Глава XXIII. Нет худа без… чуда

Миллер крался, как вор, мечтая скорее вырваться из лап провинциального города, для которого стал преступником. Он и, правда, им был. Защищающимся, но преступником. А как, как он должен был поступить? Позволить размазать себя по асфальту? Или все‑таки нет? А может быть он – только одно из маленьких «неразумных» звеньев в цепной реакции под названием «национализм». Кому как будет угодно. Скользя вдоль побеленных стен к своей машине, Виктор не переставал думать о том, кто и когда первым запустил эту цепочку, в которой он – еще одно слепое орудие, давшее силу для развития реакции. На кого еще нападет Мурад, когда поправится, или его братья в «праведной» мести? На него? Или на незнакомого русого паренька, не вовремя вышедшего из дома за хлебом? Кого потом в далеких московских джунглях будут гнать русские бритоголовые парни с битами в руках? И чем закончится эта цепь: пойдет ли она по кругу, задевая все новые звенья, или разразится взрывом в каком‑нибудь аэропорту?

Физик спрятался в кустах от оживленных носатых молодчиков. «Заметили? Нет. Интересно, убьют, если заметят? Эх, не играл я в казаков‑разбойников… Сейчас наиграюсь вволю. По‑настоящему».

Голова Миллера оставалась холодной, как и пальцы, морозившие листья усеянного цветами жасмина. Ощущение опасности, добычи, затаившейся от охотников, разливалось прохладой в животе и бедрах, пока физик наблюдал за кавказцами. Яростно споря о чем‑то, те двинулись дальше. Он тоже продолжил путь. Когда, наконец, до брошенной на въезде Нивы осталось совсем немного, у Виктора перехватило дыхание, – с другой стороны к машине приближалась группа вооруженных мужчин в форме.

Все еще невидимый спереди Миллер, как рак, попятился за угол, наткнувшись на пружинящие ветки. «Стоп. Я не могу застрять здесь навечно. Это безумие. Они не увидят меня в лицо. Вперед». Вцепившись взглядом в дерево за воротами, Миллер направился к нему, стараясь идти ровно. Пятьдесят шагов с территории больницы стоили перехода через Альпы. Клетчатая рубашка местами вымокла от пота, прилипая к телу.

За воротами больницы рыночный день кипел, перемешивая в разноцветную гущу зевак, покупателей и продавцов, россыпи товаров, запахи колбас и овощей. Не видя преграды, люди шли прямо на физика, наступая ему на ноги, спотыкаясь обо что‑то непонятное. Он ступил с тротуара на дорогу, уставленную машинами. Внимание привлекла не запертая задняя дверь ржавой «Копейки», он шмыгнул на сиденье, уткнувшись носом в потрескавшуюся дермантиновую курку. Виктор обернулся. В окне заднего вида рыночные ряды кишели людьми, занятыми собственными делами. Никто не вспорол привычный ритм жизни охотой на преступника. Миллер перевел дух, спустившись на сиденье пониже.

Пузатый армянин, бормоча себе что‑то под нос, сел за руль, и дребезжащая «Копейка» повезла беглеца прочь. Выглядывая из‑за спины водителя, Виктор с надеждой смотрел на приближающиеся горы. Наконец, машину затрясло. «Выехали на грунтовку», – понял Миллер, подпрыгивая на кочках. Постукивание и скрип разваливающейся на ходу таратайки разорвал телефонный звонок. Армянин изумленно посмотрел на свой мобильник, пока Виктор, отчаянно тыкая кнопки, отключал у себя звук. Обеспокоенный водитель притормозил, пытаясь нащупать чужой телефон на заднем сиденье. Шершавые толстые пальцы коснулись лица Миллера и отдернулись в испуге. Мужчина выскочил из машины, издалека всматриваясь округлившимися глазами в прозрачную пустоту салона. Виктор выскользнул через противоположную дверцу на зеленую лужайку. Тихонько пятясь, молодой человек скрылся в придорожных зарослях. Владелец «Копейки» с опаской обшарил недра развалюхи и, никого не обнаружив, припустил на ней от греха подальше.

Миллер вздохнул, судорожно соображая, что делать дальше. Перед ним взвинчивалась горбатая дорога, окаймленная лесом. На экране телефона застыл пропущенный звонок. Взобравшись на камни вглубь чащи, Виктор нажал «Ответ» и услышал голос матери:

– Витя, сынок! Ты где? Я никак не могу до тебя дозвониться!

– Мам, все в порядке. Не волнуйся, тут связь плохая.

– Тут – это где?! Зачем ты уехал? Тебе еще лечиться надо!

– Да нет, Ма, все нормально. Я хорошо себя чувствую, – успокаивал ее Виктор, будто не замечая ноющую от боли ногу.

– Я в шоке, ты еще и за руль сел…

– Кстати об этом, – помялся Виктор, – ты можешь подать заявление в милицию об угоне нашей машины?

– Что?!

– Ну, мол, зашла в гараж, а замок спилили, и Нивы нет на месте. Или еще как‑нибудь…

– Зачем?! – не понимала мама.

– Просто помоги мне.

– Господи, ты опять попал в криминальную историю? Витя!

– Мам, поверь мне, – увещевал ее Миллер, – желательно, чтобы никто не подумал, что это я на ней уехал. И чем быстрее ты подашь заявление, тем лучше для меня. Возможно, тебе и не позвонят…, но подготовиться стоит.

– Тебе что‑нибудь угрожает? – упавшим голосом спросила Елизавета Андреевна.

– Нет же…

– Не ври.

– Может быть. Но все решаемо.

– Ты мне скажешь, где ты?

– Прости, потом, ладно? – Виктор услышал шум колес и шепнул в трубку. – Все, мам, не могу говорить. Пока!

Мимо промчался грузовик, и все снова затихло. Окинув взглядом завалы камней и лес, испещренный поваленными бурей стволами, физик вернулся к пустой грунтовке и, подволакивая ногу, побрел к Денебу. Одолеваемый немым упрямством, он не хотел просить Дениса о помощи. Но по прошествии четырех часов пути по вздыбленной дороге скулящие напоминания недавних травм вытеснили мазохистское упорство.

* * *

Денис мерил шагами узкий гостиничный номер, нервно хлопая себя по бедрам:

– Ты вообще понимаешь, как ты влип?!

– Понимаю, – ответил Виктор, – не идиот.

– А, по‑моему, самый настоящий! Такого накрутить, блин! Теперь я вообще не знаю, что делать: на вертолете тебя вывозить или в багажнике.

– Сам разберусь, – хмурился Миллер.

– Уже разобрался. Самостоятельный ты наш! – Денис закурил очередную сигарету. – Нужна была тебе эта скорая! Собирался сестру из передряги вытаскивать, а придется спасать вас обоих. И о ней, черт, ни слуху, ни духу.

Виктор молчал, думая, что иначе он не мог. В памяти всплывали жалобные причитания кавказских женщин, и его изгрызала совесть.

– Чего молчишь‑то? – злился Денис.

– Я, пожалуй, пойду, – вздохнул Миллер.

– Куда еще на ночь глядя?

– У меня было достаточно времени подумать, пока шагал по дороге. Нужно вернуться туда, где выл пес Булкина.

– Там же нет ничего!

– Необычное это место. Я чувствую.

– Мы все обшарили с тобой там…

– Наверное, не все.

Денис угрюмо посмотрел в окно:

– Мне стало казаться, что мы ее вообще не найдем.

– Не говори так. Я сходил бы туда.

– Сиди в номере, – резко сказал Соболев, выпустив из ноздрей клуб дыма, – разве ты не понимаешь, что тебе лучше нос не высовывать?

– А Дина?

– Ей легче не будет, когда тебя прирежут…Если она вообще жива. А ты – живой. И сиди смирно. Все. Я звоню своему депутату. Пусть разберется с милицией. Надеюсь, они у него и так все купленные. А ты ни ногой отсюда!

– Может, еще и в номере запрешь? – усмехнулся физик.

– Может, и запру. Давай, отдыхай, нога, небось, болит. Я видел, как ты ковылял сегодня, точно раненая газель в Серенгети. Спокойной ночи.

Денис вышел. Пошарив в рюкзаке, Виктор достал походный фонарик и набросанную давеча Палычем схему маршрута к «Полочке». Надвинув на брови бейсболку, молодой человек вышел из гостиницы.

* * *

Настя направлялась к плато, боязливо нарушая запрет, брошенный ей черно‑огненными глазами. Она лишь надеялась увидеть их еще раз. Тоска по «магу‑небожителю» стала невыносимой, как и жизнь дома. Очнувшаяся после операции мать не хотела ее видеть, старшая сестра шпыняла колкими замечаниями, а братишка, наслушавшись сплетен, убегал от Насти, кидаясь в нее ветками и прошлогодними яблоками. Соседки укоряли строптивого подростка, якобы ослушанием загубившего мать.

Девочка и сама чувствовала себя плохо, просыпаясь утром под приступы тошноты и боли в животе. То ли еще будет? Она не могла так больше. Одевшись прилично, «как все», в дорогие джинсы и красивую рубашку, присланную отцом из Москвы, Настя аккуратно расчесала волосы и сложила в рюкзачок документы, горстку вещей и пока нетронутую, скрепленную резинкой пачку подаренных Сетом денег. Выходя из комнаты, она прихватила темную трость – ту, что выпала из машины спасшего их парня с грустными глазами. В суматохе у больницы Настя подняла ее, чтобы отдать, да не увидела его больше. Потом оказалось, что, бросив свою машину, их спаситель исчез, и девочка забрала палку домой. Зажав в ладони полированную трубку, Настя подумала, вдруг встретится тот светлый незнакомец, и будет он ей благодарен.

Всю дорогу вверх девочка думала о Сете, почему‑то не сомневаясь, что он будет там, где они расстались в последний раз. Приметив издалека кривую сосну, венчавшую тропинку над пропастью, Настя перекрестилась и рванулась к ней.

* * *

Дина услышала голоса. Это было необычно. После стольких дней тишины – вновь человеческие голоса. Они спорили, ругались, словно соседи за стеной квартиры в многоэтажке. Низкий голос и тонкий кричали друг на друга откуда‑то из‑за кизильника. Дина пошла туда. Сцена за кустами боярышника отрезвила ее, будто окатив ледяным душем.

В нескольких метрах перед тем самым мегалитом, где проходило мистическое посвящение, Сет отталкивал от себя девушку, которая, как собачонка, висла на его руке, не желая уходить.

– Ты не нужна мне! – громыхал он, отворачивая непроницаемое лицо.

– Я не могу без вас! – выла она, не отпуская его рукав. – Мне идти некуда.

В глаза Дине бросилась груда вещей и выписанные черной краской символы на валунах, окружавших камень‑жертвенник. Несомненно, здесь что‑то готовилось.

Не дожидаясь, пока ее заметят, Дина понеслась прочь сквозь кизильник. В мгновение ока она оказалась возле избушки. Тяжело дыша не от одышки, а от нахлынувших внезапно эмоций, девушка окинула взглядом «свое жилище» и поняла, что отсюда ей нечего забирать. Боже, сколько высокопарных слов она здесь услышала, сколько тайн…, не поняв лишь одного секрета – ее вскармливали, как овцу на убой, усиливая энергетический потенциал для затеянного ритуала. «Да, чтобы погуще и пожирнее была», – с негодованием произнесла девушка.

– Не торопись с выводами, – послышался позади голос Медведицы.

Дина резко обернулась:

– И вы тут как тут! Схватите меня?! С вашей силищей это легко! Вы – вообще человек? Женщина?

– Я не буду тебя держать, – спокойно произнесла Анна, – выбор всегда за тобой.

Дина почувствовала, как колко бьется сердце, вскипая болью. Она подошла к стоящей в дверях Медведице вплотную, ощутив ее спокойную, железную силу:

– Пропустите меня. Я ухожу.

Та посторонилась:

– Твое решение. Значит, момент наступил.

Отойдя на несколько метров, девушка снова обернулась и посмотрела на бывшую наставницу:

– Я доверилась Вам! И снова обман! Ведь все – неправда! Про миссию, про ребенка, про меня… Вы хорошо знаете, какими крючками подцепить рыбку, чтобы она с любовью и верой в светлое будущее сама бросилась в котел, не правда ли?

Анна молчала, и они долго смотрели друг на друга, пока Медведица не ответила:

– Надеюсь, не все уроки пропали даром, девочка. Думаю, ты разберешься сама. Будь здесь и сейчас. Не витай ни в прошлом, ни в будущем. Концентрируй внимание на настоящем. Иди.

Девушка ринулась вниз с плато, по заросшей, давно никем нехоженой тропинке. Она бежала, скатываясь по крутым склонам, перепрыгивала через расщелины, чувствуя в сердце пустоту, а во рту отвратительный привкус лжи. Мысль о том, как долго ее обманывали, тянула к земле, скукой заходилось в суставах, словно не остановленный вовремя грипп. И Дина бежала, не боясь упасть в пропасть, мчалась, пытаясь ветром и скоростью сорвать с себя балахон обмана, натянутый на нее с таким старанием.

Стремительный спуск к долине оказался для нее легким, словно она преодолела маленький пригорок, девушка не замечала, насколько изменилось и окрепло ее тело за дни добровольного отшельничества. Наконец, она замедлила шаг. Лихорадочный жар утих, уступив место грусти, которая спустя некоторое время растворилась в спокойствии. Теперь Дина просто шла, думая «Пора было возвращаться. У меня есть моя жизнь. Я хочу снова увидеть Витю, Денчика, Юльку с Аленой. Обнять всех. И оставить весь этот кошмар за спиной. Довольно приключений».

До деревни было не так далеко, когда скалы окутала ночь. И как когда‑то Дина увидела пятнышко костра среди валунов. «Дежа вю», – усмехнулась она и пошла к огню.

* * *

Виктор проводил в скалах не первую ночь. Его неумолимо тянуло сюда, и хотя дневные поиски ни к чему не приводили, он упорно возвращался после захода солнца. Физик разжигал огонь и, рассматривая пятна звезд над пропастью, думал о Дине или пролистывал страницы собственной жизни, опрокинувшись на рюкзак.

Виктор поправил палкой сухие ветки, выпавшие из костра, когда нечто странное в ночном шелесте леса привлекло его внимание. Знакомый, неуловимый слухом, но явственный звук заставил Миллера встать, всматриваясь в темноту. Из густой тени в освещенном пятне возник эфемерный образ.

– Витя?! – изумленно зазвенел голос.

– Дина! – он бросился к девушке и схватил в охапку, убеждаясь, что перед ним не призрачное видение. – Я ждал! Я знал! Боже, какая ты крохотная! Какая же ты!

Оторопевшая от неожиданности, она улыбалась, чувствуя его такой приятый запах и тепло рук:

– …какая?

– Моя! – Миллер опустился на колени и притянул к себе плавные, упругие бедра. – Нашлась! Девочка моя.

Он приник лбом к ее животу и замер, закрыв глаза, но потом вдруг отстранился и, сбиваясь, спросил:

– Прости… я накинулся на тебя… может быть, я… или ты не… Столько произошло… Ты… еще хочешь… меня видеть?

Дина поцеловала его в макушку и стала на колени рядом с ним:

– Очень.

У него вырвался вздох облегчения.

– Неужели ты приехал за мной? – спросила она.

– Да. И Денис тоже здесь. В деревне.

Девушка растрогалась:

– Родные вы мои!

– Хочешь, мы пойдем туда…, ‑ подхватился он, но Дина потянула его обратно:

– Я хочу побыть с тобой. Вдвоем. Я так соскучилась!

Глупая от счастья, ребяческая улыбка засияла на небритом лице. Они сели на сложенное возле костра одеяло. Виктор не выпускал из ладоней ее тонкие пальцы. Молодые люди то рассказывали о своих перипетиях, то трепетно ласкали друг друга. Наконец, к ним пришло нежное, благостное спокойствие. Костер потух. Их глаза были совсем близко. Прижавшись теплыми телами, они шептались в темноте, как будто кто‑то их мог услышать:

– Нам нельзя задерживаться здесь, – говорила Дина, – я видела Сета. Он продолжает к чему‑то готовиться. Не сомневаюсь, я – обязательная фигура в его игре.

– Мы уедем сегодня же. Прямо сейчас!

– Подожди, – она снова коснулась губами его губ, – так хорошо с тобой. Пусть это счастье еще продлится…

– Оно не закончится!

– Никогда не знаешь, чего ожидать с приходом солнца. Здесь и сейчас мне хорошо.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

Погрустнев, Виктор признался:

– Я почти убил человека…, ‑ и поведал о злоключениях в соседнем городке, закончив словами, – мне ужасно жаль, что я стал причиной чужой боли. И теперь я – в розыске.

Дина стала серьезной:

– Ты пообещал мне не создавать оружия…

– Во сне!

– То был не просто сон.

– Да, прости. Я должен был тебя послушать… Не сердись, – он склонил голову.

– Я не сержусь, глупый, – сказала она, – что сделано, то сделано. А выход обязательно есть.

* * *

Птичье многоголосие разбудило Дину. Розовеющее утро окутывало прохладой. Виктор еще спал. Боясь пошевелиться, Дина разглядывала его, наполняясь упоительным чувством тихого счастья. Такое серьезное совсем недавно лицо взрослого мужчины во сне разгладилось, успокоилось. Губы, сложенные бантиком, несмотря на окружающую их щетину, придавали его выражению трогательную детскость. Крошечные веснушки, морщинка на лбу от привычки хмуриться, родинка на левом виске вызывали нежность. Все такое родное. Он повернулся во сне и коснулся ее ступни большим пальцем ноги, у Дины по телу пробежала ласковая волна. Как можно сомневаться в том, что он – ее половинка, если даже это случайное прикосновение, его ровное дыхание, и просто то, что он рядом, приносит ощущение «дома», где тепло, хорошо и безопасно! Виктор приоткрыл ресницы, улыбнулся сквозь дрему. Еще не просыпаясь, он пробормотал чуть слышно: «Люблю тебя» и заснул опять. Через несколько минут он снова открыл глаза, и их взгляды встретились. Он обнял ее: «Иди ко мне», она поддалась. Их дыхание и движения слились в едином ритме.

Расцветающий день был полон радости. Дине и Виктору казалось, что все вокруг им улыбается: бутоны цветов и капли росы на лепестках и траве, горы в прозрачной голубой дымке, бабочки и мотыльки, фейерверками разлетающиеся из‑под ног. Держась за руки, молодые люди шли вниз по усыпанной цветами поляне, едва чувствуя под ногами землю. Дина заметила ручеек, струящийся в траве тоненькой лентой.

– Побежали! – она потянула Виктора к ручью. – Я первая!

Как дети, они припустили к источнику наперегонки.

– Стой! – кричал Виктор. – Так не честно! Ты не хромаешь!

Но девушка уже склонилась над водой. Когда Виктор подошел к ней, она протянула ему наполненные ладошки:

– Попробуй, какая вкусная!

Виктор осторожно отпил и взглянул ей в сияющие глаза:

– Спасибо, фея, за живую воду!

Дина хитро посмотрела на него:

– А вот и не фея! – и, хохоча, окропила его холодными брызгами.

– Ага! – Он шутливо сдвинул брови и поймал ее руки. – Тогда кто это тут расшалился?

– Не я, – смеялась Дина, – это только мои руки…

– Ах ты! Игривый котенок! – говорил Виктор. – Такого только под мышку и айда!

– Да что вы говорите, господин ученый! – Дина смешно гримасничала.

– Вот‑вот, ученый! С наукой не спорят, – строго сказал Виктор и поймал ее губы своими.

Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Дина тихо сказала:

– Знаешь, по‑моему, все уже позади. Все плохое кончилось.

– Да, ты со мной! И все будет хорошо! Пойдем?

– Пойдем, – кивнула она.

И они поторопились к уже показавшимся внизу крошечным домикам, утопающим в цветущих яблоневых садах.