Охрана памятников.

К началу 30-х годов сложился новый взгляд на сохранение культурного наследия прошлого. Большинство ор­ганизаций, занимавшихся охраной и популяризацией па­мятников культуры были закрыты. Изменилась и роль музеев в этом процессе. С ликвидацией Центральных госу­дарственных реставрационных мастерских в 1934 г. прак­тически прекратились и реставрационные работы на мес­тах. Местные музеи не могли проводить такую работу, по­скольку не имели достаточных средств.

Многие памятники стали использоваться под хозяйст­венные нужды. Так произошло в Ярославле, Угличе, Ростове и других городах области, где многие соборы стали приспосабливать под склады и различные учреждения, а част памятников просто была разрушена. Например, Успенский; собор в Ярославле использовался под склад. Афанасьевский монастырь — под мастерскую Общества слепых, церкви Святого Духа — под магазин, Иоанна Предтечи — под столовую, Симеона Столпника — под школу. Под складские помещения стали использоваться здания Авраамиевского и Спасо-Яковлевского монастырей в Ростове. Под мастерские и общежитие передавалась Преображенская церковь в Тутаеве. В Переславле Даниловский монастырь использовался машинно-тракторной станцией.

Газета «Северный рабочий» писала в 1932 г., что Ярославль должен стать образцовым социалистическим горо­дом, «а не музеем церковных древностей... церковно-монастырской и тюремно-купеческой архитектуры». К 1937 г в сельской местности была закрыта практически половина всех храмов. Если учесть, что с этого времени набирала темпы антирелигиозная работа, то становятся очевидными ее последствия. Союз воинствующих безбожников, возник­ший еще в 1925 г. и функционировавший до 1947 г., стал проводником новой политики в деле охраны памятников. В Ярославле в его рядах насчитывалось около 47 тысяч человек.

Противостояли этой организации только музейные ра­ботники, но и они не могли отстоять все разрушавшиеся памятники. Музеи стремились сохранить хотя бы имущест­во закрывающихся храмов и монастырей, поскольку утраты могли стать невосполнимыми. Ярославский окруж­ной финансовый отдел, например, предлагал иконы, изъя­тые из храмов, в качестве поделочного столярного материа­ла местным деревообделочным организациям, а невостребо­ванные передавались ОГПУ для сожжения. Иконостасы зачастую передавались на дрова. На переплавку шли и цер­ковные колокола. Так, Ростовский горсовет принял реше­ние о запрете звонов уже в начале 1930 года.

Даже те колокола, которые удавалось спасти музеям, могли изыматься из фондов. Местные власти не очень стремились помогать музейным работникам, поскольку значительная часть средств от продажи имущества шла

_в местный бюджет. Но при участии музейных сотрудни­ков удавалось принимать некоторые решения, направлен­ные на сохранение памятников. В 1932 г., например, бы­ло принято решение Ярославского облисполкома «Об охра­не памятников искусства, революции, старины, быта и природы».

Созданный в 1932 г. Комитет по охране памятников при Президиуме ВЦИК вновь стал проводить работу по учету памятников в стране. В 1934 г. были поставлены на государственную охрану 29 памятников архитектуры по Ярославскому округу. В список вошли наиболее цен­ные памятники церковной архитектуры XVII в. (церкви Ильи Пророка, Николы Надеина, Иоанна Златоуста и др.)- С этого же времени реставрационные работы мог­ли проводиться только в соответствии с планом, утвер­жденным отделом по делам музеев.

Музеи, в чьем ведении были многие памятники, мог­ли сдавать их в аренду и контролировать использование. Ярославский краеведческий музей в 1935 г. сдал в аренду 25 памятников. Но последующие проверки показали, что арендаторы не поддерживали здания в необходимом му­зею состоянии, переделывали их, приспосабливали под свои нужды. Многие памятники передавались без взима­ния арендной платы, что делало их еще более доступны­ми для перестроек и разрушений. Местные органы вла­сти не всегда прислушивались к мнению музейных со­трудников, а уровень образования и компетентности многих из них был крайне низок, что сказывалось на от­ношении к культурному наследию.

Наркомпрос стремился контролировать работу ярослав­ских музеев. Так, по материалам проверки 1937 г. отмеча­лось, что «музейный участок в Ярославской области явля­ется запущенным, отсталым...» В эти годы музеи должны были заниматься пропагандой «исторических решений Ленинско-Сталинской партии», но по мнению инспектора Наркомпроса А. А. Семеновой, в ярославских музеях это Делалось крайне слабо. Так, например, в отделе природы Ярославского областного музея не было стержня и «пар­тийной настроенности», а в историческом отделе не чувст­вовалось «руководящей идеи». Объяснялись такие просчеты просто — директор музея «ныне разоблаченный вр_аг народа», а сотрудники — троцкисты, дети служителей куль­та, административно высланные и т. п.

К концу 30-х годов центральными органами стали чаще проводиться проверки состояния памятников. В 1939 г. такая проверка, проведенная в Ярославской области, выявила серьезные разрушения. Директор областного музея В. В. Катков должен был взять под контроль все памятники. В производственные планы всех музеев области были включены мероприятия по обследованию и описанию па­мятников архитектуры, составление смет на реставрационные работы, контроль за арендаторами зданий. Технический осмотр зданий по Тутаевскому, Ростовскому, Борисоглебскому, Некрасовскому и другим районам был произведен архитектором музея И. А. Брылевым. Были проведены паспортизация и научное описание памятников Ярославле, Но на практике наблюдение за охраной арендованых культовых памятников практически не велось.