I. Цели пропаганды, направленной на внутреннюю или нейтрально-дружественную аудиторию.

А. В случае, когда ожидается, что действия повлекут за собой лишения для граждан собственной страны ^[10].

Цели:

(1) Уменьшить возможность возникновения шокового эффекта (намеки на суть предстоящего действия во всё более точных выражениях в сочетании с соответствующими заверениями).

(2) Управлять чувством вины.

(3) Выявить и закрепить у граждан своей страны ту модель реакции на планируемое действие, которая нужна управляющим структурам.

(4) Укрепить склонность общественности к принятию требований, выдвинутых управляющими структурами в связи с намеченным действием.

(5) Заложить основу для морального оправдания предстоящих действий.

(6) Подготовить к более глубокому пониманию необходимости предстоящего действия путем предварительного раскрытия оценок и ожиданий, на которых оно основано — реальных либо выбранных за их пропагандистскую значимость в достижении желаемого общественного одобрения.

B. В случае, когда ожидается поощряющий эффект основного действия на внутреннюю аудиторию ^[11].

Цели:

(1) Контролировать степень и способ выражения ожидаемого общественного ликования с целью предотвратить эксцессы, снижающие производительность труда (например, предотвратить неконтролируемые вспы­шки ликования, нарушения графиков работы и трудовой дисциплины и т. д.).

(2) Контролировать общественные ожидания, вызванные хорошими новостями, с целью не допустить появления нереалистичных надежд, которые не сбудутся.

(3) Умерить ожидания общественности в отношении смягчающего характера предстоящих действий, с тем чтобы общество получило большее удовлетворение результатами действия, когда оно произойдет.

(4) Повысить авторитет и престиж управляющих структур, к месту упоминая об их силе и предусмотрительности, свидетельством которых и станет предстоящее действие.

(5) Поднять моральный дух с помощью прогнозирования ожидаемого облегчения.

(6) Манипулировать в политических интересах чувством благодарности и удовлетворения, которые породит предстоящее облегчение.

(7) Использовать благодарность общественности для обеспечения более широкой поддержки политики существующего режима.

(8) Подготовить общественность к возможности того, что предстоящие действия собственного правительства будут сопровождаться сильным и успешным противодействием со стороны правительств враждебных государств.

С. В случае, когда конечный успех основного действия не определен или его трудно предвидеть ^[12].

Цели:

(1) Гарантировать, что граждане собственной страны не будут питать слишком больших надежд (в противном случае это может привести к попыткам вражеских пропагандистов заставить вас пообещать намного больше, чем вы сможете достичь).

II. Цели пропаганды, направленной
на группы в лагере противника:

A. Относительно основного действия, которое должно оказать подавляющий эффект на группы в лагере противника (см. примеры выше, пункт I B, примечание 11).

Цели:

(1) Когда масштаб достигнутого подавляющего эффекта зависит от неожиданности действия, замаскировать предстоящее действие или скрыть его время, место, характер и масштаб.

(2) Когда предварительная деморализация групп в лагере противника будет способствовать успеху предстоящего действия и сократит расходы на него, т. е. «сюрприз» не является обязательным, — уверенно и подробно оповещать о предстоящем действии в терминах, подчеркивающих бессилие противника и тщетность сопротивления.

(3) Уменьшить уверенность аудитории в эффективности возможных контрмер своих лидеров.

(4) Поощрить такие настроения, которые усилят деморализующий эффект действия, когда оно произойдет.

(5) Предвидя, что предстоящее действие может спровоцировать в стане противника попытки возложить «вину» и «ответственность» за неудачу, планировать предстоящее действие так, чтобы подготовить почву для (а) максимального разрушительного эф­фек­та действия на отношения между членами противостоящей руководящей элиты, на отношения между политической элитой и народными массами, на отношения среди членов противостоящей коалиции; (b) исклю­че­ния возможности того, что действие может объединить лагерь противника и укрепить его решимость.

(6) В случае необходимости заранее дать моральное оправдание предстоящим действиям, чтобы предотвратить усиление ненависти к себе со стороны противника и нейтральной стороны.

B. Относительно основного действия, от которого ожидается важный поощряющий эффект на группы в лагере противника (см. примеры выше, пункт I A, примечание 10).

Цели:

(1) Поощрять группы в лагере противника на формирование нереальной и/или неправильной оценки преимуществ, приобретаемых ими в результате вашего действия. (При «нереальной» серьезно недо- или переоцениваются возможности новой ситуации, созданной упомянутым действием; при «неправильной» внимание оппонента переключается с осуществимых на неосуществимые пути использования новой ситуации в военном, политическом или психологическом ключе.)

(2) Поощрять изначально излишне оптимистичные реакции на событие, которые неизбежно приведут к последующему разочарованию.

С точки зрения теории или алгоритма, которые бы полностью охватывали отношение пропаганды к действию, приведенная выше система не более чем скромный вклад ^[13]. Ее задача сводится единственно к систематизированному перечислению возможных целей подготовительной пропаганды, которые может преследовать политическая элита для поддержки своих предстоящих действий. В нашу задачу не входит определение условий, при которых та или иная подготовительная цель будет осуществляться. Но системный и относительно абстрактный характер данного перечня может сослужить хорошую службу при построении подобных умозаключений. Также такое системное перечисление должно помочь аналитикам легче ориентироваться в том разнообразии способов, которыми может пользоваться подготовительная пропаганда для поддержки действий руководящих структур. Это, в свою очередь, поможет быстрее распознавать отдельные случаи применения подготовительной пропаганды.

Исследования по теме.Сейчас мы кратко обобщим несколько примеров анализа пропаганды военного времени, чтобы проиллюстрировать, как косвенный метод был использован в определении вражеской инициативы ^[14].

1. В одном из зарегистрированных выдающихся случаев анализа пропаганды британские контент-аналитики смогли сделать вывод, что нацистская пропаганда, говорящая о готовящемся использовании секретного нетрадиционного оружия воздушной бомбардировки, не была блефом. Этот вывод был сделан в ноябре 1943 г., за восемь месяцев до начала атак с применением самолетов-снарядов V-1.

Обещания, что Германия обретет новое оружие возмездия, начали появляться в немецкой пропаганде уже в июне 1943 г. Очевидно, они были предназначены для укрепления морального духа своего народа: Германия была потрясена всё более мощными налетами ВВС стран антигитлеровской коалиции. На эти действия, казалось, нет ответа. Пропагандистская цель таких обещаний была достаточно очевидна, но оставался вопрос, были ли делавшиеся заверения всего лишь пропагандой, или новое оружие возмездия действительно готовилось к широкому применению в ближайшем будущем.

Британский аналитик практически не сомневался, выбирая второй вариант в качестве правильного ответа. Его вывод следовал из основного предположения, подтвержденного во многих иных случаях, что немецкая пропаганда никогда намеренно не вводила в заблуждение немецкий народ в вопросах, связанных с увеличением немецкой военной мощи. Ввиду этого аналитик посчитал необходимым принять за чистую монету заявления о том, что Германия готовилась к применению нового воздушного оружия возмездия, неоднократно звучавшие в немецкой пропаганде, рассчитанной на аудиторию собственной страны.

Британский аналитик также сделал вывод, что длительная задержка в появлении нового оружия, после того как оно неоднократно и авторитетно было обещано немецкому народу, должно быть, связана с отставанием от графика, непредвиденными в то время, когда пропаганда провозгласила данное обязательство. Этот вывод основывался на следующем наблюдении: Геббельс не практиковал включение в пропаганду важных обязательств такого рода задолго до даты их осуществления. Таким образом он избегал падения морального настроя внутри государства, к чему быстро привело бы возмущение лживыми пропагандистскими обещаниями. Аналитик даже определил максимальный период времени — около трех месяцев, — в течение которого Геббельс позволял пропаганде предвосхищать событие. Поэтому, когда появление обещанного оружия возмездия было задержано гораздо дольше этого расчетного периода времени, аналитик правильно заключил, что запланированное применение нового оружия, судя по всему, было неожиданно отложено. Более того, он даже определил приблизительные даты, когда случилось нечто, что вызвало задержку.

Британский аналитик отметил, что упоминания о воздушном возмездии с помощью нового оружия внезапно исчезли из немецкой пропаганды на десять дней начиная с 19 августа, а затем на семь дней с 11 сентября. Затем он был проинформирован о воздушном налете британских ВВС на базу секретного оружия в Пенемюнде 17 августа и воздушных налетах союзников на объекты в области Булонь — Кале 7—8 сентября; предположительно именно там должен был состояться запуск платформ для нового типа немецкого оружия. Таким образом, аналитику предстояло рассмотреть альтернативные объяснения «пробелов», замеченных в немецкой пропаганде. При этом он учел а) вне­запность появления «пробелов»; b) любые изменения в качестве пропаганды возмездия и нового оружия при ее возобновлении после каждого «пробела»; с) возможное совпадение «пробела» с другими событиями или изменениями в военной ситуации, которые могли бы прервать поток пропаганды; d) возможное совпадение начала «пробелов» с событиями, которые могут быть связаны с осуществлением возмездия и/или применением нового оружия.

Он обнаружил, что «пробелы» не совпадают с «другими событиями» и, что важно, пропаганда, связанная с возмездием и новым оружием, становилась «разбавленной», когда возобновлялась после каждого перерыва. Необходимым объяснением служит то, что перед каждым «пробелом» происходило нечто, связанное с планированием и подготовкой нового оружия. (Неявное предположение в поддержку данного вывода таково: изменения в сторону большей неопределенности в пропаганде относительно времени возмездия — фактически такие изменения наблюдались в пропаганде после каждого «пробела» — отражают официальную нацистскую оценку дальнейшей отсрочки дня применения нового оружия.) Поскольку аналитик знал о союзных рейдах 17 августа и 7—8 сентября, его выводы дополнительно подтвердили значимость пораженных целей (не полностью определенной в то время) ^[15] и эффективность налетов для срыва нацистских приготовлений ^[16].

2. 21 апреля 1943 года Вашингтон раскрыл, что правительство Японии казнило некоторых из американских летчиков, сбитых во время рейда на Токио 18 апреля 1942 г. Эта новость появилась в то время, когда усиливающиеся воздушные налеты ВВС стран — членов антигитлеровской коалиции на Германию представляли серьезную проблему для немецкой обороны. Немецкая пропаганда широко распространила известие о казни американских летчиков в Японии. Большей частью сообщения вписывались в уже привычные для немецкой пропаганды темы, но встречались среди них намеки, которые могли быть истолкованы как угрозы подобных действий со стороны Германии по отношению к другим летчикам, попавшим в плен.

Насколько серьезно следовало воспринять эти завуалированные угрозы? Аналитик из FCC предсказал, что немцы не собирались подражать японцам в этом отношении. Вывод был основан на знании практики немецкой пропаганды. Если нацисты намеревались предпринять такое чрезвычайное действие сомнительной законности, рассуждал аналитик, следовало бы ожидать от них тщательной подготовки в виде пропагандистской кампании, направленной на достижение предварительного морального оправдания. Однако несколько намеков на такое действие в немецкой пропаганде не демонстрировали подобную цель и не могли трактоваться как составляющие такой пропагандистской кампании. Поэтому аналитик имел все основания полагать, что никаких подобных действий Германия в то время не планировала ^[17].

3. В 1941 и 1942 гг. германская армия проводила мощные летние наступления против советских войск на Восточном фронте. Однако после катастрофы под Сталинградом в январе 1943 г. было неясно, способно ли немецкое командование предпринять еще одно крупномасштабное наступление на Восточном фронте в 1943 г., или при любом положении дел такое наступление будет совершено. В течение нескольких месяцев после Сталинграда аналитики FCC внимательно изучали немецкую пропаганду, связанную с этим вопросом, на предмет указаний на военные намерения Германии.

Обещания еще одного немецкого наступления против русских были сделаны в нацистской пропаганде в течение первых недель после Сталинграда. Такие обещания появились одновременно с широко разрекламированными мерами «тотальной мобилизации», предпринятыми вместе с объявлением о поражении под Сталинградом. Целью этих мер провозглашалось восстановление «боеспособности» немецкого личного состава и оружия. Однако в начале марта 1943 г. упоминания о предстоящем немецком наступлении на востоке совершенно прекратились. Аналитик FCC отметил это резкое изменение, но предчувствовал, что четкая интерпретация невозможна. Внезапное молчание пропаганды о предстоящем наступлении могло значить, а) что никакого наступления не предполагается и b) что о наступлении, хоть оно и подразумевается, не говорится по иным причинам, например чтобы скрыть намерение новых атак на востоке или чтобы не препятствовать возможному перемирию или сепаратному миру с русскими.

Чтобы сделать выбор между этими альтернативными объяснениями, аналитику была необходима дополнительная аргументация. И только несколько месяцев спустя, в начале июня, он смог сказать с определенной долей уверенности, что немецкое наступление маловероятно. Это умозаключение стало возможным потому, что аналитик интерпретировал пропагандистскую деятельность на тему возможного немецкого наступления в контексте размышлений о внутригосударственном моральном духе. Его рассуждения можно свести к следующему:

(а) В прошлом для нацистской пропаганды было характерно превознесение достоинств наступления и утверждение, что Германия удерживала и будет удерживать наступательную позицию.

(b) Из-за подавленного состояния духа в Германии традиционное утверждение немецкой инициативы было почти обязательной мерой для пропаганды Третьего рейха.

(с) В целом расплывчатые обещания предстоящего немецкого наступления на востоке едва ли могли выдать русским секретную информацию, так как единственными элементами такой наступательной операции на суше, которые могут быть скрыты, могли стать только ее точное время и место.

(d) Вместо этого после Сталинграда немецкая пропаганда начала превозносить достоинства оборонительной позиции.

(e) Если отсутствие прогнозов немецкого наступления было результатом соображений безопасности или желания замаскировать намерение атаковать снова, тогда маловероятно, что немецкая пропаганда стала бы одновременно подготавливать внутригосударственную общественность к принятию непопулярной идеи того, что Германия отныне занимает оборонительную позицию в войне. Ведь такая линия пропаганды, подразумевающая слабость немцев и поворотный момент в войне, усугубила бы серьезную проблему с состоянием морального духа внутри государства.

(f) Таким образом, немецкую пропагандистскую деятельность наиболее правдоподобно может объяснить предположение о том, что она базируется на знании об отстутствии планов какого-либо немецкого наступления, поскольку если бы такое наступление предполагалось, немецкая пропаганда не стала бы подавлять моральный дух своего народа попыткой разрекламировать достоинства оборонительной позиции.

Этот прогноз, основанный на анализе пропаганды, был достаточно точным. Ставшие впоследствии доступными документальные данные указывают на то, что Гитлер, отказываясь от рекомендаций своего окружения перейти к чисто оборонительной стратегии на востоке, планировал ограниченные атаки, носящие отвлекающий характер ^[18].

4. В июне 1942 г. возник вопрос, изменит ли германское правительство свою официальную дипломатическую позицию по отношению к Бразилии. Отношения между двумя странами в течение некоторого времени были критическими, а к середине 1942 г. фактически дошли до состояния необъявленных военных действий. Тем не менее радиопередачи Берлина в Бразилии сохраняли тон «обиженного друга». В течение последней недели июня тон этих радиопередач стал более воинственным. В сторону Бразилии был сделан ряд резких обвинений и открытых угроз, связанных с политикой, проводившейся в отношении немецких националистов, пребывавших на бразильской территории.

Были ли эти угрозы блефом, или немецкое правительство было готово предпринять мощную акцию? Аналитик FCC рассудил, что такие угрозы и обвинения, если не были блефом, являлись крайне необоснованной пропагандой: «Закулисное давление и „игра мускулами“ могут в неофициальных отношениях произвести впечатление на некоторых ключевых чиновников в странах Латинской Америки. Но публичные призывы народа к ответственности и угрозы — это то, чему ни одна латиноамериканская страна не может позволить себе подчиниться без жесточайшей необходимости». С учетом того, что немцы принимали во внимание особенности психологии латиноамериканцев, аналитик FCC предположил, что открытые угрозы не были неумелой пропагандой, а скорее указывали на готовность Берлина отказаться от ранее выбранной роли «обиженного друга» ^[19].