РАССТРЕЛ НА СЛОВАЦКОЙ ГРАНИЦЕ

или как нас с Изей на расстрел водили, но мы живы остались, а товарищ прапорщик чуть не достиг просветления

Товарищ прапорщик избивал Изю, задержанного вместе с Петровичем в пограничной зоне. Потом остановился, по-дружески обнял его и спросил:

– С пришельцами контактируешь?

– Контактирую,– ответил Изя.

Больше прапорщик Изю не бил.

"Изя и Петрович", каноническое издание, стих 13.

Дошли. Вот она - государственная граница Украины. Просека в мартовском лесу, т-образные столбы с колючей проволокой, с обеих сторон вспаханная контрольно-следовая полоса.

- И как через это можно перебраться? - спросил Изя.

Ответить ему я не успел.

- Стой, стрелять буду!

Внутри похолодело, мы разом подняли руки вверх и повернулись.

Из кустов, шатаясь, вылез заспанный боец в мятом ватнике и вязанной домашней шапочке. На груди у него болтался автомат.

Сержант напрпавил на нас калашникова:

- Стой, стрелять буду! - глаза его были полны испуга и радости.

- Да стоим уже, стоим, а вы, если можно, автомат опустите, а то мало ли... - Изя был на высоте.

Сержант опустил автомат и вытащил из подсумка черную эбонитовую телефонную трубку с мотком провода. Диковато огляделся по сторонам и ... воткнул провод в ближайшее дерево! А затем, прикрывая рот, как при артобстреле закричал в трубку:

- Товарищ прапорщик! Задержаны двое нарушителей границы! - тут солдат глянул на Изю - предположительно один из них педераст!

Молча выслушав ответ, он отсоединился от этой удивительной сети и скомандовал нам: - Вперед! - а сам пошел следом.

Минут десять мы шли по лесу, сержант спрятал свою шапочку и натянул шапку-ушанку. Его деревенское лицо пылало радостью:

- Теперь отпуск точно дадут, а может и медаль!

Мы вышли на опушку леса, справа, за забором из колючки, текла горная пограничная река. А по левую руку стоял уазик и из него сыпались пограничники. Их там было штук пять, с собакой и товарищем прапорщиком.

Прапор - высокий, широкоплечий, с золотыми зубами подошел к нам и улыбнулся. Потом вытащил пистолет, передернул затвор, наставил дуло мне в лоб и прогрохотал:

- Сейчас ты будешь расстрелян, за попытку перехода государственной границы Украины! - прапор захохотал - и за сопротивление погран наряду!

- Мы не сопротивлялись, - быстренько вставил Изя.

Прапор перевел пистолет на него: - А у меня свидетели есть! Есть же? - и повернулся к солдатам. Те послушно закивали: - Сопротивлялись! - А пес гавкнул.

- Раздевайтесь, скомандовал пограничник, в одежде нельзя расстреливать!

С нас стянули куртки и свитера и мы остались в смешных домашних рубашках, которые сшила нам в дорогу моя супруга.

- Ладно, - товарищ прапорщик спрятал пистолет, - дам вам шанс, - и обняв меня за плечи повел к реке.

Отомкнув калитку в заборе, он перевел меня по шаткому железному мостику на Словацкую сторону.

- Хотел за границу - пожалуйста! Мы в Словакии! Даю тебе фору в пять минут. Беги к лесу. А потом я спускаю собак. Согласен?

- Товарищ прапорщик, да заблудились мы, какая Словакия...

Подсечка была проведена столь молниеносно, что я не заметил падения, просто вдруг оказался лежащим на прибрежном льду. На до мной плыли весенние облака...

- Чего падаешь, скользко? - Прапор подал мне руку и помог подняться.

И опять я на льду. Как это у него получается? Я встаю. И снова меня сбивают. Солдаты хохочут. Заливается лаем псина. А Изя вдруг кричит:

- Старичок, это конец двадцатого века! Самый центр Европы! - и получает по зубам...

Меня возвращают на украинскую землю и принимаются за Изю. Я смотрю, как его чуток бьют и вдруг понимаю, что видеть это тяжелее, чем быть побитому самому и отворачиваюсь...

... Нас запихивают в уазик, на колени садятся погранцы, сзади рычит пес... Мы едем на заставу.

Пограничная застава Великий Березный. Вот куда привезли меня с Изей. Здесь, много лет назад я начинал свою пограничную службу. Круг замкнулся.

Был уже поздний вечер, когда нас отвели к лейтенанту особисту. Он был молод и необычайно красив. Миндальные глаза смотрели холодно и зло. Мне вспомнился маршал Тухачевский.

Офицер молча раскладывал на столах (одного не хватило) наши вещи. Я сам был поражен их количеством: одежда, Изины записные книжки, обрывки бумажек, электрический примус ( зачем его Изя взял с собой!), мочалка, огромный засушенный лист табака, документы, детские диафильмы - все это невозмутимый лейтенант извлекал из наших баулов и каждый предмет заносил в опись имущества.

Иногда он бормотал: - Нарушение гос границы, восемь лет строгого режима...

Мы молча стояли напротив. Офицер наткнулся на мой загранпаспорт, открыл его, начал листать. Увидев синий штамп: " Дійсний для виїзду в усі країни світу" неожиданно закричал:

- Что это значит?

- Действителен для выезда в любую страну, - ответил я.

Побелевший от бешенства особист, разбрызгивая слюну, вновь заорал:

- Нет, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?

- Действителен для выезда в любую страну...

- Что это значит?

Я терялся в догадках, что нужно этому молодому лейтенанту, может он болен?

- Действителен....

- Что это значит?

Этот диалог продолжался пару минут, пока взгляд пограничника не упёрся в билет львовского автопарка, который предательски вылез из паспорта.

- Так вы и по Львову катались?

Тут, как на грех, из моего рюкзака появился забытый с прошлогодней депортации самолетный билет "Амстердам-Киев".

– Так вы и в Амстердаме были?

Я понял, что это провал.

– Да был.

А где вы ещё побывали?

– В Словакии, Чехии, Германии, Франции, Испании, в Голландии.

Старлей слушал, кивая в такт головой:

– Так… так… так, – и вдруг резко прервал: – А с Польшей границу когда вы пересекали в последний раз?

– Мы никогда не был в Польше.

– У нас есть достоверные сведения, что вы неоднократно пересекали границу Польши, – грозно произнёс офицер, пристально глядя в глаза , потом опять посмотрел в загранпаспорт и продолжил: – А почему у вас в паспорте нет отметки о въезде в Украину?

– Потому что в Борисполе пограничники штамп забыли поставить…

– Что вы хотите этим сказать? – заорал старлей, – что украинские пограничники могли забыть поставить отметку в паспорте?..

Обыск продолжился, из моих карманов извлекли две фотографии размером три на четыре.

– Что это? – спросил разведчик.

– Мои фотографии, – ответил я.

Особист демонстративно разорвал фотографии в клочья и назидательным тоном заметил:

– А вы разве не знаете, что нельзя свои фотографии вывозить за границу?

– Нет, – ответил я и невинно поинтересовался: – А фотографии товарища можно?

– Можно, – ответил старлей.

– Тогда в другой раз мы обменяемся с ним фотографиями…

Тут дошла очередь до диафильмов. Лейтенант разложил коробочки с фильмами на столе, начал изучать их – "Сказка о царе Салтане", "Дюймовочка", "Принцесса на горошине" … – а потом с кагэбистско-шпионской интонацией спросил:

– А почему у вас всех фильмов по одной штуке, а "КАРЛСОН ОПЯТЬ ПРОКАЗНИЧАЕТ" двенадцать штук?..

... Зашел златозубый прапорщик и увел меня с Изей в другую комнату. Там стоял диван, журнальный столик. Прапор улыбнулся:

- Вы на меня не обижайтесь, просто я мужик, люблю дать в морду, трахнуть жену, короче, без обид!

- Да что вы, товарищ прапорщик, какие могут быть обиды - ответил Изя. - А прапор продолжал, - Вот я на вас смотрю и не понимаю, вроде нормальные парни, только волосы как у баб, чем вы вообще занимаетесь?

- Художник, актер, путешественник, - скромно ответил я.

Изя заметил: - Мы хиппи, боремся за мир!

Прапорщик засмеялся: - Силенок у вас мало за мир бороться!

А потом обнял меня и дружески зашептал:

- Не для протокола, по секрету скажи, хотел за границу, а? Хотел? Друг! Я никому не скажу! Только между нами!

- Да вы что, товарищ прапорщик, и в мыслях не было, заблудились мы, кемпинг искали...

Прапор резко помрачнел. Дверь открылась и в комнату заскочил лейтенант. Прапор только махнул рукой: - Он ничего вам не скажет... Мы проверили, бывший наш коллега...

На ночь нас отвели в ленинскую комнату. Спать предполагалось на столах. Изя ушел в туалет в сопровождении солдата, а сержант, охранявший меня вдруг сказал:

- Ну все, завтра повезут в Мукачево.

- Это опасно, спросил я?

Сержант усмехнулся: - Нет, просто вас там убьют. - И ушел.

Вернувшийся Изя обратил внимание на зеленый цвет моего лица:

- Старичок, что случилось?

- Мне сказ-з-зали, ч-что нас-с з-завтра у-убьют...

Изя попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось...

В Мукачево нас убивать не стали, то сержант пошутил так. В маленькой пограничной тюрьме меня с Изей посадили в разные камеры. В моей сидели два молодых китайца и тринадцать афганцев. Камера была небольшая и темная. Черно-зеленые стены, под потолком гнусная лампочка. Кормушка. И одни большие нары на всех. Не нары даже, а деревянный настил на пол-камеры. Условия стесненные, спали мы мы полусидя, прижавшись друг к другу.

Я обрадовался, что среди моих соседей только иностранцы. Все добрые и отзывчивые. На прогулку нас не водили, днем выпускали под конвоем в туалет, кормили странной бурдой из капусты три раза день. Ночью мы мочились в пластиковые бутылки из под Кока-Колы. Спасибо цивилизации!

На допросы нас не водили, иногда Изя, проходя в туалет, передавал мне привет. Ему разрешали, потому что наши охранники были из Луганска!

Через день моих афганцев, кроме одного, куда-то увели и я их больше не видел. Мы остались в камере вчетвером.

Китайцы оказались студентами из Пекина. Одеты они были хорошо, прилично говорили по русски.

- А вас за что держат? - спросил я.

- Не знаем, документы у нас в порядке, виза в Германию есть, просто сняли с поезда, забрали деньги и обещают депортировать.

- Это же незаконно! - я попытался возмутиться.

Китайцы мило улыбнулись.

И еще они владели боевыми искусствами - тренировались каждый день. Меня и пожилого афганца просили сидеть и не шевелиться, а сами размахивали руками и ногами. Не знаю, что это было - Кон-фу, или что-то другое, но эффект был сильный!

Над моей головой, в паре сантиметров, стремительно проносились ноги, руки, я не успевал отслеживать их движения. Была в этих парнях такая мощь, что при желании они могли бы перемолоть всю охрану...

Мы с Изей были на привилегированном положении - как Луганчан нас не заставляли мыть полы и даже угощали сигаретами. Солдатик охранник успокаивал меня: - Не переживай, больше десяти дней не продержат. Выпустят, всех выпускают!

А китайцев держали за людей второго сорта. Они постоянно мыли полы и сортир. Сержант охранник командовал:

- Эй, китаёза! На выход!

Китайцы улыбались и безропотно выполняли все приказы.

- Кто так тряпку держит! Ты шо, по русски не понимаешь?

Не видел я ни тени злобы или презрения на лицах китайцев. Но один раз они показали сержанту на что способны.

Кормушка с грохотом открылась и сержант подозвал студента. А когда тот подошел - схватил его кисть своей лапищей и попытался сжать, типа кто сильнее.

Ладонь китайца утонула в могучей луганской ручище... А через секунду с той стороны раздался сдавленный шепот: - Хватит, хватит... - китаец улыбнулся и отпустил сержанта. Кормушка захлопнулась...

... Ночью мне приснилось, что я на свободе... Я проснулся и зарыдал...

Меня обнял пожилой афганец:

- У меня в стране убили всю семью, жену, детей. Я один. И я не плачу. У тебя нет проблем. Ты через неделю будешь дома...

... Через неделю нас отпустили. Знакомый лейтенант особист завел нас в кабинет, отдал вещи, документы и протянул два билета в общий вагон до Киева, купленные за наши деньги.

- А у нас еще было 150 гривен, где они? - спросил Изя.

- Они потрачены на ваше содержание! Вы ели, пили, думаете за государственный счет?

- А почему вы купили билеты до Киева? У нас есть паспорта, мы, может, хотим теперь за границу поехать! - не унимался Изя.

- Какая заграница, - лейтенант побелел - а ну быстро по домам, чтоб я вас больше не видел! - и вытолкал нас на улицу...

Мы стояли на перроне и ждали поезд. Изя был задумчив.

- Послушай, Ильюшенька, а что будет, если лейтенант когда нибудь нас все же увидит?...