Интерпретация результатов исследования

Как отмечалось выше, интерпретация эмпирических данных осуществляется непосредственно после их представления и в первую очередь в контексте гипотезы исследования. Кроме того, интерпретация осуществляется с учетом данных, изложенных в третьем параграфе теоретической главы, которые служат их теоретическим обоснованием.

Приведем несколько примеров интерпретации эмпирических данных.

Пример 1.

Приведенные в таблице 1 данные, отчетливо выявляют резкое повышение в экспериментальной группе уровня тревожности (10,35 против 7,37), статистическая значимость которого подтверждается U-критерием Манна-Уитни. На наш взгляд это обусловлено тем, что тревожность, отражающая степень внутреннего напряжения связанного с ощущением недифференцированной опасности, неизбежно будет повышаться вследствие: во-первых, знания о том, что применение допинга является незаконным, а во-вторых – вследствие того, что допинговые препараты, вне зависимости от того, о чем заявляют их производители, являются еще и психотропными. Кроме того, повышение тревожности заставляет человека неосознанно искать пути ее снижения и, как правило, таким «путем» вновь становится применение новых доз допинга, их увеличение или переход на более сильные препараты. Таким образом, мы можем говорить о том, что допинг, независимо от его химического состава, обладает свойством вызывать зависимость, если и не химическую, то психологическую и приводит к повышению уровня тревожности. Данное обстоятельство находит отражение в литературе, но не в контексте использования подростками допинговых препаратов, а в работах, посвященных формированию алкогольной зависимости, о чем мы указывали в первой главе дипломной работы. Именно поэтом, мы полагаем, что повышение тревожности в экспериментальной группе подтверждает выдвинутую нами гипотезу исследования.

Пример 2.

По параметру «широта интеллектуальных интересов» так же наблюдаются статистически значимые различия между студентами-технологами второго и четвертого года обучения. На наш взгляд, такие изменения связаны с самим процессом обучения, принуждающим студентов расширять свой кругозор, поскольку любое обучение, независимо от того, в какой области оно происходит, обеспечивает усвоение нового опыта, получение знаний, умений и навыков и, в конечном итоге – приводит к повышению профессиональной компетентности. Данные изменения вполне очевидны и предсказуемы и одновременно косвенно указывают на валидность проведенного нами эксперимента, поскольку не противоречат теоретическим положениям, изложенным в первой главе нашей дипломной работы. При этом мы наблюдаем одновременное снижение среднего квадратического отклонения по данному показателю. Это косвенно указывает на то, что количество «неуспешных» в обучении студентов на четвертом курсе снижается в сравнение с «успешными», что так же свидетельствует о повышении профессиональной компетентности.

Пример 3.

Как видно из таблицы 3, в ходе исследования выявлены статистически значимые различия по параметру коммуникативной компетентности «эмоциональная устойчивость в общении». Такое изменение может быть связано как с повышением профессиональной компетентности у студентов, безусловно происходящей в процессе обучения в вузе, так и с повышением их личностной зрелости к пятому курсу. Исходя из содержания вопросов, входящих в состав шкалы, мы можем говорить, что студенты пятого курса в большей степени проявляют толерантность и готовность выслушать партнера по общению. По сути, на наш взгляд, речь идет о большей степени зрелости. Это, в свою очередь, позволяет нам говорить о подтверждении предположения о том, что в процессе обучения происходит повышение эмоциональной устойчивости и скорее всего непосредственно связано с расширением представлений о нормативности поведения и повышения эмоционального самоконтроля. Отметим, что аналогичная точка зрения высказывалась в работах целого ряда авторов и нашла отражение в теоретической части нашей дипломной работы, однако мы не обнаружили в литературе данных, подтверждающих это на уровне эмпирического исследования.

Аналогичным образом подвергаются качественному анализу ВСЕ полученные в результате эмпирического исследования данные, причем даже те данные, которые не нашли подтверждения на уровне статистической значимости. Даже эти данные могут нести смысловую информацию и, соответственно, подлежат анализу и интерпретации. В том случае, если какие-либо данные противоречат гипотезе, помимо их интерпретации необходимо осуществить анализ того, почему так произошло и в чем заключалась ошибка, которая может быть найдена как на уровне теории, так и на уровне организации и проведения эмпирического исследования.

После того, кок будут проинтерпретированы все полученные в ходе эмпирического исследования данные, необходимо осуществить их систематизацию, т.е. упорядочивание всего того нового знания, которое было получено в процессе работы. В основе такой систематизации лежит гипотеза исследования, которая служит своеобразным стержнем, на который нанизываются аргументы, подтверждающие и/или опровергающие ее. Приведем пример систематизации доказательств, подтверждающих гипотезу из дипломной работы студентки.

Гипотеза (озвучена во введении): у девочек-подростков, воспитывающихся матерями-одиночками, наблюдается изменение гендерной идентичности. При этом:

1) изменения гендерной идентичности у девочек подростков происходят под значительным влиянием возрастных особенностей и развиваются по принципу противопоставления себя и матери;

2) У матерей-одиночек наблюдается изменение гендерной идентичности, связанное с потребностью компенсировать недостаток «мужа» в процессе воспитания детей.

Собственно, цитата из второго параграфа:

…Таким образом, в ходе эмпирического исследования нами было выявлено, что:

1) Воспитание в неполной семье приводит к нарушению гендерной идентичности у значительной части девочек подростков. Такой вывод мы можем сделать исходя из анализа данных, представленных в таблице 1 и на рисунке 4. В частности, достаточно отчетливо выражено увеличение частоты встречаемости маскулинности, особенно по параметрам «жесткость в общении», «потребность в достижении» и «эмпатийность». Все это свидетельствует о том, что гипотеза исследования в части нарушения гендерной идентичности у девочек-подростков, воспитывающихся в неполной семье, нашла свое подтверждение в полном объеме.

2) У матерей, воспитывающих дочерей без отца, в ходе эмпирического исследования не было выявлено статистически-значимых изменений выраженности гендерной идентичности. В частности, только по параметру «потребность в независимости» присутствуют значимые различия, в то время как по всем остальным параметрам каких-либо различий не выявлено (таблица 1, таблица 3, рисунок 5). Это дает основание говорить, что наше предположение о том, что у матерей-одиночек наблюдается изменение гендерной идентичности – не нашло эмпирического подтверждения. В свою очередь мы можем предположить, что полученные результаты обусловлены устоявшимся мнением о гендерной идентичности, как о характеристике, подверженной значительному влиянию под давлением обстоятельств, в частности – социальных факторов, о чем мы говорили в первой главе данной дипломной работы. Вероятно это не совсем так и то обстоятельство, что женщина осталась одна и вынуждена воспитывать ребенка без отца не является достаточным основанием для значительных изменений гендерной идентичности.

3) В выборке девочек-подростков, воспитывающихся без отца при одновременном искажении гендерной идентичности у матерей наблюдается резкое изменение гендерной идентичности, причем в «противоположную сторону». Например, если у матери-одиночки наблюдается ярко выраженная маскулинность, то у дочери присутствует ярко выраженная фемининность и наоборот. Такой вывод мы можем сделать исходя из анализа данных, представленных в таблице 2 и на рисунке 4. Отметим, что полученные эмпирические данные, поводов не доверять которым у нас нет, опровергают устоявшееся в гендерной психологии мнение о том, что девочки-подростки склонны «копировать» гендерную идентичность матери. Полученные результаты полностью подтверждают наше предположение о значительной роли возрастных особенностей и склонности к протестному поведению, выраженному именно в подростковом возрасте и, соответственно, оказывающему влияние на гендерное поведение.

Исходя из выше сказанного, мы можем говорить о том, что гипотеза исследования подтвердилась лишь частично. В частности, не нашло подтверждения предположение о том, что у матерей-одиночек наблюдается нарушение гендерной идентичности.

При этом ключевые изменения гендерной идентичности у девочек-подростков наблюдаются по следующим параметрам:

1) жесткость в общении;

2) потребность в достижении;

3) эмпатийность.

Указанные параметры гендерной идентичности по нашему мнению являются базовыми для оценки степени ее изменения у девочек-подростков.

При наличии значительных изменений гендерной идентичности у матерей-одиночек, у дочерей так же наблюдается изменение гендерной идентичности, которое под влиянием специфики возраста протекает по принципу противопоставления себя матери.

У матерей-одиночек, наиболее выраженные изменения обнаруживаются по такому параметру, как «потребность в независимости», что на наш взгляд обусловлено стремлением компенсировать отсутствие супруга и подтвердить в собственных глазах правильность выбора в пользу образа жизни «без мужа». Однако для того, чтобы говорить об изменении гендерной идентичности у матерей-одиночек – оснований недостаточно.

В данном примере видно, что систематизация осуществляется на основании гипотезы исследования, которая служит базой для упорядочивания доказательств. При этом как правило, помимо собственно аргументов в пользу гипотезы, в ходе исследования выявляются и дополнительные данные, представляющие определенный научный и практический интерес. Эти данные обобщаются вместе со всеми, однако их роль и отношение к гипотезе не акцентируются. Такое разделение осуществляется уже в резюмирующей части параграфа.