Социокультурные основания Западнохристианского мира

Исторические корни Западнохристианского мира уходят в почву романо-язычного позднеантичного Западного Средиземноморья точно так же, как Во-сточнохристианский мир в его изначальной византийской форме органически связан с эллинистической восточносредиземноморской подосновой.

И восточносредиземноморская, и западносредиземноморская субцивили­зации поздней античности (хотя первая и в большей степени, чем вторая) вос­приняли в первой трети I тыс. мощные инъекции трансформировавшейся в системе Античной цивилизации ближневосточной духовности, в роли цент­рального компонента которой в эти века выступала обновленная, адаптирован­ная к реалиям жизни больших полиэтичных городов Средиземноморья пости­удейская традиция — христианство. Свою роль сыграли и иные, в значитель­ной степени маргинальные по отношению как к древневосточному, так и к античному наследию течения — в широчайшем диапазоне от религий Митры и Изиды через гностицизм, предкаббалистический иудаизм, герметизм, манихей­ство до неопифагорейства и неоплатонизма.

Названные учения, продуцируемые духовными исканиями людей Ближне­го Востока (преимущественно так или иначе затронутых эллинизацией жите­лей Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии), более-менее органично вписы­вались (подспудно видоизменяя ее) в социокультурную систему Восточносре-диземноморско-Переднеазиатского региона (более по западную сторону Рим-ско-Парфянской границы).

Высокий интерес к ним проявляли и обитатели больших западносредизем-номорских городов, в первую очередь Карфагена и самого Рима, однако здесь эти во многом загадочные и малопонятные для латиноязычной массы воззре­ния воспринимались через их рационализацию. В результате такого адаптиро­ванного к структурам собственного менталитета, принятия восточносредизем­номорской традиции неизбежно оставался некий нерационализированный ос-Западнохристианская цивилизация средневековья 483

таток. Этот иррациональный момент и становился основой той экзальтирован­ной, нервозной, страстно-рефлектирующей, акцентированной на поисках соб­ственного греха, но готовой к применению самых решительных мер для ее утверждения в сознании окружающих веры, которую мы наблюдаем уже у Тертуллиана, а затем у бл. Августина.

То, что на Востоке воспринималось как более-менее свое, естественное, как прояснение и конкретизация неких базовых, архетипических идее-обра-зов, сложившихся в результате грандиозного греко-ближневосточного синтеза эллинистического и постэллинистического (римского) времени, на Западе было если и не полностью чужим, то по крайней мере изначально иным, становя­щимся своим через осознанное, порою мучительное, интеллектуально-волевое усилие индивидуального духа.

Поэтому, если в Восточном Средиземноморье христианство постепенно ста­новилось родом коллективной интуиции (отсюда православная концепция собор­ности), то в Западном изначально на первый план выдвигался вопрос о личной вере, при уделении большого значения рациональному обоснованию, в конечном счете даже "доказательству" истинности этой веры окружающим и самому себе.

Таким образом, латинское христианство, как о том уже шла речь, с самого начала было куда более индивидуалистично и рационалистично, чем христиан­ство греческое. Утверждению и закреплению этого его качества способствова­ли многочисленные факторы культурологического и исторического плана. Среди них следует различать, с одной стороны, специфические особенности поздне-античной Романско-Западносредиземноморской субцивилизации как таковой, а с другой — те историко-политические условия, в которых оказалось латино-язычное население в века агонии и крушения Западно-Римской империи, рав­но как и в последовавшую за ее падением эпоху.

В отличие от грекоязычного Востока, основу духовной культуры которого составляла преимущественно платоновско-неоплатоническая философия с ее видением человека в системе предзаданной миром идей иерархии Космоса (от которого все более выразительно отстранялось божественное первоначало: плотиновское Единое, осмысливающееся как христианский Бог), в обществен­но-духовной культуре Запада доминировала юридически-правовая установка.

Индивид понимался, в первую очередь, как субъект гражданского права, социальная позиция которого определялась регулировавшей его отношения с государством, разнообразными корпорациями и частными лицами законода­тельной базой. Детально разработанное римское право с четкими понятиями о гражданстве и собственности, правах и обязанностях представителей различ­ных социальных групп (юридические различия между которыми постепенно нивелировались — по мере утверждения прямой административной власти над подданными государственно-бюрократического аппарата) ориентировало че­ловека на определение его бытия-в-мире прежде всего в общественно-право­вой плоскости, так сказать, юридической системе координат.

Еще во времена Западно-Римской империи западнохристианское сознание вы­рабатывает такие общие установки, как индивидуализм, драматический (эсхато­логически окрашенный) историзм, рационализм (предполагавший, разумеется, некоторый "иррациональный остаток" — конечное непонимание воли Бога), вос­приятие эмпирической данности как полноценной реальности (что потенциально открывало путь к утилитаризму и прагматизму), независимость церкви (которая с484 Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

падением Западной Римской империи остается единственным общим для Запад­ной Европы институтом) от светской власти, склонность мыслить и оценивать человеческие поступки в юридически-правовых категориях (откуда потом в като­лицизме разовьется убеждение в праве церкви не только осуждать, но и физичес­ки карать инакомыслящих), взгляд на человечество как на принципиально разде­ленное на отвергаемое Богом большинство, обреченное на вечные муки, и избран­ное, шествующее в Царство Божие меньшинство (которому, как потом это пере­толкует кальвинизм, и в этом мире прав и благ полагается больше, чем другим).

Все это закрепляется, так сказать, в "культурном генокоде" западноевропей­ского общества и подспудно развивается в последующие века, когда Римская церковь становится во главе романоязычной паствы жителей бывших западно-римских провинций (оказавшихся под властью варваров-ариан). При синтезе с рассмотренными ранее особенностями социально-экономической и обществен­ной жизни вступивших во взаимодействие романско-позднеантичных и герман­ско-варварских структур это определило уникальное лицо Западнохристианско-Новоевропейской цивилизации. Такие вполне самостоятельно развившиеся реа­лии, как варварская и позднеантичная общественные системы и латинское хри­стианство, пересеклись и сплавились в трагические века падения Западной Рим­ской империи и рождения мира раннесредневекового Запада.

Этим были заложены основания новой цивилизационной системы, которой суждено было во второй половине истекшего тысячелетия объединить и пре­образовать мир, введя его в страшную полосу глобальных (военных, экономи­ческих, социальных, экологических) испытаний и потрясений.

В течение V в. область за областью вся Западно-Римская империя оказывает­ся в руках варварских дружин. Это были преимущественно германцы, приняв­шие в IV в. христианство в арианской форме. В этническом отношении исключе­ние составляли лишь аланы, быстро слившиеся с вандалами в Северной Африке, и гунны с целым шлейфом приведенных ими из Евразийских степей и Восточ­ной Европы этнических групп тюркского, славянского и того же германского происхождения, в массе своей (кроме германцев и продвинувшихся до Эльбы и Дуная славян) оставивших Центральную Европу после смерти Аттилы в 453 г.

Из осевших в пределах провинций Римской империи в конфессиональном отношении не арианами были лишь германцы-язычники на севере: франки и англосаксы, принявшие, соответственно, в конце V и конце VI вв. христиан­ство уже в формуле Никейского символа веры.

В 408 г. римские войска ввиду обострения обстановки на Рейнско-Дунайской границе покидают Британию, власть в которой на несколько десятилетий пере­ходит в руки потомков местной кельтской знати, однако уже с середины этого столетия на остров начинается переселение северо-германских племен англов, саксов, фризов и ютов, в целом обычно называемых англосаксами. Но Риму уже было не до того. В 410 г. он был взят и разграблен вестготами Алариха, основав­шими уже после его смерти Вестготское королевство на юге Галлии в 419 г.

Распространяя свою власть за Пиренеи, вестготы вытесняют лишь в 420 г. осевших в Испании вандалов и алан в Северную Африку, куда те переправляют­ся в 429 г., и в 439 г. во главе с королем Гензерихом овладевают Карфагеном, образуя Вандальское королевство. К этому времени в Восточной Галлии склады­вается и королевство бургундов, уничтоженное Аттилой в 437 г., а на Среднем и Нижнем Рейне уже господствуют франки.Западнохристианская цивилизация средневековья____________________________________485

Гуннское нашествие на короткий срок сплотило варварские германские дружины и остатки римских легионов, которые совместно смогли остановить дальнейшее продвижение полчищ Аттилы в битве на Каталунских полях (Шам­пань) в 451 г. Однако и после нее власть императора реально не простиралась за пределы Италии.

Разорение Рима вандалами Гензериха в 455 г. сделало само существование Западной империи чисто фиктивным, так что ее формальная ликвидация в 476 г. командиром наемников-гвардейцев, лишившим власти юного Ромула Ав­густа и отправившим инсигнии власти западно-римских властителей в Кон­стантинополь императору Зенону, только юридически оформила реальное по­ложение дел. Но совершивший этот переворот Одоакр в 493 г. был убит Теодо-рихом, приведшим свой народ из Паннонии и основавшим в Италии Остгостс-кое королевство. К середине VI в. оно было завоевано Византией, однако уже в 568 г. Северная и Средняя Италия, кроме Равенны, Рима и Неполя, перешли под власть таких же, как и остготы, германцев-ариан — лангобардов. К этому времени ведущей силой в Западной Европе уже прочно становятся франки, принявшие христианство от Рима.

Как видим, V—VI вв. были столетиями нестабильности, усиливавшей рас­щепленность общества, его атомизацию, обнищание, а на психологическом уровне — ощущение заброшенности, отчаяния и вместе с тем — надежды и упования на Бога и церковь. При постоянно меняющихся политических грани­цах властвующих варварских народов и их королей, романоязычное население бывших римских провинций естественным образом сплачивалось вокруг мест­ного духовенства, своих городских (при том что города в условиях натурализа­ции хозяйства, скорее, походили уже на укрепленные села) епископов, кото­рые ориентировались на римского первосвященника.

Унаследовавший от веков империи свою славу Рим церковный становился связующей осью для потомков обитателей прежних провинций Западной им­перии. От него ждали заступничества, защиты от своеволия королей-ариан, не говоря уже о вере в то, что ключи апостола Петра от рая находятся у римских пап. И последние умело использовали создавшееся положение для возвышения Ватикана.

Размышляя над причинами уникальности Западной цивилизации, Ф. Гизо в свое время выдвинул положение о том, что если все прочие цивилизации бази­ровались на каком-либо одном начале (централизованная деспотическая мо­нархия, теократия, полисный город-государство и пр.), то в Европе изначально присутствует четыре таких основы, причем в течение всего Средневековья ни одна из этих сил не смогла взять под контроль три другие. Речь идет, во-пер­вых, о единой для всего Запада церковной организации, во-вторых, о самоуп­равляющихся городских коммунах, со временем развившихся в средневековые города, в-третьих, об идее легитимной императорской власти и, наконец, в-четвертых, о феодальном начале, связанном с условным держанием земель на основании присяги личной верностью вассалов сеньору.

Первые три начала, по справедливому мнению французского историка, восходят к наследию позднего Рима, тогда как четвертое — к образу жизни варварских королей и их дружин. Находясь в перманентной конфронтации друг с другом, эти основания общественного бытия Западнохристианского мира в зависимости от обстоятельств блокировались друг с другом. Весьма486____________________________Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

существенным представляется тот факт, что (в отличие от Византии или Му­сульманского мира) на Западе светская и церковная власть с самого начала, как уже отмечалось, были разделены.

Возникший в результате романо-германского синтеза (с дальнейшим под­ключением к нему скандинавов, западных славян, венгров и пр., принимав­ших христианство от Римского престола) Западнохристианский мир перво­начально оформился в результате создания весьма шаткой двополюсной цер-ковно-политической структуры, которая сложилась благодаря альянсу Фран­кского государства (принявшего, в отличие от других германских варваров — остготов, вестготов, вандалов и пр. — христианство не в арианской, а в никейской, непосредственно — римско-латинской форме) и Ватикана. По­литический и церковный центры были различными, даже географически удаленными друг от друга. И в дальнейшем все увеличивавшаяся брешь между ними способствовала реализации свободного выбора отдельных людей сред­невекового Запада.

Так, к примеру, в XI—XIII вв. Германия и Северная Италия (с некоторыми другими государствами) церковно (как и весь католический мир) были подчи­нены папскому престолу, а политически — "римскому", фактически — герман­скому императору. В случае открытой борьбы между папой и императором (а этой борьбой заполнены названные века — между Григорием VII и Генрихом IV, Григорием IX и Фридрихом II и пр.) и феодальные властители, и города долж­ны были выбирать, с кем и против кого им быть. Императоры рассчитывали в Италии на поддержку феодальных элементов, а папы опирались на городские коммуны. С другой стороны, в борьбе с крупными феодалами французские короли опирались на города и т.д.

Человек не был однозначно подчинен одной лишь самодостаточной силе (как в Российской, Китайской или Османской империях, тем более в нацист­ской Германии или СССР) и поэтому так или иначе вынужден был самостоя­тельно выбирать линию своего поведения. Конкуренция и противостояние различных социально-политических сил, идейных позиций, принципов и пр. постоянно расширяли рамки свободы западного человека.

Этого не было (или почти не было) не только в великих цивилизациях Вос­тока, но и в Византии, где феодализма как такового, в его строгом, т. е. запад­ноевропейском, понимании никогда не существовало, города (за исключением некоторых отдаленных владений типа Херсонеса-Херсона или Венеции) прямо подчинялись государственной администрации, а патриархи (если не считать попыток проведения самостоятельной церковной политики такими сильными личностями, как Фотий или Михаил Курулларий) почти всегда были в подчине­нии у императоров, возводились и смещались ими.

Названные Ф. Гизо основания общественной жизни средневекового Запа­да можно разделить на две группы с точки зрения их роли в общецивилизаци-онном интеграционном процессе. Церковь как реальность и "имперство", где как идея, а подчас и как действительная сила (со времен Карла Великого до смерти императора Карла V Габсбурга), выступали, безусловно, как начала, стремившиеся к консолидации Западнохристианского мира (и ойкумены как таковой) под своим главенством. Однако тот факт, что они стремились к одно­му и тому же, не желая уступить друг другу пальму первенства, определил их жесткую конкуренцию и борьбу, перманентно вспыхивавшую в XI—XIII в.Западнохристианская цивилизация средневековья 487

В результате этой ожесточенной борьбы императоры и папы блокировали, парализовывали друг друга, что не только не позволяло Западу сплотиться в единое политическое целое (чему препятствовали и другие факторы), но также ослабляло Германскую "Священную Римскую империю" и дискредитировало стремившуюся к мирскому господству католическую церковь. Последнее спо­собствовало возникновению всевозможных ересей и в конечном итоге подго­товило Реформацию, в результате которой Западнохристианский мир утратил конфессиональное единство.

Если "папство" и "имперство" выступали как общецивилизационные силы, то коммунально-городское и феодально-королевское начала действовали на региональном уровне. При этом королевская власть, в IX—XI вв. лишь венчав­шая в большинстве западноевропейских стран феодальную иерархию, начина­ет претендовать на большую роль в общественно-политической жизни и, соот­ветственно, вступает в конфликт с крупными феодалами.

Приблизительно с рубежа XII—XIII вв. в отдельных частях Западной Европы королевская власть, опираясь на города и служилое дворянство, начинает от­крытую борьбу с крупными феодалами как таковыми, закладывая основы буду­щих сословных монархий, в пределах которых и вызревали европейские наро­ды-нации последующих столетий. Наиболее ярко этот процесс начался в север­ной половине современной Франции, вокруг Парижа, в царствование Филип­па II Августа (1180—1223), но аналогичные тенденции в XIII в. были характерны уже и для Англии, Кастилии, Арагона и некоторых других территорий.

Выкристаллизовывавшиеся центры этнополитической консолидации еще мало соответствовали привычным очертаниям европейских национальных государств последующих веков. Многие из имевших в то время первостепенное значение политических систем (как Лангедок с Тулузой, Бургундия — королевство Аре-лат, Неаполитанское королевство и пр.) со временем сошли с исторической сце­ны. Но так или иначе, молодые сословно-монархические государства повсемест­но укреплялись, выдвигали на первый план династический принцип легитимно­сти власти, устанавливали между собой бесчисленные договорные и династичес­кие связи "по горизонтали", все более, а в XIV—XV вв. и окончательно выходя из под контроля как папского, так и императорского престолов.

Этим они не только не подрывали цивилизационное единство Запада, но еще более скрепляли и обеспечивали его, заменяя несостоявшееся (как то стало вполне очевидно в середине XIII в., со смертью императора Фридриха II в 1250 г. и его врага папы Иннокентия IV в 1254 г.) объединение Европы "сверху", ее самоорга­низацией на полицентрической, государственно-этнической основе.

Постепенно начинала изменяться и роль городов. Раннесредневековый за­падной город, немноголюдный, с населением в большинстве своем связанным с сельскохозяйственной деятельностью, прежде всего был средоточием власти политической и религиозной, резиденцией короля, графа или епископа. Но, как отмечает Ж. Ле Гофф, между X и XIII вв. образ западных городов изменил­ся. В них возобладала экономическая, торговая и ремесленная функции, и го­рода стали центрами хозяйственной деятельности, стягивая вокруг себя бли­жайшую сельскую округу.

Освобождаясь от власти феодальных сеньоров и епископов, города в одних случаях (Англия, Франция, Кастилия, Арагон) непосредственно переходили под верховную, но еще не ущемлявшую их внутреннего самоуправления власть коро-488Цивилизации третьей генерации в эпоху средневековья

лей; в других (Ломбардия, Фландрия, северонемецкий Ганзейский союз) — они объединялись на более или менее прочных конфедеративных основаниях; в тре­тьих же превращались в самостоятельные городские республики, такие как Вене­ция, Генуя, Флоренция и пр. Последние два типа характерны в первую очередь для Германии и Италии, где города в позднем Средневековье составляли экономи­ческий, политический и культурный каркас соответствующих территорий, но вместе с тем не менее, чем германские княжества, противились централизации. Превра­щаясь в ведущие экономические и культурно-образовательные (университетские) центры, города становятся узлами связей в пределах всего Западнохристианского мира, обеспечивая (безотносительно к границам королевств и феодальных владе­ний) движение, обмен и трансформацию товаров и идей.

Основные, связывающие Запад в единое целое линии коммуникаций, от города к городу, в XIII в. проходили главным образом по землям современных Западной Германии (вдоль Рейна) и Восточной Франции, от Нидерландов до Италии, при том что вдоль побережий Франции, Англии, Нидерландов, Герма­нии и в бассейне Балтики преобладала морская торговля. Морская торговля была развита и в Средиземноморье (в том числе и между экономическими центрами всех трех примыкавших к нему цивилизаций — Западнохристиан-ской, Восточнохристианской и Мусульманской) с выходом через Константино­поль в Черное море — к Трапезунду и Кафе. При этом отдельные города стано­вились своеобразными воротами Западнохристианской цивилизации в иные миры: Венеция и Генуя — в сторону Мусульманского и южных филиаций Во-сточнохристианского; Любек, а затем и Рига с Ревелем (Таллинном) — в сторо­ну северных областей Руси, где их ведущим контрагентом был Новгород.

Таким образом, со второй половины XIII в. Западнохристианский мир кон­ституируется не по принципу его охвата единой иерархической, светской или церковной структурой, а как полицентричная самоорганизующаяся система, целостность которой скрепляется бесконечным множеством переплетающих­ся и взаимоналагающихся экономических, политических (особенно династи­ческих), культурных, но также и собственно церковных, иерархически упо­рядоченных отношений.

В общественной сфере в это время взаимодействуют такие основные силы:

— утверждающаяся в виде отдельных сословных монархий центральная государственная власть, опирающаяся в первую очередь на формирующееся чиновничество (легистов-законников), мелкое служилое дворянство и в значи­тельной степени города;

— феодальная система, выступающая системообразующим фактором в сфере поземельных отношений, организации структуры политической власти на мес­тах и характера личностных отношений в среде господствующего феодального класса, властвующего над огромным большинством населения — крестьянством;

— города как средневековые городские коммуны, противящиеся феодаль­ной системе и там, где они сильны, приобретающие статус городских респуб­лик, а там, где слабы,— идущие на союз с королевской властью.

Значение императорской власти с пресечением династии Гогенштауфенов (1254) все более падало, и пришедший к власти Рудольф Габсбург (1273—1291), как и большинство его преемников, за исключением лишь Карла V (1519—1556), прежде всего стремились к удержанию своих властвующих позиций в самой Германии за счет округления собственного домена.Западнохристианская цивилизация средневековья 489

В течение второй половины XIII и особенно в XIV вв. катастрофически падало и значение папства. Вехами на этом пути могут считаться начало "Авинь-йонского пленения пап" (1308) и его окончание (1378), повлекшее сороколет-нюю смуту вокруг престола св. Петра. Преодоление последней и восстановле­ние единства католической церкви на Констанцском соборе (1414—1418) уже не могло воспрепятствовать обновлению Запада, явными симптомами которого в то время стали распространение гуманистических умонастроений в Италии и гуситское движение в Чехии.

Учитывая такое соотношение сил в средневековой Западнохристианской цивилизации, присмотримся внимательнее к основным тенденциям его социо­культурного развития. В столь сложной и противоречивой общественной сис­теме, основания которой были заложены в процессе длительного романо-гер-манского синтеза первых столетий Средневековья, утверждались и существен­но отличные от известных в иных цивилизациях структуры социально-эконо­мических отношений, тем более — отношения к человеку.