Глава LXII

Альтамон, 3

Будуар мадам Альтамон. Это интимная комната: темное помещение с резными дубовыми панелями, стенами, обтянутыми крашеным шелком, и тяжелыми гардинами из серого бархата. У стены слева, между двумя дверьми, — канапе табачного цвета, на котором лежит маленькая болонка с длинной шелковистой шерсткой. Над канапе висит большая картина в стиле гиперреализма, где изображены блюдо спагетти, от которого идет пар, и банка какао «Van Houten». Перед канапе — низкий столик с разными серебряными безделушками, в том числе маленькой коробочкой для гирек, которыми пользовались менялы и ювелиры, коробочкой круглой формы с цилиндрами, вставляющимися один в другой как русские матрешки, три стопки книг, где сверху лежат соответственно «Горькая победа» Рене Арди (издательство Ливр де Пош), «Диалоги с 33 вариациями Людвига ван Бетховена на тему Диабелли» Мишеля Бютора (издательство Галлимар) и «Конь гордыни» Пьера-Жакеза Элиаса (издательство Плон, серия «Земля человеческая»). У дальней стены, под двумя молельными ковриками, украшенными охристыми и черными арабесками, характерными для плетеных изделий банту, стоит шифоньерка в стиле Людовика XIII с большим овальным зеркалом в медной окантовке, перед которым сидит мадам Альтамон и косметическим карандашом подводит края век. Это женщина приблизительно сорока пяти лет, еще очень красивая, с безупречной осанкой, худым лицом, выступающими скулами и строгими глазами. На ней лишь бюстгальтер и черные кружевные трусики. Вокруг правого запястья намотана тонкая лента черной марли.

В комнате находится и мсье Альтамон. Он стоит у окна в просторном клетчатом пальто и с выражением глубокого безразличия читает письмо, отпечатанное на машинке. Рядом с ним возвышается металлическая скульптура, которая воспроизводит гигантское бильбоке: веретенообразное основание со сферой на вершине.

Выпускник Политехнического института и Национальной административной школы, в тридцать один год Сирилл Альтамон стал постоянным секретарем административного совета и уполномоченным МБРЭИР (Международного Банка Развития Энергетических и Ископаемых Ресурсов), организации с офисом в Женеве, которая субсидировалась различными государственными и частными институциями и была уполномочена финансировать исследования и проекты, связанные с эксплуатацией недр, выделяя кредиты лабораториям и стипендии исследователям, организуя симпозиумы, проводя экспертизы, а также, по необходимости, распространяя новые технологии бурения, добычи, переработки и перевозки.

Сирилл Альтамон — пятидесятипятилетний господин высокого роста в английском костюме и свежайшем, как цветочные лепестки, белье: у него с желтой, почти канареечной проседью волосы, посаженные очень близко голубые глаза, соломенного цвета усы и очень холеные руки. Он считается весьма энергичным, осмотрительным и прагматичным дельцом. Но это не помешало ему, по крайней мере, в одном конкретном случае, повести себя с недопустимой легкомысленностью, которая позднее пагубно сказалась на всей его организации.

В начале шестидесятых годов, в Женеве, к Альтамону пришел некий Везаль, мужчина с редкими волосами и гнилыми зубами. На тот момент Везаль служил профессором органической химии в университете Грин-Ривер в Огайо, но во время Второй мировой войны руководил лабораторией минеральной химии в мангеймской Chemische Akademie. В тысяча девятьсот сорок пятом он был одним из тех, кому американцы предложили следующую альтернативу: либо согласиться работать на американцев, эмигрировать в Соединенные Штаты и получить интересное предложение, либо предстать перед судом как пособник Военных Преступников и быть осужденным на длительный срок тюремного заключения. Эта операция, известная под названием «Paperclip» («Скрепка»), не оставляла людям выбора, и Везаль оказался одним из почти двух тысяч ученых — самым известным из которых на сегодняшний день остается Вернер фон Браун, — которые отправились в Америку вместе с тоннами научных архивов.

Везаль был убежден, что благодаря усилиям военного времени немецкая наука и техника добились потрясающих результатов во многих областях. Некоторые технологии и методики были с тех пор обнародованы: так, например, стало известно, что топливо для «Фау-2» вырабатывалось из картофельного спирта; доступной стала и информация о том, как правильное использование меди и олова позволило наладить производство аккумуляторов, которые спустя двадцать лет были найдены в совершенно рабочем стоянии на танках, брошенных Роммелем посреди голой пустыни.

Но большая часть этих открытий оставалась засекреченной, и Везаль, ненавидевший американцев, был убежден, что сами они не сумеют их обнаружить, а уж тем более — даже с чужой помощью — эффективно использовать. В ожидании, пока возродится Третий рейх и ему представится возможность применить эти передовые разработки, Везаль решил взять под свой контроль научно-техническое достояние Германии.

Везаль специализировался на гидрогенизации угля, то есть на производстве синтетической нефти, принцип которого был весьма прост: теоретически достаточно соединить гидрогенный ион и молекулу оксида углерода (СО), чтобы получить молекулы нефти, сырьем же может служить обыкновенный уголь, но также лигнит и торф. Немецкая военная промышленность всерьез интересовалась этим вопросом: ведь гитлеровской машине требовались нефтяные ресурсы, которыми недра страны в естественном виде не располагали, и ей приходилось делать ставку на синтетическую энергию, которую они рассчитывали получать из огромных месторождений прусского лигнита и не менее значительных залежей польского торфа.

Везаль прекрасно разбирался в экспериментальных схемах превращения, процесс которого он сам теоретически и установил, но он почти ничего не знал о технологии некоторых ключевых стадий, тех, что касались, в частности, дозировки и времени действия катализаторов, устранения серных осадков и мер предосторожности при хранении.

Поэтому Везаль решил связаться с бывшими коллегами, отныне рассеянными по всей Северной Америке. Он избегал клубов любителей тушеной кислой капусты, содружеств судетцев, обществ Сынов Аахена и прочих групп, покрывавших организации бывших нацистов, которые, как он знал, были почти все нашпигованы информаторами; используя свои отпуска и кулуарные разговоры на конференциях и конгрессах ему удалось найти 72 человека. Многие из них не имели никакого отношения к его проекту: специалист по магнитным бурям профессор Таддеус и специалист по распылению Давидофф не могли ничего ему сообщить; еще менее полезным оказался доктор Колликер, инженер-атомщик, который — потеряв одну руку и обе ноги в результате артобстрела своей лаборатории и будучи ко всему прочему глухим и немым, — все же считался самым перспективным ученым того времени: под присмотром четырех неотступных телохранителей и с помощью инженера-ассистента, прошедшего интенсивную специальную подготовку лишь для того, чтобы читать по его губам уравнения и записывать их на черной доске, Колликер изобрел прототип стратегической баллистической ракеты задолго до классических ракет Бермана «Атлас». Многие, по инициативе американцев, совершенно поменяли область исследований и сами американизировались до такой степени, что уже не желали вспоминать, что они сделали для Фатерлянда, и уж во всяком случае, отказывались об этом говорить. Некоторые даже доносили на Везаля в ЦРУ, что было совершенно излишне, так как ЦРУ ни на секунду не ослабляло надзор за всеми этими свежеиспеченными иммигрантами, а два агента следили за всеми перемещениями Везаля, пытаясь выяснить, что ему нужно; в итоге они его вызвали, допросили и, когда он признался, что хочет найти секрет превращения лигнита в бензин, отпустили, не усмотрев в подобных действиях ничего антиамериканского.

Со временем Везалю все же удалось достичь своей цели. В Вашингтоне ему попалась в руки целая партия архивных документов, которые федеральное правительство отправило на экспертизу и посчитало безинтересными: в них он нашел описание контейнеров для перевозки и хранения синтетической нефти. А из семидесяти двух бывших соотечественников трое смогли предоставить ему искомые решения.

Везаль хотел вернуться в Европу. Он связался с МБРЭИР и в обмен на место инженера-советника пообещал Сириллу Альтамону раскрыть все секретные материалы, связанные с гидрогенизацией углерода и промышленным производством синтетического топлива. А также, в виде бонуса, — добавил он, оскалив гнилые зубы, — метод, позволяющий делать сахар из древесных опилок. В качестве доказательства он вручил Альтамону несколько страничек, испещренных формулами и цифрами — общие уравнения синтеза, и раскрыл единственный секрет: название, состав, дозировку и длительность использования минеральных окисей, служащих катализаторами.

Молниеносный прорыв, который благодаря войне совершила наука, и секреты военного превосходства Германии не очень интересовали Сирилла Альтамона; он относился к подобным вещам так же, как и к историям о запрятанных эсэсовцами сокровищах и морских змеях, рассказываемых в популярной прессе, однако, будучи достаточно добросовестным чиновником, отдал предложенные Везалем методы на экспертизу. Большинство научных советников посмеялись над этими затратными, грубыми и устаревшими технологиями: разумеется, можно запускать космические ракеты, заправляя их водкой, можно перевести работу автомобильных двигателей на газоген путем сжигания древесного угля; можно производить бензин из лигнита или торфа и даже из опавших листьев, тряпья и картофельной кожуры; но это стоит так дорого и требует таких громоздких установок, что в тысячу раз предпочтительнее продолжать использовать старое черное золото. Что касается проекта изготовления сахара из древесных опилок, он представлял еще меньший интерес, поскольку в среднесрочной перспективе — в этом вопросе все эксперты высказались единодушно — древесные опилки станут более ценным продуктом, чем сахар.

Альтамон выбросил документацию Везаля в мусорную корзину и еще много лет рассказывал об этой анекдотической истории как о типичном примере научной несуразности.

Два года назад, после первого серьезного нефтяного кризиса, МБРЭИР принял решение финансировать исследования в области синтетической энергии, которую можно вырабатывать «из графита, антрацита, угля, лигнита, торфа, битума, смолы и органических солей»: с тех пор в эту программу банк инвестировал примерно в сто раз больше того, что стоил бы Везаль, если бы его приняли на работу. Альтамон неоднократно пытался связаться с химиком и в итоге выяснил, что в ноябре 1973 года, — спустя несколько дней после конференции ОПЕК в Кувейте, где было решено сократить как минимум на четверть поставки неочищенной нефти в большинство стран-импортеров, — Везаля арестовали, а затем обвинили в попытке выдать секреты «стратегического значения» иностранной державе — а именно Южной Родезии, — после чего он повесился в своей камере.