Коммуникативность в науках об обществе и культуре: методологические средства и императивы

Идеи о жизни, пространства-времени, ценностной природе социально-гуманитарного знания должны быть понятны не только индивидуально-авторскому мышлению, они должны быть признаны научным сообществом. Такое «признание» достигается в процессах общения, или коммуникации (от лат. – «делаю общим», «связываю», «взаимодействую»).

О формах и способах коммуникации в научных сообществах мы уже говорили в связи со спецификой субъекта социально-гуманитарного познания. И вот настало время рассмотрения коммуникативности как таковой, без чего невозможно осмысление ее методологии и императивов в науках об обществе и культуре.

В отличие от производственной деятельности, направленной на изменение природы, коммуникация ориентирована на преобразование людей, находящихся в общении, как межличностном, так и с помощью средств так называемой массовой коммуникации. Это преобразование происходит под влиянием информации.

Общение как обмен информацией (сообщениями, установками, знаниями) строится по модели «коммуникационной ситуации», элементами которой являются: адресант (передающий информацию), адресат (ее получающий), содержание сообщения, ее языковое оформление в текст (общий для адресанта и адресата информационный код), средства передачи информации (устные и письменные сообщения, публикации, научные конференции и дискуссии), смысловой контекст, сближающий или, наоборот, разделяющий адресанта и адресата, объединенных интересом и общей парадигмой понимания или, напротив, исповедующих конкурентные исследовательские программы. И, наконец, в коммуникативную ситуацию входит, так называемый климат мнений, характеризующий те или иные группировки в научных сообществах, совпадающие или нет с позициями в них большинства.

Понятие «коммуникативная ситуация» показывает барьеры, которые должна преодолеть коммуникация в науках, определяет способы и средства повышения их эффективности во всех трех основных разновидностях коммуникативности. Кроме «обмена информацией» к ним относятся также «взаимодействие» (интеракция) и взаимопонимание (перцепция).

Первая из этих последних строится по моделям либо кооперации, либо конкуренции, вторая складывается из понимания (посредством рефлексии и идентификации) мотивов субъектов и объектов коммуникативной ситуации, из восприятия адресантов и адресатов как достойных партнеров или, напротив, недоброжелателей.

Особой формой общения во второй половине XX века становится массовая коммуникация, а с последней трети его – и интернет. В социально-гуманитарном знании она своеобразно представлена в виде научно-популярных изданияй (от журналов до брошюр и книг, написанных специалистами для неспециалистов и всех любознательных), из которых научное и околонаучное большинство узнает о новинках не только в смежных со своими областях знания, но зачастую находящихся и в сфере субъективных профессиональных интересов специалистов: за всем ведь не уследишь! Хотя именно на это претендует массовая коммуникация, прежде всего – телевидение.

Еще в 1978 г. Г.Д. Лассуэлл сформулировал общую схему массовой коммуникации, как отвечающую на следующие вопросы: «Кто сообщает – Что – по какому Каналу – Кому – и с каким Эффектом». В соответствии с ней в науках об обществе и культуре должны изучаться адресант (коммуникатор) – авторитарная организация или индивидуальный исследователь; письменные сообщения, содержащие ссылки и выводы; каналы – издательства, агентства; адресат (аудитория) и результаты (изменение или укрепление установок и исследовательских парадигм), которые в жизни имеют латентный (внешне не выраженный, скрытый во времени, требующий мониторингового исследования) характер.

Схема Г. Д. Лассуэла была конкретезирована путем доведения ее до прикладной модели так называемого потока информации, обращенной не к изолированному индивиду-адресату, а сначала, и в первую очередь, к наиболее активной и однозначно авторитетной (пассионарной по Гумилеву) части научного сообщества («лидерам мнения»). А от лидеров, и наряду с ними, - на остальную часть аудитории. Составной частью этой схемы являются так называемые группы давления, активно проявляющиеся в публичной деятельности (в печати, дискуссиях, презентациях, распределении грантов и т. п.)

Так наука XXI века явно или через умолчание исполняет социальный заказ и удаляется от декларируемой в традиционализме и модернизме беспристрастности в исследовательской работе ученого и мыслителя. Вместе с верой, расширением компетентности вненаучного знания и ценностей, социальный заказ и финансирование под него безальтернативных проектов становятся очевидными и достаточно массовыми реалиями в науках об обществе и культуре современности.

Во всех коммуникативных ситуациях, соответственно, возрастает моральная ответственность ученого и научного деятеля, исповедующего не только плюрализм императивов познания, но и несущих персональную ответственность в действиях даже «всему вопреки», если уверен в собственной методологической и научно-практической состоятельности. Это очень трудно, хотя подвижничеством и самостоятельностью такого рода богата история и философия науки. Примером чего в наше время является - все та же концепция Л.Н. Гумилева. Парадоксальная по содержанию монография «Этногенез и биосфера Земли», полная визионерской убежденности и неакадемических ассоциаций, была неоднозначно и сложно воспринята научным сообществом. Сегодня же соответствующая ей коммуникативная ситуация во многом изменилась: ее «адресат» - широкая неакадемическая общественность; «смысловой контекст» включает в себя заданное автором системное единство научного и вненаучного знания, которое уже не воспринимается шокирующе, а «климат мнений» доброжелателен и требует продолжения (и оно осуществляется энтузиастами – лидерами мнения в написании новой истории, развивающей евразийские взгляды ее основателя Л.Н. Гумилева).

Из всего информационно связанного с коммуникативной ситуацией в науках об обществе и культуре следует, что хотя новое знание имеет индивидуально-авторское происхождение, развивается и доводится до кондиции и добивается признания оно в конкретных исследовательских коллективах и научных сообществах. Примером этого является открытие Дж. Уотсоном, Ф. Криком и М. Уилкинсом структуры ДНК, блестяще описанное Дж. Уотсоном в книге «Двойная спираль» (М., 1969). Здесь же надо сказать, что коммуникативность в социогуманитарном познании не сводится к барьерам, индивидуально преодолеваемым исследователем, она расширяет персональные возможности всех и каждого, вводя в горизонт притязаний исследователя актуальные возможности человечества. Особенно это очевидно в связи с интернетом.

Его сетевой, децентрализованный, прозрачный и, обеспечивающий максимальную информационную доступность характер преодолевает всякую ортодоксию и так называемую индоктринацию, то есть любую монополию групп или учений на истину. Электронная коммуникация обеспечивает плюрализм мнений, равенство партнеров, создает идеальные возможности для рефлексирующего диалога. В ней – снижение харизмы, непосредственное межличностное общение и все для творческой самоактуализация личности – вне социальных ролей и функций, исполняемых в конкретных научных сообществах и коллективах. Тем самым информация рождается «на кончиках пальцев» человека-оператора и возникает особый «веб-стиль жизни» (от англ. World Wide Web – “всемирная паутина») не только для досуга, но и научных исследований.

«В информационную эру понятие связи (мое – коммуникации, общения) получает более широкое толкование, - доказывает легенда компьютеризации Билл Гейтс, - нежели просто обеспечение контактов между людьми. Интернет создает новое единое пространство обмена информацией… есть у этой реальности две особенности, отличающие ее от телетехнологий: во-первых, с ее помощью отыскивается нужная информация, во-вторых, она позволяет объединять людей в группы по интересам… Используя электронные средства организации работы, группа людей может выполнять совместные действия почти так же быстро, как одно действие выполняется одним человеком – но только добавьте сюда еще и всю мощь объединенного интеллекта членов коллектива. Сильные коллективы потому и сильные, что над идеей каждого там думают все… Для нужд нашей организации мы создали новый разум, в основе которого лежат электронные технологии… оборудование и программное обеспечение; от обычной компьютерной сети ее отличают точность, оперативность и богатство предоставляемой операции, что дает интеллектуальным работникам возможность осуществлять коллективную деятельность и вырабатывать оригинальные решения» (Гейтс Б. Бизнес со скоростью мысли. М., 2001, с. 14-16).

Коллективность и оригинальность обеспечиваются плюральным доступом к информации, что обеспечивает демократизацию науки и скорую обратную связь результатов исследований с внедрением и социальным заказом в условиях рыночных отношений.

Коммуникативность в ее простых и сложных формах обуславливает функционирование современной науки и полностью соответствует логике ее развития в терминах таких известных ее теоретиков как С. Кун (1922-1996), И. Лакатос (1922-1974), П. Фейерабенд (1924-1998) и К. Поппер (1902-1994).

Она же продуцирует и интеллектуально-моральную общность (интерсубъективность) между всеми участниками познавательного процесса в науке в целом и в исследованиях общества и культуры, в частности. Любая оригинальность в них должна, в принципе, быть понятна – пусть и при соответствующих усилиях – большинству в научном сообществе. Понимание, как и взаимовлияние, взаимодополнительность социогуманитарных концепций, достигается с помощью и на основе так называемых конвенций (от лат. - соглашение), сформулированных и признанных как в письменно зафиксированной, так и в подразумеваемой – в силу очевидности – формах.

Познавательная конвенция базируется на признанных нормах, правилах сбора и интерпретации фактов, общности информационных кодов и так называемых языковых гир (по Л. Витгенштейну).

Конвенционализм как философское течение был сформулирован А. Пуанкаре (1854-1912) в отношении гипотез. Для него «есть гипотезы разного рода: одни допускают проверку и, подтвержденные опытом, становятся плодотворными истинами; другие, не приводя нас к ошибкам, могут быть полезными, фиксируя нашу мысль, наконец, есть гипотезы только кажущиеся таковыми, но сводящиеся к определениям или к замаскированным соглашениям. Последние встречаются главным образом в науках математических… эти условные положения представляют собой продукт свободной деятельности нашего ума, который в этой области не знает препятствий. Здесь наш ум может утверждать, так как он здесь предписывает; но его предписание налагаются на нашу науку, которая без них была бы невозможна, они не налагаются на природу. Однако произвольны ли эти предписания? Нет; иначе они были бы бесплодны. Опыт предоставляет нам свободный выбор, но при этом он руководит нами, помогая выбрать путь, наиболее удобный. Наши предписания, следовательно, подобны предписаниям абсолютного, но мудрого правителя, который советуется со своим государственным советом» (Пуанкаре А. О науке. М., 1983, с. 7-8).

Из приведенного высказывания следует несколько пояснений – интерпретаций. Во-первых, в отличие от наук о природе, науки об обществе и культуры ценностно ориентированны и развиваются вместе с человечеством. Поэтому в любом отрезке времени они гипотетичны в отношении общего в собственных выводах. Законы общества и культуры – это так называемые законы – тенденции. Они проявляются лишь в деятельности людей, поэтому выражают ту или иную степень согласия субъектов в отношении их нормативности. Во-вторых, перенос математических закономерностей в авторских редакциях на социогуманитарное знание сегодня оправдан тем, что как и математика, так и гуманитарные науки, имеют дело с Универсумом, в отношении которого интерсубъективность так или иначе должна быть нормирована путем «определений или замаскированных соглашений», имеющих не абсолютный, а относительный (временный и, вместе с тем, достаточно определенный) характер. В-третьих, социогуманитарные науки, основанные на свободе и выборе предпочтительного в деятельности, подчиняются возможностям культуры, их породившей, и не являются проиволом, так как все такие науки выступают закономерным комплексом, где все парадигмально связано со всем и составляет общий горизонт знания («жизненный мир», по Э. Гуссерлю).

Ведь история человечества объединяет собой, минимально два процесса: первый не имеет личностного характера, в нем человечество участвует лишь как производительная сила общества. Второй – вырастающий из коммуникативности – одухотворяется сознанием и эмоциями, предопределяется выбором возможностей и напрямую зависит от целепологания личностей и наших конвенций о нормах знания и должном поведении в обществе и культуре.

Названные процессы целостны и комплексны, они разделяются только силой абстракции, но в ней, этой последней, есть относительная свобода выбора, как и отказа от многого из прошлого. Иначе зачем нужны эти «полунауки» - юридические, социальные, исторические (по Л. Н. Толстому), которые сами однозначно ничего не отвечают на вопросы жизни по глубинной сущности явлений, а только все усложняют и спрашивают, «потому, что тут, хотя вся работа умственная направлена именно на мой вопрос, ответа нет, и вместо ответа получается тот же вопрос, только в усложненной форме» (Толстой Л. Н. Исповедь. Тайный дневник Р-на-Д, 1998, с. 27).

Полагаю, что в приведенном фрагменте великий искатель императивов абсолютного смысла жизни человечества не слишком прав в постановке проблемы усложненных форм вопрошания в науках об обществе и культуре. Именно они – заслон от примитивизма и всего лишь утилитарности. Они вводят в человеческое бытие свободу и, расширяя сознание во всех, ищущих смыслов и пониманий, позволяют видеть не только природу, но и наш рукотворный мир, не ограниченный эмпирическим опытом, а требующий трансцендирования и выхода в Вечность и Бесконечность, без чего нет перспектив и целостности человеческой личности и нашего продолжения в будущем.

В этом плане особенно продуктивна позиция неоднократно упоминаемого ранее К. Поппера, показавшего, что «нормы и нормативные законы могут вводится и изменяться человеком – точнее, договором или решением соблюдать или изменять их, а поэтому человек несет за них моральную ответственность: не за те нормы, которые он обнаруживает в обществе, только начиная размышлять над ними, а за нормы, которые он согласился соблюдать, когда у него были средства для их изменения. Нормы искусственны в том смысле, что порицать за них, кроме себя, некого - ни Бога, ни природу. Улучшать их, если мы считаем их сомнительными, - наша задача… Природа состоит из фактов и регулярностей, которые сами по себе не моральными, не аморальными не являются. Мы сами навязываем идеалы природе и тем самым привносим в мир природы мораль, хотя сами при этом являемся частью природы. Мы – продукты природы, но природа же дала нам власть изменять мир, предвидеть и планировать будущее и принимать далеко идущие решения, за которые мы несем моральную ответственность» (Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992, т. 1, с. 95-96).

Из приведенных утверждений следует возможность существования различных нормативных систем долженствования, приводящих к альтернативным авторским концепциям тех или иных наук об обществе и культуре. Однако они не произвольны, в большей своей части являются проектами, сила и убедительность которых в людях, собственным примером их в жизнь в обществе и культуре воплощающих. Причем выбор между концепциями – долженствованиями не похож на взвешивание товаров на рынке, так как на чашу своеобразных весов принятия решения ставятся не просто факты, но так или иначе принятые обязательства, соединяющие нас с предпочтительным и в той или иной мере желанным и свободно избранным будущим. В этом у авторского мышления должны быть последователи и критики, методологически и рационально стремящиеся к истине и ломающие все несостоявшиеся стереотипы и конвенции прошлого.