Дисциплинарная структура и основные исследовательские программы социальных и гуманитарных наук

Подводя итог рассмотрению философских проблем социально-гуманитарных наук необходимо осмыслить, во-первых, вопросы возрастания роли гипотетического знания в современном мире и, одновременно, уяснить роль дисциплинарной структуры специфического социогуманитарного знания; во-вторых, объяснить формирование в ней двух типов основных исследовательских программ и, в-третьих, понять специфику разделения социально-гуманитарных наук на собственно социальные и гуманитарные.

По первому вопросу хотелось бы начать с того, что сегодня вся наука выглядит парадоксально: она постоянно выходит за границы конкретной предметности, рассуждает о виртуальных мирах и бесконечности, не довольствуется практикой и экспериментом, постоянно расширяет поле своих притязаний, апеллирует к логической системности, увлекаясь воображением и изображает то, для чего явно не хватает ни слов, ни позитивных (предметных, объективных и практически ориентированных) знаний. Вот почему в ней так велика сегодня роль конвенциональности в отношении собственных результатов.

Такое расширение собственных оснований научного знания отражает во многом внутренне противоречащую самой себе ситуацию постмодерна, с его так называемой новой рациональностью и постнеклассическими интерпретациями «невыразимо». Наука, тем самым, все больше превращается во множество дополнительностей, неопределенностей и нестыкованных друг с другом, фактически рядоположенных, гипотетических альтернатив. Примером может послужить прогноз грядущего: либо потепление, либо оледенение в исторически обозримом будущем нашей планеты. В нем учитываются не только периодичность глобальных процессов Солнечной системы и Галактики, но и вариации радиуса и вытянутости земной орбиты, колебания наклона земной оси, флуктуации интенсивности космических лучей, изменение светимости Солнца, переполюсовка земного магнитного поля, парниковые газы в атмосфере, изменения ландшафтов и падение астероидов, крупные вулканические извержения и ядерные взрывы на поверхности земли.

Прогноз по каждому из приведенных параметров дается, в лучшем случае, с оговорками о степени достоверности (от «практически достоверно» - более 99% вероятности; «весьма вероятно» - 90-99% до «вероятно» - 66-90%). При этом решения обычно мотивируются далекими от собственно науки представлениями о предпочтительном будущем. Так Киотский протокол, ориентированный на потепление, был подписан странами Евросоюза с учетом того, что потепление происходит «по вине человека», но не подписан правительством США, связанном с нефтяным лобби, якобы причине того, что влияние человека на климат не исчерпывающе доказано. Россия же, по сообщениям в печати, ратифицировала его в надежде от ожидаемой прибыли от продажи недоиспользованной квоты на выброс CO₂.

Получается что прогнозы о возможном в науке так переплетены с политикой, экономикой и влиянием глобализации, что допускают идеологическое вмешательство сильных правительств и крупных транснациональных корпораций в, казалось бы, чисто рыночные отношения, во многом, в свою очередь, предопределяющие границы научных исследований и тенденции развития даже теоретических программ.

В соответствии с практикой возрастания роли гипотетического знания, открытого манипулированию и действующего в широчайшем плане возможного, постмодерн объявляет словами П. Фейерабенда, что в новой рациональности постнеклассического знания «все дозволено», включая религиозно-мистическую эзотерику, астрологию, ясновидение и нетрадиционное оздоровление, изрядно смахивающих на колдовство.

«Все методологические предписания, - определяет он суть «новой рациональности», - имеют свои пределы, и единственным правилом», которое сохраняется, является правило «все дозволено»… наука и миф во многих отношениях пересекаются… видимые нами различия часто являются локальными феноменами, которые всегда могут обратиться в сходство, и … действительно фундаментальные расхождения чаще всего обусловлены различием целей, а не методов достижения одного и того же «рационального» результата… Не лучше ли будет всем традициям, придающим смысл жизни людей, предоставить равные права и равный доступ к ключевым позициям в общественной жизни независимо от того, что думают о них представители других традиций?» (Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 451-452, 511).

Тем самым множественность точек зрения стирает границы между наукой и не наукой, предрассудки и релятивизм в общественном сознании теснят истину, и объясняется это не недостатком, как в прошлом, но переизбытком информации.

Никогда раньше наука не работала в ситуации информационной свободы и изобилии знаний, рост которого делает невозможной монополию на единственную правильную точку зрения, на единственную процедуру, единственный способ мышления и деятельности «с тем, чтобы исключить все остальное», чего опасался П. Фейерабенд в борьбе за «вседозволенность» в науке.

Ничто «не исключается» из науки, все в теоретическом знании может быть в нее введено с равными правами на истолкование, но только через специфически научное обоснование и конвенции специалистов, а не всеядное заимствование сенсационного и, казалось бы, враз решающего буквально все проблемные вопросы. Ведь в реальности они существуют не в чистом виде, а в условиях коммерсализации всех практически реализуемых отношений современного т.н. «общества знания», в котором экспертные оценки ученных призваны охранять стремящиеся к стабильности рыночные связи, политические системы и институты глобализации от социальных рисков и опрометчивых, не просчитанных до нужной полноты судьбоносных для стран и регионов решений (типа вступления или не вступления в ВТО нашей страны, использования ядерных технологий Ираном и конкретных форм борьбы с терроризмом в международном масштабе).

Средства обеспечения научно-исследовательской деятельности во всех сферах знания стали настолько совершенными и многоаспектными, такими сложными по содержанию и, одновременно, такими простыми в использовании, если иметь в виду компьютерные программы, что позволяют реализовать в теории любые мыслимые исследовательские проекты и универсальные методологии.

Но сегодня осуществляются они все человеком-исследователем и, одновременно, пользователем программного обеспечения Microsoft Corporation и интернет технологий, мотивированными либо простенькими и утилитарными потребностями, либо сложными мировоззренческими интересами и собственными возможностями в обретении осознанного смысла жизни.

Мировоззрение и личностные смыслы во многом производны от социогуманитарного знания, конкретно-исторического сплава в нем объяснения, понимании, интерпретации, веры и сомнения, традиций и новаций. Это знание, кроме житейской мудрости, искусства и литературы, религиозной конфессиональности, ментальности и культурной принадлежности, имеет сложившуюся к концу XIX века в Европе дисциплинарную структуру. Она включает в себя филологические, философские, психологические, педагогические, исторические, социологические, юридические, политические, экономические, антропологические и культурологические науки. Все они образуют социально-гуманитарное знание, подчиняют его сложившемуся исторически комплексу наук об обществе (социальные науки) и человеке в нем (гуманитарные науки).

Объясняя, понимая и интерпретируя поведение и поступки теоретически выявленных типов личности в конкретно-историческом многообразии социальных систем, социально-гуманитарные науки в своих текстах и рекомендациях предопределяют возможные тенденции общественного развития и пределы его познания, критикуя или охраняя, стимулируя и мотивируя должное (с позиций сегодняшнего дня и перспектив на будущее) отношение к миру, общечеловеческим или корпоративным ценностям, требующих принципиального внимания, приоритетного воспитания и образования.

Первыми социальными науками, осознавшими свои дисциплинарные задачи стали история и философия. Затем, вместе с экономическими теориями, заявили о собственной значимости науки, изучающие государство и право, политология, социология и психология, педагогика, филология и, наконец, культурология.

Сегодня каждая из социогуманитарных наук так или иначе стремится к целостности и полноте своего образа реальности и проблематизации предметно различных сфер жизни. Ориентированные на общество, культуру, человека и человечество, они способны просчитывать риски принимаемых правительствами или социальными институтами решений, проводить экспертизы проектов на междисциплинарном уровне и участвовать в социальных и гуманитарных инновациях и преобразованиях.

Все они, однако, становятся действительностью только посредством так называемого человеческого фактора и накопленного во взаимоотношениях людей так называемого социального капитала - взаимного доверия и живого участия большинства в заявленных приоритетными проектах, укрепляющих, по определению, имеющийся в обществе высокий уровень согласия.

В науке согласие задается не столько межличностной коммуникацией, сколько так называемыми исследовательскими программами. По И. Лакатосу (1922-1974), они как конкретно-историческое теоретическое мировоззрение (парадигмы) эпохи, несут в себе все основополагающие инварианты и архетипы самой предпочтительной по масштабам своего времени интерпретации в науке. Исследовательско-научные программы предопределяют формирование и формулирование как эмпирического базиса теории, так и логику построения и ее количественный аппарат измерения и анализа большинства фактов и событий, требующих объяснения и понимания.

В методологии И. Локатоса такие программы включают в себя, во-первых, достаточно жесткое, устойчивое к ситуационным изменениям, «ядро», содержащее важнейшие основоположения и принципы любой, подподающей под их влияние, фундаментальной теории. Это «ядро», во-вторых, окружено своеобразным поясом вспомогательных конструкций и инструментально-прикладных наработок, позволяющих теории гибко реагировать на аномалии и нестыковки с ней и реинтегрировать их в сериях уточнения теории. «Чисто негативная разрушительная критика наподобие «опровержения» или доказательства противоречивости, - справедливо утверждает И. Локатос, - не устраняет программу. Критика программы является длительным, часто удручающе длительным процессом, а к зарождающимся программам следует относится снисходительно…» (Лакатос И. Методология исследовательских программ. М., 2003, с. 146).

«Снисходительность» диктуется тем, что ведущим средством изменения программ является уточняющая недоработки «позитивная эвристика», мало касающаяся жесткого «ядра» и ведущая к «сдвигам проблем». Фактически, лишь изменяющаяся проблематика ведет к смене исследовательских программ в истории.

В качестве примера можно привести научную программу Нового времени, сформированную трудами Галилея (1564-1642) и Ньютона (1642-1727). Первый из них стремился к использованию количественных методов и ориентировал науку отвечать на такие вопросы: как «это» происходит (это – «падение тел», «измерение форм и траекторий их движения») и какими средствами может быть измерено.

Одним из первых Галилей провел ставшее очень важным в Новое время различение первичных (протяженности, величины, фигуры, движения и количества) и вторичных (цвета, вкуса, запаха, звука) качеств тел, данных нам в опыте. На несовпадении этих двух видов качеств в философии Нового времени будет строиться противопоставление природного бытия, объективного, от нас не зависящего, и бытия идеального, строящегося нашим сознанием в культурно-исторических формах.

Первичные – объективные – качества, по сути дела, являются геометрическими и физическими, именно на них будет основываться механистическая картина мира XVII – XVIII вв., вершиной которой станет физика Ньютона, постулирующая пространство с движущимся в нем телами, подчиняющимися законам механики. Однако этими законами нельзя адекватно описать функционирование общества и поведение людей в нем. Поэтому религия и мистика у Ньютона остаются объяснительными принципами, якобы снимающими противоречия в исследовательской программе науки Нового времени.

Но «проблемный сдвиг» в ней уже произошел. Он был осуществлен Декартом (1596-1650) в различении «мыслящей» субстанции, качественно данной нам непосредственно изнутри в мышлении и внешней для человека субстанции «протяженной», измеряемой количественно-пространственно, «в длину, ширину и глубину», имеющей фигуру, движение и определенное расположение частей.

Начатый Декартом «сдвиг» был окончательно осознан Виндельбандом, Дильтеем и Раккертом в начале XX века, разделивших теоретическое знание на «науки о природе» с номотетическим методом обобщения и объяснения и «науки о духе» (культуре, истории) с идеографическим методом индивидуализации и понимания с использованием герменевтики.

Ориентация социально-гуманитарных наук на обобщение и объяснение привела к осознанию существования в них натуралистических исследовательских программ, в то время как устойчивое стремление ряда известнейших гуманитариев к выявлению характерных, и одновременно, раз от раза во всем не повторяющихся социальных фактов и отбору их с позиции ценностей убедительно свидетельствовали о наличии в науке иных, культуроцентристских (ненатуралистических) программ.

Творцы, в частности, О. Конт в позитивистской социологии, натуралистических исследовательских программ считали главным описание (изложение) событий и фактов с наибольшей объективностью, без привнесения иллюзий и предрассудков и без искажения всего, происходящего на самом деле. Под натурализмом также понимается и редукционизм как сведение сложного к простому и очевидному (механическому, физическому или биологическому).

Сегодня натуралистическое поле интерпретаций общества и человека в науке крайне ограничено. Возьмем, к примеру, концепцию замечательного этолога К. Лоренца (1903-1989) об агрессии. Его утверждение о врожденной агрессивности человека, как и всех высших животных, при большом желании, можно свести к редукционизму: но он, все же, нашу ситуацию в мире не упрощает, называя человека Двуликим Янусом. Он видел в человеке единственное «существо, способное с воодушевлением посвящать себя высшим целям» Для Лоренца, такое воодушевление нуждается, при этом, «в психофизиологической организации, звериные особенности которой несут в себе опасность, что оно будет убивать своих собратьев в убеждении, будто так надо для достижения тех самых высших целей» (Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М., 1994, с. 256). Какая же это натуралистическая программа?

Нам всем угрожает внутривидовая агрессия. В прошлом, по Лоренцу, - она помогала выживать сильнейшим, сегодня же – приводит к ксенофобии, терроризму, национальным войнам и нетерпимости к инакомыслящим и инакочувствующим. Необходимо в обществе эту агрессию целенаправленно переориентировывать, считает Лоренц, проводя социогуманитарные аргументы, для того, чтобы человечество могло сохраниться без больших потерь, переориентировать на творчество, соперничество в достижениях, спорт, овладение космосом, расширением кругозора в реальном межличностном общении и приобщении к культурам иных стран и народов, общего достояния всего человечества.

Исследовательская, формально натуралистическая научная программа К. Лоренца, а он лауреат Нобелевской премии за 1973 год по физиологии и медицине, гуманистична и практична во всех своих предпосылках и следствиях. Больше всего его беспокоил разрыв между поколениями. Сегодня молодые люди, принадлежащие к разным народам, имеют, - полагал Лоренц, - большее сходство между собой, чем со своими родителями. Складывается впечатление, что мы достигли опасной критической точки, «когда молодое поколение противостоит старшему как враждебной этнической группе» и, одновременно, «они создают себе собственную группу или даже две, преследуя неосознанную цель сражаться за свою группу и против чужой, а при необходимости и против всего мира» (Лоренц К. Отцы и дети//Новое время, 1993, №4, с. 56-57). И это во многом потому, что слишком наша современная цивилизация ориентирована на удовольствие при абсолютно пассивном состоянии души. Нам не хватает духовности, а ее нельзя просто заимствовать у общества. Ее надо развивать в себе, и чаще всего по авторитетным примерам достижений старших поколений, а так же обучением, широко востребованным собственным образом жизни и ожиданием окружающих. Со всем этим в обществе рыночных отношений положение неудовлетворительное. Слишком многое пущено здесь на самотек.

Нужно качественно изменить воспитание, но в нем, как известно, сам воспитатель должен быть воспитан. Свои рецепты совершенствования предлагало Европейское Просвещение, и оно выработало соответствующие программы, во многом оставшиеся всего лишь благими пожеланиями. Они распространены и сегодня.

Одна из лучших среди современных – это этика благоговения перед жизнью А. Швейцера (1875-1965), тоже лауреата Нобелевской премии, но уже мира, за 1952 год. Но и она, как и убеждения Лоренца, адресована не массам, а личностям. И это главное в культуроцентристских программах нашего времени. Подобные наукоемкие гуманитарные программы предполагают построение гражданского общества, заинтересованного соучастия в делах всех, нуждающихся в адресной поддержке и приобщении к конструктивным традициям обретения смысла жизни.

Такие программы в современной русской культуре можно обрести в творчестве А.И. Солженицына, с его проектом: «Как нам обустроить Россию», в работах И.Р. Шафаревича, показавшего, что «Русская цивилизация может предложить человечеству древнюю культуру, идеал который – не двигать куда-то мир, а сосуществовать с ним; не в беге времени, а в идее вечности… народ создает или воссоздает некоторые новые чувства и моральные принципы. Но сделать их действенной частью жизни – это уже дело интеллигенции. Для этого они… должны быть вербализированы и рационализированы, превращены в связное мировоззрение» (Шафаревич И. Зачем России Запад? М., 2005, с. 71-72).

Мировоззрения, а без них нет культуроцентрических научных программ, в XX веке не могли не быть альтернативными. Именно в этом смысл плюрализма, согласно которому, к примеру, глобализму (см. Сорос Дж. О глобализме. М., 2004) закономерно противостоит в умах программа православия (см. Панарин А. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2003). Но между альтернативными программами возможна не только конфронтация и непримиримая борьба, а и определенные конвенциальные соглашения в лице авторитетных ученых и общественных деятелей. Ведь у большинства действительно научных теорий в социально-гуманитарной сфере есть многие признаки фундаментального знания. В них, если вспомнить И. Лакатоса, жесткое «ядро», достаточно защищенное от явно пропагандистских инсинуаций, пока живы люди, на практике своей жизнь его воплощающие.

Поэтому научно-исследовательские программы не ограничиваются текстами, их «ядра» обрастают как всем перечисленным в воззрениях К. Лоренца, А. Швейцера, А.И. Солженицына, И.Р. Шафаревича, Дж. Сороса, А.С. Панарина и др., так и тем, что мотивирует их соратников-последователей.

Только с крушением этого «защитного поля» в лицах человеческого фактора как натуралистических, так и культуроцентрических проектов, научно-исследовательские программы в социогуманитарной сфере становятся доступными не только для критики и проблемных сдвигов – реинтерпретаций, но и Великих Отказов от них.

Растянутые во времени жизни нескольких поколений, они раскалывают не только конкретно исторические общества, но и научные сообщества на альтернативные или сотрудничающие группы и школы, подготавливающие своей деятельностью новые исследовательские проекты и научные программы объяснения и понимания общества и культуры, а также смыслы жизни конкретно-исторического человека, связывающего собой их целостность и относительные единства.

Науки об обществе, культуре и человеке подразделяются собственно на социальные (социологические, юридические, политические и экономические) и гуманитарные (филологические, психологические, философские, педагогические, исторические, антропологические и культурологические). Их деление не абсолютно и во многом определяется авторскими позициями в проведении в жизнь натуралистических или культуроцентристских исследовательских программ.

В литературе по этому вопросу практикуется разделение названных наук как по предмету (социальные науки типологизируют общественные закономерности, изучают макро- и микроструктуры функционирующих социальных систем и соответствующих им разновидностей личностей), так и по методам (для социальных наук обобщение и объяснение, для гуманитарных – индивидуализация и понимание).

Все, казалось бы, просто и очевидно. Но это не так, хотя бы потому что гуманитарные науки, включают в себя и широчайший спектр вненаучного знания – искусство, этику, эстетику, аксиологию как учение о ценностях, религию, эзотерику и крайне проблемные парапсихологию и околонаучную публицистику, типа «Физики веры» (см. Тихоплав В. Ю. и Тихоплав Т. С. Физика веры. СПб., 2002, из аннотации к которой мы узнаем, что «из анализа данных новейших выдающихся открытий из области физики однозначно следуют сногсшибательные факты: мир имеет Божественную природу! Рациональное объяснение, оказывается, может быть дано таким невероятным вещам, как душа, ангелы, бессмертие!»).

Такое знание, как мы уже знаем, не противоречит постмодерну и соответствует постнеклассической парадигме новой рациональности, однако до статуса науки, когда мы имеем устойчивые и однозначные результаты при любых повторениях исследовательских процедур, они явно не дотягивают или вообще не ставят себе – как искусство – целью.

Вненаучное, не антинаучное, а дополняющее науку, знание – в виде таких специальных разделов философии как этика, эстетика, аксиология – обращается к уникально-неповторимому опыту человека в культуре, к экзистенциальным проблемам нашего бытия, к феноменам свободы воли и духовности, которые сложно вербализуются, принципиально не верифицируются, то есть однозначно не проверяются коллективной практикой и, прямо-таки, ускользают не только от теоретического объяснения, но и тривиального понимания. Они требуют развитой рефлексии, сопереживания, самоидентификации, способности становиться на сторону другого и во многом видеть личностные смыслы, а не только общеупотребительные значения.

Словом, если гуманитарное, в том числе и вненаучное, знание стремится видеть субъектно-духовную природу всего человеческого, понимать сущее как бы изнутри, что социальное – абстрактно – аналитически подходит к обществу, культуре и человеку в большинстве случаев извне, изучая их во внешних проявлениях предельно объективно и обобщенно.

Хотя нельзя не заметить, что на стадии постнеклассики наука все больше и больше приобретает человеческое (субъектное) измерение, все активнее внедряющееся в природу, общество и культуру.

Даже в космологии, науке, казалось бы, чрезвычайно далекой от каждого из нас, сегодня продуктивно используется так называемый антропный принцип, превращающий человека в структурно-необходимую часть мироздания, рационально совмещенную с фундаментальными законами Вселенной.

Присутствие человека, а значит и его культуры, становится закономерным условием ее существования. Сущностью же культуры, которая программирует и предопределяет наше поведение является организация человеческого общежития силами самих людей. Феномен культуры демонстрирует существование особого рода объективности, связанной с социально-гуманитарным отношением человечества к миру. Оно, будучи изначально производным от рационального осознания и эмоционального переживания полноты бытия людьми – творцами социогуманитарного знания, воспитывает и образовывает нас в качестве личностей.

В таком знании есть общее, особенное и единичное. «Общее» - это социальное, «особенное» (с учетом различия стран, народов, ментальности и духовности) и «единичное» (неповторимо присутствующее в личности) – гуманитарное. Грани между социальным и гуманитарным такие же подвижные, как между наукой и вненаучным знанием, хотя только действительная наука способна в полной мере проявлять себя в исследовательской, критической, нормирующей, корректирующей и экспертной деятельности своих ответственных и компетентных субъектов социогуманитарного знания.

Литература

1. Кохановский В.П., Пржиленский В.И., Сергадеева Е.А. Философия науки. М. – Р-на-Д, 2005

2. Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001.

3. Микешина Л. А. Философия познания. М., 2002.

4. Микешина Л. А. Философия науки. М., 2005.

5. Основы философии науки. Под ред. Лебедева С. А. М., 2005.

6. Скляр В. В. Культурология. Краснодар, 1995, с. 151-167

7. Скляр В. В. Философия старая как мир и вечно молодая духовность. Краснодар, 2006, с. 239-498

8. Современные философские проблемы естественных, технических и социально-гуманитарных наук. Под ред. Миронова В. В. М., 2006.

9. Социальные знания и социальные изменения. Под ред. Федотова В. Г. М., 2001.

10. Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000.

11. Томпсон М. Философия науки. М., 2003.