I I СВЕТ И ЦВЕТ

Недостаточно, однако, иметь только прочные мате­риалы, чтобы гарантировать долговечность и неизменя­емость произведений; этими материалами нужно еще умело воспользоваться. Конечно, трудно дать для этого общие правила и указания. Художнику приходится своими красками, манерой их накладывать на поверх­ность основы и одну на другую, пользуясь маслами и лаками, передавать натуру, ее блеск, прозрачность, глубину ит. п., все эффекты света и цвета. Очень важно, конечно, облегчить себе по возможности эту задачу, т.е. уяснить и понять законы света и цвета в природе,

Согласно современной науке, самосветящиеся тела (солнце, звезды, пламя и пр. ) состоят из молекул, нахо­дящихся в постоянном вибрационном движении. Эти вибрационные движения сообщаются соседним окру­жающим молекулам и образуют так называемые свето­вые волны, которые, достигая сетчатой оболочки глаза, вызывают ее раздражение, передаваемое мозгу и созна­нию, как ощущение света¹³. Некоторые из этих волн поглощаются встречающимися па пути телами и прев­ращаются в химическую и тепловую энергию; другие же пронизываю!¹ среды, подобные воздуху, воде, стеклу ц т. п. Такое явление можно назвать прохождением

лучей.

Если же световые лучи, встречая на пути непро­зрачные тела, отбрасываются ими снова в пространство, то это называется отражением.

В зависимости от степени прозрачности, характера поверхности и формы¹⁴ тел лучи при различных усло­виях будут проходить через них или отражаться от них. " Через среды прозрачные, одинаковой плотности, лучи проходят по прямой: линии, но их направление тотчас же изменится при переходе из среды одной плотности и среду с другой плотностью; так, например, палка, опущенная в воду, кажется переломленной в том месте, где она соприкасается с водой. Такое явление называет­ся преломлением лучей. Если лучи отражаются от по­верхности непрозрачной, но полированной, гладкой, то отражение будет также прямое, так называемое зер­кальное (как это бывает в зеркале). В этом случае пада­ющий луч будет отражаться под тем же углом, т.е. угол падения луча будет равен углу отражения.

Когда же поверхность тела шероховатая, то световые лучи отражаются по разным направлениям, — такое отражение называется рассеянным.

Тела в природе бывают более или менее прозрачные пли непрозрачные, пли же состоят из частей прозрачных и непрозрачных, с поверхностями более или менее гладкими и шероховатыми, в зависимости от чего степень отражения и поглощения лучей предметами варьируется до бесконечности.

Эти общие законы дополняются еще влиянием вог­нутых и выгнутых поверхностей, схождением лучей: явлениями сложного преломления граненых поверхностей, теорией призм и т. п. Все 9to входит в состав науки называемой оптикой, которую мы не можем здесь рас­сматривать, но которую художники должны хорошо изучить.

Теперь, когда мы знаем, как его Величество солнце посылает этот луч, нам хочется узнать, что содержится в нем. Добрый луч, пожалуйста, зайдите в эту темную комнату, возьмите па себя труд пройти в это маленькое отверстие и затем пересечь эту призму. Так, хорошо... вот луч разложен и показан на экране в виде цветной, полосы, разделенной на семь различных цветов: крас­ный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, голубой фиолетовый; ученые назвали это солнечным спектром¹⁶. Под скальпелем науки этот спектр выявляет секре­ты наиболее странные: среди них он открывает спосо­бы спектрального анализа, благодаря которому можно i установить химический состав не только светила па­шей планетной системы, свет от которого доходит до , пас за несколько минут, несмотря на миллионы кило­метров, отделяющие нас от него и не только наиболее далеких звезд, свет от которых идет несколько лет, но и туманностей, которые наиболее удалены в эфире.

С помощью различных призм и разложенных лучей ученые в темной комнате осуществили наложение лу­чей один па другой, что представляет большой интерес. Ученые установили, что цветные лучи неразложимы, что их преломляемость возрастает слева направо и что каждый из них имеет различную длину волны, уменьшаю­щуюся ох красного до фиолетового. Следовательно, ко­личество колебаний в секунду возрастает от фиолетового (725 триллионов) до красного (не более 514 триллионов), Наконец, ученые с помощью двух противоположно размещенных призм сложили эти семь хроматических цве­тов и получили снова белый цвет.

Бедный луч! Мы узнали то, что хотели узнать. Дадим ему теперь снова свободу.

Заря, закат, радуга, блеск ледников, игра миллионов огней алмаза и самоцветных

Камней – все это эффекты разложения луча в природе! Невольно напрашивается

вопрос: почему одно тело желтое, другое голубое? Причина этого явления

неизвестна, но можно все же объяснить его следствие.

Тела в природе не одинаково относятся к действию падающих на них лучей: одни из них обладают способ­ностью поглощать весь получаемый свет, или же часть его; другие же, разложив белый луч на цветные, погло­щают часть их; некоторые тела только поглощают лучи, иные только разлагают их, а иные соединяют в разной степени способность поглощать и разлагать. В этом и кроется объяснение цветности или окрашенности пред­метов, так как цвет предмета есть цвет лучей, не погло­щенных им, т. е. отраженных. Полностью поглощенный свет воспринимается глазом как ощущение темноты. Тело, поглотившее все лучи, должно было бы казаться абсолютно черным, и наоборот, не поглощающее сов­сем лучей было бы ослепительно белым, как сам луч. Однако в природе не встречается ни абсолютно черных, ни абсолютно белых тел. Тело, поглотившее часть све­та и часть его отразившее, имеет серый цвет. Пред­меты, кажущиеся самыми белыми, в действительности не более как очень светло-серые, а кажущиеся самыми черными — темпо-серые. Следовательно, лучи, отражен­ные от предмета, кажущегося белым, те же, что и от пред­мета, кажущегося серым, разница только в количестве

отраженного света. Чем же, однако, объяснить разли­чие в ощущениях, производимых на глаз лучами оди­накового качества. Дело в том, что наш глаз, сравни­вая светлоту одинаково освещенных тел, очень чувстви­телен к количеству поглощаемых каждым из них лу­чей и воспринимает эти поглощенные лучи как соответ­ствующее количество черного. Следовательно, тело, по­глощающее половину падающих па пего лучей, произво­дит на глаз впечатление серого, состоящего наполови­ну из белого и наполовину из черного.

Как мы видели раньше, каждый разложенный бе­лый луч дает семь цветных лучей спектра. Предметы, разлагая белые лучи на цветные, поглощают один или несколько из них и отражают остальные; если предмет отражает какой-нибудь один цветной луч, то и приоб­ретает окраску этого луча, если же предмет отражает несколько лучей, то цвет его будет составлен из' цветов отраженных лучей. Пример: тело, поглощающее шесть цветных лучей, отражает седьмой, красный, и будет красного цвета¹⁸.

Если же тело, поглотив часть полученного света, вместо того чтобы отразить остальную, разлагает его, то цвет луча, который оно отразит и каким, следователь­но, будет окрашено, будет более или менее темный, в зависимости от количества поглощенных лучей. Пример: тело поглощает половину получаемого света, остаток разлагает и отражает только красный луч, — такое тело даст глазу впечатление половины черного и одной седьмой половины красного, другими словами, темно-красного¹⁰.

Если же, наоборот, тело отражает часть падающего света и разлагает остальную, то отраженный цвет окрашивающего его луча будет бледный, менее яркий. При­мер: тело, отразив половину полученного света, разло­жив другую половину и отражая из нее только красный луч, даст ощущение половины белого и одной седьмой половины красного, иначе говоря, розового цвета.

Таким образом, взаимное смешение цветных лучей п большее или меньшее их количество, т. е. темнота я светлота, дают бесконечное количество нюансов.

Смешивание материальных красок не дает тех же результатов, какие получаются при смешении цвет­ных лучей.

Два луча одинакового происхождения, проходя один через голубое стекло, другой через желтое, в точке пере­сечения дают белый цвет; если же сложпть эти оба стекла и через них пропустить тот же луч, то цвет луча будет зеленый. Измельчив эти стекла и смешав, получим по­рошок зеленого цвета. Для объяснения этого явления не станем углубляться в научные тонкости, боясь наг­нать скуку на читателя-художника, тем более, что на палитре у нас никогда не будет цветных лучей солнеч­ного спектра, а придется довольствоваться простыми красками, которые представляют собой не что иное, как измельченный красочный материал, с той или иной степенью прозрачности. Действуя на глаз своей способностью пропускать и отражать лучи, материал этот даст, конечно, различные результаты, в зависи­мости от того, как им пользоваться.В самом деле, если к белой непрозрачной краске подмешать какую-либо цветную краску, то эффект получится иной, чем при наложении этой же краски тонким слоем на белую; цветная краска, смешанная с непрозрачной черной, даст иной тон, сравнительно с тем, какой она дает наложенная прозрачным слоем на черную краску. Точно так жеи несколько красок, наложенные прозрач­ными слоями одна на другую, будут иметь иной эффект, нежели перемешанные между собой. Эти приемы па языке художников называются различно: густое или корпусное письмо, полукорпусное, применение различ­ной степени прозрачности, лессировки, затирки и т, д. Имеет значение также и то, как положена краска: щетинной или волосяной кистью, гладко или шерохо­вато, мазками, ударами кисти пли же сглажена, притер­та и т. д. Художник, знающий свое ремесло, найдет сред­ства заставить свои краски производить иллюзию види­мого в природе, и, как сам того не подозревая, господин Журден* говорил прозой, художник, не зная законов, может передать вес явления преломления, зеркального и рассеянного отражения, посредством которых цвет-ные лучи действуют на наш орган зрения. Как это мо­жет быть? Дело в том, что эти законы колорита так же, как и законы перспективы, были инстинктивно угаданы художниками задолго до того, как их открыла наука.

Несомненно, насколько облегчилась бы работа ху­дожников, сколько было бы сбережено сил и энергии, если бы художники были знакомы с этими научными законами с самого начала, вместо того чтобы добираться до них путем неуверенных шагов и кропотливой работы.

Нелегко, конечно, найти эти законы в книгах по физике и оптике, где они теряются среди других, и не следует искать их в „специальных" книгах для ху­дожников, написанных „серьезными" профессорами, наявность которых в сфере живописи переходит границы возможного.

* Журден — герой комедии Мольера „Мещанин во дворян­стве" (прим. ред.).

Трудно вообразить, не заглянув в такие книги, что можно что-либо подобное написать! Судите сами, в одной из таких книг автор пишет: „Для головы молодого человека 21 года с белой кожей (заметьте точность — не 20 и не 22, а именно 21 года) нужны такие-то и такие краски для лба, губ, глаз". Условно он обозначает их циф­рами и буквами. В работах такого рода сообщают ре­цепты смешений, не забыв указать точные пропорции красок для передачи цвета листвы всех пород деревьев, озер и рек Европы, швейцарских гор, эффектов пламени, бархатистости персика и т. п. Одним словом, вас .снабжа­ют указаниями, как изобразить все, включительно до синевы гнева, красноты стыда, смертельной бледности и... воплощенного целомудрия! Простительно, конечно, что такой заботливый, почти все предусмотревший совет­чик, забыл указать только, чем написать... даму, скры­вающую свои года. Может быть, для этого нужно сме­шать все рецепты вместе?

И ведь такой труд существует в действитель­ности!

Очевидно, такой профессор не имел в виду пытливого ученика-художника, который озадачил бы его вопро­сом: „Можно ли шар, окрашенный киноварью, напи­сать на холсте той же краской?" Ответ простой: „Да, но только в одной точке, отвечающей центру шара; вне же ее тон окраски изменится под влиянием пада­ющего света от отражения соседних тел, теней и полу­тонов на поверхности, и, пожалуй, придется восполь­зоваться всеми красками палитры, чтобы передать раз­нообразные оттенки такого шара".

Представьте себе написанное апельсинное дерево с плодами. Оставим апельсины и затемним листья дере­ва, небо и землю, т. с. создадим впечатление ночного или сумеречного освещения, и те же нетронутые апель­сины покажутся яркими фонариками, развешанными на дереве в праздничный день.

Возьмите белый холст и положите на него мазок яркой зеленой краски. Смотря по тому, что мы напишем вокруг него, мазок этот будет чем угодно, по нашему желанию: фонарем омнибуса в вечернем пейзаже, листом осве­щенной солнцем зелени или сверкнет священным изу­мрудом на лбу Будды на фоне индийского храма. Тот же мазок утратит свою яркость и будет играть роль ящерицы в полутени среди сверкающих одалисок Диаза, потеряется в тени сваи на большом канале Венеции, озаренном светом заходящего солнца. Таким образом, краска, положенная на картину, освещенную одним и тем же светом, как бы меняется от соседства окружающих ее красок. Делакруа говорил: „Дайте мне грязи, и я напишу тело Венеры, если позволите окружить ее красками, которые я найду нужными".

То же самое наблюдается и в натуре. Цвет предмета может меняться до бесконечности, в зависимости от цвета и силы освещения, которое он получит от отраже­ний и от простых контрастов цветов, его окружающих. Последуем за прогуливающимся в своих садах кар­диналом, одетым в красное. Одежда его все время меня­ется в цвете, смотря по тому, освещен ли он ярким солн­цем или светом, отраженным от белых облаков, или же углубляется в полутени лесистой аллеи. Бот он пока­зался на фоне зеленой лужайки, затем на фоне темных кипарисов, на фоне серебристой поверхности озера, или силуэтом на лазурном фоне неба, — он постоянно меняется, он бледнеет на фоне клумбы красной герани я краснеет на фоне мраморной статуи. Сутана его тем­неет с наступлением заката и переходит в темный пур­пур. Вот оп, наконец, подымается по ступеням и в глу­боких сумерках скроется, войдя в свой дворец, одетый в черное, как простой священник.

Говорить о цветах, как о чем-то определенном, нель­зя еще и потому, что не все одинаково видят. Недаром существует пословица: „На вкус и цвет товарищей нет", В этом есть много правды²⁰.

Выше мы уже говорили, что световые лучи облада­ют еще тепловой и химической энергией. Если поместить термометр в различных участках солнечного спектра, то теплота будет увеличиваться от фиолетового к крас­ному; подвигая термометр дальше красного, мы заметим дальнейшее повышение температуры еще на расстоя­нии влево от видимого красного, равном промежутку между красным и желтым лучами. От этой точки теплота уменьшается, но она еще ощутительна на протяжении, равном всему спектру. Перечислить все виды химическо­го действия света невозможно. Ограничимся здесь ука­занием, что на химическом действии лучей основаны все способы фотографии и что действие это очень силь­ное, поскольку хлор и водород, не действующие друг на друга в темноте, соединяются на солнечном свету со взрывом. Химическое действие лучей увеличивается, наоборот, от красного к фиолетовому. Далее послед­него, фиолетового, луча наука признает еще область лу­чей, так называемых серых лавандовых и за красным лучом область так называемых малиновых лучей²¹. Из всего сказанного следует заключить, что действительный спектр значительно длиннее видимого, и наше­му зрению недоступны многие лучи, кроме централь­ных. Возможно сделать предположение, что глаз наш с течением времени становился более чутким к цветным лучам, нежели глаза наших отдаленных предков, кото­рые, быть может, не имели понятия о некоторых цветах, доступных теперь нам. Некоторые исследователи про­буют доказать, что античные художники не употреб­ляли ни синих, ни фиолетовых красок и что на языке Гомера нет слов для выражения этих цветовых поня­тий²². Можно ли отсюда заключить, что тогда еще не видели этих крайних областей спектра? Во всяком случае среди организованных существ имеются такие, которые имеют орган зрения, позволяющий им ощу­щать свет, но не различают цветов или различают лишь некоторые из них. Так, в стакане, полном воды, малень­кие ракообразные особого вида оживляются л направ­ляются к источнику света, окрашенному в определенный цвет, и не движутся, если свет окрашен иначе. Неко­торое косвенное указание и подтверждение этого мож­но встретить также у людей, страдающих так называ­емым дальтонизмом. Анормальность эта, довольно не­редкая, заключается, как известно, в недостатке цве­товой чувствительности глаза, доходящей до невозмож­ности отличить один цвет от другого³³. Сравнительная распространенность этой аномалии обнаружилась во время испытания железнодорожных служащих, среди которых оказалось много дальтоников. Есть, конечно, страдающие этой болезнью и среди художников и даже среди талантливых. Многие знали в парижской акаде­мии ученика, который не отличал красного от зеленого, и для него зелень Поль-Веронез и вермильон (киноварь) были одинакового цвета; он разбирал их только по эти­кеткам и употреблял понаслышке. Нередко в его рабо­тах то тут, то там попадался неподходящий мазок, что сходило за оригинальность!

Но однажды, взяв чужую палитру, где краски были расположены в непривычном для него порядке, он обна­ружил свой недостаток. Все, видевшие выполненную им академическую фигуру античного бойца, прекрасно пом­нят серьезность, с какою выдержана вся гамма натур­щика в тонах зеленого лука и шпината. Об этом долго говорили! Бедняга с тех пор решил выбросить с палитры все интенсивные красные и зеленые краски и ограничил себя сюжетами, требующими немногочисленных цвето­вых эффектов. Впоследствии из него вышел крупный художник, так как он прекрасно владел рисунком, хорошо чувствовал пропорции и поэзию натуры, но... картин своих он не выпускал никогда из мастерской, не показав их предварительно близкому приятелю, ко­торый должен был проверить, все ли в порядке и на своих ли местах находятся необходимые красные краски.

Резюмируя все вышесказанное, придем к заклю­чению, что цвет предмета непрерывно изменяется от самых различных причин и кажется неодинаковым для глаз различных людей.