Игрушки для девочек

– Привет! – заскочил Тошка к Ане. – С добрым утром!

– Да, да, – спросонья согласилась Анька. – А теперь закрой дверь и рот. И выйди вон отсюда.

– Утро уже, между прочим, – объявил Тошка. – Давно уже, причем. Вставай уже.

– Я встану и убью тебя, если ты не дашь мне поспать, – пообещала Анька.

– Тут у нас конфликт интересов сейчас образуется, – хмыкнул Тошка. – Потому как ты спать хочешь, а я есть. А пока ты спишь – кормить меня никто не будет. Так что, думаю, самым лучшим вариантом для тебя будет – встать и накормить меня. А потом можешь и поспать еще.

– Тошка, отвали! – взбрыкнула под одеялом Анька. – На кухне найди себе чего‑нибудь.

– Ай‑ай‑ай… – застонал Тошка. – Как живот схватило с голодухи. Умру сейчас.

– Не пройдет твой спектакль! Ты каждый день умираешь! – отчитала Анька и швырнула подушкой. – Сгинь, говорю!

– Ай‑йа! – вскрикнул Тошка. – Больно, между прочим. Теперь тебе придется встать, покормить меня завтраком и залечить мои раны!

– Я встану и убью тебя! Это быстрее! А потом я лягу спать! – крикнула Аня и накрылась одеялом с головой.

– Зло спит! – торжественно объявил Тошка. – Глупо будить спящее лихо. Тем более что оно с утра выглядит чудовищно.

И выскочил из комнаты, хлопнув за собой дверью. Потом приоткрыл дверь и сказал:

– И нечего тапками кидаться. Потом сама не найдешь. Будешь босиком ходить. Как Лев Толстой!

В дверь ударил второй тапок. Тошка улыбнулся и побрел на кухню, где, наслаждаясь утренней тишиной, пила кофе Анина мама.

– Что у нас на завтрак, престарелая женщина? – бодро спросил Тошка.

– У вас на завтрак – побои, – ответила Анина мама. – Что это за «престарелая женщина» вдруг появилось в обращении?

– За один только завтрак я буду готов вас называть Царственной Старушкой. Или Высокородной Дамой. На ваш, разумеется, выбор. Могу Мадам‑Капрал. И весь этот ассортимент за какой‑то паршивый завтрак, – принялся торговаться Тошка.

– Чего это у меня завтрак паршивый? – возмутилась Анина мама. – И что случилось с обещанной мне вчера «Первая красавица»?

– Инфляция, мэм, – вздохнул Тошка. – Годы берут свое. Еще вчера вы были первой красавицей, а сегодня…

– Хамло! Бесстыжее хамло! – поставила дагноз Анина мама.

– Я с голодухи, достопочтенная сеньора! – взвыл Тошка. – И от боли! Ваша дочь в ответ на невинную просьбу покормить избила меня! Ногами! Этими восхитительными ножками, коими, увы, уже обделена мать ее. О, годы! Как вы беспощадны! Вы отпечатали на этих ногах все трудности и проблемы, что сопровождали в жизни эту святую женщину!

Тошка стал в позу и продолжил завывать:

– Муж, что не подставлял плечо с минуты переноса шкафа! Садистка‑дочь, что дрыхнет постоянно, забыв о том, что мать ее рожала! Бессонные ночи, слезы в подушку, декалитры валерьянки – все отпечаталось в ногах! Болят они! Болит душа! Широкая – одна на всю семью! Никто, никто из всех домашних не даст ни крошки Тоше! Никто, кроме матери семейства. Ибо сердоболие ее…

– Да не готовила я еще! – отмахнулась Анина мама. – Все спектакли твои зря. Возьми в холодильнике себе что‑нибудь.

– Не могу я взять в холодильнике, – уныло протянул Тошка. – Известно ведь: женщины достают еду из холодильника и угощают ею. Мы стоим и нудим в ожидании завтрака. На этом держится мир! Нельзя нарушать устоев.

– Отстань! – отмахнулась Анина мама. – Либо возьми в холодильнике, либо жди завтрака. И не устраивай спектаклей!

– Ай‑ай‑ай! Как живот схватило! Еды!! Немножечко еды!! – застонал Тошка, упав на пол. – Ну бога ради…

– Не верю! – Станиславский тихонько ойкнул в могиле от зависти к Аниной маме. – Смените репертуар!

– Что за крики с утра? – появился Анин папа в халате. – Ежеутреннее шоу «Доброе утро, семья» в исполнении этого уничтожителя еды? Привет, Антон. Скрутило живот, небось с голодухи?

– Я умираю, седовласый, – поднял Тошка скорбное лицо. – Не принесешь ли ты из холодильника умирающему немного еды? Да, да. Ветчины будет достаточно.

– Я бы с радостью, – ехидно парировал Анин папа. – Но, во‑первых, ты слишком много жрешь. А во‑вторых, женщины достают еду из холодильника, а я не женщина! Я не могу нарушать устоев. Сходи Аню попроси.

– Я уползаю… – обессиленно протянул Тошка. – Я уползаю в спальню к Ане. Быть может, там печенье есть… Что не доела она ночью… Я к деве юной в спальню вхож – завидуй мне, о старый скупердяй! Вперед, Антон! На поиски печенья!

Тошка на четвереньках пополз в сторону Аниной спальни.

– Актера в доме не хватало! – начал было Анин папа ямбом, но спохватился вовремя. – Тьфу. Так можно разучиться говорить!

– Глаголом разучиться жечь… Так будет красивее, – захихикала Анина мама.

– Тошк‑а‑а‑а‑а! – закричала в коридоре Аня. – Мама, он умер!!

– Спектакль, наверное, новый! – не поверила мама…

Тошка лежал в коридоре, уставившись незрячими глазами в потолок. Рядом плакала Аня.

– Хм‑м. Действительно, умер, – ощупав грудь Антона сказал Анин папа.

– Ты смотри как… – прошептала Анина мама.

– Вам что – трудно было его накормить! – закричала Аня. – Кусок хлеба с маслом зажали?!

– Не ори! – строго сказал папа. – Это твой тамагочи! Кто должен был его кормить, а? Вчера его не кормила ни разу! Кто тебе виноват, а?

– Я вчера занята была! У меня дела были! – оправдывалась Аня. – А вам трудно было? Я ж его восемь месяцев кормила… Совсем уже взрослый был!

– Начнешь заново, – пожал плечами папа. – Сейчас…

– Я не буду на это смотреть! – скривилась Аня.

– Унеси его, а? – попросила мама

Папа нажал пальцем где‑то за ухом Антошки и отнес его на диван в гостиной. Там он посмотрел на сморщившегося Антошку и пробормотал:

– Сам ты скупердяй!

– Папа, завтракать! – крикнула из кухни Аня…

Они уже почти заканчивали завтрак, когда из гостиной, нетвердо держась на ногах, вышел карапуз, на вид полутора лет от силы.

– Антошка!! – закричала Аня. – Маааленький!

– Хорошенький какой, а… – восхитилась Анина мама.

Карапуз оглядел семью, улыбнулся, погладил себя по животу и сказал:

– Ням‑ням!

– Началось… – пробурчал под нос старый скупердяй, Анин папа.