Профилактика остеохондроза 8 страница

М.В. Ломоносов замечает: «речение retor (ритор), которое хотя на греческом языке значит витию или красноречивого чело­века и в российский язык в том же знаменовании принято, одна­ко от новейших авторов почитается за именование писателя пра­вил риторических» [Ломоносов 1952: 91]

Как видим, в толковании слов ритор и оратор всегда присут­ствует дух и стиль времени, когда данные слова либо одобряют­ся, либо не одобряются авторами, диктующими стиль времени. Подобно тому, как сами слова язык и речь испытывают двойствен­ное толкование, подобной критике подвергаются и слова, обозна­чающие ритора — лицо, занимающееся практической речью. За­висит это часто от отношения к риторике и красноречию вообще. Так «ругателем» риторики, риторов и всякого красноречия сле­дует назвать страстного писателя и оратора, обличителя офици­альной идеологии протопопа Аввакума, который не принимал «внешней мудрости» и ратовал за «просторечие», призывая «в простоте Богу угождати». Любопытно, что последователи старо­обрядчества, создатели в конце XVII века Выговского общежительства на севере России Андрей и Семен Денисовы, напротив, исколесили всю Россию в поисках риторического учения, а за­тем, собрав известные им учебники, открыли на Выгу свою сло­весную школу, написали «Риторику в 5 беседах» и занимались обучением риторике и искусству составления проповеднических речей. Самих учителей Денисовых называли «златоустные отцы наши риторы».

Критически оценивал слова риторика и ритор В.Г. Белин­ский («все риторики нелепы и пошлы»), но слово оратор он, не­сомненно, одобрял, подразумевая под этим словом мастера пуб­личного выступления [Белинский 1955: 514]. Точно так же одоб­рительно звучит в 20-е годы XX столетия слово оратор, когда после Октябрьской социалистической революции требовалось «учить говорить весь народ». А.В. Миртов предлагал называть термином оратор «не только лиц, произносящих речи на боль­ших собраниях, на митингах и т.п., но всякого, кому приходится обращаться со словом хотя бы к небольшой группе собравших­ся» [Миртов 1927: 3].

Классический термин ритор соединяет нас с предшествовав­шей традицией речевой культуры, обогащая современную речь многообразием культурных ассоциаций. Ведь ритор - это и мас­тер речевого искусства, и теоретик науки риторики, и учитель благоречия. Для современной речевой жизни ритор — это чело­век, умеющий строить публичные высказывания с целью доказа­тельства своей точки зрения. От ритора требуются соответствие нравственным нормам жизни, которые являются основой рече­вого искусства.

§ 2. Речь — общение — коммуникация

Филолог занимается словами. Чтобы понять, в чем состоит семантическая и стилистическая разница между терминами речь — общение — коммуникация, необходимо анализировать контексты, в которых они употребляются. Для этого необходимо предста­вить, во-первых, где и когда вы встречали эти слова, т.е. найти их контекстные употребления. По употреблению в текстах можно почувствовать смысл этих слов. Во-вторых, каково их происхож­дение? Например, какие из этих слов исконно русские, а какие иноязычные? В-третьих, какие из них современные, а какие вош­ли в наш язык относительно недавно? Наконец, какие из этих слов менее, а какие более «модные» и каков характер риторического изобретения при их создании и функционировании?

Слово речь означает конкретное воплощение и практичес­кую реализацию языка как средства связи между людьми. Язык реализуется в материале речи, воплощаясь в звуки, слова, пред­ложения. Речь — наиболее старое слово, выражающее языковую способность человека. Неслучайно в древнерусском языке слова речь, речение означали и «слово», и сам речевой процесс.

Слово общение — русское слово, обозначающее связь, кон­тактирование людей, пользующихся речью. Это слово не может Не быть привлекательным, потому что фиксирует внимание на объединении людей с помощью слова — в нем слышатся другие однокоренные слова: «общий», «община», «общность». Именно этим значением «общности», «единства», «соборности» слово общение привлекло философов и лингвистов в XX веке, ког­да оно стало особенно популярным. Словом общение мы стре­мимся подчеркнуть возможность реализовать в речи эффектив­ный, результативный, гармонизирующий человеческие отноше­ния контакт. Смысл риторики как науки многие современные ученые и педагоги связывают именно со словом общение: так, на­укой об общении называют риторику авторы учебного комплек­са для 8 класса под руководством Т.А. Ладыженской [Риторика: 8 класс]. Согласно концепции авторов учебника, риторика состоит из двух частей: «общение, жанры». Очевидно, что часть 1-я соот­ветствует традиционной общей риторике, а часть 2-я — частной риторике, но обе изучают правила общения, а школьники долж­ны учиться «успешно общаться» [Риторика: 8 класс: 2].

Слово коммуникация вошло в русский язык в XVIII веке, хотя латинское слово communicatio было известно в учеб­никах риторики с начала XVII века. Латинское communicatio так­же означает связь, контакт, правда, для русского языкового вку­са это слово, конечно, иноземное. Виды связей-«коммуникаций» настолько различны, что в современном русском языке находит­ся очень много прилагательных для обозначения всякого рода коммуникаций: железнодорожные, подземные, воздушные, и, конечно, межчеловеческие, речевые коммуникации... Употребляя слово «коммуникация», мы, конечно, не можем не чувствовать его некоторой чужестранности, но русский язык (как и русский человек) не боится нововведений и легко осваивает такие внача­ле «модные» (для 60—70-х годов), а теперь ставшие традицион­ными термины.

§ 3. Личность человека и его речевые поступки

Личность - индивидуальное воплощение (единство) тела, души и духа человека. Личность конкретна и своеобразна, ибо каждый человек отличается от другого не только внешностью (строение тела, черты лица), но и внутренними свойствами ха­рактера, темперамента, воли, энергии, свойствами ума, душевны­ми стремлениями, своеобразием чувств. Русская духовная филосо­фия говорит о том, что всякий человек — личность, воспитываемая постоянной работой над совершенствованием как тела (его кра­соты, силы, ловкости, выносливости), так и духа (нравственной целостности, сердечной чистоты, совестливости, воспитанности, образованности и других многочисленных качеств).

Важно, чтобы самоощущение личности было цельным, гар­моничным, когда одни поступки человека не противоречат дру­гим, мысли — в порядке, знания — полны и систематичны, чув­ства — ясны и устойчивы. Личность человека проявляется в по­ступках, а все существенные поступки человека связаны с речью. Поэтому сказать о том, каков человек и его личность, можно толь­ко проанализировав его мысли и слова.

Заслуга открытия в человеке личности принадлежит христи­анству. До христианства существует лишь некое высшее «безлич­ное сознание, или некая сила, связывающая вселенную воедино» [Алексий II 1999:3]. Христианство увидело в человеке «уникаль­ную индивидуальность, неистребимый никакими испытаниями и унижениями образ Божий» [Там же: 5]. Этот образ Божий ра­створен в каждом человеке, и цель образования следует видеть в том, чтобы усовершенствовать образ всякого человека. Этот об­раз (вид, облик) сияет в каждом человеке стремлением к совер­шенству, ибо сказано: «будьте совершенны, как совершенен Отец Наш Небесный».

Риторическая идея «своеобразия» каждого человека просле­живается уже в «Поучении детям моим» Владимира Мономаха, когда он пишет: «Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя, никак же разум человеческий не может исповедати чудес и доброт Тво­их, устроенных на сем свете: како небо устроено, како ли солн­це... И сему чуду дивуемся, как от персти созда человека, како образы разноличны в человеческих лицех, аще (если) и весь мир совокупить, не вси в один образ, но каждый своим лик образом».

§ 4. Образ ритора

Личность человека проявляется прежде всего в речи. Каков человек, такова и его речь. Проявление человека в речи и состав­ляет образ ритора. Образ ритора есть сознательно выстраиваемая совокупность внешних и внутренних характери­стик говорящего или пишущего (участника речи).

Первый толчок для размышления о том, как выстраивать об­раз ритора, дает суждение Аристотеля: «Для того, чтобы убедить кого-либо в чем-либо, надо показать себя человеком известного склада» [Аристотель 1978: 19]. Нет ли в словах «показать себя» какого-либо обмана в отношении аудитории или собеседников? И почему мы говорим об облике, «маске»? Разве это хорошо: «быть в маске»? Как мы выяснили выше, возможность такого «обмана» присутствует в любой речи, но для этого-то и необхо­димы этические основы риторики (быть прежде всего честным человеком), для этого-то и предписывается каждому речедеятелю осторожность и внимание в восприятии речи (слушании и чтении), умное «речеделание» в создании речи (говорении и пись­ме).

Термин образ ритора введен в русскую науку, скорее всего, В.В. Виноградовым в работе «О языке художественной прозы» 1930 года. Анализируя историю русской риторики и поэтики, В.В. Виноградов проводит аналогию между образом оратора в публичной речи и образом автора в художественной литературе: «Проблема красноречия связывается с структурой образа оратора-автора как страстно чувствующего и благородно мыслящего «субъекта» [Виноградов 1980: 103]. В.В. Виноградов отмечает, что построение образа оратора похоже на создание актером опреде­ленной «маски», а подготовка речи и ее исполнение, несмотря на всю страстность и вдохновение, с которыми выступают иные ора­торы, — процесс сознательный, требующий искусства создания образа ритора.

Риторика накопила в вопросах воспитания и формирований ритора много полезных советов и рекомендаций. Прежде всего, ритор должен показать себя человеком, достойным доверия и уважения аудитории (то, что в античности называли vir bonus — человек добродетельный). Как этого добиться? Прежде всего надо быть таким человеком, но, конечно, нужны знания, опыт, уме­ние, чтобы утверждать свои взгляды, свое право на собственное мнение...

В понятие образ ритора входит комплекс речевых средств, воплощенных в содержании, композиции, выборе слов, характе­ре произношения (интонации, ритме и темпе, тембрах голоса) для устной речи и характере письма (например, почерка или шриф­тов) для письменной или печатной речи. Установить, какой об­раз создает тот или иной речедеятель, трудно, поскольку воспри­нимающему речь подчас попросту не хватает искусства определить, какими приемами, методами, способами, «уловками» пользуется опытный оратор для того, чтобы достичь своей цели. Тем не менее риторические правила диалога рекомендуют всякому слушателю или читателю распознавать за речью — «человека» («человек скрыт за его словами»). Иначе говоря, за конкретным образом ритора всегда кроется личность — та внутренняя основа, на кото­рой зиждется речевое поведение.

Всякий говорящий воспринимается в определенном сегод­няшнем образе. Всякий говорящий может быть рассмотрен как человек, производящий последовательную совокупность речей. К этой совокупности речей предъявляется требование непроти­воречивости суждений — в ином случае делается отрицательный вывод о личности говорящего.

Личность ритора «многообразна», то есть конкретных прояв­лений личности может быть множество в разных речевых поступ­ках. Но к этой «многообразности» предъявляется требование це­лостности личности, которая остается единой во множестве про­явлений. Так, каждый человек меняет костюм, бывает в разном настроении, участвует в разных видах речи (в семье, в деловом Диалоге, учебной лекции, политической, судебной речи), но со­вокупность его речей предполагает разносторонность и богатство содержания его высказываний. Общество (или конкретные слу­шатели) отрицательно оценивают человека или его личность в том случае, если его высказывания не соответствуют истине или сегодняшние высказывания противоречат предыдущим. Фольк­лорные правила оценивают такую противоречивость в содержа­нии речи множеством афоризмов: «Начал за здравие, кончил за упокой», «Сегодня — одно, завтра — другое» и т.д.

§ 5. Оратор — образ оратора — актер

«Образ оратора — не то же самое, что оратор, — пишет Ю.В. Рождественский, — а то, как оратор представляет себя ауди­тории. В отличие от актера, который представляет публике вооб­ражаемый персонаж, ориентированный на тип человека (страст­ный, несчастный, злой, добрый и т.д.) в определенных, также во­ображаемых положениях, оратор должен представлять себя «по правде», т.е. исходя из реальных обстоятельств, а не воображае­мых. Это первое условие понимаемости оратора как человека. Вторым условием является то, что оратор в любой своей речи должен быть самим собой, т.е. держаться в принципе одних и тех же взглядов» [Рождественский 1999: 134—135]. Итак, говоряще­му приходится именно представлять себя аудитории, создавая своего рода «маску», или образ. В этом создании заключено сво­его рода искусство, и важно, насколько такое создание образа ора­тора соотнесено с реальной этикой поведения, жизненной пози­цией говорящего.

Представление происходит в реальных обстоятельствах. Прежде всего оратор должен добиваться доверия аудитории. А доверяем мы обычно людям надежным. Надежным является человек, однородный в своем нравственном выборе, внешнем об­лике и характере общения с аудиторией. Оратор ведет себя по­следовательно в разных обстоятельствах. Увидев оратора, ауди­тория ожидает уже от него определенных суждений, мыслей — и это гарантия надежности данного человека.

Другая опасность, подстерегающая оратора — актерство. Ора­тор — не актер, потому что оратор действует в реальных обстоя­тельствах, а актер — в воображаемых. Оратор не имеет права ме­нять своих воззрений, он нравственно и идейно должен быть еди­нообразен. Актер в каждой своей роли предстает в новом образе, он играет новых людей, которые сегодня мыслят и чувствуют как герои, а завтра — думают и действуют, как злодеи. Реальность ораторского противостояния требует от оратора выразительного действия.

Таким образом, оратор действует в реальных обстоятельствах, актер — играет в воображаемых обстоятельствах. Оратор реален, актер — воображаем. Как вы будете относиться к человеку, кото­рый с вами «играет»?

Таким образом, природа обоих искусств — риторики и театра — различна. Правда, актер должен действовать так, будто он живет в реальных обстоятельствах, поэтому классические режиссеры требуют от актеров «жить» обстоятельствами роли, «действовать» по законам реального поведения. И ораторам есть чему поучить­ся у мастеров театрального искусства. Некоторых ораторов (по­литиков, судей, учителей) также сравнивают с артистами, но это не более чем сравнение — природу каждого вида творчества надо понимать различно.

Опасность «актерства» необходимо ясно предощущать в ри­торическом обучении, поскольку произносить речи иногда при­ходится в условных обстоятельствах. Тем не менее всегда необ­ходимо пытаться сохранить свое «я», защищать и отстаивать свою личную, а не выдуманную позицию, не сбиваться на ложный па­фос, не пользоваться искусственными приемами, характерными для некоего «ораторского» стиля. Соблюдение меры и вкуса — одно из необходимых свойств ритора.

§ 6. Внешний вид — мимика и жесты

В одной из риторик пушкинского времени внешность орато­ра справедливо названа «телесным витийством». Действитель­но, когда мы встречаем какого-либо человека, то вначале оцени­ваем его внешний вид, поскольку костюм, мимика и жесты, пластика оратора говорят иногда выразительнее всяких слов. Все это «знаки» человека, свидетельствующие о его привычках, взглядах на жизнь, поведении и отношении к другим людям.

Портрет каждого человека может быть описан по его внешним или физическим данным: так, можно говорить о том, что у каж­дого человека есть определенный рост, своеобразная фигура, лицо. Поэтому говорят, что от природы кого-то наградила судьба «красотой», «здоровьем» и т.д. Но, зная свои природные данные, каждый человек способен усовершенствовать свою природу, за­нимаясь самовоспитанием и образованием.

В народе говорят: «встречают по одежке...» Это значит, что первая оценка человека связана с его внешним видом. Как вы думаете, какие требования предъявляются к внешнему виду че­ловека?

Очевидно, что это — удобство одежды, красота, аккуратность. Удобство — это соответствие костюма обстоятельствам деятель­ности человека, но оно не должно противоречить уместности дан­ного костюма. Например, в шортах «удобно» было бы ходить в жаркую погоду, однако появиться в «серьезном» месте было бы неудобно. Красота в одежде — необходимое ее свойство, но нельзя и злоупотреблять стремлением к моде и претенциозностью наря­дов. Одним словом, одежда в каждом случае должна быть преж­де всего уместна, то есть соответствовать месту и времени, харак­теру собеседников, общей ситуации общения.

Особо следует сказать о мимике и жестах. Мимикой называ­ют движение лица с целью выражения мыслей и чувств. Игра красок лица бывает подчас красноречивее всяких слов. Не зря говорят: «глаза — зеркало души». В общении чрезвычайно важен глазной контакт с аудиторией или с тем человеком, с которым вы говорите. Считается непочтительным говорить отвернувшись, не глядя в глаза; одновременно и слишком назойливый взгляд счи­тается неудобным для собеседника.

Необходимо иметь в виду, что этикет каждого народа своеоб­разен: в японской культуре, например, считается невежливым слушать начальника или старшего глядя ему в глаза — требуется почтительно опустить «очи долу»; итальянцы же или французы, напротив, считают проявлением невнимания отведение взгляда. В русской культуре взгляд должен быть по «уместности»: и вни­мательным, и ненавязчивым: нельзя и слишком внимательно смотреть в глаза («пялить глаза»), но нельзя и смотреть в разго­воре с собеседником в сторону. Поскольку общение — искусство, требуется ощущать, какую степень внимания необходимо оказать каждой аудитории или собеседнику.

Жестикуляция связана с телесным движением: кивок голо­вы, недоуменное пожатие плеч, взмах руки, покачивание ногой — возможности выражения смысла и отношений с помощью дви­жений нашего тела бесконечны. Однако и они принципиально исчислимы. Важно понимать, что восприятие человека говоря­щего начинается с его «телесного» языка. Телесный облик часто бывает выразительнее всяких слов: если оратор вышел выступать, ему рекомендуется быть уверенным в себе, подтянутым, строгим; если оратор не знает, о чем говорить, то скованны и движения, руки и ноги не слушаются. Всякий жест должен быть оправдан, соот­ветствовать мысли и настроению. Выдуманный, неестественный, случайный жест может вызвать не только отвлечение внимания, но и раздражение, недовольство, смех, так что неумелый жест хуже неумелого слова.

§ 7. Оценка личности: этическая, интеллектуальная, эстетическая

Оценка речи человека в восприятии его образа оратора про­исходит с разных сторон. Из них прежде всего можно выделить оценку нравственно-этическую. Доверие аудитории возможно, если она считает, что перед ней человек честный и справедли­вый. Аудитория должна ответить на вопрос, как она восприни­мает данного оратора: хорош он или плох? К «хорошему» чело­веку испытывают доверие, к «нехорошему» — недоверие. Оратор ищет пути к сердцам своих слушателей, находя с ними общность мыслей и взглядов. Однако не исключено, что какая-то сторона может придерживаться ложных взглядов или интересов. Тогда оратору приходится защищать свою позицию, иногда расплачи­ваясь головой за несовпадение со взглядами аудитории.

Интеллектуальная оценка связывается с богатством мыслей оратора или писателя, его образованностью, способностью аргу­ментировать, рассуждать и находить мыслительные ходы. Интел­лект говорит о знании оратором предмета речи.

Эстетическая оценка связана с отношением к исполнению речи: ясности и изяществу выражаемых мыслей, красоте звуча­ния, оригинальности в подборе слов. Бывает, что одна и та же мысль выраженная просто и банально, никого не заинтересует, но, оформленная в изящную словесную словоформу, распрост­раненная в нужных и занимательных словах, эта же мысль вдруг заиграет яркими красками... Бывает и так, что слишком распро­страненная мысль, закрученная в «неудобь познаваемых слове­сах», напротив, отторгает, а выраженная просто и кратко, вызы­вает одобрение. Простые, выразительные, изящные слова и зву­ки вызывают положительное эстетическое восприятие.

§ 8. Единство образа ритора: неизменность позиции при новизне мыслей

Начиная речь, оратор должен определить прежде всего свою нравственно-философскую и профессиональную позицию. Если у человека нет позиции по какому-то вопросу, то его считают бес­характерным, или, как говорят в народе, «бесхребетным», — взгля­ды такого человека можно повернуть в любую сторону. Целост­ность своего характера, избранную жизненную позицию ритор отстаивает всю жизнь. Изменение позиции вызывает недоверие и сомнение относительно честности человека и способности от­стаивать свои взгляды.

Итак, уже в юности приходится ответить на вопрос: какую позицию по тому или иному вопросу я выбираю? какие темы, идеи, взгляды я собираюсь защищать? Затем следует решить: что я по этому поводу (избранной теме) могу сказать? Наконец, после высказывания и его оценки слушателями происходит провер­ка правильности суждений человека.

При неизменности взглядов к ритору как человеку, выступаю­щему с речью, предъявляется требование новизны и привлека­тельности идей. Слушатели воспринимают каждого человека оп­ределенным образом, ожидая от него высказываний известного рода: так, мы знаем и чувствуем, что и от кого можно ожидать... В то же время наше общение потеряло бы смысл, если бы мы не хотели получить в наших контактах с другими людьми чего-то нового, неожиданного, обогащающего нас новыми знаниями и опытом.

Если вы проверите это положение вашим личным опытом, то поймете, что от каждого человека, с которым вы вступаете в кон­такт, вы желаете получить что-то новое, в то же время он не дол­жен изменять своей принципиальной позиции в жизни, своего принципиального отношения к вам. Значит, требуются неизмен­ность взглядов при новизне идей, мыслей, слов, то есть един­ство образа оратора при многообразии и разносторонности его конкретных проявлений в человеческих отношениях.

§ 9. Ораторские нравы

В риторике всегда обсуждался вопрос: каким человеком надо быть, чтобы уметь доказать что-либо? Иначе говоря, какими ка­чествами должен обладать оратор, воздействующий на аудито­рию не просто словом, но и всем своим обликом? Ведь о каждом говорящем можно сказать, что у него есть определенный харак­тер, качества личности, нравственные достоинства или недостат­ки. Все эти требования объединялись понятием ораторские нра­вы, ибо само слово «нрав» изначально понималось как характер, Душевные качества, внутреннее свойство человека.

В каждую историческую эпоху ценятся разные качества лю­дей в зависимости от идеологии этой эпохи, стиля жизни, Так, в античных риториках перечислялись следующие достоинства людей: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, вели­кодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость (Аристотель, «Риторика»), Эти достоинства определялись как части добродетели, а сама добродетель как свойство человека — «способность оказывать благодеяния, ...которые полезны для дру­гих».

Зарождение христианства связано с новыми требованиями к человеку, предполагающими в нем на основе веры в Бога сми­ренномудрие, кротость, скромность, терпение, трудолюбие, ми­лосердие, послушание, внимание к бедам и переживаниям дру­гих людей, способность принять другого человека как самого себя, отчего всякий человек назывался «ближним».

Очевидно, что не только исторические эпохи, но и конкрет­ные профессии требуют от людей конкретных свойств: от воина — мужества, силы духа, верности данному слову (присяге), способ­ности переносить трудности; от ученого — последовательного и кропотливого труда, стремления к истине и постоянного накоп­ления знания, сосредоточенности, усидчивости, аккуратности; от политика — честности и бескорыстия, служения общему, а не личному благу, политической воли и энергии.

Ораторские нравы определяются А. А. Волковым как «этичес­кие требования, предъявляемые обществом любому ритору не­зависимо от его убеждений и дающие в этом качестве принципи­альное право на речь» [Волков 2001: 74]. Русские классические риторики, как справедливо пишет А.А. Волков, не разрабатыва­ли вопросы риторического этоса, поскольку русское общество придерживалось единых духовно-нравственных принципов. «В наше время вопросы риторического этоса занимают ведущее место в организации речевых отношений в обществе, поскольку этическая составляющая образа ритора оказывается определяю­щей» [Волков 2001: 74]. С этим нельзя не согласиться, потому что идеологические и нравственные устремления русского обще­ства на протяжении XX века значительно менялись, т.е. менялся состав общих мест как единых нравственных, этических катего­рий, которыми руководствовались в своих взглядах и поведении люди. Современное общество массовой информации также под­вержено неустойчивым переходам от одной идеологии к другой, поэтому необходимо говорить о важности духовной морали, объе­диняющей общество и живущих в нем людей едиными принци­пами морали, идеологии, культурных запретов. Желательно, что­бы такое формирование протекало в рамках классической нацио­нальной традиции, имеющей глубокие исторические корни в отношении требований к образу человека.

А.А. Волков называет следующие качества ритора: честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность [ Волков 2001: 75—76]. Очевидно, что это далеко не все характеристики, которыми можно было бы нарисовать образ идеального ритора. Попытки создавать такой портрет идеального ритора в перечне ха­рактеристик могут состоять в том, что «положительные» каче­ства человека исчисляются сотней и более характеристик. Очень важно не только называние, но и реальные объяснения того, что стоит за словами, характеризующими речевое поведение. Всяко­му конкретному речедеятелю требуется определить собственные идеалы: с одной стороны, они должны вписываться в рамки об­щественно-национальной традиции, с другой стороны, каждый ритор несет в себе индивидуальное начало, связанное с творчес­кой новизной собственного облика.

§ 10. Этические и речевые требования к профессиональному оратору

Опыт общей риторики будет любопытно сопоставить с конк­ретным анализом какой-либо речевой профессии, например, по­литика или дипломата. Поскольку любой современный человек так или иначе втянут в вопросы политической жизни внутри стра­ны, ему неминуемо приходится давать оценки тем или иным ора­торам, их речевым поступкам. Кроме того, такое метафорическое проецирование различных профессий на самих себя заставляет нас представлять себя в той или иной ситуации то «политиком», то «дипломатом», то «судьей», то «учителем» и т.д. В некотором смысле правы теоретики каждой из перечисленных профессий, когда пишут, что каждому из нас приходится вести «политичес­кую» борьбу, участвовать в «переговорах», «судить» или «учить».

Неслучайно мысли дипломата и политика А.Н. Ковалева от­носительно требований к профессиональным качествам совпали с приведенными выше общериторическими суждениями: «Осмот­рительность и способность вызывать, поддерживать доверие - вот, пожалуй, наиболее важные из них» [Ковалев 1975: 157], И далее — «риторическое» продолжение: «Доверие вызывает тот дипломат, чье слово авторитетно, чей стиль поведения как бы сам собой вписывается в общие контуры взаимоотношений данных государств».

Над проблемой «авторитетности слова» стоит глубоко пораз­мыслить, ибо вера словам собеседника, как и сама способность быть убедительным, связана только опосредованно с качествами красноречия. Стоит задуматься над феноменом некоторых поли­тических деятелей (например, А.Д. Сахаров), чья позиция и чье слово были исключительно авторитетны при отсутствии внеш­него красноречия. Значит, вопрос глубже и сложнее: как вызвать доверие (ведь слово — только цель для этого)? Каким человеком «предстать»? Как сознательно формировать в себе некоторые про­фессиональные качества, способные дать прежде всего мораль­ный авторитет, а не просто внешний (словесный также) блеск?

Мы невольно приближаемся к проблеме этического и нрав­ственного облика политика, который непосредственно связан с «образом оратора». Всякие рассуждения о красноречии без свя­зи с этикой и нравственной философией превращаются либо в красивые разговоры, либо в «обманную» науку о внешней сло­весной красоте при отсутствии нравственного фундамента, кото­рый представляет собой основу для возникающего контакта и до­верия к оратору. Если заняться анализом «образа оратора» в по­литике, его нельзя не начать с этики политического деятеля или его общечеловеческих и профессиональных качеств. Но на эту тему написано уже довольно много, и встает вопрос: может ли филология добавить что-либо принципиально новое к имеющим­ся описаниям?

Прежде всего, опыт риторического воспитания говорит о том, что грамотное практическое формирование оратора-профессионала связано с имитацией (imitatio — традиционный раздел в классических риториках), анализом образцов риторического по­ведения, размышлением над качествами личности оратора (тре­бованиями этическими и речевыми), погружением при изучении в стиль описания. При попытках такого анализа мы как бы следу­ем путем классической риторики (см. диалог Цицерона «Оратор», восходящий к идеалистической концепции Платона), когда по­следовательный анализ образцовых качеств позволяет прибли­жаться к некоему «идеалу» оратора. Подобно тому, как Цицерон называет себя бессильным нарисовать образ идеального оратора, при описании качеств политика классические и современные тео­ретики представляют свои концепции, справедливо утверждая, что конечный образ «идеального» политика нарисовать невоз­можно.