Об обращении с языком и словом[132]. Барбара Деанжан фон Стрюк.

Знаем ли мы, что мы делаем, когда мы говорим и запечатлеваем наши мысли, чувства и волевые импульсы в воздухе в виде звуков и форм? Язык является не просто средством коммуникации, он может служить выражением всей нашей человеческой сущности. Если мы, сознательно переживая, погружаемся в процессы словообразования, если мы пытаемся снова обрести единство с нашей речью, тогда мы можем найти новые пути к самим себе. В языке и речи скрыты тайны, которые тесно связаны с загадками человека и мира.

Современная цивилизация страдает бедностью речи и речевыми нарушениями. Если же у человека больше нет возможности выразить в речи состояние своей души, тогда остаются лишь два пути: он может замкнуться в себе, уйдя в мир собственных мыслей, или же он может с помощью действий, в случае необходимости, с помощью насилия поделиться с миром своими ощущениями. Душевный аутизм и хаос могут быть следствиями того, что язык больше не способен быть посредником между душами.

Прообразом речи, соответствующей человеку, может являться лишь присутствующее в процессе речи человеческое Я. Овладение языком определяется тем, что Я пребывает среди других человеческих Я. Но из-за того, что услышанное и произнесенное слово заменяется СМИ, оно теряет свои усиливающие Я и гармонизирующие силы и вместо воодушевления вызывает в людях автоматизм их мыслительных, эмоциональных и волевых привычек.

Но в правильно высказанном слове может адекватно выразится не только душа. Речевые процессы точно также действуют вовнутрь, физиологически формируя и оживляя с помощью преобразованного благодаря речи дыханию все органы тела. В пластической проработке тела речью заключена предпосылка гармоничного индивидуального развития. Человек может усиливающим или же ослабляющим образом воздействовать на свой физический, душевный и духовный организм в зависимости от того, как он обращается с речью. Отсюда возникает ответственность, которая выходит за рамки отдельной судьбы и охватывает все человечество. Чрезвычайно трудно постигать живые речевые процессы в понятиях и находить правильные слова для сущности слова. Речь настолько подвижна, что ее невозможно полностью познать с помощью обычного мышления. Свойственные ей процессы необходимо осознанно повторять, чтобы пережить их живость...

Тот, кто говорит о языке, не может не говорить о человеке, поскольку одно обуславливает другое. Взаимодействия между языком и человеком можно наблюдать вплоть до уровня телесных функций. Поэтому была сделана попытка связать различные речевые процессы и импульсы с духовно–научным человековедением. «Человек познает материальное бытие только за счет того, что человек знакомится с работой духовности конкретным образом в материальном бытии». Для того, чтобы непрофессионалам было легче понять довольно сложные процессы, необходимо изучать эти процессы в их жестах и повторять их. С помощью многочисленных примеров даются указания того, как идти по пути, выводящем из тупика разрушения и обеднения речи. Ведь за многими словами, которыми мы ежедневно пользуемся по привычке, стоит Слово, способное раскрыть свои целительные, творческие и духовные силы, если человек готов правильным образом воспринять это Слово.

К сущности слова можно приблизиться самыми разными путями. Прежде чем человек будет способен к тому, чтобы измениться в своей речи, работая над ней, он может создать познавательные предпосылки для этого через взаимосвязи между человеком и речью. Религиозные, философские или духовнонаучные работы на эту тему могут побудить его к первым самостоятельным размышлениям о языке и речи и таким образом привести его к готовности воспринимать, что приведет к возникновению новых вопросов и к новым поискам. Удивительно, сколько замечательных личностей, начиная с древности и до настоящего времени, занимались процессами речи и дыхания, и как многому можно научиться в этой области даже чисто познавательно. Так, например, Платон разработал очень образное пластически–цветовое учение о звуках. В уста Сократа он вкладывает следующие слова:

«Мы должны пережить, насколько сам Бог является истинным творцом поэзии и ее декламации. Людей, художников Бог использует как инструменты, для того, чтобы выразить себя через них внятным для нас образом».

Подобные представления можно связать с собственным опытом и переживанием речи, и в этом вторичном ощущении речевых процессов будут созданы предпосылки для того, чтобы открыть сердце для тематики, которая затрагивает каждого из нас.

Без этого обновленного слушания невозможна обновленная речь. Это вслушивание мы можем пробудить и развить с помощью упражнений, если мы сделаем так, что вопрос о говорящей человеческой сущности станет жить в нас. Совершенно инстинктивно наша собственная речь или же речь другого человека доставляет нам радость или же неприятные ощущения, которые мы можем внутренне повторно ощутить, вызвав из памяти звучание, локализацию и качество голоса, и обратить внимание на то, воздействует ли на нас речь как нечто текучее или же застойное, живое или же застывшее, трогает ли она нас, увлекая за собой, или же оставляет совершенно безучастными, является ли она четкой и расчлененной, или неясной и смазанной. Для того, чтобы воспринять это более сильно, мы должны научиться, как описано в первой главе, прослушивать высказывания и обращать внимание на то, как что-то говорится. Рассудочное сознание должно частично уснуть, чтобы пробудить сознание сердца. Когда мы восприняли речевую формирующую силу и цвета звуков души другого человека как художественный акт, тогда мы особым внутренним образом встречаемся с человеком, который говорит, даже если мы в какой-то момент и не прислушиваемся к тому, что он говорит.

В отношении собственной речи это сделать сложнее, поскольку любому творческому процессу мешает размышление о нем. Таким образом, нашу собственную речь мы можем слушать лишь после того, как она прозвучала, задавая себе вопрос: как прозвучало то, что только что было сказано, в виде какого звукового образа мы переживаем то, что остается после произнесения наших слов, какие образы, какое настроение возникает в душе, когда мы в эхе нашей речи переживаем нас самих? Затем мы можем исследовать, звучит ли наша речь пискляво, резко или же гулко, не принуждает ли нас постоянная хриплость к шепоту, не приводит ли чрезмерно быстрая речь к постоянным оговоркам и истощению. Какие речевые обороты мы чаще всего стремимся употреблять, научившись им когда-то и теперь употребляя их совершенно ненамеренно? Говорим ли мы лишь потому, что мы просто не можем молчать, или же потому, что мы хотим поделиться чем-то важным? Легко ли нам говорить, или же для нас переход от внутреннего мышления и чувствования к слову каждый раз представляет собой болезненный переход порога? Наполненные добродушным юмором, мы можем как-нибудь попробовать изобразить самих себя, осознанно подчеркнув, насколько это возможно, собственный чрезмерно высокий нервный головной голос, для того, чтобы затем, играя, некоторое время попробовать, как ощущаются более глубокие звуки. После того, как мы некоторое время поупражнялись с внутренним «после–прослушиванием» своей речи, мы можем дополнить его «пред–прослушиванием» своих слов до их произнесения. В нормальной ситуации это очень сложно делать часто. Но постепенно мы можем воспитать в нас привычку, например, после возникновения паузы в разговоре внутренне прослушивать первое предложение, которые мы хотим сказать, стремясь к тому, чтобы оно звучало как можно более пластичным и звучным образом до того как мы сделаем его слышимым для других людей. Речь и дыхание успокаиваются и упорядочиваются вследствие таких упражнений, и мы можем начать чувствовать свою ответственность за процесс, который обычно протекает по привычке. В нас возникает новая социальная сила, когда мы вместо того, чтобы постоянно выходить на передний план посредством говорения начинаем упражняться во вслушивании и восприятии.

Чаша, в которую пролилась кровь Распятого, и копье, которое его ранило, составляют содержание мистерии Грааля. Мы можем ощутить их как прообразы слушания и говорения. Через ухо человек воспринимает голос говорящего и, слушая, воспринимает его Я. Но слово может и ранить, подобно копью или же исцелить, в зависимости от того, произносится ли оно из нашей низшей человеческой природы, или же идет сверху, преодолевая материальность. Слушание и говорение должны жить в гармонии, для того, чтобы возник социальный дыхательный процесс. Пред–прослушивание, вслушивание, и после–слушание являются предпосылками гармоничного речевого процесса, который важен как для отдельного человека, так и для человеческого сообщества.

При правильном слушании душа раскрывается словно бы во внутреннем вопросе, который может привести к решению не только приблизиться к собственной речи с позиции восприятия, но и работать над ней. Насколько сложно преодолеть речевые привычки мы можем ощутить, когда мы попытаемся исключить из своего лексикона какое-то слово или некрасивый речевой оборот. Несколько дней может потребоваться лишь для того, чтобы замечать это слово в своей речи, позже мы будем замечать данный оборот когда он только что вырвался из нас. Возможно, лишь по прошествии нескольких недель мы станем способны словно стражи охранять порог произнесения и задерживать те слова, которые мы на самом деле вовсе не ходим говорить. Это упражнение, которое состоит из маленьких, возможно удручающе медленно совершаемых шагов. Процессы и явления, которые мы хотим взять в свои руки для того, чтобы научиться владеть своим словом, являются огромными, поскольку они связаны с преодолением собственного эгоизма. Еще одна возможность приближения к речи с позиций познания и одновременно чувствования, заключается в том, чтобы ясно осознать значение понятия, которое стало бездушным. «Мы умеем догадываться о значении слова, чувствуя его». Так, если почувствовать слово «убеждение», возникает слово «рождение», появление на телесном уровне. «Убеждение» является сходным процессом в душевной сфере. То, что происходит в душе, когда она пронизывается каким-то убеждением, становится наглядным. Так в слове «поВСЕдневность» можно пережить всеобъемлющую полноту, которую можно увеличить до ВСЕленной. Мы можем научиться ощущать, что в слове «значение» скрыт знак, или же в слове «другой» живет друг. Если человек станет более чувствительным по отношению к жестам звуков и слогов, тогда он постепенно сможет пережить, что даже в маленьких слогах, таких как в–, воз–, рас–, за– выражено нечто сущностное. Внимание и вдохновение, возвышенность и возникновение, раскрепощение и рассудок, или же затухание и заключение проявляются в этих на первый взгляд столь незначительных приставках, которые придают словам самые разные жесты. Наше переживание речи станет более насыщенным, если мы начнем слышать в звуках внутренние жесты мыслей. Если же человек хочет еще глубже проникнуть в сущность языка, он может попытаться превратить понятие во внутренний образ, пробудить его. Для этого подходит афористическое высказывание, стих или же отрывок художественной прозы. Вначале можно прочитать эти слова или же тихо проговорить их, вспомнив содержание. Если затем при втором прочтении переживать каждое слово как образ и двигаться в этих образах и от образа к образу, тогда для человека открывается новый мир. Часто используемая молитва К.Моргенштерна может приобрести более глубокий и живой характер следующим образом:

Перед проговариванием Проговаривание

Внутренне склониться к Земле, или же

видя перед собой поле, и мысленно подходя

к нему, сказать: Земля,

Почувствовать связь с растениями

и увидеть, как они начинают

зарождаться и появляются из земли: принесшая нам это

Расшириться до Солнца, ощутить

силу его лучей, его тепло

и свет: Солнце,

Пережить, как растения

выпрямляются, тянутся к Солнцу,

растут, выпускают листья,

цветы и плоды: благодаря которому это созрело.

Принести Солнцу свое

человеческое тепло и

благодарность: Любимое Солнце,

Снова склониться к Земле

и обнять ее своей любовью: Любимая Земля,

Увидеть оба небесных тела перед собой

и в жесте внутреннего отказа

отослать силы забвения: Вы никогда не будете забыты.