Бумажные деньги как Пр1А: материализация идеи денег

Автор (А) бумажных денег создает их как непосредственную материализацию Пр²-про­изведения. Всё многообразие бумажных денег — знаковые варианты Пр²-произведения как инварианта. Специфика вариантов в том, что каждый экземпляр бумажных денег является материальным произведением (Пр¹_А) — знаком с чувственно воспринимаемым репрезентаменом. Таким образом, конкретные бумажные деньги и есть Пр¹_А.

Деньги как Пр¹_А — материальное средство обмена, оплаты, накопления. Человек стремится к обладанию деньгами именно в этом их качестве — в качестве личной собственности.

Иллюзия дематериализации

Бумажные деньги представляют собой лишь одно из многих Пр¹_А — вариантов воплощения идеи денег как Пр²-произведения (инварианта). Хронологически эти реализации выстраиваются от протоденег до денег электронных, образуя знаковую последовательность глубины семиотического перекодирования денег.

Многократное перекодирование денег в виде монет, банкнот, ценных бумаг, талонов, жетонов, а в трудные времена — табака, соли, водки и т. п. может создать впечатление, что конкретное материальное воплощение денег не только не важно, но и не обязательно. Так считает С. Московичи, говоря о «кортикализации» современных денег, подлинное бытие которых — в сознании людей [Московичи 1998: 406].

В немалой степени идее дематериализации денег содействует мнение об электронных деньгах (вообще о деньгах, сохраняемых на разных электронных носителях) как о нематериальном феномене. Это мнение обусловлено тем, что на глубину семиотического перекодирования денег вообще накладывается многократное перекодирование последнего по времени их Пр¹_А в виде электронного сообщения в Интернете, точнее говоря, в Вебе (WWW). Кажется, будто между сообщением (репрезентаменом) на дисплее, которое воспринимает получатель, и его денотатом, а также отправителем сообщения нет ничего, кроме «чистой мысли, или … чего-то очень похожего на мысль» — одного лишь «электрического напряжения, мчащегося по Сети со скоростью света, в условиях, при которых можно действительно наблюдать светящиеся пиксели или передающиеся звуки, но нельзя потрогать или претендовать на „обладание“ в старом смысле этого слова.

Кто-нибудь может возразить, что информации все-таки нужно какое-то физическое проявление — такое, как магнитное существование на громадных жестких дисках удаленных серверов, однако эти … (формы существования. — В. Л.) не имеют макроскопически дискретной или лично значимой форм» [Барлоу]. Очевидно, однако, что речь идет не более чем об антропоцентрической инерции восприятия, в соответствии с которой человек склонен считать несуществующим всё то, что не воспринимается его органами чувств ^[2]. В данном случае это не просто напряжение, «мчащееся по Сети со скоростью света», а множество искусственных кодов и языков, опосредующих сообщение «на входе» и «на выходе» и постоянно перекодирующих это сообщение.

Непосредственным носителем электронных денег как Пр¹_А оказывается не чувственно воспринимаемая материя, а искусственный код (язык). Но сообщения на таких кодах и языках не менее материальны, чем скот и золото. Для разработчиков цифровых систем и интернет-технологий, обслуживающих сферу финансов и экономики, этот тезис давно очевиден (см. о мифе дематериализации денег: [Böhle, Riehm 1998: 50]).

Кроме того, деньги как идея (Пр²) возможны только в качестве абстракции от чувственно воспринимаемых денежных знаков. Сами же по себе идеи не пригодны для устойчивой и одинаково всеми опознаваемой фиксации меновой стоимости — она ведь тоже идея.

Иллюзия нереферентности

Говоря о наиболее развитых странах и называя их в целом экономикой постмодерна, Ж. Бодрийяр считает, что деньги таких экономик перестали обозначать меновую стоимость. Они существуют «сами по себе и для себя» [Бодрийяр 2000: 74], симулируя подлинные денежные знаки, являются, по его словам, симулякрами (термин изначально был введен Ч. С. Пирсом).

Бодрийяр прав постольку, поскольку всегда есть люди, которые думают об определенного рода бумажных изделиях, что они — деньги и, следовательно, обозначают меновую стоимость, хотя это не так. Но обозначать меновую стоимость можно либо непосредственно (современные бумажные деньги), либо косвенно (вторичные ценные бумаги, или деривативы). Возможно, что денежный знак (ценная бумага) с позиции получателя (П) имеет соответствующий денотат, но с позиции знающего наблюдателя (финансиста, биржевого игрока, специалиста по теории денег, банкира, руководителя рейтингового агентства и др.) видно, что отправитель (а это те же наблюдатели за вычетом специалиста по теории денег) подменяет объект обозначения, превращая деньги в плохие деньги ^[3] или неденьги. Плохие деньги, оставаясь сами собой, всё равно обозначают меновую стоимость, но, как правило, косвенно (между ними и меновой стоимостью располагается некоторое число субститутов хороших денег). Симулякрами тогда следовало бы называть неденьги, которыми пользуются как деньгами.

Бодрийяр неправ хотя бы потому, что отправитель и наблюдатель не считают симулякры деньгами, это вообще не деньги. Однако доллар (симулякр, по Бодрийяру), возможно, и должен быть отнесен к плохим деньгам: он «менее денежен», чем 50 лет тому назад, однако за долларовой массой стоит всё же и реальная экономика, реальная власть, политическая и военная сила. Доллар, таким образом, остается референтным; он не симулирует деньги, он симулирует хорошие деньги, сам оставаясь деньгами (но плохими) ^[4].

Большая глубина семиотического перекодирования денег позволяет «прятать» неденьги среди денег. Но чтобы симулировать, а эта тенденция несомненна, нужно иметь объект симуляции. Если бы деньги экономик США и Западной Европы вдруг стали симулякрами, это бы означало, что таких экономик нет.