МАРТИН ЛЮТЕР. К ХРИСТИАНСКОМУ ДВОРЯНСТВУ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ ОБ ИСПРАВЛЕНИИ ХРИСТИАНСТВА.

Перевод Ю.А. Голубкина. Текст воспроизведен по изданию: Лютер, М. Время молчания прошло: Избранные произведения 1520-1526 гг. / Перевод, ист. очерк, комментарии Ю.А.Голубкина. - Харьков-СПб.: Око, 1994. - 352 с.

Время молчания прошло, и время говорить настало, как возвещено в третьей главе Екклесиаста. Я соединил, согласно нашему намерению, несколько заметок, касающихся исправления христианства, чтобы предложить их христианскому дворянству немецкой нации; может быть, Бог все-таки захочет помочь Своей церкви посредством мирян, поскольку духовенство, которому это более подобает, ни на что не обращает внимания.

Пресветлейшему, могущественнейшему

Императорскому Величеству

и христианскому дворянству немецкой нации. Доктор Мартин Лютер.

<…>Нередко [церковные] соборы предлагали разные реформы, но их проведению всякий раз препятствовала хитрость некоторых людей, – и их козни и злодеяния (поскольку после соборов все становилось еще хуже) я намерен теперь, да поможет мне Господь, не мешкая, обнародовать, чтобы они, став общеизвестными, не могли в дальнейшем так мешать и вредить. Бог поставил над нами главой благородного юношу и пробудил во многих сердцах большие благие упования; но наряду с этим необходимо и наше содействие, чтобы извлечь пользу из [благоприятного] момента и [императорской] благосклонности.

Романисты с завидной прытью воздвигли вокруг себя три стены, при помощи которых они до сих пор защищали себя, и никто не смог их реформировать; из-за этого все христианство пришло в ужасный упадок.

Во-первых, если им угрожали светской властью, то они утверждали, что светские законы не для них писаны, более того, что духовное – выше мирского. Во-вторых, если их хотели привлечь к ответственности на основании Священного Писания, то они подчеркивали, что никому, кроме папы, не подобает истолковывать Писание. В-третьих, если им угрожали собором, то они выдумывали, будто бы никто, кроме папы, не имеет права созывать собор. Так они тайно похитили у нас три розги, чтобы иметь возможность оставаться безнаказанными, и, укрывшись за надежными укреплениями этих трех стен, творили всевозможные гнусности и злодеяния, которые мы воочию видим и в наши дни. И даже если их вынуждали созвать собор, они все-таки предварительно лишали его силы, обязывая заранее под присягой князей не задевать их, благодаря чему папе предоставлялась безраздельная власть над всем распорядком собора. И поэтому не имело значения: созывалось ли много соборов или же ни одного собора, разве что они одурачивали нас лицемерием и притворством. Ощущая панический страх перед законным свободным собором, они так задергали королей и князей, что последние уверовали, будто бы неповиновение им во всех этих лукавых и хитрых кознях – это неповиновение [Самому] Богу.

Ныне же да поможет нам Господь и даст нам одну из труб, которыми были разрушены иерихонские стены, чтобы и мы смогли пустить по ветру эти соломенные и бумажные препоны, подготовить для покарания греха христианские розги, обнародовать коварство и обман дьявола и, очистив таким образом себя, вновь снискать милость Божию. Попытаемся, прежде всего, напасть на первую стену. Выдумали, будто бы папу, епископа, священников, монахов следует относить к духовному сословию, а князей, господ, ремесленников и крестьян – к светскому сословию. Все это измышление и надувательство. Они не должны никого смущать, и вот почему: ведь все христиане воистину принадлежат к духовному сословию и между ними нет иного различия, кроме разве что различия по должности.<…> А если папа или епископ совершают помазание, делают тонзуру, посвящают в сан, освящают, одеваются не так, как миряне, то все это возносит только лицемеров и болванов, но никогда не превращает в христианина или духовное лицо. Сообразно этому все мы посредством крещения посвящаемся во священники, <….> Поэтому посвящение епископа равнозначно тому, как если бы он в месте, где собралось множество людей, избрал одного из толпы, в которой все обладают равной властью, и поручил бы ему осуществлять эту самую власть над другими. Точно так же, если бы десять братьев, королевских сыновей, пользующихся равными правами наследования, избрали бы одного, который управлял бы за них наследством, то все они были бы королями, обладающими равной властью, и все же управлять было бы поручено одному. Скажу об этом еще понятнее. Если бы группа благочестивых христиан была захвачена в плен и заточена в пустыне и среди них не было бы священника, рукоположенного епископом, и если бы они единодушно избрали одного из своей среды, независимо от того, женат он или нет, и поручили бы ему крестить, служить мессу, отпускать грехи и проповедовать, то он был бы самым настоящим священником, как будто бы его рукоположили все епископы и папы. Отсюда следует, что в случае необходимости каждому дозволено крестить и отпускать грехи, что было бы невозможным, если бы не все мы были священниками.

<…> Поскольку светские владыки крещены так же, как и мы, и у них та же вера и Евангелие, мы должны позволить им быть священниками и епископами и их обязанности рассматривать как службу, которая связана с христианской общиной и полезна ей. И вообще каждый крестившийся может провозглашать себя рукоположенным во священники, епископы и папы, хотя не каждому из них подобает исполнять такие обязанности. И хотя все мы в равной степени священники, никто не должен ловчить и выдвигаться по своей воле без нашего согласия и избрания, то есть делать то, на что мы все имеем равные права. Ведь то, что принадлежит общине, никто не может, помимо воли и разрешения общины, присвоить себе. И если случится, что кто-нибудь, избранный на такое служение, будет смещен за какие-то злоупотребления, то он снова станет тем, кем был прежде. Поэтому необходимо, чтобы священник у христиан был только должностным лицом. Пока он служит, он возвышается; когда его смещают, он такой же крестьянин или горожанин, как и другие. И точно так же священник ни в коем случае не остается священником, если он смещен. <…>

Из этого следует, что миряне, священники, князья, епископы, или, как они выражаются, духовные и светские лица, в действительности не имеют никаких других существенных различий, кроме службы или занятия. По своему же достоинству они не различаются, потому что все принадлежат к духовному сословию; истинные священники, епископы и папы, но не у всех у них одинаковая служба, подобно тому, как в среде священников и монахов не все заняты одним и тем же делом. <…>

Подобно этому, те, кого сейчас называют духовенством, или священниками, епископами и папами, отличаются от остальных христиан не далее и не более того, что они должны иметь дело со словом Божиим и с Таинствами, это их занятие и служба; точно так же в руках у светской власти – меч и розги, чтобы наказывать ими злых, защищать благочестивых. У сапожника, кузнеца, крестьянина и у каждого есть свое ремесло, должность и дело, и все же все они в одинаковой мере являются посвященными священниками и епископами; и каждый, исполняя свою должность или занимаясь своим ремеслом, обязан приносить пользу другим и служить им. И точно так же, как все члены тела служат друг другу, множество занятий сообща направлены на содействие телу и душе. Посмотрите теперь, христиане ли придумали и пустословили, что светская власть не распространяется на духовенство и не может осуждать его? Это равносильно утверждению: «Если глаз подвергается опасности, рука не должна оказывать помощи». Разве это не противоестественно (не говоря уже – не по-христиански), если один член не должен помогать другому и защищать его от погибели? Нет, чем благороднее член тела, тем больше другие должны ему помогать. И я настаиваю: так как светская власть учреждена Богом для наказания злых и защиты благочестивых, то круг ее обязанностей должен свободно и беспрепятственно охватывать все Тело христианства, без всякого исключения, будь то папа, епископ, священник, монах, монахиня или кто-нибудь еще. И если светскую власть ограничивать только потому, что она среди христианских занятий якобы незначительнее службы проповедника, или исповедника, или [вообще] духовного лица, то точно так же следовало бы наложить запрет на то, чтобы портные, сапожники, каменщики, плотники, кухарки, кельнеры, крестьяне и все живущие в миру ремесленники шили папе, епископам, священникам одежду, тачали обувь, строили дома, готовили пищу, подавали напитки, давали оброк. <…> Поэтому светская христианская власть должна исполнять свою службу беспрепятственно, не опасаясь затронуть папу, епископа, священника: кто виноват, тот и отвечай. Возражения канонического Права против этого – чистейшей воды самонадеянное римское измышление, ибо святой Павел провозгласил для всех христиан: «Всякая душа (я считаю, и папы тоже) да будет покорна высшим властям; ибо они не напрасно носят меч, они Божий слуги для наказания злых и поощрения благочестивых». И святой Петр: «Будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа, ибо такова есть воля Божия». Он возвестил также, что появятся люди, пренебрегающие светской властью (2 Пет. 2), как и произошло впоследствии благодаря церковному праву.

Итак, я полагаю, что эта первая бумажная стена низвергнута; отныне светская власть становится членом христианского Тела, и, занимаясь земными делами, она все же принадлежит к духовному сословию; поэтому сфера ее деятельности должна беспрепятственно касаться всех членов Тела в целом: наказывать виновных и преследовать их в случае необходимости, не обращая внимания на пап, епископов, священников; пусть они угрожают и отлучают, как только им вздумается. <…> А между тем в церковном праве чрезмерно превозносятся свобода, жизнь и имущество священников, как будто бы миряне духовно не такие же добрые христиане, или как будто бы они не принадлежат к церкви. Почему тело, жизнь, имущество и честь твои так свободны, а мои – нет; ведь мы же все христиане, у нас одинаковое Крещение, вера, Дух и все остальное? Если убивают священника, то на местность [где он убит] налагается интердикт. Почему же этого не происходит, если убивают крестьянина? Откуда проистекает такое заметное различие между равноправными христианами? Единственно из человеческих законов и измышлений. <…>

Вторая стена еще более шаткая и неустойчивая: они намереваются быть единственными истолкователями Писания. Не изучив в нем на протяжении жизни ни строчки, они имеют наглость считать себя единственными авторитетами; обманывают нас бесстыдными высказываниями, что папа, независимо от того – злой он или благочестивый, не может заблуждаться в вере, но подтвердить это ссылкой хотя бы на одну букву они не в состоянии. И из-за этого в церковном праве содержится так много еретических и нехристианских, да и противоестественных законов, что сейчас даже отпадает необходимость доказывать это. <…> Это кощунственная, лживая басня, и они не могут привести ни одной буквы в доказательство того, что лишь папа может истолковывать Писание или утверждать его толкование; они самовольно присвоили это право. И хотя они делают оговорку, будто бы получили власть от святого Петра, которому были переданы ключи, хорошо известно то, что ключи переданы не одному святому Петру, а всей общине; к тому же ключи предназначены не для учения или управления, а единственно для того, чтобы вязать или разрешать грехи. И все остальное, что они придумывают, ссылаясь на ключи, всего-навсего выдумка. <…> Ведь должен же был в старину Авраам слушать свою Сарру, которая тем не менее была подчинена ему больше, чем мы кому-либо на земле. Точно так же Валаамова ослица была умнее самого пророка. Если Бог посредством ослицы обращался к пророку, то почему Он не может посредством благочестивого человека обличать папу? Далее, святой Павел осуждал святого Петра как заблуждающегося (Гал. 2). Поэтому надлежит всякому и каждому христианину проникнуться верой, понимать и защищать ее и осуждать все заблуждения.

Третья стена падет сама собой, если разрушены эти две первые. Ведь поскольку деятельность папы противоречит Писанию, мы обязаны стать на сторону Писания, наказать папу и воздействовать на него в соответствии со словом Христовым (Мф. 18): «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним: если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, если же не послушает их, скажи общине, а если и общины не послушает, то да будет он тебе, как язычник». Здесь каждому заповедается заботиться о других. Насколько же больше мы должны следовать этому, если управитель церкви действует во зло, своими поступками причиняет другим много вреда и вводит их в соблазн. Но, если я призван обличить его перед общиной, мне прежде всего нужно ее собрать. У них нет никаких свидетельств Писания, что только папе надлежит созывать собор или утверждать. [У них есть] только их собственные законы, имеющие значение лишь в той мере, в какой они не вредят христианству и заповедям Божиим. В случае же, если папа достоин наказания, эти законы теряют силу. И тем, что папа не наказуем посредством собора, христианству наносится вред. <…>

Поэтому, когда я касаюсь соборов, созванных папством, я не придаю особого значения их решениям. И если требует обстановка, а папа злонамеренно относится к христианству, то всякий, кто может, обязан, как верный член всего Тела, содействовать созыву поистине свободного собора. А этого никто не в состоянии сделать лучше, чем светский меч; в особенности потому, что светские владыки так же, как и все, являются христианами, духовенством, священниками, обладающими властью во всех делах, и должны, там где это будет нужно и полезно, беспрепятственно применять по отношению к каждому власть, данную им Богом. <…> В церкви нет никакой иной власти, кроме власти, направленной на созидание. Поэтому, если папа захочет использовать власть, чтобы воспрепятствовать созыву свободного собора, и тем самым будет приостановлено совершенствование церкви, нам не следует обращать внимание на него и на его власть. Если же он обрушится с отлучениями и бранью, то этим надо пренебрегать, как выходкой сумасшедшего, – и в свою очередь, уповая на Бога, отлучать и преследовать его изо всех сил, потому что такая самонадеянная папская власть ничего не значит.<…>

А теперь рассмотрим предложения, которые, как этого требует справедливость, должны обсуждаться на соборах и которыми папа, кардиналы, епископы и все ученые должны были бы руководствоваться и днем и ночью, если бы любили Христа и Его церковь; но раз они этого не делают, пусть содействуют толпа и светский меч, невзирая на их отлучения или угрозы <…>

Во-первых, пусть каждый князь, дворянин, город решительно запретят своим подданным давать в Рим аннаты и вообще упразднят их. Ведь папа нарушил соглашение и превратил аннаты в грабеж, вызвавший упадок и позор всей немецкой нации; он дает их своим друзьям, продает за большие деньги, на которые учреждает должности. Поэтому он потерял на них право и заслуживает наказания. Светской же власти надлежит защищать невиновных и противиться бесправию. <…>

Во-вторых, папа <…> присоединяет к своим владениям немецкие церковные учреждения и либо раздаривает, либо продает их в Риме иностранцам, которые не делают ничего полезного в немецких землях, а епископства между тем ограничиваются в своих правах. <…> Пусть [христианское дворянство] установит, потребует и предпишет, чтобы отныне ни один лен больше не переходил к Риму, ни одного больше не добывалось оттуда [римлянами] разными способами, но чтобы они, освобожденные от тиранической власти, оставались в стране. А для управления наилучшим образом этими ленами в пределах земель немецкой нации епископам должны быть возвращены их права и полномочия. <…>

В-третьих, пусть император издаст закон, чтобы отныне утверждение епископов и каких бы то ни было должностей исходило не из Рима, а чтобы было восстановлено решение пресвятейшего и достославного Никейского собора, в соответствии с которым епископ должен утверждаться двумя или архиепископом. <…>Однако, чтобы он не жаловался на ограничение своей верховной власти, нужно установить, чтобы случаи, когда примасы или архиепископы не в состоянии решить дело или когда между ними возникли разногласия, передавались на рассмотрение папы. <…>

В-четвертых, в соответствии с каноническим правом пусть будет установлено, чтобы любое светское дело, которое не соблюдается, рассматривалось светской властью, а не передавалось в Рим.<….

В-пятых, чтобы отныне никакие резервации не имели силы и чтобы ни один лен больше не захватывался Римом ни в случае смерти владельца, ни при возникновении тяжбы, ни, что он [раньше] принадлежал кардиналу или кому-нибудь из папской челяди <…> А если в Риме в таких случаях прибегнут к отлучению или духовному принуждению, пусть это презирают, как отлучение жулика, которому не позволяют воровать. <…>

В-шестых, пусть также будут упразднены casus reservati, посредством которых у людей не только вымогается уйма денег, но и многие несчастные души вводятся лютым тираном в соблазн и заблуждение <…>

В-седьмых, пусть римский престол упразднит оффиции, уменьшит число пресмыкающихся и лебезящих в Риме, а папская челядь пусть содержится за счет средств самого папы; и двор его не должен превосходить пышностью и расточительством дворы всех королей <..>

В-восьмых, пусть будут упразднены тягостные, мучительные клятвы, к которым папа безо всяких на то оснований принуждает епископов, чтобы подчинить их себе как рабов, и что по его собственному произволу <…> Из-за инвеституры они вступали с императорами в ожесточенные войны и распри, длившиеся до тех пор, пока не захватили ее посредством наглого насилия, и удерживают до настоящего времени, как будто изо всех христиан на земле одни немцы должны быть козлами отпущения для папства и римского престола и сносить то, чего уже никто не хочет ни терпеть, ни допускать. И поскольку эти действия представляют собой неприкрытое насилие и разбой, препятствуют законной епископской власти и наносят вред бедным душам, император со своим дворянством обязан защитить их от такой тирании и покарать ее.

В-девятых, пусть папа не имеет над императором никакой власти, кроме помазывать его перед алтарем и короновать, как епископ коронует короля, <….> Но не подобает папе возвышаться над светской властью, исключая лишь духовное служение, к которому относятся проповедь и отпущение грехов. В других же делах он должен быть ниже, как учат Павел (Рим. 13) и Петр (1 Пет. 3<…> папы хотят управлять империей, оставаясь при этом папами. Все это происки мошенников, которые, прикрываясь папским титулом, не прочь стать господами над миром и посредством папской власти и имени Христова вновь восстановить в прежнем виде разрушенную Римскую империю.

В-десятых, пусть папа умерит свой аппетит и не точит зубы на чужой каравай – не присваивает себе никаких титулов королевств Неаполитанского и Сицилийского. <…> Поэтому император не должен позволять ему [захватывать] такие лены, а если это произойдет,…, сославшись на Библию и молитвенник, указать, что он должен предоставить светским властям право управления странами и землями, в особенности теми, которых ему не давал, а его дело – проповедь и молитва.<…>.

В-одиннадцатых, пусть будет прекращен обряд целования ног у папы. И то, что жалкий, грешный человек дает целовать свою ногу тому, кто во сто раз лучше его, – образец нехристианских, более того, дьявольских нравов. <…> Сравните их, Христа и папу: Христос омыл и отер ноги Своим ученикам, а ученики никогда не омывали Ему ног; папа, как стоящий выше Христа, переиначивает это и, позволяя целовать свою ногу, выдает это за великую милость. <…>

В-двенадцатых, пусть будут упразднены паломничества в Рим или пусть никому не разрешается отправляться туда ради любопытства или показного благочестия; <…> Я говорю это не потому, что паломничество – зло, но потому, что в наше время оно способствует порче нравов. Ведь в Риме паломники видят не добронравие, а лишь суетные соблазны. <…> Папы … провозглашают дурацкие «золотые годы». <…> это приносит деньги и укрепляет ложную власть, а потому-то они продолжают свои затеи <…>

В-тринадцатых, коснемся великого множества тех, которые, давая много обетов, исполняют лишь немногие. <…> чтобы отныне не позволять больше строить нищенствующие монастыри <…> чтобы все они были упразднены или сохранены в двух-трех местах. Ничего хорошего не приносит и никогда не приносило бродяжничанье по стране с протянутой рукой<…> И пусть монахи больше не проповедуют и не исповедуют, <…> К тому же должны быть упразднены и многочисленные секты и группировки в одном и том же ордене <…> Следует также запретить папе учреждать или утверждать новые ордена; кроме того, он должен отдать распоряжение, чтобы некоторые из них упразднили или свели к меньшему <…> Bвсе духовные учреждения и монастыри должны быть настолько свободными, чтобы служить Богу добровольно, а не принудительно.

В-четырнадцатых, <…> организация христианства должна быть следующей: жители каждого города из своей среды выбирают образованного, благочестивого горожанина, поручают ему пастырское служение и содержат его за счет общины, предоставляя на его свободное усмотрение, жениться ему или нет. При нем должно быть несколько духовных лиц, или диаконов, которые также по собственному желанию могут и жениться, и оставаться холостыми. Они помогают воспитывать прихожан и общину посредством проповедей и таинств, как это сохранилось доныне в греческой церкви. <…> И то, что, вопреки этому, установлено в каноническом праве, – всего-навсего басня и благоглупость. <…> Я не хочу ни советовать, ни запрещать каждому отдельно взятому, у которого еще нет жены, ни вступать в брак, ни оставаться в безбрачии; пусть он придерживается общепринятого христианского порядка и своего собственного доброго разумения. <…>

В-пятнадцатых, я не забыл и о бедных монастырях. <…> я советую этим чадам – братьям и сестрам: если начальствующие не дают разрешения исповедоваться в сокровенных грехах тому, кому ты хочешь, то решись на это сам и покайся своему брату или сестре, кому угодно – пусть дадут тебе отпущение и утешение, а затем иди и делай, что захочешь и что надо, и твердо верь в то, что ты освобожден от греха и что он не довлеет над тобой. <…>

В-шестнадцатых, нужно было бы также совершенно упразднить или, по крайней мере, сократить юбилейные годы, праздники в честь святых и заупокойные мессы, потому что, их превратили в насмешку и проводят только ради денег, обжорства и пьянства. <…>

В-семнадцатых, следует также отменить некоторые взыскания или наказания канонического права, в особенности интердикт <…> Отлучение следует применять лишь в тех случаях, которые отмечены в Писании: то есть по отношению к тем, кто не придерживается истинной веры, или к тем, о чьей грешной жизни известно каждому. Но нельзя за земные дела. <…>

В-восемнадцатых, пусть будут отменены все праздники, за исключением воскресенья. Если же захотят сохранить праздники Богородицы и Великих Святых, то пусть перенесут их все на воскресенье или же отмечают только утром, во время мессы, а затем весь день пусть будет рабочим днем. Основанием для этого служит то, что сопутствуют неумеренное пьянство, [азартные] игры, безделье и всяческие прегрешения; вследствие чего мы больше гневим Бога в святые дни, чем в будни. <…> То, что направлено против Бога и причиняет вред телу и душе человека, не только может быть, без ведома и одобрения папы или епископа, упразднено каждой общиной, [городским] советом или светской властью, но они даже обязаны, ради спасения души, не допускать этого, даже если папа и епископ, которым подобает первыми упразднить [праздники], не захотят [сделать этого].

В-девятнадцатых, пусть будут изменены ступени, или колена, родства, в которых запрещается вступление в брак, как, например, крестное родство, четвертая и третья степени родства, чтобы [в случаях], когда папа бесстыдно продает за деньги разрешения на брак, каждый священник мог давать разрешение сам – безвозмездно и ради спасения души. Да, Богу угодно, чтобы была разорвана денежная сеть – духовный закон – и чтобы все, что нужно покупать в Риме, – отпущения, индульгенции, «грамоты о масле», грамоты о мессах и все прочие римские confessionalia, или безобразия, при помощи которых обманывают и лишают денег бедный народ, – мог бесплатно делать и разрешать любой священник. <…> чтобы соблюдение постов зависело от свободного усмотрения каждого и чтобы можно было употреблять любую пищу <…> Ведь они сами в Риме насмехаются над постами, а нас в Германии заставляют трескать постное масло, которым они себе не позволили бы смазывать даже обувь. <…>

В-двадцатых, пусть будут разрушены до основания безнадзорные часовни и церкви, ставшие новыми центрами паломничества, как, например, в Вильснаке, Штернберге, Трире, Гримментале, Регенсбурге и во многих других. <…> И в местах, куда не хотят стекаться паломники, начинают провозглашать святых – не ради возвеличения самих святых, а ради паломников и денежных приношений. И этому ныне способствуют папа и епископы. [В местах паломничеств] дождем изливаются отпущения <…> Какой дух дал папе власть провозглашать святых? Кто сообщил ему, святые они или нет? <…> Поэтому советую я, чтобы прославление святых зависело от них самих. <….> Сюда же относится требование отменить, или отвергнуть, или сделать общими для всех церквей те привилегии и буллы и все, что папа продает в Риме на своей живодерне. Ведь если он продает или предоставляет Виттенбергу, Галле, Венеции и, прежде всего, своему Риму indulta, привилегии, отпущения, милости, преимущества, facilitates, то почему он предоставляет это не всем церквам в целом? <….>.
В-двадцать первых, крайне необходимо упразднить во всем христианстве все нищенства. Никто из христиан не должен просить милостыню. Если решительно и серьезно взяться за это, то можно без особых затруднений установить следующий порядок: пусть каждый город обеспечивает своих бедных и не допускает никого из пришлых попрошаек, как бы они ни называли себя: странствующими братьями или монахами нищенствующих орденов. <…> B [городе] должен быть попечитель или опекун, который обязан знать всех бедных и сообщать совету или приходскому священнику об их нуждах или [предлагать] меры по их лучшему устройству. <…> Я вполне согласен с теми, которые считают, что таким способом нельзя в достаточной мере обеспечить бедных и что для них нельзя будет построить слишком большие и богатые каменные дома и монастыри. Но это не так уж необходимо. Кто хочет быть бедным, не должен быть богатым; а если он хочет быть богатым, то пусть берет в руки плуг и добывает [богатство] от земли. Достаточно обеспечивать бедных в такой степени, чтобы им не грозила смерть из-за голода и холода. <…>

В-двадцать вторых, <…> было бы полезным отменить большинство из установленных месс, поскольку видно, что их расценивают как жертву и «доброе дело», в то время как они, подобно крещению и покаянию, представляют собой таинство, благотворное не для других, а для тех, кто его принимает. <…> Но это, очевидно, слишком новые и неслыханные рассуждения, <…> я повременю развивать свою мысль об этом до тех пор, пока вновь не возникнет правильное понимание того, что такое месса и для чего она нужна. К сожалению, уже на протяжении многих лет из нее делают ремесло для земного пропитания <…> Также недопустимо в дальнейшем, чтобы одно лицобыло более чем в одном соборе или приходе; надо довольствоваться скромным положением, чтобы и у другого тоже было бы что-нибудь <…>

В-двадцать третьих, <…> нужно изгнать из немецких земель папских посланцев с их полномочиями на диспенсации, которые они нам продают за большие деньги, что представляет собой явное мошенничество. Ведь они за деньги незаконное имущество делают законным, освобождают от клятв, обетов и союзов, нарушают и этим учат нас нарушать верность и доверие, условленные взаимным договором, и утверждают, что у папы есть на это власть. <…> Если бы не было никаких других зловредных козней, доказывающих, что папа – настоящий антихрист, то лишь одного этого примера было бы достаточно, чтобы доказать это. Слышишь ли ты, папа, не всесвятейший, а всегреховнейший, вскоре Бог с небес разрушит твой престол и низвергнет его в бездну преисподней! <…>

В-двадцать четвертых, пришла наконец пора еще раз серьезно и здраво заняться делом богемцев, чтобы им объединиться с нами, а нам – с ними, и чтобы раз и навсегда покончить с ужасным злословием, с ненавистью и завистью с той и с другой стороны. Мне хотелось бы, по простоте своей, первым изложить свое мнение, с оговоркой на то, что кто-то понимает дело лучше меня. Прежде всего, мы должны откровенно признать правду и отвергнуть наше осуждение, признав кое-что перед богемцами. А именно, что Ян Гус и Иероним Пражский были сожжены в Констанце – вопреки папской, христианской, императорской охранной грамоте и клятве, а тем самым была нарушена заповедь Божия, что вызвало у богемцев чувство глубокой горечи. <…> Я не намерен здесь ни осуждать положения Яна Гуса, ни защищать его заблуждений. Правда, поразмышляв, я не нашел у него ничего ложного. И я с чистой совестью могу считать, что преступившие посредством своих вероломных действий христианскую охранную грамоту и Божию заповедь приняли никудышное решение и осудили несправедливо <…> Я вовсе не намерен превращать Яна Гуса в святого и мученика, как некоторые богемцы, хотя в то же время я признаю, что по отношению к нему поступили незаконно, а его книги и учение преданы проклятию несправедливо <…> пусть Гус был еретиком, и настолько зловредным, насколько это можно представить, и все же его сожгли незаконно и против воли Божией, и не следует принуждать богемцев, чтобы они одобрили это; в противном случае мы никогда не придем к единению с ними. <…> Еретиков надо преодолевать Писанием, как делали в старину Отцы [церкви], а не огнем. <…> Далее, пусть император и князья пошлют нескольких благочестивых, благоразумных епископов и ученых <…> выяснить у богемцев, как обстоят дела с их верой; возможно ли объединить все их секты. А папа должен, <…> разрешить богемцам самим избрать архиепископа Пражского <…> Я также не хочу советовать, чтобы принуждали отказаться от причащения [мирян] под обоими видами, так как его нельзя считать ни нехристианским, ни еретическим; если они хотят, пусть продолжают придерживаться того же обряда, лишь бы не возражал новый епископ <…> Если бы я был убежден, что у пикартов нет никакого заблуждения в таинства причащения, кроме того, что они верят, будто бы [при отправлении этого таинства] в алтаре реально присутствуют обыкновенные хлеб и вино, а не подлинные Тело и Кровь Христа, то я не стал бы их отвергать, а позволил бы им стать под начало епископа Пражского. Ведь в Символе веры говорится не о том, что хлеб и вино присутствуют в таинстве причащения не по существу или нереально – это измышление святого Фомы и папы, – а в Символе веры утверждается, что в обыкновенном хлебе и вине действительно реально присутствуют Тело и Кровь Христовы. И следует мириться с заблуждениями обеих сторон, пока они не придут к единому мнению, так как нет никакой опасности в том, если ты сомневаешься, хлеб или не хлеб присутствует [во время отправления таинства причащения]. Ведь мы должны допускать разнообразные мнения и направления, которые не приносят вреда вере; и если бы [пикарты] верили не так, [как мы], я бы счел за благо не знать их. Но они проповедуют истину.
Если же у богемцев обнаружатся и другие заблуждения и противоречия, то с этим следует мириться до тех пор, пока опять восстановят архиепископа, и он постепенно вновь сплотит общину, [которая будет придерживаться] единого учения. <…>

Не следует строжайшим образом требовать возвращения церкви принадлежавших ей имуществ, но поскольку мы христиане и каждый обязан помогать другому, мы вполне обладаем властью оставить их ради единства [богемцам] и позволить [пользоваться ими] перед Богом и миром. <…>

В-двадцать пятых, в университетах также, пожалуй, стоит провести глубокие основательные преобразования. <…> в них единолично властвует – затмевая Христа – слепой языческий наставник Аристотель. И я советовал бы полностью изъять книги Аристотеля: Physicorum, Metaphysice, De anima, Ethicorum, которые до сих пор считались лучшими, вместе со всеми другими, славословящими естественные вещи, хотя на основании их нельзя изучить ни естественные, ни духовные предметы. <…> Я могу охотно примириться с тем, чтобы оставить книги Аристотеля по логике, риторике, поэтике или чтобы они, изложенные в сокращенной форме, с пользой читались молодежью для упражнений в красноречии и в проповедей. <…> подобно тому как «Риторика» Цицерона [читается] без комментариев и интерпретаций, в такой же простой форме, без таких обширных комментариев следует читать и «Логику» Аристотеля <…> Наряду с [произведениями Цицерона и Аристотеля] [преподавание в университетах должно включать в себя] латинский, [древнегреческий и [древне]еврейский языки, математические дисциплины, историю. [Реформу образования] я возлагаю на знатоков, да она произойдет и сама по себе, если серьезно стремиться к изменениям. И действительно, от нее зависит очень многое, ибо [в университетах] учится и получает подготовку христианское юношество, благороднейшая часть нашего народа, составляющая опору христианства. Поэтому я считаю, что никакое – ни папское, ни императорское – начинание не может осуществиться иначе, как через посредство основательно преобразованных университетов, и, наоборот, никакая дьявольская, вводящая в соблазн затея [не может осуществиться иначе], как через посредство нереформированных университетов.
Врачам я предоставляю преобразование их факультетов; юристов и теологов я беру на себя и прежде всего заявляю, что недурно было бы в корне уничтожить каноническое право, особенно декреталии, от первой буквы до последней. В Библии для нас более чем достаточно предписаний, как нам поступать в любых обстоятельствах. Таким образом, изучение [канонического права] только мешает [восприятию] Священного Писания; к тому же большая часть [канонического] права пропитана корыстолюбием и высокомерием. <…> Ныне каноническое право [сводится] не к книгам, а к произволу папы и его льстецов. <…> Мне также кажется, что надо отдать предпочтение праву земель и местным обычаям перед имперским общим правом и пользоваться последним только в крайних случаях. И Богу угодно, чтобы каждая земля, имеющая присущие только ей образ и условия жизни, и управлялась [на основе] собственного, не слишком обширного права, как она и управлялась до введения этого [имперского] права, без которого и сейчас управляются многие страны. <…>

<…> Если мы носим звание и титул учителей Священного Писания, то в соответствии со званием должны на самом деле наставлять в Священном Писании — и ни в чем другом. <…> Конечно, следует читать и сочинения всех святых отцов [церкви], но только некоторое время, а затем приходить к [изучению] Писания. Мы же читаем только [сочинения Отцов церкви], ограничиваемся только ими и никогда глубоко не изучаем Писание. <…> в высших и начальных школах предпочтение должно отдаваться ординарным лекциям по Священному Писанию, а для детей – по Евангелию. И да поможет Господь, чтобы в каждом городе была бы открыта школа и для девочек, в которой по часу в день им читали бы Евангелие то ли на немецком языке, то ли на латыни. <…> Князья и городские советы должны направлять в [высшие школы] лишь лучших. А туда, где не царит Священное Писание, я вообще никому не советую определять своих детей. Все [школы], где не занимаются неустанно изучением слова Божиего, обречены на погибель. <…>
В-двадцать шестых, <…> из того, что папа коронует или посвящает императора, еще не следует, что первый должен возвышаться над вторым. <…> Поэтому пусть немецкий император станет настоящим и независимым императором и пусть его власть и меч не подавляются лживыми заявлениями папских льстецов о том, что они во всех делах должны возвышаться над светским мечом.

В-двадцать седьмых, <…> укажем на некоторые недостатки в светской [жизни]. Прежде всего ощущается крайняя необходимость во всеобщем постановлении немецкой нации, запрещающем чрезмерное изобилие дорогостоящих одежд, которое приводит к разорению многих дворян и богачей. <…> Точно так же следовало бы сократить пряностей, которые можно уподобить большому кораблю, вывозящему из немецких земель деньги. <…> Я, наверное, предлагаю здесь несуразную и невозможную вещь, рекомендуя отказаться от крупной торговли и [упразднить] купеческие компании. Но я делаю свое; если это не будет улучшено всеми сообща, то пусть улучшает себя самого всякий, кто захочет. Я не замечаю того, чтобы купцы приносили в страну множество хороших обычаев. <…> Но самое большое несчастье немецкой нации – это, несомненно, ростовщичество. <…> пусть император, князья, господа и горожане сделают все для того, чтобы ростовщичество строжайшим образом было подвергнуто проклятию и немедленно запрещено <…> По правде говоря, есть необходимость и в том, чтобы обуздать фуггера и другие компании такого же рода. <…> Не будучи знаком с торговыми расчетами, я не понимаю, как можно, имея сто гульденов, заработать в течение года двадцать, и даже [имея] один, [заработать] еще один, и все это – не занимаясь земледелием или скотоводством: ведь в этих занятиях благосостояние зависит не от сметливости человека, а от щедрот Божиих. Но пусть займутся этим осведомленные в мирских делах. <…> Я глубоко убежден в том, что намного благочестивее было бы умножать земледелие и сокращать торговлю. <…> Теперь перейдем к злоупотреблению обжорством и пьянством, из-за которого нас, немцев, всячески поносят в чужих краях и которое считается особым, только нам присущим пороком. <…> Светскому мечу подобает предпринять против этого некоторые меры <..> И последнее: разве не прискорбно, что мы, христиане, позволяем содержать у нас общедоступные публичные дома, в то время как все мы крестились для целомудрия? <…> Давая этот и отмеченные выше советы, я хотел показать, сколько добрых дел могла бы свершить светская власть и, вообще, в чем заключаются обязанности любой власти».

МАРТИН ЛЮТЕР. О ВАВИЛОНСКОМ ПЛЕНЕНИИ ЦЕРКВИ.

Перевод К. Комарова. Текст воспроизведен по электронному изданию на сайте «Реформатский взгляд»:http://www.reformed.org.ua