого и ждал, забрал один мой сандвич, и принялся жевать, его улыбку я могла расценить как хулиганскую. Но он ничего не говорил. Я не могла понять, что все это значит. Вот так он сидел и смотрел на меня, и мне оставалось лишь коситься на него и прятать свою улыбку. Ирвингу нравилась эта новая игра. Как же она ему нравилась, и меня должно было напрягать это. Но нет. Почему-то я воспринимала все как что-то нормальное. Ну почему меня это не возмущает? Пока он не доел сандвич, то ничего не предпринимал, давая мне возможность читать, хотя, на самом деле, мне это явно не удавалось.

- Встретимся на уроке, - сказал он, когда последний кусок был отправлен в рот. – А может, и сегодня пойдем гулять?

- Да, - ответила я одновременно на два его предложения. При этом я неловко чувствовала спиной чужие взгляды. Стоило Ирвингу подняться, как ко мне с подносом подсела Рашель. Ее глаза светились, словно это именно она помогает нам строить отношения.

- Знаешь, - неожиданно громко сказала она. – Я сегодня иду гулять со своим новым парнем. Может, хочешь составить нам компанию? Возьмешь Ирвинга, вы вроде бы перестали уже грызться?

- О, да. Все почти так, - скрипя зубами, отозвалась я, чувствуя себя так, как на том концерте, где я упала в обморок, потому что ко мне одновременно было повернуто столько голов. Кажется, сама Рашель немало подливала масла в огонь сплетен и сказок вокруг нас с Ирвингом. Ей явно нравилось все то, что было связано с нами – она не понимала и половины того, что происходит, но чувствовала, каким черным секретом это является для меня. Скорее она не радовалась бы моему позору, но ее явно радовало то, что я не так уж чиста и невинна, как была раньше, и на моем фоне она уже не кажется себе грязной. – Спрошу, что он думает об этом.

- Ну, тогда мы за вами заедем.

Рашель продолжила говорить уже совершенно об ином и все тем же громким голосом, и уже когда мы шли прочь из столовой, я поняла, что в другом ухе у нее наушник, в котором она слушает музыку. На миг я подумала, что она не собиралась помогать нам в нашей игре, и у нее это вышло случайно, но, все же, вспомнила, с кем имею дело. Рашель была самым умным человеком, которого я когда-либо знала, и она никогда и ничего не делала просто так. Я даже готова была поклясться, что парня она себе нашла исключительно ради этой прогулки.

В класс мы вошли с ней вдвоем, и как раз вовремя – прозвенел звонок. Ирвинг не поднял головы, чтобы посмотреть на меня, но я-то уже знала, что он следит за тем, как я приближаюсь к парте. Мне это было знакомо, я все время поступала так же. Стоило Ирвингу появиться в помещение, все ставало вокруг не таким… я могла себе в этом признаться – мир без Ирвинга был просто миром, а с ним, я жила в волшебном сне.

Мое недоверие к нему все еще было. Я не могла просто начать ему верить, мне необходимо было для этого время. Думаю, то, ради которого мы решили начинать наши отношения по-другому теперь – так как все развивалось не так активно, как раньше. Нам обоим необходимо было это время. Ирвинг должен был теперь понять, что я, возможно, уже и не буду поддаваться на все его сумасшествия.

Садясь рядом, я наклонилась к нему, чтобы поставить свои книги, и он, словно случайно, задел меня плечом, толкнув, и я по старой привычки хотела была вспылить. Но Ирвинг повернулся ко мне с невинной улыбкой:

- Прости, я не хотел.

Да, вес как я и думала – Ирвинга это очень развлекает. Ему нравиться то, как все следят за развитием наших отношений, то, что ему больше не нужно быть грубым со мной, а я могу быть с ним не такой ледяной на людях.

- Ничего, - пропела я и уткнулась в тетрадь.

На уроке я ловила его хитрые взгляды, а так же взгляды Рашель. Она перекинула мне записочку, которая никогда бы не увязалась в моем сознании с ней:

«Вы такая романтическая пара».

Хотя, если расценивать эту записку с долей сарказма и юмора, который учитывал иронию наших отношений, я была с ней согласна. Романтика у нас полностью отсутствовала, по крайней мере, в тех отношениях, более настоящих и укрытых от чужих глаз. Теперь же это проявление романтики иногда прям-таки кидало меня в ступор. Я ведь и раньше не была особо романтична, отношения с Ирвингом, видимо, вымыли из меня и те крохи, что были раньше. Да и вообще, для меня само слово «романтика» не вязалось с тем представлением, что было у других – это не открытки, и не прогулки под песни музыкантов. Скорее это то, чем делился со мной Ирвинг в прошлый вечер. Вот это было так интимно, так романтично, когда он ради меня разрушал глухую стену, которой укрывался раньше.

На перемене Ирвинг замедлился возле меня и остановился, словно не знал, что сказать.

- Рашель пригласила нас сегодня прогуляться, ты не против… ну, ты как бы приглашал меня? – О, ужас, я смущаюсь! Чего? Ирвинг видел меня всю, а я теперь смущаясь, говорю ему о свидании, как странно!

- Да, хорошая идея! – это, видимо, было как раз то, о чем хотел поговорить Ирвинг. Наверное, он не знал, как бы обеспечить нас алиби, которое утверждало бы, что все между нами в рамках нормы первых дней отношений.

Весь этот день Ирвинг появлялся на переменах возле моего класса, особенно, когда у нас был не совместный урок. Стоило ему приблизиться ко мне, как девочки разлетались в стороны, наблюдая за нами со стороны. Но только не Вокс и не Рашель. Я словно стала наблюдателем в странной пьесе, которую, как по нотам, разыгрывал Ирвинг. И все вокруг этому верили, никто, н,у кроме Рашель, не догадывался, что на самом деле происходит в нашей жизни.

В этот вечер нашей компанией все же стала Рашель и ее новый воздыхатель, кажется Том. Я не стала ничего выдумывать, что надеть, а просто натянула черную водолазку, зеленые джинсы, одни из тех, что присылала к Рождеству дедушкина «девушка», сапожки и куртку, уже зная, что вечером будет сыро. Ирвинг ждал меня внизу – на нем были просто светло-синие джинсы, уже немного потертые, словно он вечность в них ходил, футболка и теплая толстовка. Его волосы, были так аккуратно уложены, что мне даже было жаль, что ветер быстро превратит их в месиво. Но какое красивое месиво. Он окинул меня взглядом, который мог свидетельствовать уже не только о желании. Ирвинг не улыбался, а был напряжен. Значит, догадывался, что сегодня я ожидаю новой порции откровенности. Я так ничего и не успела ему сказать, в дверь позвонили, но, когда он пропускал меня вперед, и я еще не успела толком раскрыть дверь, его лицо зарылось в мою шею, и он прошептал:

- Я люблю тебя.

Мороз прошелся по коже, и я едва смогла от него отстраниться. На несколько минут мое самообладание было подорвано. Я не могла ни о чем думать, кроме как о его губах. А Ирвинг вполне спокойно взирал на меня, в то время как разговаривал с новым парнем Рашель. Они были знакомы, и у них быстро нашелся общий язык. Рашель на это скривилась мне в зеркало заднего вида. Хм, вряд ли в данный момент я могла улыбнуться.

Мы снова поехали на пляж, но к какому-то новому месту, где я раньше не бывала, видимо, это был отдаленный берег, там, где почти никто не жил. Я только представляла себе, где это именно, но раньше не бывала.

Выйдя из машины, я, как и остальные, ощутили, что здесь ветер явно был холоднее, чем возле нашего городка, так как здесь не было таких скал. Берег был низким, и это были глина, или просто огромные валуны. Было еще не так темно и вид моря с берега, тут же проникал глубоко в душу, словно фотография. Вот я смотрю на море, но мурашки на моей коже потому, что и Ирвинг подошел ко мне сзади, и его руки почти возле меня, и я чувствую, как он дышит.

Там, где мы стояли, море немного закрывали черные ветки, но это словно придавало виду какую-то таинственность, все-таки, зима лишь отступила. Все равно, было видно, как берег размыл бугристый лед, но на песке в некоторых местах выросла трава, так как здесь никого не бывало так часто, чтобы вытоптать траву.

- Эй, вы! – услышала я сквозь шум ветра и накатывающей воды голос Рашель. – Мы будем вон там! Пледы в машине.

Лицо Рашель было таким веселым, что я не могла не улыбнуться в ответ. Рашель, в отличие от Вокс, не стала тратить быстро наступающую темноту на то, чтобы держаться за ручки, а, конечно же, предпочла этому страстные, жаркие поцелуи. Они тут же перестали обращать на нас внимание, уходя куда-то за огромный камень.

Я, недолго дума,я пошла к машине за пледами, Ирвинг же стоял на том самом месте, где я его оставила. Развернувшись, я заметила напряженную линию его плечь; руки в карманах говорили о его тревоге и сопротивлении; и, все же, он был здесь. И все же, он хотел говорить со мной и быть со мной. Я пошла мимо него вниз к берегу. Туда, где песок мирно жил возле гальки, и расстелила один плед на земле, сложив его сначала вдвое, чтобы было теплее, а вторым накрылась, оставляя места для Ирвинга. Его недолго пришлось ждать.

Конечно же, первое, что он сделал, это страстно поцеловал меня, откидывая на одеяло. Я была готова отдаться ему тут, я была готова забыть о холоде, шуме волн, отдаленных звуках голосов Рашель и ее парня, я готова была забыть обо всем. Если бы не понимала, что таким образом он лишь хотел отстрочить свой рассказ.

Ирвинг, почувствовал мое сопротивление, не стал продолжать. Хорошо, что он начинал лучше меня понимать.

Он тяжело вздохнул и откинулся назад. Я услышала, как под тяжестью его тела зашуршала галька. И тут же прилегла рядом, он укутал нас в одеяло. Было так приятно лежать в его руках, видеть небо, выглядывающее из-за его лица, и ощущать легкий аромат моря на его коже. Или мне так просто казалось, потому, что вода была так близко, и здесь оно ощущалось более резко, чем там, наверху. Его одеколона я почти не слышала.

Мне нравилось чувствовать, как его грудная клетка поднимается и равномерно опускается.

- Что ты хочешь знать, конкретно? – наконец смог выдавить из себя Ирвинг, и я подумала о том, что зря не начала говорить первая, чтобы он, как и в тот раз, расслабился.

- Я почти не знаю о том, какую музыку ты предпочитаешь. Ну, кроме того раза, когда ты оставил включенной ее на всю ночь. Кстати к кому ты тогда ходил?

Неожиданно для меня Ирвинг начал смеяться, и, понятное дело, я тряслась вместе с ним, не понимая, почему он смеется, но и себе тоже улыбалась.

- В чем дело? – я возмущенно стукнула его в бок, чтобы он все мне объяснил.

- Я назло тебе включил музыку, а сам просто пошел пройтись на море. Был зол на тебя. Как всегда, за то, что ты такая красивая, и твою пижаму в кролики – эти шортики и майку, которые были самой соблазнительной вещью, которую я когда-либо видел, потому что я не мог их с тебя снять. Я не мог к тебе прикоснуться, а ты, не зная о этих моих страданиях, просто спала. Я решил тебя помучить.

- Ну, я мучилась, но не только из-за музыки, потом, когда ты рассказал что уходил типа к девушке, я мучилась сомнениями, с кем ты?

- Я тогда тебе нравился? – удивление Ирвинга было таким искреннем, что я даже не знала, что ответить.

- Не знаю даже, – задумалась я, стараясь понять, что написано на его лице в темноте. – После того поцелуя в море, я все время не могла понять, что чувствую к тебе.

Ирвинг замолчал, словно не хотел больше продолжать эту тему, и, приблизив лицо чуть ближе, я поняла, что он явно смутился. Что же он не хотел так обговаривать? Но я не стала его торопить, он был таким человеком, к которому нужно пробиваться очень осторожно.

- Так как на счет музыки?

- Linkin Park, Perfect circle, RA, Skillet… в общем-то их очень много. Я дам тебе свои диски, или посмотришь мою музыку на моем компьютере. Ну а ты?

- То же что и ты, и еще некоторые группы. Люблю старый рок – Девида Боуи, Скорпионс… не знаю, много всего.

- Я был на концерте Скорпионс, - заявил хитро мне он, и я тут же принялась расспрашивать Ирвинга об этом.

Ирвинг рассказал о многих концертах, которые ему довелось посетить, и я завидовала ему. И так же завидовала тем, кто был с ним на этих концертах. Мне и не стоило спрашивать, чтобы понимать, что у Ирвинга было море девушек. Тонны. Океаны. Килограммы и тому подобное. Их было бесчисленное количество – и я себе просто представляла этот контингент его прошлого, которое было скрыто от меня. Возможно, там были сотни, с которыми мне приходилось соревноваться.

- Твоя бабушка, я о ней ничего не знаю, - спросила я, когда тема концертов сама по себе пропала.

- Она прабабушка, - тепло улыбнулся Ирвинг, целуя меня в висок. – Она бабушка моей мамы, ей уже 90, а то и больше лет, она нам не рассказывает сколько, и Майя ее любимица. Ей она оставляет все, а мне машину прадедушки и его лодку. За это, как она говорит, я должен ей ноги целовать. Веселая старушенция. Хорошо, что хоть котов не любит. Иногда я думаю о том, что буду делать, когда она умрет. На этот случай она уже начал отдавать распоряжения – заказала в агентстве гроб… и тому подобное. Она говорит, что для меня это будет слишком, организовывать еще одни похороны так скоро. А собралась она в мир иной этим лето или на следующее….

То, как Ирвинг говорил об этом, заставляло меня трястись от перенапряжения. Он улыбался, но голос его ставал все более холодным, отчужденным и пустым – таким, каким он был, как только приехал сюда к нам. Я поняла, что разговор о бабушке коснулся той темы, которая его убивала, снедала изнутри. Смерть родителей все еще была чем-то ужасным, о чем он не был готов говорить.

Ирвинг так надолго замолчал, что мне казалось, я уже начинаю засыпать в его объятьях. Но вот руки Ирвинга прошлись по моей руке, согнутой в локти и лежащей на его груди, а потом проскользнули к груди, и я тут же проснулась. Поддалась всем телом к нему, желая быть лишь его и подавить своей любовью его боль, его страхи. Было холодно, но тело Ирвинга оказалось настолько горячим, что я даже забыла о холодное и море. Я растворилась, и мне так хотелось снова чувствовать его в себе, и ощущать то, что мы действительно вместе.

Так продолжалось неделю, и после такой практики в некоторые вечера он рассказывать почти охотно, иногда же не хотел говорить и я не настаивала. И все же, я не была полностью удовлетворена тем, что было. Я знала и понимала, что мы даже близко не подошли к причинам, по каким Ирвинг не хотел раньше быть со мной. А, тем более, я не знала тех причин, по которым он меня ненавидел. Я точно теперь понимала, что та ненависть не было лишь непонятной неприязнью, которая может возникнуть к незнакомому человеку. Все было как-то связано – причины, ненависть и его родители. Но Ирвинг пока что об этом молчал.

Я слышала в голосе Ирвинга, когда он рассказывал о родителях, некоторый укор. Но в другие дни он вдруг начал говорить о том хорошем, что было в них, и я поняла, что он скучает по ним не меньше, чем Майя. Я лишь теперь начала представлять и принимать тот факт, что вовсе не думала о них, забыла начисто, а все потому, что Ирвинг никогда не говорил о родителях. Ну почему я не додумалась, что Ирвинг мог страдать. И эта пустота, что была раньше, не могла образоваться просто так. Наверное, умом я это понимала, только не принимала. Я весь год думала лишь о том, как он злит меня, что причинял мне – какую боль, и никогда по-настоящему не задумывалась о нем самом.

- Отец любил спорт, мама мыльные оперы, - мы сидели на улице вечером, я устроилась на качели во дворе, Ирвинг прислонился к ее сооружению, и вовсе не смотрел на меня. – Помню, мы часто с отцом подтрунивали над ней или Майей, когда они плакали во время просмотра сериалов. Это так не вязалось с ее холодной головой ученого! И они никогда не пропускала важные события для нас с Майей… почти никогда. Иногда бывало и такое. Но, несмотря на то, что и мы с сестрой были вовлечены в их вечные поиски и гранты, они, как могли, старались сделать нам счастливую жизнь.

- Ты скучаешь за ними, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказала я. И Ирвинг нехотя кивнул. По его мнению, он должен был быть мужчиной и держать все в себе, но я не хотела, чтобы он продолжал таить эту боль. Ему нужно было выговориться, я жадно вслушивалась в его слова. Жаждала этого.

- Какими они были? – переспросила я, чтобы подстегнуть его. Даже мне иногда не хватало выдержки и терпения с ним. Я так много хотела узнать, а он выдавал информацию мизерными порциями.

- Совершенно непохожими на твоих родителей, - с грустной улыбкой заявил он. – Мама так любила паков, что, когда я увлекся комиксами о Спайдермене, всю комнату обставила мне в стиле этого комикса. А отец… Он был немного заносчив и тщеславен и очень наседал на нас в учебе, но никогда не диктовал, кем мы должны стать.

Я тоже улыбнулась. Слова Ирвинга о том, что его отец был заносчивым, напомнили мне его самого. А страсть Майи ко всяким ползучим, просто убивает мою маму. Смотря на детей, я могла теперь наделить безжизненные фотографии их родителей, чертами характера, особенными отличительными способностями. Чем-то, что было когда-то у живых. Я могла понять, кем были они, что бы знать, чего мне ждать от Ирвинга. Он хорошо учился, но то, что его родители были докторами химии и биологии, на нем никак не сказалось. Зато точные науки, стали явно его коньком. Теперь я смело обращалась к нему, чтобы физика шла легче. С ней у меня всегда было туго.

- Скажи, тебе тяжело рассказывать о них именно мне? – спросила я, зная, что ступаю на тонкий лед.

Ирвинг тряхнул головой и смущенно улыбнулся.

- Нет… точно нет… - с расстановкой сказал он, и мне стало легче. – Просто, когда я озвучиваю свои воспоминания в голос, то понимаю… принимаю, что их уже действительно нет. Иногда мне еще кажется, что если не верить в их смерть, однажды они вернутся, словно просто поехали в очередную экспедицию.

После этих слов Ирвинг отвернулась в другую сторону и долго молчал. Он начал ходить кругами вокруг меня, а в это вермя становилось лишь холоднее. Я же могла лишь смотреть на напряженное тело, которое едва уже могла различать в темноте.

- Как думаешь, - глухо поинтересовался он, - все уже поверили, что за неделю мы смогли наладить свои отношения?

- Ну что ж, - не стала увиливать от ответа я, хотя и сама не знала, что толком говорить, когда мои мысли были заняты его словами сказанными прежде. – Вокс считает, что мы уже начали встречаться в тот вечер, когда гуляли. Или же на пороге этого события.

- Ясно.

Он так и не объяснил, что значил его вопрос. Мне стало намного легче в эту неделю. Я начала получать все то, что так хотела. И все же... и все же, мой ненасытный разум и гордость не могли довериться Ирвингу. Я ожидала, что в любую минуту он может оставить меня ради любой другой. Ну что он нашел во мне? Былые страхи, которые были задолго до Ирвинга, начали просыпаться с новой силой. Недоверие к нему смешанное с сомнениями в себе – не лучшее средство для того, чтобы начать с ним все с нового листа.

Но на следующий день у меня не было времени думать об этом. Я была так погружена в самостоятельные работы и проекты, которые нужно сдавать, что едва не упала в коридоре, когда столкнулась с Ирвингом.

- Игнорируешь меня? – с усмешкой сказал Ирвинг, и я неловко рассмеялась. Трудно было не заметить, как вокруг нас движение странным образом замедлилось. Ну как же, все, кто наблюдал за развитием этой мыльной оперы, все ждали, что будет следующим – жестокий конец или, все же, хеппи-энд?

- Просто я вчера не выспалась, вот и не заметила тебя, - с трудом выговорила я, понимая, что краснею. Мне хотелось убраться подальше от любопытных глаз. Но Ирвинг все старался сделать, чтобы игра развивалась органично. Встреча в коридоре подходила под такое описание.

- Хотел тебя кое о чем спросить.

Я насупила брови и, в то же время, видя хитроватую улыбку Ирвинга, едва не улыбнулась в ответ. Все же, мне стоило обидеться на то, что ему так нравилось перед всеми разыгрывать этот спектакль.

- Так спрашивай, - немного раздраженно отозвалась я, не понимая, зачем он говорит все так официально. Ирвинг явно уже переигрывал.

- Пойдешь со мной на свидание сегодня? Официальное.

Я замерла, смотря на него. Коридор вдруг показался мне пустым. И в нем отчетливо слышались удары одного моего сердца.

Не зная, что сказать, я кивнула и, обходя его, двинулась дальше, словно находилась в коматозном сне. Но Ирвинг так и не сдвинувшись с места, перехватил мою руку за предплечье и развернул к себе лицом со словами:

- И еще кое-что.

Я даже и не поняла, как произошло, что он целует меня на глазах у всех, но я податливо прислонилась к нему. С боков послышались радостный смех и улюлюканье, словно мы были на свадьбе.

Внезапно меня оторвала от Ирвинга проходившая мимо Рашель и поволокла в класс с понимающей улыбкой:

- Давно пора!

Я смущенно опустила голову, чтобы не видеть чужих взглядов, которые хотели пробраться мне в душу.

Наконец-то вся школа узнала, кем я являюсь для Ирвинга. Пока что, для меня одной это оставалось загадкой.