ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ 3 страница

пустые хлопоты, развод или вдовство. Кроме того, связь между женщинами может

сниться к "выдаче тайны" или обмену женскими секретами.

3. СОН И АКТ

Необходимо отметить две особенности, характерные для Артемидорова

анализа сексуальных снов в целом. Прежде всего, сновидец присутствует в

своем сне; сексуальные видения, толкуемые Артемидором, никогда не

представляют собой чистую фантасмагорию (фантазму), которая разворачивается

перед глазами сновидца-зрителя, но независимо от него. Сновидец всегда

принимает участие в своем видении, и всегда -- в роли главного действующего

лица; то, что он видит,-- это он сам в своей сексуальной деятельности:

следовательно, перед нами точное наложение субъекта сна о половом акте на

субъект акта, происходящего во сне. С другой стороны, можно заметить, что у

Артемидора половой акт и сексуальные наслаждения очень редко служат

означаемыми элементами предсказания; лишь в немногих исключительных случаях

сновидения предвещают половой акт или убыль в наслаждениях'. Напротив, в

исследуемых здесь главах [образы сексуального] проанализированы и

сгруппированы как компоненты вещего сна и значащие элементы предсказания:

они фигурируют преимущественно в плане "означающего" и почти никогда в плане

"означаемого": это знаки, но не смыслы, представления, но не представленные

события. Таким образом, интерпретация Артемидора связывает "актера",

исполняющего половой акт, со сновидцем-наблюдателем, иными словами,

протягивает нить от субъекта к субъекту. Цель интерпретатора -- исходя из

[анализа] полового акта и роли, в которой субъект предстает перед собой в

своем же сне, установить, что произойдет со сновидцем после пробуждения.

________________

1 Так, сексуальные элементы как означаемое сна встречаются в

книгах IV (гл. 37, 41, 46, 66) и V (гл. 24, 44, 45, 62, 65, 67, 95).

Очевидно, что Артемидорова мантика с завидным постоянством выявляет в

сексуальных снах социальное означаемое. Разумеется, такие сновидения могут

сулить и перемены в состоянии здоровья -- болезнь или выздоровление;

случается им выступать и знаком смерти. Но намного чаще они предвещают успех

или крах в делах, обогащение или разорение, семейное благоденствие или

раздоры, прибыль или убыток, выгодный брак или несчастливую связь, споры,

соперничество, примирения, удачи и неудачи в общественной карьере, ссылка,

осуждение. Сексуальное сновидение предсказывает судьбу сновидца в социуме,--

роль, которую он исполняет в сцене полового акта, предвосхищает роль,

которая будет отведена ему в семье, ремесле, общественной деятельности.

На то есть две причины. Одна из них общего порядка и связана она с

особенностями языка, которые широко использует Артемидор. Греческому, как,

впрочем, в разной степени и ряду других языков, присуща отчетливо выраженная

нерасчлененность сексуального и экономического смысла ряда слов. Так,

референтом слова soma, означающего тело, может выступить также богатство или

имущество -- "добро"; отсюда возможность замещения телесного "обладания"

обладанием имущественным1. Ousia -- это сущность, но и состояние

(имение), а кроме того, семя: потеря спермы знаменует утрату

собственности2. Термин ЫаЬе, "ущерб" обозначет утрату имущества

или денег ("убыток"), но применим и тогда, когда человек подвергается

насилию или играет в половом акте пассивную роль ("урон")3.

Артемидор использует также полисемию "долгового словаря": слова, которые

означают, что человек, принуждаемый платить долг, пытается избежать уплаты,

могут указывать на сексуальное желание, удовлетворив которое, он

освободится: термин anagkaion -- "нужное место", или "половой член" --

находится на пересечении всех этих значений4.

___________

1 Там. же, II, 77; ср. также IV, 4: "Ведь мы используем слово

"обладать" и для "совокупляться" и для "владеть чем-то"".

2 Там же, I, 78.

3 Там. же; ср. также IV, 66,-- сновидцу снится, будто он

превратился в мост:

"<...> Если же такой сон увидит женщина или миловидный мальчик,

то они предавшись разврату, будут принимать многоих", а богатого человека

начнут "презирать и <...> как бы попирать".

4 Там же, I, 79; см. также I, 45.

Вторая причина касается формы и специфического назначения труда

Артемидора: книги написана мужчиной, адресована, в сущности, мужчинам, и

предназначена помочь им в их мужской жизни. Нельзя забывать о том, что

толкование снов не было предметом праздного любопытства и к нему не

относились как обычному времяпровождению; то был труд, необходимый для

обустройства своего существования и подготовки к грядущим событиям.

Поскольку ночи пророчат о том, что приносят дни, то для того, чтобы должным

образом организовать свое существование в качестве мужчины, хозяина дома и

главы семейства, следует уметь расшифровывать приснившиеся сны. Такова

перспектива книги Артемидора: руководство для ответственного мужчины,

хозяина дома, помогающее ему ориентироваться в повседневной жизни, используя

знаки, которые ее предвосхищают и прорицают. Он пытается отыскать в образах

сна ткань именно такой семейной, экономической и социальной жизни.

Но и это еще не все: интерпретативная практика, представленная в

дискурсе Артемидора, показывает, что сексуальный сон сам по себе

постигается, перерабатывается, анализируется наподобие некоей социальной

сцены: если сон вещает "к добру" или "не к добру" относительно таких вещей,

как профессиональная, патримониальная, семейная и политическая практики,

общественное положение, дружба, покровительство, это свидетельствует о том,

что представляющие их половые акты состоят из тех же элементов, что и эта

сцена. Проследив ход Артемидорова анализа, можно ясно увидеть, что

толкование снов, содержащих aphrodisia, в терминах социальных успехов и

неудач, достижений и провалов, предполагает известную единосущность обеих

сфер. Проявляется это на двух уровнях:

там, где элементы сновидений берутся как материал для анализа, и на

уровне принципов, которые позволяют наделять смыслом (прогностической

ценностью) эти элементы.

1. Какие аспекты сексуальных снах Артемидор выделяет в качестве

существенных для своего анализа?

Прежде всего действующие лица. Так, в случае самого сновидца,

Артемидора интересует не его прошлое, отдаленное или близкое, не состояние

его души, не страсти, но социаль-

ные характеристики: возрастная категория, занятие, гражданские

обязанности, женит ли он детей, грозит ли ему разорение или враждебность

близких и прочее. Подобным же образом как "персонажи" рассматриваются и

партнеры по сновидению; онейрический мир Артемидора населен индивидуумами,

лишенными индивидуальных физических черт, а Также аффективных или

обусловленных страстями связей с самим сновидцем и выступающими в качестве

социальных контуров:

юноши либо старики (по крайней мере, уточняется, моложе они или старше

сновидца), богатые либо бедные, они приносят богатство либо требуют даров;

отношения с ними сводятся к покорности либо к унижению; это вышестоящие,

которым надлежит подчиниться, либо нижестоящие, чью зависимость можно

использовать на законных основаниях; это домочадцы либо чужие; свободные

мужчины либо женщины, подвластные мужу; рабы либо профессиональные

проститутки.

Что до происходящего между этими типажами и сновидцем, то тут

сдержанность Артемидора поистине замечательна. Никаких нежностей, сложных

комбинаций, фантасмагорий,-- лишь несколько совсем простых вариаций вокруг

главной формы -- соития. Кажется, именно оно составляет самое суть

сексуальной практики, по крайней мере является тем единственным, что

заслуживает упоминания и имеет смысл в анализе сновидения. Совокупление, с

его несколькими позами и, главное, полюсами активности и пассивности,

оказывается инстанцией, в гораздо большей степени сообщающей определенное

качество половому акту, нежели тело с его различными частями и удовольствие

с его качествами и интенсивностями. Вопрос, который Артемидор настойчиво

обращает к изучаемым им снам, должен уяснить, кто кем обладает. Активен или

пассивен субъект сна (почти всегда это мужчина)? Обладает ли он, доминирует

ли, получает ли удовольствие? Подчиняет ли он себе других, или обладают им?

Идет ли речь о связи с сыном или отцом, с матерью или рабом,-- вопрос почти

всегда неизменен (если только ответ на него не подразумевается изначально):

как происходит "соединение"? Или точнее: в какой позе субъект совокуплялся?

Все без исключения сны (в том числе и "лесбийские") исследуются с этой и

только с этой точки зрения.

Таким образом, акт соития -- эта сердцевина сексуальной деятельности,

исходный материал интерпретаций и смысловое средоточие сна -- воспринимается

непосредственно внутри социальной сценографии. Артемидор рассматривает

половой акт, в первую очередь, как игру превосходства и зависимости:

совокупление связывает партнеров отношениями господства и подчиненности;

победа одной стороны и поражение другой, оно есть право, осуществляемое

одним из партнеров, и необходимость, налагаемая на другого; статус, из

которого извлекают пользу, или же условие, которому подчиняются;

использование преимуществ или же приятие ситуации, выгодной для других.

Именно это подводит нас к иному аспекту полового акта: Артемидор

рассматривает его еще и как игру "экономическую", игру расходов и доходов:

выгода, удовольствие, приятные ощущения, расход энергии, необходимой для

акта, потеря семени, этой драгоценной, жизненно необходимой субстанции, и

усталость, следующая за этим. В гораздо большей степени, нежели те или иные

варианты, которые могли бы возникнуть вследствие различных поступков или

сопутствующих им ощущений, в гораздо большей степени, нежели всевозможные

картины, которые могут предстать в сновидении, внимание Артемидора, в ходе

анализа притягивают элементы соития как игры "стратегической"

(господство/подчинение) и "экономической" (приход/расход).

С нашей точки зрения эти элементы вполне могут казаться бедными,

схематическими, сексуально "обесцвеченными", но вспомним, что они загодя

насыщают анализ социально значимых элементов. Артемидор находит на

социальной сцене готовых персонажей, несущих на себе все ее признаки, и

располагает их вокруг главного акта, протекающего одновременно в плане

плотской связи, в плане социальных отношений превосходства и подчиненности и

в плане экономической деятельности убытков и прибылей.

2. Каким же путем, исходя из этих элементов, подобным образом

выделенных и "приведенных" к анализу, Артемидор намерен устанавливать

"значимость" полового акта? Под "значимостью" здесь следует понимать не

просто тип аллегорически предсказанного события, но, прежде всего,-- и это

наибо-

лее существенный аспект практического анализа,-- его "качество", его,

так сказать, "доброкачественность" или "недоброкачественность",

благоприятность или неблагоприятность для субъекта. Вспомним фундаментальный

принцип данного метода; прогностическое качество вещего сна (благоприятно

или нет предсказанное событие) обусловлено значимостью предсказания ("хорош"

или "дурен" представленный в сновидении акт). Таким образом, следуя за ходом

анализа и опираясь на приведенные примеры, мы видим, что [номенклатура]

половых актов, наделенных у Артемидора "позитивной значимостью", не всегда и

не в точности соответствует [номенклатуре] актов, сообразных "естеству,

закону и обычаю". Несомненно, в главном они совпадают: совокупляться во сне

с женой или любовницей -- к добру; но есть расхождения, и весьма

существенные: положительное значение сна, представляющего инцестуальную

связь с матерью,-- самое поразительное из них. Напрашивается вопрос: каким

же образом, в таком случае, устанавливается качество полового акта, каковы

критерии, которые позволяют определить как "хорошее" (для сна и сновидца)

соитие, в реальности достойное осуждения? Очевидно, что происходящему во сне

половому акту "значимость" придает соотношение, складывающееся между двумя

ролями сновидца:

сексуальной и социальной. Иначе говоря, Артемидор находит

"благоприятным" и содержащим доброе предзнаменование тот сон, в котором

схема направленной на партнера сексуальной активности сновидца соответствует

схеме его отношений (действительных или надлежащих) с этим же партнером, но

в общественной, а не половой жизни. "Сообразованность" с имеющими место

"наяву" социальными отношениями как раз и выступает определителем качества

онейрических сексуальных отношений.

"Хороший" половой акт, протекающий во сне, должен подчиняться общему

принципу "изоморфизма". Продолжая "схематическую" манеру изложения, добавим,

что принцип этот выступает в двух формах: как принцип "аналогии позы" и как

принцип "экономической адекватности". Согласно первому, половой акт хорош

постольку, поскольку субъект сна занимает в сексуальном взаимодействии с

партнером положение, соответствующее его положению относительно этого же или

подобно-

го ему партнера в реальной жизни: так, "обладать" своим рабом

(независимо от пола) -- хорошо, то же касательно гетеры или бедного юноши;

пассивная же роль "хороша" для связи с теми, кто старше и богаче, и т. д.

Именно по принципу изоморфизма сновидческий инцест с матерью наделен столь

позитивным значением: субъект занимает активную позицию относительно

родившей и выкормившей его матери, которую ему, в свою очередь, подобает,

окружив заботой и почитанием, содержать и обогащать, то есть служить ей, как

служат земле, родине, полису. Но для того, чтобы половой акт в сновидении

получил позитивную значимость, он обязан соответствовать еще и принципу

"экономической адекватности"; "расход" и "приход" этой деятельности должны

быть надлежащим образом отрегулированы: по количеству (большие затраты ради

малого наслаждения -- это плохо) и по назначению (нельзя допускать пустые

траты, вступая в связь с теми, кто, независимо от пола, не сумеет их

возместить или принести пользу впоследствии). Именно согласно этому принципу

сходиться во сне с рабами считается хорошим знаком: в данном случае

"обладают" своим добром,-- приобретенное для работы, приносит еще и

удовольствие. Здесь же коренится причина многозначности снов о совокуплении

с дочерью: в зависимости от того, замужем ли она, вдов ли отец, богаче зять

своего тестя или беднее, сон предвещает либо расходы на приданое, либо

помощь от дочери, либо развод и последующие заботы.

Подводя итог, можно сказать, что интерпретируя сексуальные сны с точки

зрения прогностической значимости, Артемидор, прежде всего, членит

сновидение на элементы социального характера (персонажи и акты), затем

проводит его элементарный анализ, а также определенным образом квалифицирует

половые акты, устанавливая их качество в зависимости от способа, с помощью

которого субъект сновидческого акта, тождественный субъекту сна,

поддерживает соответствующее ему положение социального субъекта. Для того,

чтобы сон был квалифицирован как хороший, сексуальный актер (а это всегда

сам сновидец, и почти всегда -- взрослый мужчина) Должен сохранить на

онейрической сцене свою роль актера социального, даже если реальный половой

акт [подобного типа] считается предосудительным. Не будем забывать, что Ар-

темидор всегда относит анализируемые им сексуальные видения к категории

событийных вещих снов -- oneiros,-- которые "ведут к осуществлению

предсказания будущего", а в данном случае "будущим" и, соответственно, его

сновидческим "предсказанием", оказывается положение сновидца как субъекта

деятельности: активное или пассивное, главенствующее или подчиненное,

выигрышное или проигрышное, положение победителя, одержавшего "верх", или

побежденного, поверженного "вниз", положение обладающего или отдающегося,

получающего доход или несущего расходы,-- в конечном счете, положение

выгодное или невыгодное. Прибегая к малой драматургии "обладания" и

"подчинения", наслаждения и расточения, сексуальный сон "пророчествует" о

способе бытия, уготованном субъекту его судьбой.

В подтверждение рассмотрим фрагмент Сонника, наглядно демонстрирующий

связь составляющих индивидуума как активного субъекта сексуальных отношений,

с тем, что помещает его в поле социальной активности. Одна из глав посвящена

значению различных частей тела в сновидении. Мужской половой орган,

именуемый anagkaion,-- "нужный" элемент, требованиям которого мы подчинены и

силой которого подчиняем других,-- выступает в качестве означающего всей

совокупности отношений и практик, определяющих статус индивидуума в городе и

мире: семьи, богатства, речевой деятельности, общественного положения,

политической жизни, свободы и, наконец, самого имени индивидуума:

"Половой член, во-первых подобен родителям, ибо в нем основа семени;

во-вторых, детям, ибо он причина их рождения;

далее -- жене или любовнице, потому что он нужен в любви;

<...> братьям и всем прочим кровным родственникам, так как им

складываются все родственные связи. Еще он означает силу и телесное

мужество, потому что он сам -- причина этих качеств, и оттого некоторые

называют его "мужской силой", а также -- речь и воспитание, так как он

плодотворен, как плодотворна речь.

<...> Еще он означает достаток и собственность, потому что он то

напрягается, то расслабляется и может производить и испускать выделения;

<...> означает нужду, и рабство, и узилище, потому что называется

"нужным местом" [anagkaion] и

служит знаком принудительности [anagke]; означает достоинство сана,

потому что достоинство называется aidos, а член -- aidion.

Стало быть, член, находящийся на своем месте, предсказывает, что все,

что ему подобно, сохранится в прежнем состоянии; разросшийся -- что

увеличится, исчезнувший -- что утратится, удвоенный -- что удвоится (если

это не жена и не любовница: их сновидец потеряет, потому что нельзя

использовать два члена сразу). Я знал одного раба, которому приснилось, что

у него даже три члена,-- и он был отпущен на свободу, получив вместо одного

имени три (в дополнение к своему -- два, имени отпустившего). Но это --

единственный случай; основываться же надо не на том, что редко, но на том,

что обычно"1.

Мы видим, что мужской член оказывается на пересечении всех этих игр

владения и господства: владения собой -- поскольку стоит только уступить

ему, и он поработит нас; превосходства над сексуальным партнером --

поскольку именно он "проникает", осуществляя обладание; привилегий и

положения,-- поскольку он означает всю сферу родства и социальной

деятельности.

*

Картина, открывающаяся при чтении посвященных сексуальным снам глав

Артемидорова трактата, весьма типична для античности и представляет собой

легко узнаваемый ландшафт нравов и обычаев, многократно

засвидетельствованных другими источниками, как более древними, так и

современными. Мы оказываемся в мире, характерной чертой которого является

центральное положение персонажа-мужчины и безусловная важность его роли в

сексуальных отношениях. Мы оказываемся в мире, где брак ценится достаточно

высоко, чтобы быть признанным в качестве лучшего обрамления плотских утех. В

мире, где женатый мужчина может содержать любовницу, располагать слугами

(юношами и девушками) и посещать проституток. Наконец, в мире, где связь

между мужчинами воспринимается как нечто само собой разумеющееся, впрочем,

____________

1 Там же, I, 45.

с оговорками, касающимися разницы в возрасте и общественном положении.

Можно отметить и наличие элементов определенного кодекса. Вместе с тем,

следует признать, что они немногочисленны и весьма расплывчаты: речь идет о

некоторых суровых запретах, проявляющихся в форме резкого неприятия

орального секса, например, связи между женщинами, особенно, в случае

узурпации одной из них мужской роли; сюда же относятся и весьма суженная

трактовка инцеста, понимаемого, прежде всего, как связь между детьми и

родителями, и предпочтение, отдаваемое канонической и естественной форме

полового акта. Но в тексте Артемидора нет и намека на устойчивую и

исчерпывающую сетку классификации актов по признаку

"дозволенности/запретности", нет ничего, что четко и окончательно

разграничивало б естественное и "противное естеству". А главное, кажется,

вовсе не эти элементы кодификации играют ведущую и определяющую роль в

установлении "качества" полового акта,-- по крайней мере, сновидческого и

вещего.

Напротив, в самой ткани толкования скрыты иные точки зрения на половые

акты, иные принципы их рассмотрения и оценки: исходным пунктом здесь

выступает не акт более или менее правильной формы, но актер, его способ

бытия, его внутренняя ситуация, его отношения с другими и то положение,

которое он занимает относительно них. Похоже, основной вопрос заключается не

столько в сообразности актов с некоей их естественной структурой или

позитивной регламентацией, сколько в том, что можно бы назвать "стилем

деятельности" субъекта, а также в отношениях, которые он устанавливает между

сексуальной деятельностью и прочими аспектами своего существования:

семейными, социальными, экономическими. Анализ и процедура соозначения

направлены не от акта к некоей сфере (например, пространству сексуальности,

или плоти), чьи допустимые пределы очерчены божественными, гражданскими или

природными законами; они движутся от субъекта как сексуального актера к

другим сферам жизни, в которых проявляется его активность. Именно в

соотношении этих различных форм деятельности коренятся, пусть не всегда, но

все же по преимуществу, принципы оценки сексуального поведения.

Здесь мы легко обнаружим характерные черты морального опыта aphrodisia,

присутствующие в текстах классической эпохи. И книга Артемидора,-- именно в

той мере, в какой он, не провозглашая никаких этических формул, применяет к

толкованию снов метод, позволяющий воспринимать сексуальные удовольствия

своего времени и выносить о них суждения,-- подтверждает длительность и

прочность такой формы опыта.

Но обратившись к текстам, посвященным собственно сексуальным практикам

и предлагающим некоторые рецепты поведения в этой области жизни, мы сможем

отметить ряд модификаций ригористических [моральных] доктрин,

сформулированных философами IV столетия. Разрывы, коренные изменения,

появление новой формы опыта наслаждений?-- Разумеется, нет. Однако перемены

ощутимы: обостряется интерес к сексуальному поведению, растет озабоченность

[этими вопросами], повышается значение брака и его требований, снижается

ценность любви к мальчикам,-- в целом, стиль становится строже. Идет

медленная эволюция. Но рассматривая темы, которые в это время

разворачиваются, крепнут и обретают большую определенность, можно уловить

модификацию иного типа: речь идет о способе, при помощи которого этическая

мысль определяет отношение субъекта к его сексуальной деятельности.

ГЛАВА II

КУЛЬТУРА СЕБЯ

Презрение к удовольствиям, озабоченность физическими и духовными

последствиями невоздержанности, "валоризация" брака и высокая оценка

супружеской верности, отказ от спиритуализации мужской любви: философская и

медицинская мысль первых веков исполнена суровости, свидетельством чему

стали тексты Сорана и Руфа Эфесского, Мусония и Сенеки, Плутарха, Эпиктета,

Марка Аврелия. Впрочем, как известно, и у христианских авторов находят

множество следов явного или скрытого влияния этой морали, и сейчас

большинство историков признают наличие, жизненность и безусловный рост

интереса к теме сексуальной строгости в обществе, которое современники

описывали (обычно, в порицание) как безнравственное и распущенное. Едва ли

здесь имеет смысл выяснять, насколько справедливы подобные упреки: если

попытаться определить место, отводившееся этому вопросу, опираясь на

посвященные ему тексты, то окажется, что более всего внимания уделяли

"проблеме удовольствий", точнее говоря, беспокойству по поводу сексуальных

наслаждений, возможного к ним отношения и надлежащего применения.

Специфические формы и мотивы такой интенсивной проблематизации aphrodisia мы

намерены установить.

Объяснить это смещение акцентов можно множеством причин. Например,

более или менее авторитарными морализирующими усилиями власти, особенно

яркими и настойчивыми в годы принципата Августа. Правда, тогда

законодательным мерам в защиту брака, поощрявшим семью, регламентировавшим

конкубинат и осуждавшим адюльтер, сопутствовало идейное Движение,--

возможно, не столь уж искусственное,-- противопоставившее распущенности

своего века требование возвра-

та к суровости древних нравов. Однако не следует придавать большого

значения такого рода "сближениям",-- разумеется, было бы не совсем верно

усматривать в этих мерах и идеях начало длительной эволюции, в конце концов

завершившейся установлением режима, при котором сексуальную свободу строго

ограничат институты и законы, гражданские и религиозные. На деле эти

политические опыты были уж очень спорадическими, их цели -- узкими, а

влияние -- слишком слабым и непродолжительным, чтобы видеть в них

свидетельство тенденции ко все большему усилению суровости, столь частой в

моралистической рефлексии первых двух столетий нашей эры. С другой стороны,

замечательно, что за редким исключением' это стремление к строгости,

выраженное моралистами, так и не оформилось в требование общественного

вмешательства. Философы не предлагали проект всеобщего принудительного

законодательства, не пытались изобрести какие-либо "унифицированные" меры

или наказания, которые позволили бы привести к строгости всех людей разом,

но, скорее, призывали к ней индивидуумов, готовых вести жизнь, отличную от

той, что ведут "многие". Поэтому, если и говорить о подчеркнутом ригоризме

[эпохи], то не в смысле ужесточения запретов: действительно, медицинские

системы I и II вв. не жестче системы Диокла; стоики, требующие супружеской

верности,-- не строже Никокла, гордившегося тем, что не познал ни одной

женщины, кроме жены; да и Плутарх в Диалоге о любви* снисходительнее к

мальчикам, нежели нетерпимый законодатель Законов. Тексты первых веков не

столько налагают новые запреты на [те или иные виды половых] актов, сколько

настойчиво побуждают [человека] обратиться к самому себе; их отличает уже

само качество этой всеохватной, точной неусыпной бдительности; этого