Причины формирования психологических представлений в истории психологии.

Психологические концепции рождаются как ответ на напряжения и кризисы, возникающие в мироощущении людей. Исходные проблемы, определившие развитие психологического мышления, кажутся достаточно простыми. Очевидно, что первым тычком к познанию является чувство неуверенности. Для психологического познания — прежде всего неуверенности в себе и своих действиях по отношению к окружающим людям. При полной уверенности в правильности своих действий и своего восприятия мира нет мотивации что-либо еще познавать и анализировать. Неуверенность порождает сомнение, а сомнение — это столкновение в одной голове разных мнений о мире и о себе.

Теоретическое объяснение психики с самого начала побуждалось непросто фактом существования психики и ее восприятием, а определенными напряжениями мысли. Эти напряжения возникали при первых неудачных попытках мыслителей построить какой-либо образ психики. Обычно, воспринимая научные концепции, мы не слишком задумываемся над тем, что в начале процесса понимания всегда располагаются определяющие этот процесс узлы непонимания явлений.

Определяя природу психических образов, П.Я.Гальперин писал, что образ — это скрытое «запасное поле» для опробования и ориентировки своих действий. Это «запасное поле» возникает только в тех ситуациях, где отсутствуют готовые возможности удовлетворения потребностей, где существует изменчивость и подвижность окружающих ситуаций. В этих ситуациях невозможно применить раз и навсегда готовые действия, каждое действие требует перестройки и индивидуальной организации в соответствии с новой ситуацией. Приспособление действий к изменяющимся ситуациям по большей части рискованно и не может происходить на основе реального опробования этих действий в реальной ситуации. Поэтому-то и развертывается процесс опробования и построения действий на основе копии ситуации или отраженной ситуации, т.е. на основе ее психического образа.

Построение любых психических образов пробуждается, следовательно, неустойчивостью окружающих ситуаций, исчезновением привычных условий, для приспособления к которым достаточно было иметь автоматизированные и типизированные действия. Психический образ мира становится заместителем этого мира, более надежным для опробования и построения действий, чем сам изменяющийся мир. Эта функциональная характеристика психических образов позволяет нам понять не только причину их возникновения, но и зависимость содержания образов от тех проблем организации действий, для решения которых эти образы возникают. Субъекту (человеку или животному) нет нужды всегда и полностью отражать весь мир, все объекты или воздействия окружающих ситуаций. Все это необходимо делать лишь по мере нарушения стабильности этих ситуаций и рассогласования этих ситуаций с привычными способами действий.

Все сказанное имеет отношение и к построению теоретических образов и концепций психологии, включая образ самой психики. Если мы стараемся понять возникновение таких сложных форм сознания, как философия, наука, религия и искусство, то и здесь можно видеть, что в них развертываются новые образы мира, не применявшиеся до этого людьми в организации их жизни. И хотя здесь речь идет не об индивидуальных, а о коллективных, социальных образах мира, механизм их возникновения в принципе тот же самый. При возникновении таких систем образов, как философия или наука, также следует предполагать нарушение устойчивых социальных ситуаций и того порядка жизни, к которому тысячи лет была приспособлена деятельность людей.

В ХХ веке психологи уже немало сделали для решения и проблемы определения судьбы, и проблемы природы души. Проблемы эти решаются в разных школах с помощью разных понятий. В гегелевской и марксистской психологии и философии синонимом понятия «определитель судьбы» стало понятие деятельность. Деятельность в философской и психологической интерпретации это не текущая суета дня и не набор действий, как это

обычно представляется житейскому сознанию, а нечто гораздо более значительное, сопоставимое с представлением о судьбе, а в некотором смысле даже с представлением о Боге. После Гегеля и Маркса в философии и психологии в «деятельности» стали видеть сверх- личностный процесс формирования человека, его характера, психических способностей и т.д.

Предпосылки такого представления о внешней, не видимой глазом силе, организующей судьбу и поступки человека, можно обнаружить и у древних философов. Эти идеи, необходимые для создания теоретической психологии, развивались в философии, претендующей на построение целостной картины мира, например в учениях Б. Спинозы и Г.В.Ф. Гегеля, представлявших психику человека естественным компонентом единого мирового духовно-космического процесса.

Но научная психология не приняла и не реализовала ни одну из этих концепций, хотя советская психология предпринимала иногда усилия для прорыва к единой теории развития, к построению концепции единого психсоциального пространства. Но, получив установку на отделение психических и социальных процессов от биосферных и космических, марксистская психология уже не могла восстановить утерянную связь человеческой души с породившей ее Вселенной. А в западно-европейской и американской психологии ситуация сложилась еще хуже. В научно ориентированной психологии XVIII — XX столетий вместо включения человека в единый Логос Вселенной его стали расщеплять на отдельные психические элементы.