НАУКА И ОКРУЖАЮЩЕЕ ОБЩЕСТВО

Социологи знания уделяли, как правило, особое внимание влиянию внешних социальных факторов на деятельность специфических культуросоздающих групп. Например, Штарк [158] утверждает, что существование в Германии и Британии радикально несхожих друг с другом традиций философской мысли является прежде всего следствием различий в социально-политической среде. Он полагает также, что заметное изменение социальной позиции человека искусства, бывшее в свою очередь результатом более общих процессов социального развития, благоприятствовало происшедшему в Европе в конце XVIII века переходу от классического искусства к романтизму. Эти примеры типичны для иллюстрации выявленных социологами связей между продуктами культуры и обществом. Не только темп и направление культурного развития, но и его содержание изображаются непосредственно зависящими от внешних влияний. В отношении науки, однако, внешние факторы рассматривались как менее действенные. Было достигнуто общее согласие в том, что скорость и направление развития науки находятся под заметным воздействием социальных, экономических и технических факторов, источники которых лежат вне самого исследовательского сообщества [115; 8]. Но историки, философы и социологи в своем большинстве не желали принять возможность влияния таких внешних факторов на содержание научного мышления, то есть на его понятия, [:169] эмпирические результаты и способы интерпретации [182; 103].

Надеюсь, причины всего этого теперь уже ясны. Научное знание понималось как объективное изображение физического мира. Научному сообществу нового времени приписывался этос, до минимума сводящий социальные влияния на возникновение и принятие новых научных утверждений и тем самым гарантирующий накопление объективного знания. Если принять эти предпосылки, то не приходится ожидать существования каких-то прямых связей между окружающим обществом и выводами науки, за исключением тех немногих случаев, когда внешнее вмешательство «искажает» результаты ученых. Следовательно, пытаясь понять отношения между наукой и окружающим обществом, социологи видели свою центральную задачу в выяснении того, какой именно тип общества наиболее благоприятствует институционализации «научного этоса» и с максимальной вероятностью поддерживает существование автономного исследовательского сообщества.

Это приводило к тезису, что самые благоприятные условия развития науки обеспечиваются демократическими обществами, поскольку именно они дают представителям чистой науки ту свободу, которую эти последние требуют для того, чтобы иметь возможность без всяких ограничений фиксировать факты внешнего мира, и поскольку наука и демократия разделяют те ценности, от которых зависит производство обоснованного знания [2; 116, с. 522; см. также [139]). Однако стоящие за подобными рассуждениями предпосылки были поставлены под сомнение в двух предшествующих главах. Мы видели, что в научном знании предпочтительнее видеть продукт культуры, который обусловлен обстоятельствами и который невозможно отделить от социального контекста его производства. Мы видели также, что предполагаемый научный этос является просто частью культурного репертуара науки и никоим образом не выступает самой необходимой и важной частью производства научного знания. Поэтому больше нет никаких оснований ожидать, что наука лучше всего создается в социальном вакууме, где институционализированные демократические ценности позволяют беспристраст[:170]ным исследователям формулировать «единственно правильное описание физического мира».

Пересмотр представленной выше традиционной концепции науки дает нам полное право заново рассмотреть возможность существования прямых внешних влияний на содержание того, что ученые считают подлинным знанием. Теперь вопрос уже начал исследоваться эмпирически, и мы можем обратиться к детальным исследованиям развития научного мышления, чтобы показать, насколько они оказываются под влиянием, с одной стороны, вненаучных действий и культурных продуктов, а с другой — действий самих ученых во вненаучных контекстах и тех культурных приобретений, источниками которых оказываются для ученых эти же контексты. Мы уже больше не обязаны сразу отвергать эти возможности как несовместимые с когнитивным и социальным характером науки. Более того, хотя подобные возможности еще не исследованы социологами, они уже начали становиться предметом работ некоторых специалистов по социальной истории науки [107]. Поэтому в следующем разделе я исследую ряд новейших работ по социальной истории науки. Я не буду обсуждать весь спектр внешних влияний на науку. Вместо этого я сосредоточу внимание лишь на нескольких примерах анализа содержания науки, чтобы этим установить явные связи с аргументацией, представленной в предшествующих главах.