КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
С*КА!!!!! МАМОЧКА , КАК ЖЕ БОЛЬНО!!!!!!! 57 страницаЗатянулся, потом пошевелил ступней, сморщился. – Очень больно? А с рукой что? Может все-таки … – Билл, бл*! Никаких «может»! Домой! – Есть, босс, – усмехнулся Билл. – То-то же! – расслабился Том, снова затянулся и выдохнул. Билл забрал сигарету из тонких пальцев, Том с приоткрытым ртом смотрел на эту наглость, смотрел, как нежные губы обхватили фильтр, как на мгновение запали щеки, втягивая дым. И опять на губы – розовые и манящие, которые выпустили дым на волю. – Я тебя когда-нибудь убью, – тихо сказал Том, качая головой и чувствуя, как сжалось все внутри, забрал протянутую назад сигарету. Билл усмехнулся и облизал нижнюю губу. Том резко отвернулся к окну, и только он знал, какие слова у него сейчас пронеслись в голове. Ни одно из них нельзя было произнести в приличной компании. А Билл улыбался. Сейчас он был благодарен маленькому велогонщику, потому что прекрасно понимал – скорее всего, они с Томом бы поругались, если бы не эта «авария». Том всю дорогу старался не смотреть на Билла. Честно старался. Хоть и чувствовал на себе его насмешливые взгляды. – Тебе нужно будет получить права, ты классно водишь, – выдавил он комплимент, когда Билл помогал ему выйти из машины. – Ты наймешь меня шофером? Я теперь без работы, временно, – Билл закрыл машину и включил сигнализацию. – Ну, типа ты будешь меня пьяного из баров забирать? Тебе же нельзя пить…Ох! А мне можно и, кажется, нужно. – Ага, размечтался, алкоголик. Похромали уже! В лифте Том оперся спиной о стену кабины и наклонился к грязной штанине, пытаясь оценить ущерб. – Прогулка удалась, нах… – задумчиво произнес он. А Билл улыбался, глядя на Тома, и кивал своим мыслям, зная, ЧТО сделает уже через несколько минут. Вернее попытается сделать. – Сядь, я сам, – Билл легонько подтолкнул Тома к тумбе в прихожей, когда они поснимали с себя куртки. Том плюхнулся, пытаясь что-то возразить, но Билл его опередил. – Заткнитесь уже, больной, – Билл присел перед ним, стянул, не расшнуровывая, кед со здоровой ноги, а с больной обошелся аккуратнее, периодически глядя на реакцию Тома. – Снимай уже, я жив еще… по-моему. – Я вижу. Вскакивай. – Билл встал и протянул Тому руку, а потом, подхватив его, повел к ближайшей спальне. Своей. – На хера? – Том попытался воспротивиться. – Сюда ближе, и вообще, хоть посмотришь мою спальню, – и до Тома вдруг дошло, что он действительно еще не был в спальне Билла. За три дня. Ни разу. Он охватил взглядом бывшую гостиную, теперь похожую по обстановке на его собственную комнату, прежде чем Билл усадил его на кровать. – Давай, снимай штаны, – уперся Билл руками в бока, стоя перед Томом. – Чего? – не понял тот. – Том, не строй из себя целку! Штаны снимай, говорю! Грязные, во-первых, а во-вторых, хочу на твою ногу посмотреть. Том выдохнул. – Как скажешь… – и под пристальным взглядом Билла начал расстегивать ремень на штанах. – Помочь? – с улыбкой предложил Билл, Том бросил на него злой взгляд. – Сам как-нибудь. – Ну, ты – как-нибудь, а я бы – бережно, – почти прошептал Билл, и Том зарычал. – Заткнись, Билли. – Уже, – он смотрел на пальцы Тома, которые расстегивали молнию. Потом сам взял Тома за руку, приподнял с кровати и сдернул с него джинсы, тот только охнуть успел. – Не бзди! Трусы я тебе оставлю. – С*ка, – прошипел Том, поочередно приподнимая ноги, с которых Билл стягивал джинсы. – Знааааю, – Билл отшвырнув штаны, присел перед Томом и коснулся больной лодыжки. Том замер. – Ты знаешь, а она здорово опухла, – Билл аккуратно стянул с его ноги носок. Том и не дышал, лишь закусил губу, чтобы не заскулить от боли и от нежных прикосновений. – Ваш диагноз, доктор? Сколько мне жить осталось? – выдавил из себя Том. Билл снял второй носок и с видом профессионального травматолога пояснил: – Вот смотри, – его пальцы нежно нажимали на ногу в самом низу. – Вот тут нет опухоли, а тут, – пальцы перекочевали на другую ногу, – вот тут есть. Больной, однако, недолго вам осталось. – Дурак, – сказал Том и добавил, – ой! – когда Билл надавил чуть сильнее. Неожиданно Билл отпустил его ногу и, подцепив края своего свитера, стянул его с себя. Том с бьющимся сердцем смотрел, как разметавшись, волосы Билла волнами вернулись на худенькие плечи. В груди заныло. Билл швырнул свитер на постель, и он упал, касаясь руки Тома, который все больше впадал в транс, заворожено глядя на него. – Ты уверен, что это просто растяжение? – нежные, но такие настойчивые пальцы мяли лодыжку, и это вызывало боль, смешанную с наслаждением. – Я надеюсь, – тихо ответил Том, и Билл опустился на колени перед ним. – Может перетянуть нужно, а? Очень болит? – поднял лицо к Тому, взгляд задержался на его влажных висках. – У тебя испарина, сними свитер. Жарко же. И Том, как зомби, молча повинующийся приказам, снял свитер, оставшись в белой майке, которая так выгодно оттеняла его красивые плечи. По этим плечам прошелся взгляд Билла, и у него так сладко заныло внизу живота. Он на мгновение закрыл глаза. А потом, не сразу осознав, что делает, взял руку Тома, ту, на которой была содрана кожа. Развернул ее ладонью вверх, погладил пальцы. – Надо было промыть, – сказал зачем-то, глядя на рану, а потом прижался к теплой ладони губами. Том рвано вдохнул, зачем-то вцепившись свободной рукой в плечо Билла. – Нет, – прошептал, когда смог наполнить густым воздухом легкие. – Не надо… Вот только, вырвать свою руку из теплых пальцев Билла, сил уже не было. – Пожалуйста, – он зажмурил глаза, чувствуя, как жар охватил все его существо. – Билл, нет! А Билл молчал, все так же нежно касаясь губами ладони Тома и физически чувствуя, как тот плавится, от этих прикосновений. Потом придвинулся ближе и оказался между коленей Тома, почти лицом к лицу. Так, что Том почувствовал тепло, исходящее от кожи Билла, даже не касаясь ее. Рука, без раздумий, легла на теплую шею, под дрэды. И губы коснулись вздрогнувших губ. – Нет, – еле слышный шепот, но нет сил отпрянуть или оттолкнуть. Нет. Сил. У Тома кружилась голова, и казалось, что свело все тело, каждую мышцу – до боли, до судорог. Билл сжал пальцами шею Тома, едва касаясь губами его губ. – Почему – «нет»? Почему? – от горячего шепота в губы, хотелось стонать. – Томочка, родной, хороший мой, я же вижу! Я вижу, ты хочешь меня, не меньше, чем я тебя. Мальчик мой. Не отталкивай, я тебя очень прошу, не надо. Просто делай то, что хочешь. Или позволь мне. Я уже с ума схожу, Том. Мне крышу рвет так, что я скоро выть начну. Пойми ты, наконец, не могу я так больше. Не могу! Пожалуйста, обними меня. Слышишь? Я этого так долго ждал, Том! Билл прижался к губам, провел языком между ними и, почти сразу, ладонь Тома легла на затылок брата, хотя, скорее вцепилась, сгребая в кулак волосы – и он ответил на поцелуй. Не мог сейчас по-другому, не было сил поступить иначе. Ответил, впустил такой горячий, нежный, влажный язык и мир исчез, совсем, как будто и не было его никогда. Они целовались яростно, жадно, до укусов, до жалобных стонов, до металлического привкуса во рту, понимая, что это уже кровь, только чья она было не понятно, да и не важно. Том был как во сне. Он не контролировал себя и свое состояние. Пульс зашкаливал, нагоняя давление в каждую клеточку измученного желанием тела. Его руки, пальцы, губы и язык делали то, что так хотели сделать с Ангелом в течение полутора месяцев, пока они были врозь. И Том сейчас не был им хозяином. Он не мог остановиться. Это желанное ощущение штанги в языке Билла заставляло забыть, кто ты и где находишься. И что творишь. Билл ласкал шею Тома, скорее неосознанно, впиваясь до боли в нее, вторая рука оглаживала его плечи и грудь, иногда поднимаясь вверх по шее и щеке, или лаская руку Тома, державшую его за волосы. На ней был браслет, и Билл его чувствовал. Потом он поднял на Томе майку, и горячая ладонь прошлась по кубикам сведенных мышц живота, поднялась вверх, цепляя пальцами бусинки сосков. Том стонал, ему казалось, что они еще никогда так с Биллом не целовались, с таким накалом эмоций, с таким остервенением. Вторая рука Тома была у Билла под футболкой на спине, он не помнил, когда ее туда просунул, но теперь сжимал теплую кожу, а Билл улыбнулся. Его рука скользнула вниз по животу Тома, и легла поверх боксеров на возбужденный член, пальцы ощутили пульсирующее напряжение. Тому эта ласка отдалась в мозгу взрывной волной, мощным выбросом адреналина, добивающим остатки воли и разума. Он оторвался от губ Билла и с протяжным стоном откинул голову, а потом сквозь зубы втянул в себя воздух. – Перестань, – то ли простонал, то ли прорычал он, – Билл, не надо, прошу… А Билл, лаская его через ткань, целовал чуть шершавый подбородок и шептал сквозь поцелуи: – Я люблю тебя, маленький. Позволь, позволь, пожалуйста. Просто расслабься. Просто люби меня. И дай любить себя. Тебе же это нужно – я вижу, я чувствую. Ты мой, Том. Ты – МОЙ. И сделать с этим ничего не можешь. И я не могу… Без тебя, Том, не смогу. Скажи, что ты меня тоже любишь, Том! Скажи, родной. Мне надо… – Ты знаешь, ты это знаешь, – выдохнул Том, – да, я люблю тебя, люблю! Билл заскулил, и, приподнявшись, прижался к приоткрытому Томкиному рту, вылизывая его, цепляясь языком за его пирсинг, и лаская его губы и язык своим. Влага рта, нежная и желанная, вызывала экстаз, такой, что можно было потерять сознание только от этого. Но Билл смог оторваться от единственных губ в мире, целуя которые, хотелось плакать от счастья. – Спасибо, родной, – прошептал он, и Том открыл затуманенные наслаждением глаза, и они несколько секунд смотрели в вот опьяненные любовью и страстью лица друг друга. А потом Билл снова прижался губами к подбородку Тома. Губы опускались все ниже, и Том одной рукой опершись на кровать за спиной, все так же держал Билла за волосы, не в силах разжать пальцы. Задрав майку на Томе, Билл теперь целовал его грудь, вылизывал соски, чуть кусая их и засасывая. Он сам тихонько постанывал, не в силах сдержать в себе рвущиеся наружу эмоции, и слышал, как Том шипит и стонет, рычит и скулит от сумасшедшей нежности, которую дарил ему Билл. Билл смотрел на открытые губы Тома, на его пирсинг, которого тот иногда касался языком, и душа разрывалась от счастья и дикого восторга – он с Томом, он любит его. Он снова может быть с ним… Но при всем этом, его не покидало опасение, что Том может все это остановить, в любой момент, придя в себя. Именно поэтому Билл сейчас впитывал каждую секунду этой близости, этой нежности, каждый поцелуй, каждый стон и вздох. Каждое прикосновение впечатывал в свою память. А потом он скользнул пальцами под боксеры Тома, прижимаясь низом живота к краю постели, и чувствуя, как ему самому рвет ширинку возбуждение. Прикоснулся к нежной головке, и Том на вдохе втянул живот и инстинктивно двинул бедрами навстречу руке Билла. Тогда Билл обнажил член Тома, чуть притянул его к себе и взял в рот, скользнув штангой по головке. Тома выгнуло, и он, вскрикнув, закусил губу. Сильно. До крови. До резкой отрезвляющей боли, что и привело его в чувство. – НЕТ!!! – он выпрямился на постели, двумя руками оттолкнул от себя Билла, и тот отлетел назад, глядя широко открытыми глазами на взъерошенного Тома, судорожно натягивающего на себя боксеры. – Не надо, Билли, не надо… Он шептал, с каким-то хрипом в голосе, и Билл, который пытался придти в себя, представлял, как Тому сейчас трудно. Понимал, знал, видел – но не мог принять. НЕ МОГ!!! – Том, что ж ты делаешь? – покачал он головой. – Прости, Билл, – и тут Билл увидел как с нижней губы Тома, на подбородок, сбегает струйка крови и это просто добило. Он понял, чего стоило Тому остановить его. Остановить СЕБЯ. Том поднял джинсы, схватил свитер и почти вылетел из комнаты, несмотря на больную ногу. Билл сел, медленно притянул к себе колени, обнял их. Закрыл глаза, пытаясь унять дрожь возбуждения и разгулявшихся нервов. – Зачем ты так, Том? Зачем, – шептал он, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. А Том доковылял до своей комнаты, закрыл дверь на задвижку, как будто боялся, что Билл ворвется следом, отшвырнул вещи куда-то в угол и ринулся к своему столу. В ящике была бутылка виски, которая сейчас казалась единственным спасением. – Бл*дь! Что ж я делаю? Что я творю? – шептал он, отвинчивая крышку трясущимися руками. Потом несколько больших глотков, обжигающих горло, слезы от кашля, а может и не только от кашля. Том без сил опустился на пол тут же, возле стола, чувствуя, как слезы скатываются по щекам. Вытер рукой влажные губы и только сейчас увидел кровь из прокушенной губы. Даже на себя злится, не было сил. Он, так же как и Билл, обнял свои колени и чуть раскачивался, пытаясь подавить в себе стон. Ему было страшно. Казалось, что он слышит тот страшный, бесконечный звук кардиомонитора, от которого ломило в висках, рвало душу, раскалывало сердце. То, что сейчас творилось с Томом, в его душе и сознании, было настолько разным, что это начинало его пугать, он боялся, что может сойти с ума. Сердце хотело любить – и любило. А разум кричал от ужаса. Нет, он просто вопил. Он безумно боялся нарушить клятву, и тем самым, навлечь беду на Билла. – Я так рехнусь, Билл, – прошептали губы и снова прижались к горлышку бутылки. Том хотел забыться. Хотя бы ненадолго, на несколько часов. Только пусть станет легче… Ни шагу назад. Я уйду, я пройду, я посмею вернуться В безумье. Мой брат… Я любил. Я хотел – только раз – оглянуться… Ни шагу – назад. Автор: Анджей POV Bill Том, что же ты творишь, Том. Я же чуть не умер, когда ты меня оттолкнул. Я вижу, как тебе нелегко, зая, я вижу. Эта губа твоя прокушенная, кровь. Как лезвием по нервам. Господи, ну почему все так, Том? Я не могу понять, почему ты так серьезно к этому относишься? Не могу! Мы даже не родные братья! Я бы мог понять, если бы у тебя это вызвало отчуждение, и ты просто перестал меня воспринимать как любимого, и вот тогда бы я принял твое решение, я действительно бы его уважал, Том! Но я же вижу, что нет в тебе этого, НЕТ!! Ты не видишь во мне только брата. И уже не сможешь никогда. Пойми. А мне нужно поговорить с тобой, братишка. Меня ломает, Том. Это уже слишком жестокая ломка, чтобы я мог долго терпеть. Мне нужна доза любви и нежности, Том. Твоей любви и твоей нежности. Пойми, маленький. Я ведь знаю, что в тебе это есть. И любовь ко мне, и от нежности ты плавишься. Мне надо, родной. Очень. Это – в тебе, а значит, я могу это получить. И ты – дать это можешь. Можешь. Только не хочешь… Господи, я очень надеюсь, что это не связано с кем-то другим, Том. Мне нужно знать… POV Tom Интересно, мне станет легче от того, что пытаюсь напиться? Может, немного снял напряжение, может, мозги не так кипят. Наверное, легче. Только я понимаю, как сейчас ты себя чувствуешь. Напиться, как я, ты не можешь. Билл. Прости меня, Билли. Я не должен был допускать того, что произошло. Этой ласки, этих поцелуев. От которых губы до сих пор горят. Там, где были твои пальцы. Там, где ласкал ты меня, почти теряющего сознание. Теряющего волю и разум. До сих пор мурашки по коже… Знаю, что ты ничего не понимаешь, знаю, что почти с ума сходишь от бессилия. Хотя ты не потеряешь в себе уверенности – ты же не слепой, ты видишь, что я тебя люблю, как и раньше. И пока ты это будешь видеть, надежда будет жить в твоем сердце. И это самое хреновое в этой истории. Я не могу сказать тебе того, что есть на самом деле, Билл. Не могу. Это мое. Слишком МОЕ. Я боюсь, Билл. Очень боюсь. Так невыносимо, Билл. Просто с нашими чувствами нужно что-то делать. Ломать себя, свои желания, мечты, пытаясь угомонить хаос в голове. Смотрю на бутылку виски. Бл*! Даже это напоминает мне о тебе. Твои глаза – цвета виски. Я люблю тебя, ты прав, котенок. Из сердца этого не вырвать. Но и не могу изменить того, что было тогда, в операционной. Не могу. POV Avt Билл кусал губы, пока не решил, что нужно пойти к Тому и задать прямой вопрос. Что-то было очень сильно не так. И Биллу это становилось все яснее. Не могло на Тома так действовать то, что они братья, к тому же двоюродные. Зная Тома, его независимость от чужого мнения, Билл в это просто не верил. Он вышел в коридор и подошел к двери в комнату Тома. За ней было тихо. Совсем. Коснулся ладонями двери, замер. Чуть поскреб ногтями. – Том! Давай поговорим, пожалуйста… Том поднял голову, с уже расфокусированым взглядом – алкоголь сделал свое дело. Забилось, вернее, даже затрепыхалось сердце. – Билл. Уйди. Я прошу тебя. Билл закрыл глаза и прижался лбом к двери, уже поняв, что она закрыта на задвижку. – Я хотел тебе рассказать свой сон, Том, – услышав это, Том закрыл глаза и уперся лбом в колено. – Тогда, в клинике, помнишь, когда я почти трое суток не мог в себя придти после операции, а ты метался, не зная, что делать, сходя с ума и ставя на уши всю клинику. Мне тогда все время снился один и тот же сон, Том. Один и тот же. Страшный сон. Я понимал, что если во сне все закончится плохо, то и в реальности будет так же. Билл повернулся спиной к двери и съехал вниз, сел на пол, опершись об нее спиной. – Там был ты. Всегда. А еще была стеклянная стена, между нами. И я видел тебя за ней. А ты меня – нет. Мне так хотелось эту стену разбить, только нечем было, ничего не было в комнате… Она была совсем пустой. А я понимал, знал, вернее, что если эта стена так и останется между нами, в реальность я не вернусь. Да, я прекрасно знал, что это сон. Понимал. Том с трудом встал на четвереньки и подполз к двери, так и не выпуская бутылку из рук. Он понял, что так доберется до нее быстрее, чем, если сейчас будет пытаться встать на больную ногу. Добравшись до двери, он сел, оперся об нее спиной, не зная, что в точности скопировал позу Билла, по другую ее сторону. Хотелось быть ближе, пусть даже так. Билл почувствовал, услышал, что Том рядом. Понял, что он так же сидит под дверью. – И еще понимал, что только ты можешь вытащить меня из этого дерьма. Веришь? И ты меня хоть и не видел, но ты меня чувствовал. Начал чувствовать в последних снах. Я звал тебя. Всегда звал. Я кричал до хрипа. Но, даже не слыша меня, ты как будто знал, что должен мне помочь. Знаешь, когда я понял, что ты меня вытащишь? Когда ты, не видя меня, приложил свои ладони к стеклу туда, где мои были. Вот тогда я и понял, что жить буду. А потом ты разбил ту стену, Том. Сам. Потому, что я был нужен тебе, очень нужен. Она разлетелась, она просто исчезла, как будто ее никогда и не было… И я пришел в себя, я очнулся, чтобы быть с тобой. В этой жизни я был по-настоящему нужен только тебе. Том закрыл глаза и почувствовал, как слезы прочертили мокрые дорожки по щекам. «Дурак. Какой ты дурак, Билли! Был нужен? Ты всегда мне будешь нужен», – пронеслось в затуманенных алкоголем мозгах Тома. – Преграды. Они были между нами всегда. С самого начала появления Черного Ангела в его жизни. Долг Билла. Стена, которую они смогли преодолеть, только потому, что оставались вместе, вопреки всему. Потом эта страшная болезнь, о которой так долго Том ничего не знал… Они преодолели и ее. Это было непросто, порой очень страшно и больно. Пришлось быть врозь все это время, но и оно теперь позади. Но, может, лишь благодаря тому, что СЕЙЧАС стоит между ними. Этого Том и боялся. До дрожи в груди, до ломоты в ключицах. Между ними очередная стена… Сейчас есть стена, которую один возводит против своей воли, потому, что так НАДО. Чтобы была возможность жить. А другой бьется об нее, ломает, не давая достроить до конца, потому, что знает – любовь есть. Почему все время есть что-то между ними? Реальное или нет, но есть. Даже сейчас есть. Эта дверь, о которую они опираются спинами. Тонкая, но непроницаемая. Можно слышать, но не видеть. И они сейчас, сидя спина к спине, смотрят в разные стороны, и так Биллу хотелось верить, что это просто совпадение, что на самом деле не разведет их жизнь так, что они будут ВСЕГДА смотреть в разные стороны. – Тогда я был тебе нужен, Том, и ты меня вытащил. Даже не подозревая об этом. А сейчас? Что сейчас, Том? Сейчас я не нужен тебе? УЖЕ не нужен? Том сглотнул. Отхлебнул еще виски, чуть скривился, утер губы. – Ты несешь чушь, Билл, – отозвался он хрипло, – и сам это знаешь. Ты – мой брат. Как ты можешь быть мне не нужен! Билл застонал и несильно ударился затылком о дверь. – Бл*. Том. Ну не надо из себя дебила строить, а? Ты же понимаешь, о чем я. – Я не строю. Я такой и есть. – Том пьяно засмеялся, и Билла это насторожило. – Ты бухаешь, что ли? – О, ессс! Напиток цвета твоих глаз, Билл. Билл вскочил и ударил ладонями в дверь. – Гад!! Том!! Открой!! – Неа, даже и не думай. – Алкоголик чертов! Как ты можешь? Том глянул на бутылку, в ней оставалось уже немного. – Могу. Могу и буду. Билл ударил еще раз ладонями по двери, покачал головой и поплелся на кухню. Он понял, что сейчас ничего от Тома не добьется. Вышел на кухню, закурил, сделал несколько нервных затяжек, и вернулся в свою комнату, хлопнув дверью. Том вздрогнул и открыл глаза. Выдохнул. – Билл, что ж ты так братика пугаешь, зараза, – заплетающимся языком проговорил он, в несколько глотков допил остатки алкоголя, и, понимая, что сейчас просто вырубится, с усилием дополз до постели, забрался на нее, и почти сразу провалился в сон, сумев уйти из болезненной реальности на несколько часов. *** Через пару часов после этого Симона открыла дверь своим ключом и зашла в квартиру, когда Билл только закурил, стоя возле окна. – Привет. – Привет, ты один? – она была удивлена такой тишине. – Где Том? – Нет, Том спит… – чуть сведенные брови, и становится понятно – опять что-то случилось. – Он напился, – добавил Билл, понимая, что это она узнает и без него. Симона прошла на кухню и включила кофе-машину. – Что у вас произошло? – Мы повздорили… – Билл потушил сигарету. – И он, вот так… – Ну, понятно, – она достала чашечку из шкафа, чувствуя, как на душе тревожно. – Я пойду, ладно? Спокойной ночи, – Билл коснулся ее плеча, и она повернулась, чтобы поцеловать его в щеку. – Конечно, родной. Спокойной ночи… *** Симона услышала тихий щелчок закрывшейся двери Билла и села на диван, обхватив руками маленькую чашечку с кофе, отстраненно разглядывая блики на темной поверхности. Дрожали губы, и хотелось плакать. Она прекрасно понимала, что происходит между парнями. А еще понимала, что они как любили друг друга, так и продолжают любить. Но Том поставил своим обещанием барьер между ними и пытается удержать его. И было невыносимо понимать, что об этом она не может поговорить с сыном, пока он сам не захочет что-то сказать. В чем Симона очень сомневалась. Она понимала, неудивительно, что он сорвался – странное, что он держался так долго. А Билл? Что делать ему? Наверняка Том и ему не собирается говорить, что произошло на самом деле. Хотелось помочь, хотелось поговорить с Томом, с ними обоими. Но как? КАК помочь? Симона не знала. Знала только, что такая ситуация могла привести к эмоциональному срыву у Билла, который даже забыться не мог на время, как Том. Несколько глотков кофе, и Симона закрыла глаза, все так же сжимая чашечку тонкими пальцами. Сказать, что она все знает? Она просто боялась, как Том к этому отнесется. Симона не могла представить его реакции. Просто начать говорить о том, что понимаешь, что происходит между ними? И, может, тогда Том не выдержит и сам все скажет ей? От мыслей раскалывалась голова. Симона очень боялась за своих мальчишек. Больше за Билла, зная, что нельзя ему погружаться в негативные эмоции, а сейчас происходит именно это. Это стресс, о котором предупреждала Хельга. Наверное, все же придется поговорить с Томом. Неизвестно, во что выльется этот разговор, но нужно с чего-то начать. Лишь бы не опоздать с ним, с разговором этим… POV Tom Ох, ты ж, бл*… Что это было? Я спал? Темно уже… Сколько времени? Резко поднимаю голову, чтобы увидеть цифры, светящиеся на дисплее музыкального центра, и невольно вскрикиваю от взорвавшейся в голове, раскалывающей пополам, вспышки боли. Что за х*йня? Осторожно сажусь. Крепко зажмуриваюсь, держась за виски, шиплю от боли, и начинают всплывать в воспаленном мозгу картинки, одна за другой… Ты, твой мейк, одежда, прогулка, наша ссора, чертов маленький велосипедист, подвернутая нога, возвращение домой, ты, сидящий передо мной, и мои начинающие входить в ступор мозги, от прикосновений твоих пальцев… Теплые губы на моей ладони, нет сил оттолкнуть, остановить себя и тебя. Потом рывок, и тепло пальцев на шее. Поцелуи, твой шепот в губы… Господи! Выдыхаю и вспоминаю все до последнего слова, до последнего прикосновения губ, шепчущих мне, что ты меня любишь, что сходишь с ума. А потом, потом… моя рука невольно опускается на пах. Пи*дец потом, Томми. Сползаю с постели, касаюсь ногами пола, и левую ощутимо дергает укол боли, хотя и не такой сильной как днем. – С*ка, – наклоняюсь и щупаю лодыжку. Правда, опухла, зараза. Нужно встать как-то. Хочется поссать, пить, курить – в таком порядке. И увидеть тебя. Закрываю ладонями глаза, стону, наклонившись вперед, касаясь локтями колен. Как же на душе мерзко. И так выматывающее ноет сердце. Билл. Билл. Прости ты меня, ублюдка, прости. Я хочу видеть тебя, твои глаза. Ох, да… Увидеть и понять, что ты в порядке, после всего, что произошло. Хотя и понимаю я, даже такой мерзко звенящей башкой, что не можешь ты быть в порядке… Хочу. Видеть. Твои. Глаза. И боюсь снова понять, что тону и буду тонуть в них до скончания веков, до самого последнего удара своего сердца, до последнего вздоха. Я так за тебя боюсь, котенок… Том, алкоголик ты, хронический – карусель в башке, во рту, как будто носки грязные жевал. Бл*. С*ка ты, детским велосипедом долбанутая. Как же ты мог допустить все это? «Как, как?» А вот так! Люблю я тебя, гад ты, двоюродный. Люблю и, наверное, сдохну от этого. Дрожь во всем теле. Не знаю от чего. От холода? От нервного напряжения, которое пытался снять алкоголем? И ни х*я, да?
|