ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ 8 страница

статус может этому способствовать, однако не он определяет правила, которым

нужно следовать, и пределы, которые надлежит соблюдать.

2. Политическая деятельность и моральный деятель. Одной из идей, с

неизменным постоянством занимавших греческую политическую мысль, было

представление о том, что сообщество граждан может быть счастливым, а

правление хорошим лишь при условии добродетельности его правителей, и

напротив, правильное устроение этого сообщества и мудрые законы выступают

решающим фактором правильного поведения должностных лиц и граждан. В

императорскую эпоху политическая мысль также всегда рассматривала

добродетель правителя

______________

1 Seneca. Naturalium quaestionum, IV prol.*

* В русском переводе А. Аветисяна (Естественнонаучные

вопросы//Древнеримские мыслители.-- Киев, 1958) это место опущено.-- Прим.

ред.

** По мнению комментаторов, Менемах, скорее всего, был одним из высших

должностных лиц в Сардах.-- Прим. ред.

2 Плутарх. Наставления о государственных делах, 18-- 19, 814с--

f.

3 Ср. место, где Плутарх объясняет, почему следует делиться

властью и уступать помощникам некоторые дела, предварительно подробно

растолковав, в чем их суть и как надлежит их выполнять (15, 811а-- 813а).

как необходимое условие, однако уже в силу несколько иных причин:

отнюдь не в качестве выражения или результата гармонии социального ансамбля,

но постольку, поскольку в соответствии с требованиями сложного искусства

правления правитель среди множества ловушек должен руководствоваться своим

собственным разумом,-- только умея управлять собой, он сможет надлежащим

образом править другими. У человека, соблюдающего закон и приверженного

справедливости, говорит Дион Хрисостом, более храброго, чем простой наемник,

более прилежного в работе, нежели те, кто трудится по принуждению,

отвергающего всякие излишества и роскошь (очевидно, речь здесь идет о

добродетелях, присущих всем людям, но в высшей степени развитых для того,

чтобы приобрести право начальствовать над другими),-- у такого человека есть

свой daimon, который благоволит не только ему самому, но и

окружающим1. Разумность правления над другими сообразна

разумности правления над собой. Именно это утверждает Плутарх в трактате К

несведущему государю: мы не сможем научиться управлять, если нами самими не

управляли. Кто же тогда должен руководить правителем? Несомненно, закон, но

не столько писанный закон, сколько разум, logos, который живет в душе

правителя и никогда не должен ее покидать2.

В политическом пространстве, где политическая структура гражданской

общины и присущие ей законы, не исчезнув полностью, несомненно, утратили

свое значение, а определяющие элементы все более зависят от людей, от их

решений, от того, как они осуществляют свою власть и достает ли им мудрости

в игре равновесий и соглашений,-- в таком пространстве искусство управления

собой, похоже, стало решающим политическим фактором. Известно, какое большое

значение придавали в ту эпоху "добродетели" императора, его частной жизни,

умению владеть своими страстями: здесь видели залог того, что он сам может

установить пределы своей политической власти. Но это был общий принцип

правления: правитель должен [прежде всего] заниматься собой, руководить

своей собственной душой, устанавливать свой собственный ethos.

__________

1 Dio Chrysostomus. Orationes, III.

2 Plutarchus. Ad principem ineruditum, 780c-- d.

Исчерпывающую формулу опыта политической власти, которая, с одной

стороны, принимает вид некоей профессии, отличной от общественного

положения, а с другой, требует кропотливой практики личной добродетели, мы

находим у Марка Аврелия. В более кратком из двух портретов императора

Антонина Пия он напоминает о его уроках: не отождествлять себя с исполняемой

политической ролью ("не оцезарись, не пропитайся порфирой"); жить, следуя

добродетели в ее самой общей форме ("береги себя простым, достойным,

неиспорченным, строгим, прямым, другом справедливости, благочестивым,

доброжелательным, приветливым, крепким на всякое подобающее дело"); и,

наконец, придерживаться философских заповедей:

"чтить богов, людей хранить и помнить, что жизнь коротка"1.

А когда в начале своих Размышлений Марк Аврелий рисует другой, более

детальный портрет Антонина, в котором сформулировано жизненное кредо самого

автора, он эти принципы показывает "в действии"*. Равнодушный к мнимым

почестям, знающий меру кротости и строгости, чуждый тщеславия, страсти к

насилию, мстительности, подозрительности, враг льстецов и друг советников

мудрых и искренних, Антонин доказал, что сумел не "оцезариться". Своей

практикой воздержания,-- шла ли речь о еде, платье, сне или мальчиках,--

всегдашней умеренностью в пользовании жизненными удобствами, невозмутимостью

и уравновешенностью, культурой дружеских отношений, свободных как от

непостоянства, так и от пристрастия, он сформировал себя в согласии с

искусством быть "самодостаточным" и "безмятежным". Таковы условия, при

которых исполнение императорских обязанностей становится серьезным занятием,

требующим большого труда: [император должен] самым тщательным образом

изучать дела, никогда не оставлять разбирательство неоконченным, не

пускаться в лишние расходы, продумывать всякое начинание и доводить его до

конца. Поистине, исключительно прилежная [внутренняя] работа над

_____________________

1 Марк Аврелий. Рассуждения, VI, 30.

* Речь идет о книге I, состоящей из своего рода "благодарностей", или

посвящений,-- перечня близких Марку Аврелию лиц, которым он "обязан" (в

оригинале пара -- "от") теми или иными своими качествами; Антонин Пий,

которого усыновленный им Марк именует отцом, замыкает этот перечень

(параграф 16), а завершает в этом фрагменте книгу благодарность богам

(параграф 17).-- Прим. ред.( здесь какая-то неразбериха в тексте

yankos@dol.ru)

собой требуется для решения этих задач,-- решения тем более успешного,

чем меньшим будет чванливое самоотождествление [личности] с внешними

символами власти.

Эпиктет также предложил принципы, которых должен придерживаться

ответственный чиновник весьма высокого ранга. С одной стороны, ему надлежит

исполнять свои обязанности, не щадя жизни и невзирая на личные интересы: "Ты

поставлен в строй в державном полисе, и не на низкое какое-нибудь место, но

пожизненно членом совета. Разве ты не знаешь, что такому человеку мало

приходится заниматься своим домашним хозяйством, а большей частью приходится

быть в отъезде, находясь у какой-то власти или в подчинении, служа какому-то

должностному лицу или участвуя в военном походе, или верша суд?"1

Но коль скоро представитель власти вынужден оставить и частную жизнь, и все,

что с нею связано, то именно его личные добродетели, добродетели человека,

наделенного разумом, должны вести его и выступать принципом, регулирующим

управление другими: бить осла,-- объясняет Эпиктет корректору полисов*,--

"это не правление людьми. Правь нами как разумными существами. Показывай нам

полезное -- и мы последуем ему. Показывай неполезное -- и мы отвратимся от

него. Сделай нас твоими ревностными последователями. <...> "Сделай

это. Не делай этого. Иначе брошу тебя в тюрьму". Это уже не как разумными

существами правление получается. Но:

"Сделай это, как установил Зевс. А если не сделаешь -- потерпишь вред,

потерпишь ущерб". Какой ущерб? Иного никакого, кроме этого: не сделать то,

что следует. Ты потеряешь в себе человека честного, совестливого,

порядочного. Иного, большего ущерба, чем это, не ищи"2.

Модальность разумного существа, отнюдь не качество статуса, учреждает и, в

соответствии со своим долгом, определяет конкретные формы отношений между

правящими и управляемыми.

Такое моделирование политического труда -- будь то император или любое

иное должностное лицо,-- наглядно демонстрирует, каким образом эти формы

деятельности получали не-

_____________

1 Эпиктет. Беседы, III, XXIV, 3-- 6 [ср. III, VII, 21].

* См. примечание редактора на С. 99 настоящего издания.-- Прим. ред.

2Там же, III, 7, 33-- 36.

зависимость от социального статуса с тем, чтобы предстать в качестве

должности,-- функции, предназначенной к исполнению; не менее важно также и

то, что эту функцию определяли вовсе не законы искусства управлять другими,

как если бы речь шла о профессии, требующей определенного набора знаний и

технических навыков. Ее нужно было исполнять, исходя из "самоумаления

индивидуума", то есть из отношения, которое правитель устанавливал к себе

самому в ходе этической работы над собой. Плутарх говорил об этом некоему

еще не вполне сформировавшемуся правителю: получив власть, надлежит "дать

душе прямые правила" и должным образом направить свой ethos1.

3. Политическая деятельность и личная участь. Превратности судьбы,

проистекающие то ли оттого, что успех вызывает зависть богов, то ли оттого,

что людям свойственно сожалеть о прежних милостях и благодеяниях, несомненно

были традиционной темой размышлений. Политическая мысль первых веков Империи

связывала эту переменчивость, неотделимую от опыта власти, прежде всего, с

зависимостью от другого человека. Непостоянство объясняли не столько

чередованием успехов и неудач, сколько самим фактом пребывания в том, что

Сенека называл potentia aliena или vis potentioris2*. В лабиринте

хитросплетений власти с врагом не столкнешься один на один и лицом к лицу:

ты со всех сторон открыт всевозможным влияниям, интригам, заговорам, опалам.

Чтобы оставаться в безопасности, нужно стараться никого не обидеть: иногда

следует опасаться народа; иногда тех, кто подымает голос в сенате; а порой и

тех, кому народ сам дал власть править собой. Очень сложно сохранять дружбу

со всеми людьми,-- достаточно хотя бы не враждовать с ними. Будучи в

зависимости от правителя, сената и черни, по временам дарующей либо

отнимающей свою благосклонность, власть определяется неустойчивым стечением

обстоятельств: "Ты занимал самые высокие должности: неужели твои полномочия

были столь же велики, столь

_____________

1 Plutarchus. Ad principem ineruditum, 780b.

2 Сенека. Нравственные письма, XIV, 4; 3.

* В русском переводе С. Ошерова, соответственно, "чужое могущество" и

"насилие тех, кто могущественней нас".-- Прим. ред.

же нежданны, столь же безграничны, как у Сеяна? А ведь в тот самый

день, когда сенат сопровождал его в торжественной процессии, народ разорвал

его на части. От избранника, которого и боги и люди осыпали всеми мыслимыми

милостями, не осталось и куска для багра палача"1.

К этим превратностям судьбы и беспокойству, которое они порождают,

следует приготовиться, загодя установив для себя пределы своих честолюбивых

стремлений: "Прежде чем фортуна воспрепятствует нам своими средствами, нужно

остановиться самим задолго до наступления рокового момента"2. И

если представится возможность, надлежит оставить подобного рода

деятельности, едва только она начнет нас тревожить и мешать заниматься

собой. Если внезапно случится несчастье, если тебя отрешат от должности и

сошлют (этот совет Плутарх дает, несомненно, все тому же Менемаху, которого

некогда побуждал заняться политикой "по свободному выбору"3),

нужно убедить себя, что наконец-то ты свободен от подчинения наместникам, от

непомерных затрат на литургии*, от службы, дипломатических поручений, уплаты

податей...4 И Луцилию,-- которому, впрочем, ничего не угрожало,--

Сенека рекомендовал постепенно освобождаться "от всех этих на вид почетных,

на деле никчемных занятий", и, выбрав "подходящее время", как того требовал

Эпикур, предоставить себя в распоряжение себя самого5.

Главное в таком подходе к политической деятельности,-- соответствие

общему принципу, гласящему: то, что ты есть,-- это не занимаемый тобою пост,

не обязанности, которые ты исполняешь, не место, на котором ты оказался выше

или ниже прочих. То, что ты есть, и, следовательно, то, о чем тебе надлежит

заботиться как о своей конечной цели,-- это принцип,

_______________

1 Seneca. De tranqiiilitate animi, XI, 11.

2 Ibid., X, 7.

3 Считается, что трактат Об изгнании адресован тому же персонажу,

что и Рrаеcepta gerendae rei publicae [Наставления по управлению

государством.].

* Имеется в виду государственные повинности, возлагавшиеся на

состоятельных граждан (прежде всего, должностных лиц) полиса и метеков; были

сопряжены с большими, порой совершенно исключительными финансовыми

затратами, особенно возросшими в эллинистическую эпоху.-- Прим. ред.

4 Plutarchus. De exilio, 602с-- е.

5 Сенека. Нравственные письма, XXII, 1-- 12.

уникальный по своему проявлению в каждом человеке, универсальный по

форме, которую он принимает во всем человечестве, и коллективный по

устанавливаемой им общности, выступающей как связь между индивидуумами.

Таков, по крайней мере для стоиков, человеческий разум,-- божественное

начало, присутствующее в нас. Следовательно, этого бога, "нашедшего приют в

теле человека", можно встретить как в римском всаднике, так и в

вольноотпущеннике или рабе. С точки зрения отношения к себе, социальные и

политические определения имеют смысл только как показатели образа жизни, как

внешние, искусственные, лишенные оснований знаки. Всадник, вольноотпущенник,

раб? Все это суть не более чем имена, "порожденные честолюбием и

несправедливостью"1: "Нравы каждый создает себе сам, к занятию

приставляет случай"2. Стало быть, сообразно с этим законом и

следует решать, сохранять ли и дальше свою должность или необходимо будет

отказаться от нее.

Очевидно все же, было б ошибкой утверждать, что моральная рефлексия

рассматривала политическую деятельность по преимуществу с точки зрения

простой альтернативы: воздерживаться или участвовать. Правда, часто проблему

именно в таких выражениях и формулировали, однако сама альтернатива зависела

от решения более общего вопроса о способе формирования себя как морального

субъекта на пересечении общественной, гражданской и политической

деятельности. Оставалось только установить, какова природа этой

деятельности:

обязательна она или нет, естественна или основана на соглашении, должна

ли она быть постоянной или ограниченной во времени, безусловной или же

обусловленной обстоятельствами. Требовалось также определить правила,

которым нужно было следовать при осуществлении этой деятельности, а также

избрать надлежащий метод руководства собой, позволяющий человеку занять

достойное место в жизни, определить меру законности в притязаниях власти и

целиком и полностью включиться в сложную и изменчивую игру управления и

подчинения. Действительно, проблема выбора между уклонением и ак-

_____________

1 Там же, XXXI, 11.

2 Там же, XLVII, 15.

тивностью возникала постоянно, можно даже сказать, это был реккурентный

вопрос [эпохи], но способ его постановки и ответы, которые на него зачастую

давали, ясно показывают, что печь шла не столько о стремлении свести общий

упадок политической деятельности к морали ухода [в себя], сколько о попытке

выработать этику, которая бы позволила человеку устанавливать себя в

качестве морального субъекта своей собственной социальной, гражданской и

политической активности, с учетом всего многообразия форм, которые такого

рода деятельность может принимать, и той степени дистанцированности, которая

будет сочтена приемлемой.

*

По этим изменениям в матримониальной практике и политической игре мы

можем проследить, какую трансформацию .испытали условия, в которых

утверждалась традиционная "этика самообладания", предусматривавшая тесную

связь между господством над собой, господством в семье и, наконец,

[политическим] господством в условиях "агонального" общества, охваченного

духом соревновательности; более того, именно практика власти над собой была

гарантом умеренного и разумного применения двух других типов власти.

Отныне мы находимся в мире, где эти отношения не могут оставаться

прежними: господство, объектами которого являются супруга и домочадцы,

должно теперь сочетаться с определенными формами обратимости, обоюдности и

равенства. Что касается проникнутой духом соперничества агональной игры, с

помощью которой пытаются проявить и утвердить свое превосходство над

другими, то здесь мы вынуждены обращаться к значительно более обширному и

сложному полю властных отношений. Следовательно, общую форму

"геавтократизма" необходимо было подвергнуть такому структурному пересмотру,

чтобы краеугольным камнем этики стал принцип господства над собой.

"Геавтократизм" не исчез, его просто потеснила потребность в некотором

равновесии между неравенством и обоюдностью в матримониальной жизни, а также

в определенном "разведении" власти над собой с властью над другими,-- в

жизни социальной, гражданской и политической. Значение, ко-

торое в эпоху эллинизма придавали проблеме "своего я", развитие

культуры себя, достигшее апогея в начале Империи, обнаруживают эту волю к

переработке "этики самообладания". Представления об использовании

удовольствий, так непосредственно сопряженные с тесной корреляцией между

тремя формами господства (над собой, над домашними и над другими), похоже,

модифицируются прямо в ходе этой разработки. Усиление общественного

принуждения, рост числа запретов? Индивидуалистический уход [в себя],

сопровождаемый переоценкой частной жизни? Скорее, следует, говорить о

кризисе субъекта, или, точнее, субъективации: об усложнении способов, с

помощью которых индивидуум может формировать себя в качестве морального

субъекта своего поведения, и об усилиях, необходимых человеку для того,

чтобы найти в ходе работы над собой то, что позволит ему подчиниться

правилам и придать своему существованию смысл.

ГЛАВА IV

ТЕЛО

1. Гален

2. Хороши они или плохи?

3. Режим удовольствий

4. Работа души

Давно замечено1, насколько велико был во времена Флавиев и

Антонинов внимание ко всему, что связано с целительством. Все признавали

медицину общественно значимой практикой2 и видели в ней видели

одну из высших форм культуры, наряду с риторикой и философией. Как

подчеркивал Боверсок, увлечение медициной сопутствовало развитию второй

софистики, и многие известные риторы получили медицинское образование или

выказывали интерес к этой дисциплине3. При этом очень рано было

установлено родство философии с медициной, а их разграничение порождало

теоретические проблемы и приводило к соперничеству в разделе сфер

деятельности. С первых же строк Наставлений о здоровье мы сталкиваемся с

отголоском этих дискуссий: врач, говорит Плутарх, заблуждается, если думает,

будто сможет пренебречь философией; равно будет ошибкой ставить в упрек

философу то, что он, выходя за отведенные ему пределы, обращается к вопросу

о здоровье и поддерживающих его режимов. Поистине, заключает Плутарх,

медицина ни в чем не уступает свободным искусствам (eleutherai technai),

когда речь заходит об изяществе, изысканности, способности доставлять

удовольствие: тем, кто ее изучает, она дает доступ к очень важным познаниям,

касающимся благополучия и здоровья4.

_____________

1 Для создания этой главы я использовал исследование Дж. Пижо

Болезнь души. Исследование отношения души и тела в античной

медико-философской традиции (Jackie Pigeaud. La Maladie de 1'ame. Etude sur

la relation de 1'ame et du corps dans la tradition medico-philosophique

antique.-- P.: Les Belles Lettres, 1981.

2 G. W. Bowersock. Greek Sophists; см. также С. Allbut. Greek

Medicine in Rome и J. Scarborough. Roman Medicine.

3 G. W. Bowersock. Op. cit.-- P. 67. Цельс в проэмии к трактату О

медицине связывает возникновение медицины с развитием lifterarum disciplina.

4 Plutarchus. De tuenda sanitate, 122d-- e.

Подобным образом истолкованная, медицина уже не считалась просто

техникой вмешательства, прибегающей в случае болезни к лекарствам или

операциям. Она призвана была также в виде корпуса знаний и правил определять

образ жизни, способ осмысленного отношения к себе, к своему телу, питанию,

сну и бодрствованию, к различным формам деятельности и вообще ко всему, что

окружает [человека]. Предлагая режимы, медицина предлагала добровольно

избираемую и рационально обоснованную структуру поведения. Один из пунктов

дискуссии касался форм и степени зависимости такой медицински оснащенной

жизни от авторитета медиков. Полное подчинение пациента врачу,

предусматривающему каждую деталь его существования, выступало объектом

критики в той же мере, что и попытки руководства душой, практикуемого

философами. И Цельс, при всей своей убежденности в высокой рациональной

ценности медицины, предписывающей режимы, не советовал тому, кто, пребывает

в добром здравии, прибегать к помощи врача1. Такого рода

"автономию" и должна была обеспечивать литература о режимах. Именно для

того, чтобы избежать слишком частых консультаций -- не всегда возможных, а

порой и нежелательных,-- нужно самому вооружиться медицинским учением,

которое постоянно будет под рукой. Таков совет Атенея: приобрести в

молодости запас знаний, достаточный для того, чтобы всю жизнь быть самому

себе советчиком в повседневных делах здоровья: "Каждому полезно, более того,

необходимо освоить в числе изучаемых предметов и различных наук также и

медицину, и придерживаться предписаний этого искусства, дабы всегда иметь

возможность помочь самому себе надежным советом в делах здоровья, ибо в

действительности нет и мгновения, что днем, что ночью, когда бы не было

нужды в медицине: прогуливаемся мы или же сидим,

_________________

1 Во введении (проэмии) к трактату О медицине Цельс различает

"три части" медицины: "одна лечит образом жизни" (victu), или режимом,

другая лекарствами (medicanentis) и третья "хирургическим путем", операциями

(mаnи). "Наиболее прославленные создатели медицинской науки, пытавшиеся

глубже развить ту часть медицины, которая лечит болезни образом жизни,

<...> поставили себе задачей познание явлений природы...". При этом,

однако, "здоровый человек, который чувствует себя хорошо и ни от кого не

зависит, не должен себя стеснять никакими предписаниями: он не нуждается ни

во враче, ни в массажисте" (I, I)* * Первую часть Цельс в соответствии с

традицией именует "диетикой", вторую -- "фармакологией", и третью --

собственно "хирургией".-- Прим. ред.

умащаем свое тело или берем ванну, едим или пьем, спим или

бодрствуем,-- одним словом, во всех действиях, совершаемых на протяжении

жизни, среди всевозможных занятий нам необходимы советы о том, как жить с

пользой и без нежелательных последствий; но ведь утомительно, да и

невозможно, всякий раз обращаться к врачу касательно каждой

мелочи"1. Здесь легко узнать один из главных принципов практики

себя:

быть во всеоружии, всегда иметь наготове некий "дискурс-подспорье",

заранее изученный, часто повторяемый и служащий предметом постоянных

размышлений. Медицинский logos -- один из таких дискурсов, во всякое

мгновение подсказывающий правильный "способ жизни".

Разумное существование не может обойтись без "практики здоровья"

(hugieine pragmateia или techne), которая составляет в известном смысле

постоянный каркас повседневности, позволяющий в каждый момент узнать, что и

как следует делать, и предусматривает своего рода медицинское восприятие

мира, по крайней мере, жизненного пространства и обстоятельств жизни.

Элементы среды воспринимаются как носители позитивных или негативных для

здоровья следствий; между индивидуумом и тем, что его окружает,

предполагается наличие поля взаимодействий, в силу чего определенные

"диспозиции", события или перемены в положении вещей, оказываются чреваты

вредоносными физическими эффектами, а с другой стороны, хрупкость телесной

конституции в зависимости от стечения обстоятельств может выступать в

качестве благоприятного или неблагоприятного свойства. Постоянная и

детальная проблематизация окружения, дифференцированная его оценка в

отношении к телу и осознание хрупкости тела в отношении окружающего. В

качестве примера можно привести предложенный Антиллом анализ различных

медицинских "переменных" Жилища, его архитектуры, ориентированности и

обустройства. Каждый элемент наделен здесь определенным диетическим или

терапевтическим смыслом: дом -- это ряд отгороженных Друг от друга

помещений, вредных или благоприятных с точки зрения тех или иных возможных

болезней. Комнаты в ниж-

_____________

1 См. Oribase. Collection des medecins grecs et latins. Livres

incertains, XXI/ed. Bussemaker et Daremberg.-- Ill, P. 164.

нем этаже хороши для страдающих острыми заболеваниями, кровохарканьем и

головными болями, верхние комнаты благоприятны для болезней слизистой;

покои, расположенные с южной стороны подходят всем, кроме страдающих

простудой, выходящие же на запад неблагоприятны, поскольку по утрам в них

[человеком] овладевает уныние, а по вечерам -- головные боли; стены,

беленные известью, слишком слепят; крашеные вызывают кошмары у одержимых

лихорадочным бредом; каменные чрезмерно холодны, кирпичные же --

наилучшие1.

Различные моменты времени -- день, пора года, эпоха -- с этой точки

зрения также являются носителями тех или иных медицинских значений.

Тщательно разработанный режим обязательно включает в себя строгое,

составленное в соответствии с календарем расписание всех тех забот, которые

надлежит уделить самому себе. Вот рекомендации Атенея тем, кто желает

безбоязненно встретить зиму: и на улице и в доме следует искать укрытые и

теплые места, носить платье, сшитое из плотной ткани, и дышать, "прикрывая

рот какой-либо частью одежды". Что до пищи, то выбирать лучше ту, которая

"сможет разогреть члены тела и растопить жидкости, застывшие и загустевшие

от холода. Из напитков же предпочтительно употреблять меды, вина медовые и

белые, старые и душистые,-- в общем, субстанции, способные вытягивать

избыточную влагу, при этом количество напитков нужно сократить; чтобы сухую

пищу легко было готовить, она должна прежде хорошо перебродить*,

провариться, быть чистой и обильно смешанной с укропом и травой амми**. Из

овощей полезно употреблять капусту, спаржу, лук-порей, вареный сладкий лук и

отварной хрен;

из рыбы ту, что водится в горных речках, поскольку она хорошо

усваивается; из мяса -- домашнюю птицу, а помимо того [мясо] козленка и