Использованные словари

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1978. Т. 1.

Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. Изд. 21-е. М., 1989.

Полный церковно-славянский словарь / Сост. священник магистр Григорий Дьяченко. М., 1900.

Словарь русского языка: В 4 т. Изд. 2-е. М., 1981. Т. 1. (МАС).

Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М. – Л., 1954. Т. 3. (БАС).

Словарь современного русского литературного языка: В 20 т. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1993. Т. 4.

Словарь русского языка ХI-ХVII вв. М., 1977. Вып. 4.

Словарь русского языка ХVIII вв. СПб., 1992. Вып. 7.

Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3 т. М., 1989. Т.1.

Русский язык: мировоззренческий аспект изучения

В условиях идеологического плюрализма воздействие гуманитарных исследований на формирование мировоззрения, культурных и духовных потребностей человека трудно переоценить. Национальный язык – это не только системно-структурная организация, но и хранилище идеалов, ценностей и смыслов, выработанных в ходе исторической жизни народа. Преподавание языка как системы уровней необходимо только будущему специалисту, а как системы ценностей – каждому человеку. Данная статья – попытка православными глазами посмотреть на языковые факты в их мировоззренческом аспекте.

Свт. Феофан Затворник говорит о выработанном святыми отцами средстве превратить внешние впечатления не в развлечение, а в назидание: «Оно состоит в том, чтобы всякой вещи, всему видимому и слышимому дать духовное знаменование и до того укрепиться в помышлении о сем духовном знаменовании, чтобы при взгляде на вещь не она касалась сознания, а ее знаменование. Кто сделает это для всего встречаемого, тот постоянно будет ходить как в училище…» [Феофан 2003, 253]. Применив это спасительное средство к изучению языка, можно сделать его своим постоянным учителем.

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1, 1). С этой фразы свв. братья Кирилл и Мефодий начали перевод Нового Завета на славянский язык. Обычно знают и произносят только первую часть стиха – «В начале было Слово». Понимают же, как правило, совсем неправильно: это не утверждение важности Языка как средства человеческого общения. Слово – это не аллегория Языка, а Бог, точнее, Его второе лицо – Христос: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1, 14). Прославляя Деву Марию, Церковь поет: «без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем» (русск. «без нарушения девства родившую Бога Слова, истинную Богородицу Тебя прославляем»).

Славянские просветители перевели греч. Logoz как Слово, но у logoz много значений, среди которых есть и такое: ‘разум; разумное основание; причина; понятие, смысл’. Если Бог есть Logoz – Смысл, то а-логичность, бес-смыслица – отречение от Бога. Тогда раз-мышление о жизни – это стояние на рас-путье между С-мыслом и бес-смыслицей, т.е. выбор между Христом и Его противоположностью. С-мысл – со-единение мыслей с Логосом-Христом. Бес-смыслица – отказ от Смысла, вражда с Христом. Других вариантов нет, ибо Сам Господь сказал: «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30).

Бес-смыслица – этимологический синоним у-мысла: здесь многозначная приставка у- имеет отрицательное значение; ср. у-род букв. «неуродившийся», у-богий букв. «небогатый». Вследствие своей негативной приставки слово умысел не соединяется с положительными признаками: доброго умысла не бывает, умысел всегда злой и корыстный. И если поиск С-мысла, – поиск путей к Богу, то уклонение от этого поиска в бессмыслицу всегда имеет причиной у-мысел у-далиться от Бога.

Не осознав небесного счастья, человек не найдет его и на земле. Счастье этимологический антоним участи: с- означает наличие части, доли, у- – ее отсутствие. Поэтому в слове участь преобладает отрицательный смысл: разделить чью-то участь означает ‘попасть в одинаковое с кем-нибудь плохое положение’. Счастье родственно не только участи, но и причастию, где при-, как и с- в счастье означает наличие некоей доли. Весь вопрос в том, как эта доля мыслится. Певец советской республики В. Маяковский тоже связывал счастье с причастием: Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз. Сильнее и чище нельзя причаститься великому чувству по имени – класс! («Владимир Ильич Ленин», 1924). Такое причащение привело к трагедии. Незадолго до смерти в стихотворении «Разговор с товарищем Лениным» (1929) Маяковский многозначительно «проговорился», что это было за причастие: Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана и делается уже.

Средством достижения причастности Божеству является таинство причастия – вкушение Плоти и Крови Христовой, дающее жизнь вечную: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 53-54). Поэтому в православном мировоззрении счастье и причастие – абсолютные синонимы. Счастье – это соработничество двух свободных личностей, достигающее максимума в таинстве причастия. Достойно причащающийся удостаивается одной части с Богом, отвергнувший причастие лишается части в Боге (ср. в.-луж. zbozo ‘счастье’).

Таким образом, при-частие – со-при-частность жизни Бога, со-у-частие в одном деле с Ним есть предел земного счастья человека. Оно дает возможность приобщения божественного бытия – вечной жизни и свободы бесконечного самосовершенствования.

В результате подобного анализа язык предстает взору исследователя как мировоззренческая система, подвигающая к выводам нравственного и духовного характера. Содержание пропорции смысл: умысел / счастье: участь можно раскрыть следующим образом: обретение С-мысла жизни ведет к обретению земного с-частья и через при-частие – к приобщению вечной жизни, а за у-мысел ожидает человека злая у-часть.

Проблемы нашего образования в первую очередь свидетельствуют о духовных проблемах педагогов и ученых. Считается, что слово образование – калька с немецкого Bildung. Семантическая калька – наполнение своей формы чужим содержанием. Но пассивного усвоения заимствованного содержания никогда не происходит, потому что форма, выросшая на родной почве, вносит в пришлое содержание свои коррективы. Слова Bildung и образование имеют разное концептуальное наполнение. В Европе язык преподавался вместе с грамматикой. Обучение шло от языка к тексту, что повышало роль индивидуального начала и вместе порождало тонкую интеллектуальную гордыню. Необязанный устно воспроизводить готовые тексты, человек, осваивая грамоту, психологически воспринимал их как свою собственность. Они казались ему не полученными, а добытыми, как бы заново созданными его усилиями. Отсюда и меньшее уважение к традиции, тяга к новизне. Поэтому, например, в Bildung выражена идея активного приобретения, присвоения, зарабатывания. Немцы образование «присваивают» (Bildung aneignen): aneignen ‘присваивать’, ‘усваивать, перенимать; овладевать (знаниями)’. Или «приобретают» (Bildung erwerben): erwerben ‘приобретать; получать, добывать; наживать, зарабатывать’, ‘приобретать; покупать’, ‘приобретать (навыки); овладевать (знаниями)’.

Русская система образования до ХVII в. была основана на передаче культуры от старшего поколения младшему через заучивание Псалтири. При обучающем подходе «текст → язык» традиционное имеет приоритет перед индивидуальным. Ценным считается проверенное временем и утвержденное в качестве нормы. У нас образование получают. Акцент смещен на того, кто дает образование. Образование в таком случае во многом сводится к подражанию образцу (др.-рус. образ ‘образец’) – учителя и/или героя текста.

Знания о мире хранятся в нашем сознании не в виде словарных статей, а в форме «сгустков культуры» – концептов. Концепты различаются не только в разных языках, но и у разных носителей одного языка. Например, современные российские законы «Об образовании», «О свободе совести и религиозных объединениях», «О высшей школе» говорят о том, что в основу образования должны быть положены национальные культурные традиции русского народа. Но для верующего – это православные традиции, для агностика – гуманистические идеалы Просвещения. И, конечно, смысл, вкладываемый в слово образование, будет у них разным. Приведем определение понятия «воспитание» Министерства образования РФ: «Воспитание – это есть создание условий для развития духовности обучающихся на основе общечеловеческих и отечественных ценностей». Ответ на то, что такое духовность, общечеловеческие и отечественные ценности, зависит от мировоззрения человека. Соответственно разным будет и содержание воспитательного процесса.

Исторически образование безусловно связано со свойствами души – образом Божиим в человеке: др.-рус. образование ‘образование, воспитание’ и образ ‘силы души’. Образование в Древней Руси получали из книг Священного Писания и житийной литературы, и плодом его мыслился «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1 Петр. 3, 4). Образование для человека ХI-ХII вв. – приведение в «божеский вид» духовных, нравственных и интеллектуальных качеств именно в такой последовательности, соответствующей их значимости. Со временем слово образование получает значение интеллектуального развития, т.е. мыслится уже как формирование специалиста, профессионала в той или иной области знания. Но для религиозного сознания ассоциация образования с внутренним обликом как отображением Бога в человеке остается на всех этапах жизни национального языка. Еще в ХIХ в. у нас были социальные институты, министры и профессора, заботившиеся о совмещении учености и православного благочестия. В 1816 г. в России учреждено единое Министерство духовных дел и народного просвещения. Возглавлявший его в 1833-1849 гг. президент Петербургской АН граф С.С. Уваров[18] в докладе Николаю I «Об основах деятельности министерства» (19 ноября 1833 г.) утвердил три основополагающих принципа российского просвещения – «Православие, Самодержавие, Народность»: «Вот те главные начала, которые надлежало включить в систему общественного образования, чтобы она соединяла выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и с надеждами будущего, чтобы народное воспитание соответствовало нашему порядку вещей и было не чуждо европейского духа. Просвещение настоящего и будущего поколений, в соединенном духе этих трех начал, составляет несомненно одну из лучших надежд и главнейших потребностей времени...».

Современник С.С. Уварова профессор права Московского университета Ф.Г. Баузе предостерегал: предки занимались «образованием сердец, нежели украшением голов пустыми идеями. Знаниями ничтожными и вредными для внутренних достоинств благородного человека» [Цит. по: Тарасов 1986, 18]. Наши современники, известные психологи и публицисты И. Медведева и Т. Шишова, в предисловии к своей книге «Безобразия в образовании» пишут: «Образование, если вернуть слову его буквальный смысл, – это работа по приданию кому-либо образа» [Медведева, Шишова 2005, 3]. В православной культуре образование – это прояснение в себе образа Божия.

Осторожное отношение к земной мудрости и земному знанию диктуется опытом православной духовной жизни и ее целью – спасением души. Мудрейший из людей, Соломон, скорбит: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Ек. 1, 18). Апостол Павел уточняет почему: «знание надмевает, а любовь назидает» (1 Кор. 8, 1). Знание ведет к гордости – матери всех пороков.

Рассмотрим факты разных эпох русского языка. Др.-рус. философия ‘науки’, философ ‘ученый муж, богослов’. Философия понималась не только как интеллектуальная процедура, но и как сама жизнь. В переводной хронике Георгия Амартола о Христе сказано: «…Единому показавшю и делом и словом философьствовати» [Цит. по: Громов, Мильков 2001, 15-16]. А на Руси говорили: «Бог у нас в России пресловущий философ» [Там же, 16]. Но, видимо, нет такой такой доброй вещи, которой нельзя было бы злоупотребить. Философия в выражениях развести философию, пуститься в философию современном русском языке – синоним пустопорожней болтовни.

Ковати ‘делать что-либо’ и ‘готовить что-либо недоброе’; коварствие ‘мудрость, проницательность’ и ‘тайный злой умысел’; коварный ‘разумный, благоразумный’ и ‘искусный, умелый’, ‘хитроумный, лукавый.’ [Словарь 1980].

Художество ‘искусство’, ‘опытность’, ‘знания’ и ‘хитрость’, ‘лукавство’; ‘деяние, поступок’ и ‘худые дела’ [Словарь 1980]. Именно этим словом академик РАН Н.Н. Моисеев, характеризует деятельность Е. Гайдара, «художества которого мы никак не может расхлебать (а история никогда их ему не простит)» [Моисеев 2000, 162]. Языковое и культурное сознание народа хранит память о том, что мастерство должно иметь определенные нравственные рамки, за пределами которых оно вырождается в нечто заслуживающее иронии или даже строгого порицания.

Аналогичную картину дает рассмотрение словообразовательных связей слов. хитростный ‘благоразумный’, но субстантив нехитростное ‘незлобие’; хитрый ‘ловкий’, ‘умный’: хитрец ‘художник’; ‘изобретатель злобы, хитрец’ [Дьяченко 1900]. Сегодня поведение по указке своекорыстного ума обозначается разговорным неодобрительным словечком хитромудрость.

Лихоимъ ‘обилующий, богатый’ («Афонасiи великыи лихоимъ благонравiи»). Но рядом, как напоминание о греховности излишеств, лихоимство, лихотьныи ‘безпорядочный, безпутный’ – по внутренней форме «излишний» [Дьяченко 1900].

Идея, отраженная в данных семантических и словообразовательных процессах, указывает на общее направление русской мысли: за каким-то пределом или без какого-то качества ум и умение могут быть вредными. Что это за фактор Х? В православной ментальности, идет ли речь о византийском средневековье или наших современниках, афонском монахе или американском фермере, русском крестьянине или западноевропейском чиновнике, – это Бог. Не ведающий о Боге человек назван Священным Писанием безумцем: «Сказал безумец в сердце своем: ‘нет Бога’» (Пс. 13, 1). Без познания Бога, без богопросвещенности человек не может считаться умным. Вот русские иллюстрации к богодухновенному тексту псалма. Др.-русск. боголишивыи ‘неразумный’, боголишие ‘неразумие’: лишивший себя Бога не имеет разума (С вероучительной точки зрения возможно только такое понимание боголишения: не Бог лишает человека разума, а сам человек, отказываясь от разума, добровольно лишает себя Бога). Др-русск. полисемант философский ‘разумный, мудрый, богословский’ отражает неразрывную связь мудрости и богословия.

Изоморфность семантической структуры полисемантов и словообразовательных гнезд позволяет говорить об объединяющей эти факты идее: «ум и умение – хорошо, но чрезвычайное их развитие может иметь дурное следствие, если не связаны с Богом». На Руси, где букварем была Псалтирь, а школой – храмовое богослужение и домашнее чтение Пролога и житийной литературы, по-другому и быть не могло.

В словаре В.И. Даля просвещать означает ‘даровать свет умственный, научный и нравственный, поучать истинам и добру; образовать ум и сердце’ а просвещенье – ‘свет науки и разума, согреваемый чистою нравственностью; развитие умственных и нравственных сил человека’. Каждый наполняет понятия «истина», «нравственный», «добро» собственным содержанием. Представления перешедшего из лютеранства в Православие Даля, конечно, отражают мировоззрение православного русского народа.

В «Анне Карениной» Левин, потрясенный словами мужика о том, что Митюха Кириллов «только брюхо набивает, а Фоканыч – правдивый старик. Он для души живет. Бога помнит», размышляет: «Федор говорит, что Кириллов, дворник, живет для брюха. Это понятно и разумно. Мы все, как разумные существа, не можем иначе жить, как для брюха. И вдруг тот же Федор говорит, что для брюха жить дурно, а надо жить для правды, для Бога, и я с намека понимаю его» (Кн. 8, гл. 11 и 12). «Разумное существо» живет «для брюха», иными словами, для себя, что давно поощряется на Западе и чему пытается найти оправдание современной российское общество. Если в бытовом общении американцы употребляют clever ‘умный’, ‘ловкий, искусный’ в значении ‘добродушный’, то в разговорном русском умный означает совсем другое. «Ну, ты умный такой!» – не констатация ума и добродушия, а выражение неудовольствия от эгоизма адресата. Такое же ироничное значение у нем. superklug ‘слишком умный’.

Интеллект, образование, профессионализм не самоценны, наука без Бога – мракобесие. Жить-то лучше не с профессионалами, а с добрыми людьми. Эти очевидные для православных истины часто скрыты от людей, живущих в иных ценностных координатах. Согласно социологическим опросам, для русских основные качества умного человека связаны с социально-этическим фактором: скромность, порядочность, доброжелательность, честность, доброта и желание помогать другим (10,5 % респондентов), на последнем месте то, что у англосаксов на первом: опыт, разносторонность, работоспособность, мудрость и критичность (5%) [Сергеева 2005, 14].

Разрыв Запада с Православием (1054 г.) привел к абсолютизации разума и рациональных форм познания в католических странах. Схоластика стала официальной доктриной католицизма. В 1323 г. учение Фомы Аквинского канонизировано папой Иоанном ХХII. С отпадением от Православия эволюция безблагодатного Запада сводится к поиску компромисса с совестью и оправдания человеческих слабостей и пороков. Во славу Божию западным человеком совершаются самые отвратительные злодеяния. Многие до сих пор полагают, что Запад осуществляет цивилизаторские функции по отношению к варварским народам. Но зададимся вопросом: нужна ли им цивилизация, купленная такой страшной ценой? И что же это за «цивилизация», которая использует такие средства для своего распространения? Американский историк Г. Зинн, который писал историю Америки с позиций жертв, отмечает, что гостеприимство и стремление поделиться «были утрачены в Европе Ренессанса, где доминировало католичество, правили короли и властвовала неистовая жажда денег, которая была свойственна как западной цивилизации, так и ее первому посланнику в Америке – Христофору Колумбу» [Зинн 2006, 11]. Добрый католик» Х. Колумб пишет об открытом им континенте: «Отсюда можно во имя Святой Троицы отправлять всех рабов, которых окажется возможным продать» [Там же, 15].

В схоластике (греч. scolh ‘школа’), ставшей настоящей школой западных «христиан», совесть определялась как lex rationis – закон разума. У всех романоязычных католиков понятия «совесть» и «сознание» выражаются одним словом: фр. conscience, ит. coscienza, исп. conciencia. Католическая совесть – это головное, рассудочное начало, породившее иезуитскую казуистику в области духа и морали. Вот характерное ее проявление. Смущенный работорговлей священник, живущий в Америке, запрашивает в 1610 г. европейских отцов, совместима ли она с католическим вероучением. Ответ: «Вашему преподобию не стоит проявлять колебаний по этому поводу, поскольку этот вопрос рассматривался на Соборе Совести в Лиссабоне, а все его члены – ученые и совестливые мужи. <…> …никогда они не считали торговлю недозволенной. Поэтому мы и святые отцы из Бразилии покупаем этих рабов для своих нужд без всяких колебаний…» [Там же, 45].

Принципы новой жизни по законам разума с подкупающей ясностью выразил Б. Спиноза, 50-я теорема этики которого гласит: «Сострадание в человеке, живущем по руководству разума, само по себе дурно и бесполезно». Доказательство: «Удовольствие, рассматриваемое прямо, не дурно, а хорошо; неудовольствие же, наоборот, прямо дурно» [Спиноза 1993, 170], поэтому «Сострадание… есть неудовольствие и вследствие того… само по себе дурно» [Там же,174]. Порвав с католицизмом, протестантизм ушел еще дальше по пути рационализации жизни, дойдя в отдельных своих представителях до «христианского атеизма», как назвали учение лютеранского пастора Д. Бонхёффера (1906-1945), безрассудно утверждавшего, что в ХХ в. человечество стало совершеннолетним и не нуждается в Боге и традиционной религии.

В начале третьего тысячелетия с болью приходится признать: утратившая инстинкт самосохранения Россия теряет духовно-нравственные ориентиры и сходит с исторической сцены. Разговоры о возрождении в условиях острейшего кризиса во всех областях жизни не более чем малодушное стремление выдать желаемое за действительное. На гуманитарной интеллигенции, как на социальном воспитателе, лежит немалая доля вины за происходящее. Сегодня остается только надеяться, что у нас еще есть нравственные силы внять предостережению святителя Василия Великого: «И без сомнения, излишество мирской мудрости принесет для них (ученых – С.П.) некогда приращение тяжкого осуждения за то, что, с такой осмотрительностью вникая в пустые предметы, произвольно слепотствовали в уразумении Истины» [Цит. по: Серафим 2001, 547-548].

Список литературы

Громов М.Н., Мильков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., 2001.

Зинн Г. Народная история США с 1492 до наших дней. М., 2006.

Медведева И., Шишова Т. Безобразия в образовании. Саратов, 2005.

Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь разума. М., 2000.

Полный церковно-славянский словарь / Сост. священник магистр Григорий Дьяченко. М., 1900.

Сергеева А.В. Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность. Изд. 3-е. М., 2005.

Серафим (Роуз), иеромонах. Корень революции: Нигилизм (Человек против Бога) // Серафим (Роуз), иеромонах. Приношение православного американца. Изд. 3-е. М., 2001.

Словарь русского языка ХI-ХVII вв.: В 14 т. Вып. 7. М., 1980.

Спиноза Б. Этика. М., 1993.

Тарасов Б.Н. Чаадаев. М., 1986.

Феофан Затворник, епископ. Путь ко спасению. Клин, 2003.

Интерпретация высказываний с квантором всеобщности в тексте Священного Писания[19]

В предельно формализованном языке математической логики квантор всеобщности (") охватывает действительно все объекты данной области. Здесь соблюдается строгая однозначность символов, и выражение с квантором понимается буквально. Аналогом логико-математического квантора всеобщности в естественном языке являются местоимения весь, все, всякий, каждый, любой. Однако употребление этих местоимений не предполагает необходимости иметь в виду все предметы данного класса или все признаки данного предмета. В речевой практике реальный семантический объем языкового квантора (местоимения) далеко не всегда совпадает с его логическим объемом. Первый всегда прагматически обусловлен, и определение его производится говорящими в силу языковой конвенции. Когда влюбленный вдохновенно клянется сделать «всё» для своей избранницы, совершенно очевидно, что всего он делать не собирается, да и возможности у него такой нет.

Информационный зазор между логической и языковой семантикой квантора может быть причиной коммуникативной неудачи адресата – ложной интерпретации текста. В конкретном высказывании семантический объем квантора обычно ограничен здравым смыслом, ситуацией, контекстом и т. п. Адресат должен учитывать исторический и культурный фон фразы, источник и внутреннюю логику всего текста. Чем важнее текст, тем выше цена его неадекватного прочтения. При самостоятельном изучении сакрального текста несоблюдение этих правил может привести к серьезным ошибкам мировоззренческого характера. За неправильным пониманием Библии следуют катастрофические экзистенциальные заблуждения.

Священное Писание представляет собой замкнутую систему, только относительно внутренних критериев которой его текст может получить правильное объяснение. Герметической рамкой для его толкования является Священное Предание, определяемое как живой духовный опыт Святых Отцов. Их согласие по какому-либо вопросу экзегезы (толкованию священного текста) является догматически непогрешимым выражением соборного разума Церкви. Текст Библии в известном смысле эзотеричен. Он написан на языке иной страны, и его необходимо учить. Изучая любой иностранный язык, мы не можем овладеть им в совершенстве. Святые, имеющие «ум Христов» (1 Кор. 2, 16), помогают истолковать Слово Божие. В противном случае читатель оказывается в положении человека, имеющего дело с «ложными друзьями переводчика». Неискушенный и самонадеянный «знаток» английского языка, слыша предложение I have the magazine и приписывая его солидному бизнесмену – владельцу магазина, попадает впросак. Это предложение, не погрешая против истины, может произнести и бомж, все состояние которого заключается в упомянутом во фразе журнале. Печальные примеры подобного непонимания – авторские каприччос на библейские темы: от апологии Иуды у Л. Андреева («Иуда Искариот») до псевдохриста у М. Булгакова («Мастер и Маргарита»).

Читателю необходимо установить семантическую дистанцию между логическим квантором «все» и его языковой реализацией. Особо следует обратить внимание на мнимые противоречия Библии. Надеясь на свой ограниченный рассудок и отказываясь от святоотеческих ориентиров, человек обрекает себя на бесконечное блуждание среди антиномий Священного Писания, которые, как показал философ и богослов о. Павел (Флоренский) являются необходимым атрибутом Истины: «Для рассудка истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только истина получает словесную формулировку. <…> Другими словами, истина есть антиномия, и не может не быть таковою» [Флоренский 2003, 137].

В книге Бытия после повествования о сотворении Богом мира сказано: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1, 31). Перед нами случай, когда объемы квантора всеобщности и местоимения всё совпадают. Первоначальное творение как продукт воли всеблагого Бога не имело духовных и физических изъянов. По учению Церкви, до грехопадения в тварном мире не было тления – болезней, старости и смерти. Для доверяющего Святым Отцам выражение «всё хорошо весьма» безусловно запрещает любую разновидность теории эволюции, в которой смерть является необходимым и естественным фактором жизни. Под давлением господствующей в современной науке эволюционистской парадигмы верующий начинает искать возможность иных толкований. Экстралингвистические фоновые знания подсказывают ему, что всё якобы не стоит понимать буквально. Смерть, по мнению телеологического эволюциониста, полагающего что эволюцию направляет Бог, была безболезненным уходом живых существ. Но запрограммированное возвращение живой души в небытие не согласно как со стихийно-интуитивным представлением о природе Бога, так и со святоотеческим ее пониманием. Так, прп. Симеон Новый Богослов определенно указывает, что «вся тварь сотворена нетленною» [Симеон 1993, 378].

Игнорируя святоотеческую экзегезу и пытаясь примирить всеблагость Бога и наличие в сотворенном мире смерти, можно сослаться на дальнейший текст, который будто бы вносит сомнение в абсолютность первозданного добра: «не хорошо быть человеку одному» (Быт. 2,18). Всё творение было хорошо, но оно не было совершенным. Так, перед последним экзаменом в зачетке может быть «всё хорошо весьма», однако полученная «четверка» смазывает всю картину. Задачу довести творение до предназначенной ему полноты совершенства Бог предоставляет человеку. А.П. Лопухин в своей Толковой Библии дает следующее толкование к этому стиху: «Слова эти отнюдь не означают того, что Бог будто бы сознается в несовершенстве своего творения и как бы вносит в него поправку, – в планах божественного промышления, без сомнения, все это было уже заранее предусмотрено и преднамечено, но они указывают лишь на тот факт, что одиночество тяжело и нехорошо для человека, ибо лишает его самых близких и удобных средств к всестороннему развитию своей личности…» [Лопухин 1904, 21].

Вспомним известные слова булгаковского Иешуа: «все люди добрые». Церковь не знает такого Христа. Изображенный в романе мрачным фанатиком, апостол и евангелист Матфей доносит до нас прямо противоположное: «Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим…» (Мф. 7,11) и «как вы можете говорить доброе, будучи злы» (Мф. 12, 34). Каждому писателю позволительна определенная poetica licentia (поэтическая вольность), но право копии содержать художественный вымысел не должно ущемлять прав оригинала быть с ним не согласным. Дело даже не в том, что Иешуа – кощунственно-пародийная деконструкция евангельского Христа. Ложное прочтение Евангелия и чрезмерное доверие к роману, обладающего несомненными литературными достоинствами, задает ложную жизненную стратегию. Ищущий повода оправдаться религиозный, но внецерковный человек, у которого, по расхожему выражению, «Бог в душе», находит в «Христе» Булгакова санкцию авторитета. Эти и для самого себя не всегда вербализованные рассуждения, несколько огрубляя, можно представить так: «Если уж Марк Крысобой добрый, то мне-то чего опасаться Страшного Суда. Я ведь матом почти не ругаюсь и даже курить уже несколько раз бросал».

В контексте православной антропологии слова Иешуа выглядят антихристовым прельщением. В ней, как и в романе М. Булгакова, объем местоимения все совпадает с объемом квантора всеобщности, а вот предикат утверждения Иешуа Церковь мыслит противоположным: все люди злые. Унывать не стоит: при правильном понимании все антиномии утешительны. «Бог верен, а всякий человек лжив» (Рим. 3, 4), но Господь утверждает и обратное: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс. 81, 6). Здесь квантор и предикат – не только утешение, но и указание цели. Злые – данность, боги (по благодати) – призвание. И простой порядочностью нам не обойтись. С нее, как с нуля, надо начинать свое восхождение к подлинной человечности – богоподобию.

Грехопадение всех заключило под грехом: «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем (в Адаме) все согрешили» (Рим. 5, 12). Местоимение все надо понимать буквально. Кажется несправедливым, что на всех лежит вина за чужое преступление. Подобного формально-юридического подхода придерживается католицизм. Православие учит, что людям не вменяется первородный грех, но они несут на себе его последствия. Слова «в нем все согрешили» надо понимать в том смысле, что в Адаме все люди получили поврежденную, удобонаклонную ко греху природу. И никакой мифический «Бог в душе», и даже голгофская жертва реального Христа не отменяют личного подвига (молитвы, поста, покаяния, милостыни и т.п.) по преображению нашей падшей природы.

Список литературы

1. Симеон Новый Богослов, прп. Творения. Слово 45-е. Т.1. М., 1892. Репринт: Троице-Сергиева Лавра, 1993.

2. Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета/ Под ред. А.П. Лопухина. Том 1. – СПб., 1904.

3. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи. М., 2003.