Виртуальная экономика

Вы, греки, навсегда останетесь детьми, не обладая никаким знанием древности и никакой древностью знаний.

Из высказывания египетского жреца Солона из Афин, 7 в. до н.э.

В последние десятилетия процесс извлечения доходов с помощью ростовщичества, спекуляций, организационного, информационного, военного и финансового давления стал активизироваться ещё в одном направлении. Оказалось, что деньги способны не только самостоятельно обращаться вне сферы реального производства, но и приносить при этом громадный доход. То есть фондовые игры становятся весьма прибыльным видом бизнеса.

Более того, обнаружилось, что при отрыве финансового рынка от реального длительность производственного цикла уже не ограничивает скорость денежного оборота, а поэтому финансовая рента зачастую оказывается в 5 и даже в 10 раз большей, чем прибыль в реальном секторе экономики. Поэтому только с 1960 по 1976 годы капитал и резервы коммерческих банков США увеличились с $21 до $75 млрд

Например, в России середины 90-х годов средняя рентабельность промышленности составляла 6%, а убыточность сельского хозяйства – 18%. В то же время средняя доходность 6-месячных МКО равнялась 40,0%, а годовых ГКО – 32,28%. Более того, иногда прибыльность ГКО достигала 80%, а временами доходила до 200–300%. И это обстоятельство сметало на своём пути всяческие преграды морального, этического, разумного, социального или долговременного плана: «При 300%, нет такого преступления, на которое он (т.е. капитал) не рискнул бы, хотя под страхом виселицы» (К.Маркс и Ф.Энгельс).

Поэтому кроме классической формы товарно-денежного обращения Т – Д – Т, способствующей повышению общественной производительности труда и преодолению индивидуальных, временных и пространственных границ хозяйственных субъектов, характерных для бартерного товарообмена, в экономике начал функционировать параллельный ему самодостаточный денежно-товарный Д – Т – Д и даже чисто денежный Д – Д рынки. Отсюда «Многократно опосредуясь в процессе эволюционного развития экономической системы, финансы теряют связь с материальным носителем» (В.В. Липов).

Деньги стали всё в большей мере отрываться от реального производства, они превратились в самоцель, сформировали собственную финансовую систему. «Речь идёт о великой спекулятивно-ростовщической революции, ставящей в центр экономической жизни уже не предприятие, а банк» (А.С. Панаргин). В результате современное банковское дело всё в большей мере утрачивает своё продуктивное служение обществу и трансформируется в предельно развитое во всех формах ординарное ростовщичество. «Банкиры думают только о денежных формулах. Фабрика для них– учреждение не товаров, а денег» (Г. Форд).

«Здесь, в сущности, сталкивается нечто большее, чем просто две формы экономической философии. Это два различных взгляда ни мир, на смысл бытия, две универсалии: реальность и её исчисление, её искусственный двойник» (А.И. Неклесса). В одной из них смыслом обладает только продуктивная деятельность, в другой – деньги. Одна направлена на производство, другая – на поглощение его итогов. В одной талант и энергия людей способствует созиданию, а в другой – голой наживе.

В результате становления виртуальной экономики «Капитализация глобального фондового рынка выросла за 90-е гг. в 2,5 раза, в то время как ВВП увеличился едва ли на одну четверть. Оборот валютных бирж на порядок превышает мировую торговлю товарами и услугами. Такие разрывы говорят об огромной роли, которую играют краткосрочные, спекулятивные операции в современных финансах» (В.М. Коллонтай). При этом «Потребительский спрос, обеспечивающий 2/3 экономического роста США, во всё большей мере опирается на устойчивость роста курсов ценных бумаг» (Э.Кириченко и В. Марциневич). В то же время «Экономический рост, питаемый бумом курсов ценных бумаг (среди которых сегодня решительно преобладают производные, – так называемые дериваты или деривативны), без реальной отдачи для работающих, – разве это экономический динамизм?» (В.И. Корняков).

Как утверждал А.Б. Кобяков, «в этот период декларируемые темпы роста прибылей компаний почти на порядок превышали рост экономики в целом. Это казалось неестественным для многих независимых экономистов, но их голоса были практически не слышны, поскольку рынок впал в некую эйфорию». Только в России на конец 2000 г. кредиторская задолженность предприятий и организаций составила 1.6 трлн. рублей и увеличилась с начала года на 16%. Вместе с тем при практически неизменном состоянии экономики только в 1999 году активы российской банковской системы увеличились на 51.5% (в текущих ценах). Поэтому «Финансовая экономика (уже) где-то в двадцать, если не в пятьдесят раз больше, нежели реальная экономика» (Я. Куртзман). «Доля финансовых ценностей, которая в конце ХIX века составляла менее половины всех активов человечества, на сегодня составляет более 99%» (М.Л. Хазин). Объём финансовых фьючерсов на нефть превышает общий объём её стоимости в сотни и тысячи раз. И «… пока фиктивно «накачанный долларовым воздухом» ВВП США не сократится на 20 – 25%, никакого роста быть не может» (М.Л. Хазин).

Под влиянием указанного положения наметились ещё более тревожные тенденции. Так, деньги всё в большей степени оказываются не вещественными заместителями товаров, а всего лишь «правом заимствования». Отсюда для получения кредита человек должен демонстрировать уже не столько свои продуктивные возможности, сколько платёжеспособность. В результате современная система кредита «парадоксальным образом меняет местами процессы производства и потребления. Система кредита и персонализация приводят к тому, что в современной экономике деньги всё более замещаются возможностью денег. А возможность денег прямо зависит от создания и поддержания образа платёжеспособности» (Д.В. Иванов).

И он же: «Владельцы кредитных карт и банки являются симулянтами платёжеспособности постольку, поскольку оперируют посредством виртуальных денег – многократно «прокрученных» прав заимствования, которые «расширяют» денежную массу до агрегата М3 (или даже М4)». И, в частности, стремительный рост задолженностей владельцев кредитных карт свидетельствует о справедливости такого утверждения.

Виртуализация финансового пространства в последние годы приобретает ещё одну сферу деятельности: она переходит в область киберпространства. В результате возникают виртуальные супермаркеты и виртуальные банки, оперирующие собственной виртуальной валютой. Так, торговые операции в Интернете принесли в 1995 году доход в $350 млн, а к 1997 году ими уже был преодолён рубеж в $1 млрд Таким образом, «исполнение роли продавца и покупателя, кредитора и заёмщика становится виртуальным: симуляция обладания деньгами вызывает виртуализацию финансов как социального института» (Д.В. Иванов).

Всё это было бы фарсом, если бы формируемая таким образом денежно-организационная система функционировала сама по себе. Но виртуальная экономика способна создавать только виртуальные ценности. Поэтому для своего жизнеобеспечения она закабаляет реальную экономику, подчиняет её своим целям. А единственным средством для этого служит лишение её собственных финансовых ресурсов.

Отсюда только в США за десятилетие с 1985 по 1995 гг. задолженность производственных предприятий утроилась и превысила рубеж $300 млрд, а число кредитных обращений удвоилось, достигнув 350 млн (G. Ritzer). Лишь за 1980 – 1991 годы объём ежегодных международных банковских кредитов увеличился с $342 млрд до $1,7 триллионов, т.е. в 5 раз, а стоимость ежедневных операций мировых валютных бирж уже достигает одного триллиона долларов США. И это при условии, что весь годовой объём мирового экспорта товаров не превышает $6 триллионов. Согласно годовому отчёту Всемирного Банка за 1998 год, в мире сейчас обращается более $130 млрд горячих, т.е. спекулятивных денег, в то время как прямые инвестиции в производство составили в этот год всего $6 млрд И уже почти 97% всего денежного оборота мира представляют собой финансовые (бестоварные) сделки.

Вследствие этого хозяйственная деятельность всё в большей мере управляется законами финансового регулирования, а не производственного, денежное обращение подчинило себе продуктивное. И от производственного разделения труда перешли к финансовому, базирующемуся на долговых обязательствах. Деньги, «переставая быть средством платежа и становясь орудием управления, … ориентированы не столько на производство, сколько на контроль над финансовыми трансакциями и путями перераспределения всевозможных ресурсов» (А.И. Неклесса).

Ключевые экономические параметры (процентные ставки, валютные курсы и др.) уже определяются интересами финансистов, а не созидателей полезных вещей. Это ведёт к вымыванию денег из реальной экономики, к разрушительным структурным сдвигам, к возникновению диспропорций народных хозяйств. «Обесцениваемый производственный капитал всё в большей мере переходит в руки «стратегических инвесторов», обладающих доступом к алхимическим источникам мировых денег» (А.И. Неклесса). Экономики стран отрываются от служения национальным интересам, обслуживают уже не всё население в целом, а преимущественно владельцев денежных знаков. И не только в человеческом, но и в государственном масштабах.

Рождаются специфические, отсутствующие ранее механизмы взаимодействия труда и капитала. Как отмечал М. Кастельс, «Они живут друг за счёт друга, но (уже) друг с другом не связаны, ибо жизнь глобального капитала всё меньше зависит от конкретного труда и всё больше и больше от накопленного объёма труда как такового, которым управляет небольшой мозговой центр, обитающий в виртуальных дворцах глобальных сетей». И это обстоятельство качественно меняет все производственные отношения людей. Оно возвеличивает денежную и частную, материализованную собственность и принижает живой труд.

Поэтому уже не труд в основном стал делать деньги, а сами деньги начали воспроизводить себе подобные. Но спекулятивный капитал как приходит, так и уходит, не успевая создать ничего реального и оставляя после себя одни развалины. В результате из слуги, призванного обслуживать экономику, деньги превратились в барина, всем и вся навязывающего свою капризную волю (как известно из классической литературы, слуга, командующий хозяином - явление нередкое и всегда уродливое).

Созданные человеком, они вырываются из под его опеки, ведут себя подобно кибернетическому монстру, пожирающего своих создателей. И мировой финансовый кризис 1997–1998 гг., который до основания потряс всё мировое хозяйство, дефолт в России 1998 года явились по сути своей всего лишь предтечей грядущего глобального взрыва формируемой ныне финансовой пирамиды.

Но виртуализация затронула не только денежное обращение, она продвинула свои метастазы во все сферы жизни общества. Так, в качестве специфического товара на фондовый рынок фирмы всё в большей степени выбрасываются не экономические ожидания, как должно бы быть из классической политэкономии, а «имидж». Например, фирменный знак «Coca Cola» оценивается сейчас в $35 млрд, а официальный знак фирмы «Мальборо» – в $37 млрд (Е.М. Егоров). Они сокращают требуемые расходы на продвижение товаров и поэтому сами становятся товарным продуктом.

Высокие котировки акций предприятий обеспечиваются агрессивной рекламой, пиар-технологиями, служат предметом закулисных переговоров, а не производственными или творческими, организационными успехами. Всё чаще образуются так называемые «виртуальные корпорации», которые существуют в качестве коммуникационных сетей, на базе которых координируется реализация проектов, продвигаются товары, осуществляется реклама и т.д. (Д.В. Иванов). Таким компаниям не требуются офисы, не нужен контроль трудозатрат, сложная иерархия должностей. В них исчезают привычные социально-психологические аспекты организации труда, человеческих связей, понятия коллектива, стабильных организационных форм. Они могут быстро возникать и столь же стремительно исчезать, не неся никакой ответственности за результаты своей деятельности. И переоценить последующее влияние таких «компаний» на всю жизнь общества невозможно.

Таким образом, противостояние финансовой (виртуальной) и реальной экономик, с переменным успехом длящееся уже многие века, в наше время всё кардинальнее проигрывается последней. Дефицит денег в производственном секторе растёт, всё в большей мере разрушая его. Это ведёт к громадной задолженности государств и юридических, физических лиц, нередко превосходящей их ВВП и годовые доходы. И одновременно увеличивается объём средств, обращающихся в виртуальном финансовом секторе, закабаляя и подавляя всё, с ним связанное.

Против этого неоднократно выступали многие мировые духовные и интеллектуальные лидеры, незакомплексованные политики и предприниматели: «Когда дело подчиняется лишь интересам и давлению капитала, оно обречено на гибель». (Г. Форд). Мировая мудрость гласит: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» («Новый завет», 6, 12). «Если ты сам хочешь твердо стоять на ногах, то сделай, чтобы и другой твердо стоял на ногах. Если ты сам хочешь, чтобы твои дела шли хорошо, то сделай, чтобы и у другого они шли хорошо» (Конфуций). Но указанные призывы остаются безответными.

Не случайно, поэтому, в одной из своих проповедей Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II назвал становление виртуальной экономики «ускоренным строительством общемировой системы зла».