КАРТИНА МАСЛОМ

или долгая помывка

С одной стороны с Изей общаться одно удовольствие, с другой - всегда нужно быть на чеку и не терять бдительность! Ослабил контроль – пиши пропало, события могут развиться стремительно и непредсказуемо…

Мы сидели на кухне, мило беседовали, пили чай (спиртосодержащие жидкости предусмотрительно спрятаны мной в буфете в самой его труднодоступной части).

Все тихо и спокойно.

Вот Изя собрался в ванную, и вроде даже пошел, явственно слышался мне плеск воды…

И я по своим делам заглянул в спальню, что мне там было надо? Теперь уж и не вспомнить.

Как вдруг – крик! Хриплый, Изин и уже пьяный! И главное - с балкона!

Я выбежал на балкон, и мне открылась живописная картина невообразимой силы – совершенно голый Изя, весь в хлопьях пены, громко орал на каких-то подростков внизу:

- Ты быдло! И ты быдло! И ты тоже быдло! – при этом тыча указательным пальцем в избранных представителей рода человеческого!

- Ты сам быдло – донеслось снизу.

- Нет,- ответил Изя категорично, - я не быдло, я человек, - и гордо ударил себя в грудь кулаком.

Я схватил Изю и попытался затянуть в комнату, терпенье меня покинуло, я сорвался на крик:

- Ты ох..енел! Голый, на моем балконе, - у меня внезапно кончился словарный запас…

Изя вырвал руку и с чувством собственного достоинства произнес:

- Я не голый, Я В ПЕНЕ!!!

Я отвел Изеньку в ванну и отрыл кран. Кран издал харкающий звук, плюнул чем-то ржавым и затих.

Изя стоял на четвереньках в ванне, дрожал от холода и бил по ней изо всех сил кулаком.

- Спасибо, партии родной! Спасибо, спасибо, спасибо!

Бум-бум-бум – гудела ванна!

– Славяне быдло, – кричал Изя, – Гитлер был святым, он убивал славян, чтобы они не мучились. Коммунисты ему не дали, они любят издеваться над людьми. Славяне это быдло, их нужно было убить всех…

Я подогрел на кухне воды и помог Изе смыть остатки мыла.

– Давления не хватает, вода не доходит до шестого этажа, – заметил я, поливая Изину спину из ковшика.

- Они запускают Луноходы на Марс! И те долетают, а вода не доходит до шестого этажа! Может это как-то взаимосвязано? Если это так сложно, зачем они строят девятиэтажные дома, пусть строят трёхэтажные!

– Тогда вода будет только на первом этаже, – уверенно сказал я.

– Славяне быдло! – закричал Изя и стукнул по ванне ещё раз. – Пусть роют землянки и там живут, вода будет сама стекать вниз, никакого давления не нужно…

Иудейская элегия.

1. Миша и Космический грибок

В Израиле я жил в качестве почетного гостя у известной наркобаронессы Саши Михельсон и её хахаля – вора домушника со стажем Миши Кагановича. Оба они были маленькие, смешные и чрезвычайно говорливые, похожие друг на друга и на свой полуразрушенный автомобиль Рено-5. Саша, в перерывах между учебой в университете, торговала травой и, иногда, ЛСД. Миша был временно не у дел, так как профессия его была в стране совершенно невостребованная…

- …Если ацетон лить при сорокаградусном морозе по наклонному листу металла, то внизу будет уже чистый спирт, и его можно пить. Мы так делали в Сибири – Миша сидел напротив меня и забивал травой свой чудовищно большой фирменный «костыль».

Я бы даже сказал растаманскую каннабиноидную сигару – настолько она была большая, толстая и совершенная с геометрической точки зрения.

Вообще, несмотря на небольшой рост, Миша производил убийственное впечатление на тех, кто видел его в первый раз. Я рад, что со мной это случилось днем. Злодейство, несовместимое ни с какой добродетелью, было разлито по его лицу. Его внешности соответствовала и манера разговаривать - какую бы ахинею ни нес Миша, он делал это с такой авторитетной интонацией, что в момент произношения слова приобретали завораживающую бессмысленную значимость неимоверной силы, они словно бы отливались в граните….

- Космический грибок – я вздрогнул, Миша выпустил облако дыма, и уверенно указал рукой куда-то вверх – на станции «Мир» космонавты обнаружили космический грибок-мутант. Он пожирает все – дерево, металл, пластик. Его невозможно убить! – Миша затянулся, прокашлялся и злорадно продолжил – а станция «Мир» должна на днях упасть на Землю, и этот грибок уничтожит все деньги, потому что их не из чего будет делать, и нынешней системе придет полный п*****…

… Неожиданно выяснилось, что именно сегодня Саше необходимо посетить своих родственников в Иерусалиме, и они с Мишей должны уехать. Не помню, напросился ли я сам, чтобы не сидеть дома одному, или мне было предложено составить компанию, но так или иначе я оказался на заднем сиденье незабвенного Рено -5.

Рядом с собой я обнаружил объемистый пакет с травой, годика, пожалуй, на три. Пока машина поднималась по извилистой дороге к Святому Городу, оставляя за собой тончайший аромат тетрагидроканнабинола, Миша с Сашей неожиданно стали выяснять – стоило ли меня брать в гости к людям, которые и Мишу то переносят с трудом.

Не помню, кто был за, а кто против моего присутствия, но при въезде в Иерусалим общим голосованием, в котором я участия не принимал, было решено меня в гости не брать.

А поскольку дело шло к ночи, то мне пришлось готовиться к ночевке в прекрасном Рено – 5. Припарковав машину у многоэтажки, Саша с Мишей ушли, а я стал раскладывать сиденья и готовить себе лежбище из найденных в авто одеяла, спального мешка и других подручных средств.

Прошло минут двадцать, как вдруг входная дверь в доме отворилась, и на пороге появился Миша. Он медленно шел к машине, бережно неся в руках полную до краев тарелку борща, и нес он её с таким достоинством - словно это был не борщ, а Корона Российской Империи. Поставив тарелку на капот, Миша сказал: « это все, что я могу для тебя сделать в данной ситуации».

Я сидел на капоте автомобиля и ел борщ.

Неожиданно Солнце упало за горизонт, перестав освещать негуманную израильскую архитектуру, откуда-то сбоку выкатился горизонтальный полумесяц с небольшой звездой чуть повыше. И я отправился спать.

Засыпая уже, вдруг отчетливо увидел падающую в океан горящую станцию «Мир». Стотонные модули отваливались, охваченные огнем, расплавленный металл заливал черные иллюминаторы и тут я осознал, что в этом аду сгорает космический грибок-мутант, последняя надежда всего прогрессивного человечества. Светлое будущее вновь откладывалось на неопределенный срок…

2. Толик, Галилейское море и гамма-излучение

Светло-коричневый Рено-5 бодро бежал по дороге, петляя вместе с ней по долинам и взгорьям северной Галилеи.

За рулем сидела Саша. Она вела машину в своей собственной манере – залихватски закусывая губу при каждом повороте и вращая баранку так, словно это был штурвал пиратского брига. Впрочем, в самой Саше тоже было что-то пиратское.

Наш путь лежал к Тивериадскому озеру, где вечером должен был состояться рок-фестиваль. Вместе с нами увязался Толик – мой товарищ еще по Луганску, – полный, кучерявый, какой-то весь шумный и непростительно нелепый.

Толик обладал удивительной способностью из всех возможных линий жизни выбирать самую глупую. А когда он открывал рот – его фразы были настолько не к месту, словно их составляла команда инопланетян-лингвистов.

Однажды, работая охранником, Толик догадался сходить к Стене плача с боевым оружием. Во время задержания он вытащил обойму, чтобы продемонстрировать, что она пустая, но в стволе оказался патрон, что-то пошло не так, прозвучал выстрел, пуля ударила в рамку металлоискателя, и через секунду Толик лежал скрученный и обездвиженный на святой земле.

Год он потом работал на адвоката, и отделался условным сроком, 100 часами общественных работ и пожизненным запретом на ношение оружия.

Разменяв пятый десяток, Толик узнал про существование рок-фестивалей, наркотиков, прочих вершин человеческой культуры и, естественно, тут же решил к ним приобщиться.

… с дрожью в голосе он убеждал нас, что на него ЛСД не подействует. И это решено было проверить немедленно по приезду.

Разведя костер недалеко от воды, мы разрезали на четыре части марку «доктор Хофман» и …. употребили её по прямому назначению.

Стемнело, метрах в пятидесяти от нас на опушке эвкалиптовой рощи, на залитой светом прожекторов сцене шли последние приготовления к концерту. Между эвкалиптами слонялся народ. Саша сидела у костра и постукивала по поленьям палочкой, поднимая в небо снопы искр – это был её контрольный тест на определение момента перехода в измененное состояние сознания…

…прошло полчаса, я подошел к самой кромке воды. Все было как прежде – на том берегу озера горели в темноте огоньки Тверии, вот только вода почему-то висела в воздухе всем своим объемом… не касаясь дна.

Там явственно ощущался небольшой зазор. И еще эту воду можно было приподнять за край…

Я сел на корточки – геометрия пространства резко изменила масштаб. Удивительный фрактальный мир надвинулся на меня и занял все поле зрения. Идеальные сферические объекты ровными рядами уходили в бесконечность. Вблизи они были неправдоподобно огромными, на горизонте стремились к нулю…

И эта бесконечность была невообразимым образом конечна и даже … бесконечно мала в своей бесконечно большой миниатюрности…

Осознание единства бесконечно большого и малого почему-то вызвало у меня приступ невыносимой радости. Наконец я понял, что так на самом деле выглядит прибрежная галька, и повернулся к костру. Саша все так же лениво постукивала палочкой по головешкам.

Так же взлетали снопы искр, только они не исчезали через мгновенье, а висели над костром, и к каждой искре вела своя сияющая трасса…

Саша хищно повернулась с Толику:

- Ну как, не действует?

- Нет, не действует, - ответил Толик и залез в палатку, - я буду спать!

- Спокойной ночи, Толик, и приятных сновидений - Саша вновь поковырялась в костре, мгновенно увеличив облако искр на полнеба…

… Звуковая волна от первого аккорда ударила по глазам, вызвав сильнейшую вспышку сиренево-зеленого цвета. Через секунду я уже был перед сценой. Еще через мгновенье - в ста метрах от нее, звук входил в меня через все рецепторы, кроме слуховых. Потом я обнаружил себя сидящим на мотороллере «Vespa», он был настолько прекрасен, что хотелось провести на нем остаток жизни…

Интерфейс мира стал потрясающе дружелюбным. Я бродил по тому, что ещё недавно казалось эвкалиптовой рощей и – удивительное дело – рельеф местности и расстояния больше не имели никакого значения. Стоило захотеть – и метрика пространства сама услужливо ложилась мне под ноги. Я всегда шел по ровному участку, не было подъемов и спусков – лишь пейзаж вокруг меня периодически кренился в разные стороны. Это было забавно…

Я вновь сидел у костра. Миша молча протянул мне заранее приготовленную фирменную растаманскую сигару. Я сделал затяжку, и мир частично вернулся в привычные рамки. В палатке зашевелился Толик.

- Как сон? – звонким голоском поинтересовалась Саша?

- Я на звезды смотрю.

- Прямо в палатке?

Толик высунул голову:

- Вы мешаете мне спать!

- А ты вылезай и спи прямо здесь!

Толик грузно уселся у костра:

- Вода капает, капает, нужно бы краник прикрутить, заснуть же невозможно!

- Прикрутим, отчего бы не прикрутить, а ты пока принеси пару веточек для костра – у Саши заканчивался расходный материал для фейерверков.

Толик преисполнился важности, вскочил и огромными прыжками скрылся в эвкалиптовой роще…

« И в этот момент включили Солнце»!

Утро наступило мгновенно. Над Галилейским морем висели перистые облака всех цветов радуги – от инфракрасного до рентгеновского. Костер догорел. Наконец, после многочасового отсутствия, со стороны Голанских высот появился Толик. И как появился! Он тянул, видимо, выдранное с корнем десятиметровое дерево, его поступь была монументальна. Подойдя к нам, он шумно бросил ствол в догоревший костер. Крона скрылась за горизонтом.

- Я просила две палочки – зарыдала Саша!

- Ну, что, едем домой, уже утро! – Толик был невозмутим.

- Какой дом, посмотри наверх!

Толик бросил недоуменный взгляд в небо, пожал плечами:

- Вы как хотите, а я ухожу – развернулся и зашагал в сторону дороги.

Цвет облаков сместился в сторону гамма-излучения.

… солнце перевалило за полдень. Обыденный бесцветный мир вновь заполнил сознание.

Пора было уезжать и нам. Напоследок я решил искупаться и подошел к воде. Дул свежий ветерок. Возле берега сонно бродили выжившие после концерта зомби. Но что-то было не так. Какое-то несоответствие рвалось в мозг… Волны! Они стояли недвижимо. Вода превратилась в твердь… Не став искушать судьбу, я развернулся и побежал к автомобилю…

Легкие прикосновения Афин

О существовании Греции я узнал в начале восьмидесятых благодаря программе «Время». Нет, я конечно знал, что есть такая страна, но знания эти были слишком абстрактны, в реальность существования Греции поверить было также невозможно как в существование Карфагенского царства.

Так вот, по ТВ прошел сюжет с критикой советских троллейбусов, которые, как оказывается, Афины закупали в СССР (я застал еще эти желтенькие слегка помятые троллейбусы на улицах Афин в начале 21 века. Они исчезли где-то к олимпиаде 2004 года). Репортер брал интервью у пожилого водителя-грека. Тот рассказывал, как ненадежна какая-то электро-система… Запомнились невиданные для СССР кожаные ремешки свисающие с поручней для удобства стоящих пассажиров. У нас таких не было. И этот вроде бы рядовой сюжет крепко врезался в память.

Следующий раз Греция слегка коснулась моей жизни много лет спустя, в конце 90-х в Братиславе, где я работал садовником.

Там я познакомился с молодым эстонским пареньком. Звали его Нока. Он был высоким, широкоплечим, с голубыми глазами, растрепанными светлыми волосами .

Его взгляд доставал до глубин пространства и времени недоступных простому человеку.

Нока превосходно играл на альтовой блок-флейте, не зная ни нот ни музыкальной грамоты. Это была импровизация.

В Эстонии Ноку хотели забрать в армию, но он сказал, что всю жизнь провел с бабушкой, а в армии её не будет, поэтому он испытает большой стресс… И, конечно, его отпустили на все четыре стороны… Нока объездил автостопом пол мира и настоятельно рекомендовал мне посетить Афины.

О Греции он говорил только в восторженных тонах - про вино, про сыр фета, про море, про добрых и веселых греков, которые засыпали его деньгами, как только Нока начинал играть.

Жил он на какой-то вилле захваченной анархистами (так говорил, и я верю, потому как в Греции возможно все!), где беженец-пакистанец пытался играть с ним в шахматы и неустанно повторял, что любит двух великих русских шахматистов – Гарри и Каспарова….

Первая моя попытка проникнуть в Афины закончилась полным провалом – при посадке в самолет в Тель-Авивском аэропорту Бен Гурион я был почему-то задержан и побит израильскими полицейскими.

Я сопротивлялся изо всех сил, но силы эти были неравны – трое против одного. Особенно хорошо работала дубинкой милая девушка-полицейский, так остервенело меня еще никто и никогда не бил, даже товарищ прапорщик, при задержании на украино-словацкой границе…

Да, силы были неравны и меня, закованного в наручники, поволокли по полу терминала к выходу. Я кричал и пытался привлечь к себе внимание добрых самаритян, но таковых почему-то в зале отлета не оказалось. Молчаливые дамы и господа с чемоданами делали вид, что не замечают моего существования….

На святой земле делать мне собственно было нечего, и я беззаботно проводил время в кислотных трипах, путешествиях, купании в красном, мертвом и средиземном морях.

И жизнь моя была столь прекрасна, что через некоторое время я стал забывать о Греции. Конечно, не все было так безоблачно – в перерывах между трипами я даже как-то подженился на пару месяцев, но этот эпизод быстро стерся из памяти и однажды я обнаружил себя проснувшимся в Эйлате на коралловом пляже.

Я вылез из палатки у самой кромки воды, огляделся и, не обнаружив поблизости ни одной живой души, пошел по направлению к центру города. А так как дело было в январе, то я поспешил надеть куртку и вязаную шапочку, которые удивительным образом оказались у меня в рюкзаке.

Что-то не нравилось мне в моем состоянии, я испытывал странный дискомфорт, который мой мозг был не в состоянии идентифицировать.

Еще большее удивление вызвала идущая навстречу мне парочка – парень был в шортах, а дама в одном купальнике. Тут мой взгляд натолкнулся на большой светящийся индикатор – температура воздуха +28 градусов, температура воды +24! Я был на грани теплового удара.

В этот момент, почти касаясь выпущенными шасси верхушек домов, над головой проплыл снижающийся «Боинг» и быстро сел метрах в 40 от меня, окатив волной горячего воздуха - как оказалось в Эйлате аэропорт прямо посреди города.

Никогда ещё я не попадал под самолетный выхлоп. Это заставило меня крепко задуматься о сложившейся ситуации, я спросил у пробегавшего мимо бедуина, где находиться МВД, и отправился в указанном направлении заказывать новый загранпаспорт…

... в железобетонном здании мвд похожем снаружи на военный объект, как их изображают в американских фильмах, мне выдали анкету, которую я быстро заполнил – небольшая заминка возникла лишь с местом постоянного проживания – в графе прописка я указал «coral beach».

Дама, принимавшая документы, попросила еще указать номер дома, но я сказал, что не могу этого сделать, так как в месте моего постоянного проживания нет домов в радиусе 500 метров. Этот ответ её полностью удовлетворил, и я стал, видимо, первым человеком в Израиле местом прописки которого официально был признан коралловый пляж в Эйлате.

Через три дня, радостно размахивая загранпаспортом в темно-синей обложке, я отправился в сторону Египетской границы. Наученный предыдущим опытом, я решил сразу не покупать билет до Афин, а испытать паспорт в так сказать домашних условиях – на пешеходном пропускном пункте в Синай.

Отстояв небольшую очередь, я заплатил пошлину за переход границы и протянул суровому пограничнику в будке свой паспорт. Тот изучил его, ввел данные в компьютер и через несколько мгновений сообщил, что мне запрещен выезд из страны. И даже протянул мне распечатанную бумагу с этим, прямо скажем, нехорошим известием. Я не стал выяснять, кем запрещен и почему – и поспешил побыстрее удалиться, не дожидаясь прихода наряда полиции…

Я возвращался пешком в Эйлат. Слева от меня возвышались красные горы, справа синело нереальной синевой Красное море, с другой стороны которого тоже были горы, тоже красные, но уже не израильские, а иорданские…