Что подвергается реинкарнации?

Большинство людей отождествляют себя с плотным и тонким телами — психической формой и умом/интел­лектом, сопровождающими их. Когда людей просят пред­ставиться, они в ответ обычно называют имя, профес­сию, указывают вероисповедание или политическую принадлежность. Иногда, характеризуя себя, они упоми­нают о своем семейном положении, наследстве или зна­менитых предках. Существуют и другие, психологически ориентированные описания личности: «Я очень чувст­венный»; «Я никогда никого не обижаю»; «Я благоразум­ный и честный» или «Я часто схожусь с людьми, похожи­ми на меня» и т. д.

С личными особенностями, изложенными выше, и их бесконечными вариациями могло бы отождествить себя большинство читателей. И на первый взгляд подоб­ные слова и понятия, по крайней мере, частично, кажут­ся в повседневном их смысле вполне подходящими для определения своего «я». Но перестанем ли мы существо­вать, если поменяем имя? Если потеряем работу? Или ес­ли примем другую религию? Если даже нам изменит наше чувство морали и этики? Действительно, если все выше перечисленные ориентиры исчезнут, разве мы перейдем в небытие?.. Вопрос остается открытым: кто же мы, если не принимать во внимание этих изменчивых материаль­ных обозначений?

Платон описывал существование в этом мире как метазию, «переходное состояние», «положение между». Для него живые существа — это соединение материи и ду­ха, это вспышка вечности, пойманная в сети времени, это частица знания, растворяющаяся в океане невежества, это блаженное существо, захваченное миром боли и безу­мия. Течения восточной мысли в большинстве своем со­гласны с этой точкой зрения. Так, согласно древнеиндий­ской ведической литературе, живые существа по сути своей духовны. Они рождаются в материальном мире вследствие множества своих еле уловимых желаний. Та­кие воплощенные души на санскрите называются та-тастха-шакти. Слово тата обозначает прибрежную зо­ну, отделяющую сушу от моря. Иногда вода затопляет землю, а иногда — отступает. Живые существа в этом мире иногда предают забвению свою истинную природу, а ино­гда осознают ее.

Может ли кто-либо доказать, что мы — духовные сущности, что мы — вечные души, временно пребываю­щие в материальном теле? Некоторые люди интуитив­но чувствуют, что ответ на вопрос, возможно, следует искать в аналогии с субатомными (элементарными) час­тицами: их существование подтверждается создаваемым вокруг них полем. Другими словами, хотя элементарные частицы и не видны, мы знаем об их существовании по производимым ими эффектам. Точно так же существова­ние души можно установить путем детального анализа материальных элементов. В Индии такой анализ извес­тен как философия санкхья; она представляет собой древнюю, но высокоточную науку. Другие люди полага­ют, что эмпирические способы непосредственного вос­приятия не подходят для наблюдения за едва уловимыми явлениями и требуют более чувствительных приспособ­лений. В своем неопубликованном эссе «Вера в будущую жизнь» Дж. Пол Вильяме из колледжа Холиоук задается вопросом:

Тот факт, что у нас нет непосредственного зна­ния о душе, которая не существует вне тела…

не должен приводить нас к заключению, что [души] не существует вообще. Типичная ре­акция материалистов на такого рода заявле­ния сводится к их призыву придерживаться достоверных фактов. Но сам ученый-матери­алист, безусловно, не ограничивается только результатами непосредственного опыта. Рамки нашего опыта настолько узки, что ес­ли бы мы не позволяли нашему мышлению выходить за их пределы, человеческая мысль оказалась бы ничтожной. Неужели кто-то когда-то смог почувствовать атом или электрон? Вся концепция строения атома яв­ляется умозрительной; ее принимают, пото­му что она согласуется с представлением о со­единении элементов, потому что она дает объяснение специфическим меткам, кото­рые в определенных условиях появляются на фотопластинках. И тем не менее, мы не обвиняем физиков в иррациональности, когда они говорят, что твердое вещество, например, камень состоит на самом деле из мельчайших солнечных систем, в которых электроны с невероятной скоростью враща­ются вокруг протонов. Пусть никто не дума­ет, что достиг совершенной способности мыслить, если он признает основанную на умозаключениях логику в физике, но отрица­ет ее в теологии 10.

Умозаключительные доводы не являются исключи­тельными для науки; они служат основным инструментом точных наук и составляют часть нашей повседневной жиз­ни. Мы никогда не видели сердец любящих нас людей, но у нас нет сомнения в том, что они существуют. Мы никог­да не видели наших предков, но наше существование явля­ется достаточным доказательством того, что они когда-то жили. Возможно, специфические особенности невиди­мой души, вдохнувшей жизнь и в наше собственное тело, делают ее еще более труднодоступной для восприятия, чем протон. Какое же более ошеломляющее открытие мо­жем мы совершить, чем узнать о собственном бессмертии?

В конечном счете, во что бы мы ни верили, что-то от­деляет живые существа от неживой материи. В жизни что-то присутствует, чего нет в смерти. Во время смерти физические и химические компоненты тела остаются на месте: сердце, мозг, скелет и все химические вещества, присутст­вующие в живом теле; но что-то еще, другое, что-то «нефизическое» покидает его. Как бы вы ни предпочитали ее называть, именно эта нефизическая жизненная сила отли­чает живое тело от инертной химической оболочки.

Что мы знаем об этой уникальной составляющей, ко­торая заполняет собой тело? Нам известно, что классиче­ская наука отрицает ее вместе с религиозной догмой, по крайней мере, в случае, когда речь идет о «душе»; и тем не менее, мы знаем, что религии, за небольшим исключе­нием, на протяжении веков признавали ее. Желая подо­брать термин, приемлемый как для классической науки, так и для религии, мы будем говорить «сознание», так как наука изучает сознание, по крайней мере, как потенциаль­ную нематериальную силу, находящуюся внутри тела, а ре­лигия понимает сознание как синоним, или, по меньшей мере, как признак души.